То, чего не видел Джон. The Story

      — Спокойнее, капитан. Они вас не съедят.       Хан утоп в мягком кресле медблока, сложив пальцы домиком. Он исподлобья следил, как меняется в лице Кирк, когда в него прилетает очередной смятый комок бумаги.       — Правило первое и единственное, — раздался низкий размеренный голос. — Всегда. Будь. Спокоен. Убить – успеется.       Экипаж, шуршащий листами уже ненужных документов, то там то здесь выныривал из-за столов, оборудования и кушеток, и пускал в своего капитана мягкий снаряд. Боунс молча хмурился на незваных гостей, но отпускать пациента ради какого-то эксперимента все же не захотел. Кирк не сводил с Хана глаз, сжав кулаки. По макушке его проехался последний комок, когда Хан негромко сказал:       — Хватит, — и, хромая, приблизился к Кирку. — Так я себя чувствую постоянно, капитан. Не стоит ломать кости каждому, кто посмеет бросить в вас камень. Потому что камни для вас неопасны.       — По тебе заметно…       — Вы. Слева. — Хан окинул взглядом разношерстную толпу в разноцветных одеждах. — Вы теперь вместе с капитаном. Мистер Скотт, вы были справа. Окажете всем нам честь, если побудете полководцем.       — Мистер Сингх, вернитесь в постель, — хмуро возразил Боунс.       — Как скажете, доктор.       Кирк наблюдал, как Хан неторопливо ушел к своей кушетке. В ухо ему прилетел бумажный комок. Он осмотрелся: Скотти, ойкнув, нырнул за рентгеновский аппарат, что спасло его от ответного броска, но не защитило от другого: Ухура сегодня была на редкость метка. Хан уже удобно расположился на ложе. Воздух заполонили открыто и хитро, под углом, летящие комки: битва началась. Боунс все подпирал стену и не удержался от того, чтобы закатить глаза.       — Так, теперь надо здесь найти Джима…       — Левее от центра, на первом плане.       Боунс обернулся.       — Четыре метра! Я-то здесь ничего разглядеть не могу, как вы?!.       — Зато я отлично вижу себя, а рядом – капитана. Заметьте, доктор, вам сопутствует редкостная удача.       — С какой стати? У меня в блоке устроили бойню, затем салочки, а потом – распитие горючих жидкостей…       — Зато у вас есть точный рентгеновский снимок вашего капитана.       Боунс вздохнул. Ударил по нему:       — Он бесполезен. Джим стоит вполоборота.       — Вы позволите? — Хан протянул руку. Когда снимок приблизился к ней, пальцы мягко взяли толстую пленку за край. — Могу заверить, с вашим капитаном все в порядке.       — В порядке. Как же, в порядке! Знаете, что однажды было? Он пробил дверь к себе в отсек. Пробил! Дверь! Насквозь! И знаете, что он сказал? Что он запнулся!!! — взвыл Боунс.       — Случается, — отметил Хан. — Вот это белое пятно у левого легкого. Пока оно там, вам не о чем беспокоиться. Органы не смещены, а значит, ваш капитан — до сих пор человек. Вам стоит перелить ему кровь.       — И сколько раз мне это надо сделать? — Боунс устало опустился на белый вертящийся стул, потер глаза ладонью.       — Столько, сколько потребуется. Пока не увидите изменений.       — Он не согласится, — он в отчаянии замотал головой. — Принудить его я не могу… Его ничем не удержать.       — Меня он долго слушать не будет, доктор. Я не могу гарантировать его управляемость, но вы знаете своего капитана лучше меня. Сыграйте на этом. Я в вас верю, мистер МакКой.       Сон все никак не шел. Уже прокапано успокоительное, и свет выключен. Кушетка казалась такой чужой, такой неудобной, что впору пойти бродить по кораблю в поисках своего места. Тихо тикали часы над входом. Отсчитывали секундами минуты, но часы иногда скакали, стоило на мгновение смежить веки. Зачем здесь этот механический анахронизм? Потому что бывает всякое – говорил МакКой. Может отказать электроника, но он всегда должен знать, сколько у него есть времени. Хану казалось, что в этом он чертовски прав. За дверями раздался тихий шум. Круглые непрозрачные окна на дверях палаты равномерно осветились ярким мягким светом. Наверное, доктор пришел проверить состояние пациента, что случалось еженощно; однако шум стих, а спустя секунду что-то металлическое звонко брякнуло об пол и покатилось. Что там…       Качало на волнах. То вверх, то вниз. С трудом разомкнув ресницы, Хан увидел над собой светящиеся полосы потолка и напряженный кулак с красным рукавом, держащий за край простынь, на которой его волокли. Он не двигался: такой прием проходил очень часто, и сейчас просто обязан был пройти.       — Что-то он долго в отключке. Сучка говорила, что очухивается быстро, — раздался голос от ног Хана.       — Ну так шандарахни еще разок, проблема-то в чем?       Он встрепенулся, но не успел ничего сделать: оглушающий выстрел фазера настиг раньше.       Ногу нещадно ломило; боль короткими вспышками пронзала половину тела. «Пора просыпаться», — говорила она. Уже не было тех людей, что тащили его по коридорам Энтерпрайза, и не было самих коридоров. Вокруг была узкая серебряная труба высотой в ханов рост. С одной стороны она оканчивалась громадным вентилятором, а с другой… Хан сглотнул: с другой были автоматические ворота с цифрой «20». Он посмотрел вверх. Прямо над ним трубу с коридором соединял темный лаз с тремя рядами ровных скоб для спуска. Судя по тому, как сломана нога — снова, черт побери! — его сюда просто сбросили.       Отлично.       Просто отлично.       Дьявол.       Хан зарычал, но рык сорвался и перешел в высокий стон. Он закрыл руками глаза.       Это тот самый мусоросброс, из которого он много, казалось, веков назад прыгал к Возмездию в компании самоуверенного Кирка. Да вот только теперь кто знает, чем окончится его история в открытом космосе без пенса надежды…       Хан подтянулся до верхнего люка, истратив все свои силы; стукнул слабым кулаком в стекло. С той стороны показались растрепанные лица, увидевшие его и расплывшиеся в улыбках. Потом они воровато оглянулись, забеспокоились. Хан стучал им вслед, когда они исчезли, потому что больше ничего не мог поделать. Прошла секунда, и в окне показалась остроухая физиономия. Казалось, коммандер был удивлен, увидев там совсем не то, что ожидал. Хан не мог больше держаться. Он опустился на пол, а Спок постучал сверху в окно. Он замахал руками, и стало понятно, что открыть люк он не может. «Конечно не может, он управляется с центральной панели», — пришла горькая мысль. Спок показывал один и тот же повторяющийся жест — обе ладони двигались синхронно вниз, но Хан не понимал. Он дрожал вспотевшей кожей под разорванной больничной рубашкой, глаза блуждали по серебряным круглым стенам и не находили, за что можно зацепиться. Картинка двоилась, пред взглядом летали белые светящиеся мушки. Хан очень жалел, что так и не смог ничего сделать для своего экипажа, а теперь уже поздно. Он посмотрел в окно, но Спока там уже не было. Неудивительно. Пропал. Бросил.       Механический бездушный голос скупо сообщил, что через десять секунд ворота будут открыты.       Три       Два.       Один.       Мгновение.       Ничего не напоминало о Хане больше. Он несся в сторону от корабля, а Энтерпрайз все не становился меньше. Кровь вскипала, вынуждая закрыть оледеневшие глаза, и он понял, что показывал ему Спок.       Выдох.       Дополнительные секунды жизни.       Зачем?       Неважно...       — Мистер Скотт, Чехов! К телепорту как можно скорее! — орал в коммуникатор Спок, пока на пределе сил несся по кривым коридорам, снося редких встречных людей. Приложил ладонь к считывателю, и медленная и неторопливая система заставила потерять драгоценных полторы секунды. С другой стороны подбегали Павел и Скотти с перекошенными от волнения лицами: кричащего Спока они видели впервые.       — Мистер Скотт, — Спок задыхался, — настройте телепорт на режим приема. Мистер Чехов, возле корабля есть органическая материя, будьте добры ее координаты для захвата.       Скотт застучал кнопками и рычагами, Чехов углубился в развернутый экран, что-то остервенело высчитывая. Его руки мелькали так быстро, что размывались в воздухе.       — Есть! — одновременно отрапортовали они.       Спок не теряя времени хлопнул по кнопке запуска. Телепорт ожил и закрыл гермостену, пустив в отсек золотые лучи. Они обвили проявившийся из пустоты крупный белесый объект, скорчившийся в позу эмбриона. Сияние опало и растворилось, а коммандер, энсин и главный механик пораженно смотрели на то, что оказалось в отсеке. Гермостена давно пропала. Спок с каменным лицом развернулся и покинул помещение. Энсин нахмурился, а Скотти почесал затылок.       — Это пижаму мы ловили, что ли? И зачем тогда такая спешка? Все равно она рваная.       Все должно быть, как до́лжно…       — Сэр? Сэр, вы в порядке? — донесся до сознания чей-то грудной голос. Казалось, его источник находился прямо перед лицом, но, не открыв глаз, точнее сказать было сложно. Пахло сыростью и туманом. Ветер шевелил волосы, небрежно проходился по голове, касался шеи, на которой было что-то надето. Ничего не болело, все было на своем месте. Хан разомкнул веки. Над ним нависал коричневый человек с ежиком торчащих мелких косичек. Широкий нос занимал половину лица. Черные глаза с желтыми склерами обеспокоенно вглядывались в Хана.       — Сэр? Вы можете встать?       Над косичками перилось облаками серое небо. Тугое, низкое. Готовое прорваться крупными каплями прямо на каменную мостовую. Издали, разгоняемый собственным эхом, послышался знакомый перезвон колоколов. Бам-бим-бим-бам-бам-бим-бом! Деревянный ставень, намертво приколоченный к стене прямо над Ханом, не оставлял сомнений.       Быть такого не может.       — Сэр?!       Нет-нет! Не может. Хан облизал губы.       — Где я?       Негр посмотрел на ближайшую табличку с номером дома.       — На Уоррен-роуд, приятель.       — Где это?       — Хэмпшир, где же еще. Головой не ударился?       Хэмпшир?! ХЭМПШИР?! Хан во мгновение ока оказался на ногах, а огромный негр в его руках оторвался от земли, прижатый за горло к ставне. Она скрипнула и сдвинулась вверх.       — Только не говори мне, что это Лондон, — прошипел Хан.       Тот выпучил черные с желтым глаза. Он хрипел и пытался отцепить от себя жесткую хватку, а Хан оглядывался по сторонам. Даже если предположить, что этот не врет, здесь он ни разу не был. А к чему ему лгать? Через дорогу была низкая зеленая изгородь, подстриженная старательной рукой. По одну сторону тянулись крохотные двухэтажные домишки, у каждого дверь и пара окон над нею. Узкая улочка, заставленная цветными машинами. По другую — перекресток с заправкой «ЕSSО», белые колонки с красной полосой и очередь рядом с каждой из них. Все, как в любом из спальных районов. Хан двинулся к заправке, а негр осел на землю, потирая руками шею с набухающими черными следами.       В магазине должна быть карта. Хотя, зачем она нужна, когда все говорит само за себя, хоть и трудно поверить. Он свернул в сторону. Ближайшая витрина отразила высокую худую фигуру, мчащуюся по тротуару. Полы пальто развевались, а кончик синего шарфа, небрежно намотанного на шею и выбившийся, дрожал от порывов ветра. Черные блестящие кудри колыхались в такт шагам. Руки сжаты в кулаки, и люди расступаются по сторонам, пропуская решительно настроенного Шерлока Холмса, которого здесь знала каждая распоследняя собака.       Майкрофт разбирался, наконец, с теми документами, до которых раньше вечно не доходили руки. Почти полностью опустошенный стол был заставлен ровными стопками испечатанных листов, и перфекционистская часть Майкрофта приходила в восторг, когда взгляд в очередной раз падал на них. Антея должна была вот-вот принести ежедневный отчет от службы безопасности, а до того у него было целых пятнадцать минут спокойствия и тишины. Глава Британии удобно расположился в своем кресле с высокой спинкой и закрыл глаза. Сегодня даже не болела голова, что уже можно считать хорошим началом дня. Снаружи послышался шум, перешедший в приемную и оформившийся криками «Вам туда нельзя!» и грозными, уверенными шагами, на которые крик не оказывал никакого влияния. Майкрофт насторожился: кого могло принести? Обе двери его кабинета распахнулись с такой силой, что замок вылетел и покатился по полу, пока не наткнулся на край мягкого ковра, эпизодически закрывавшего полосы паркета. Двери шваркнули по стенам, а одна из них покосилась; в проем проскользнула долговязая фигура со спокойным, сосредоточенным и совсем чужим выражением на хорошо знакомом лице. Майкрофт отпрянул, но не успел даже встать, когда его голову обхватили ладони, закрыв уши. Хан заглянул в его глаза, и голос его был хриплым, будто он только что долго, нечеловечески долго кричал:       — Говори… Что ты сделал. Где она?       — Кто она?       — Сингер. Ты подослал ее?       Ладони начали сжиматься, голова загудела. Майкрофт закричал:       — Про что ты говоришь?!       — Про твои игры в лаборатории, — рычал Хан. — Твои и Сингер. Разве не так, Майкрофт?       — Я понятия не имею, о чем ты говоришь! — взвыл Майкрофт. Он изо всех сил царапал ногтями сжавшие голову тиски, но не оставлял даже тонкого следа. Казалось, череп стал мягким воздушным шариком, который того и гляди разорвется в жестких руках, и воздух из него брызнет в стороны. Но давление резко пропало; Майкрофта швырнули в его не так давно желанное кресло. Он вцепился в подлокотники, и никакая сила не сдвинула бы его с места больше. Хан зверем метался по комнате, и его резкие движения никак не вязались с тем обликом, что слазил с него, будто старая шкура. Майкрофт вздрогнул, когда на него камнем двинулось то, что он представлял знакомым, и зависло в дюйме от лица, пылая ледяным спокойствием и шипя:       — Камер-ры. Подними все записи за эту ночь. Она нужна мне живой.       Глава Британии одними пальцами потянулся к переговорнику. Утопил кнопку и, на всякий случай не отрывая взгляда от Хана, тихо сказал:       — Антея, сбросьте мне на компьютер все записи из лаборатории за эти и прошлые сутки.       — Пять минут, сэр, — раздался чуть охрипленный динамиком голос.       На записи Сингер все так же появлялась со стороны спален ученых, раз за разом надевала на Хана браслет и снова и снова запускала его прежде, чем он успевал настигнуть ее и пропасть в вихре искр. Майкрофт тоже разглядывал ее. Казалось, он удивлен не меньше Хана, но это его сейчас почти не волновало.       — Я не знаю ее, — покачал головой Майкрофт. Глаза его шарили по экрану; он прищуривался, будто изображение было размытым. К нему вернулась былая уверенность.       — Рил Сингер нет в списке персонала.       — Тогда кто это? — Хан склонил голову вбок, вглядываясь в запись.       — Куда тебя переместило, Сингх? — вдруг сказал Майкрофт. Хан сжал зубы.       — В Хэмпшир.       — Далековато. Остался браслет?       — Потерялся.       — Очень жаль, — сказал Майкрофт в спину удаляющемуся аугменту. Антея залипала в телефоне. Похоже, разгрома вокруг она вовсе не замечала.       Уже на улице Майкрофту ушло сообщение:       «Найдешь мне Сингер — продолжим эксперименты. Без нее бесполезно»       Через минуту пришел ответ:       «Не командуй»       «Не обещаю»       «Постараюсь»       Миловидная улыбчивая девушка подавала ему дорогую бархатную коробочку. Хан моргнул. Вокруг сверкали драгоценности, усыпанные бриллиантами витрины отражали свет каждой гранью каждого камня. Огромные окна в пол выходили на широкую оживленную улицу.       — Мистер Холмс, вы забыли, — возле кассы все еще ждал небольшой глянцевый футляр цвета запекшейся крови. Он кивнул. Конечно. Вспомнить бы еще, как он сюда попал — вот была бы удача. Футляр отправился в глубины кармана. Вечером разберется, а сейчас нужно попасть в CM news, где его уже, наверное, ждет Джон. Хан поспешил на выход.       — Но ты, вообще-то, не очень похож на Магнуссена, — прошептал Джон возле дверей. Здание имело четырнадцать уровней охраны, а офис Магнуссена находился на самом верху, прямо над его квартирой. Этот персональный лифт, способный доставить визитера прямиком в пентхаус, вызвать может только Магнуссен — личной ключ-картой. Такую Хан обнаружил у себя в кармане, но работала она, как выяснилось, только на остальных лифтах. Значит, ее нужно сломать. Джон, только не говори, что ты не понял стратегии. Хотя, он же не и знает половины плана. Хан улыбнулся уголком рта: присутствие Джона странным образом успокаивало и настраивало на рабочий лад.       Карта была тщательно размагничена часом ранее. Теперь, если попробовать ее использовать, то система считает ее не как неверную, а как испорченную. А если она испорчена, то для того, чтобы узнать, что он не Магнуссен, они включат камеру справа от лифта. Пользователя карты немедленно увидит тот, кто находится в офисе. Кто-то из его персонала; сейчас там почти никого. Наверняка — только его секретарь.       — Не понял, и что нам поможет, — уточнил Джон.       — Человеческий фактор.       И покупка. Хан приложил карту к считывателю. Система нашла неисправную карту, и включился видеофон. Аугмент натянул на лицо лучшую из улыбок. В ответ динамик зашептал:       — Шерлок, ты с ума сошел, что ты делаешь?       Джон рванулся к камере, но Хан остановил его.       — Привет, Джанин. Впусти меня скорей.       — Нет, я не могу, ты же знаешь. Не валяй дурака.       — Что, прикажешь делать это здесь? — Хан огляделся. Людям, как всегда, не было никакого дела до окружающих. — На глазах у всех?       — Делать что на глазах у всех? — она насторожилась.       Что же. Хан раскрыл коробочку цвета крови — такого простого. На белой бархатной подушке сверкнул гранями небольшой камень в тонкой изящной оправе. Нервный вздох на той стороне микрофона подтвердил уверенность Хана. Панель пропуска загорелась зеленым. Двери раскрылись, приглашая подняться. Он запихнул ошарашенного Джона в лифт:       — Видишь, у всех людей есть слабое место.       — Это была Джанин!       — Разумеется, Джанин. Она — его секретарша, в этом все дело.       — Ты сделал ей предложение, чтобы проникнуть в офис! — Джон обвиняюще ткнул в Хана пальцем. Тот ничего не почувствовал. — Удачно вышло, что я познакомился с ней на твоей свадьбе.       — Господи! Шерлок! Она тебя любит!       — Да, — равнодушно отозвался Хан. — Как я и сказал, человеческий фактор.       Офис на первый взгляд был пуст. Хан чуял запах Джанин, он витал в воздухе — теплый аромат, пронизывающий все вокруг.       — Шерлок?! — Джон опустился на пол за дальним из белых космических кресел, огибающих стол.       — Упала в обморок?       Нет, к ее аромату примешался другой, еще более сладкий, металлический. Джон посмотрел на свою руку, теперь покрытую красными теплыми каплями.       — Ее ударили по голове… Она дышит. Джанин?       И тут Хан услышал шорох. Этажом выше будто бы уронили что-то. Он пригнулся. Хищник в нем ступал мягко. Неслышно прокрался мимо кресла Магнуссена. Учуял след от духов. Знакомый, но, казалось, встреченный лишь однажды когда-то в прошлой жизни. Мозг перебирал варианты, а Хан крался дальше, туда, наверх, где тяжелое упало на мягкий ковер. Теперь донеслись и другие звуки. Испуганный, высокий мужской голос что-то прерывисто говорил, уговаривал. Звуки сложились в слова.       — Понимаю, это из-за мужа. Но вы подумайте о нем: у вас чудесный муж. Такой порядочный и честный! Настоящий англичанин!       О да. Эти слова могли бы быть комплиментом из уст любого, кроме Магнуссена.       — Что бы он вам сейчас сказал?!       Хан прокрался в комнату. Спиной к нему, затянутая в черные одежды, стояла женщина, направив ствол оружия на Магнуссена. Она передернула затвор, приготовив пулю к выстрелу. Перед нею на коленях скорчился глава многих газет; заложив руки за голову, он причитал:       — Нет, нет! — край его рубашки выбился из-под ремня. Галстук висел на шее безжизненной черной петлей, небрежно выскользнув из зажима. — Постойте! Вы делаете это, чтобы оградить его от правды, но разве он бы этого хотел?       Хан выпрямился возле двери. Хоть фигуру и скрывала мужская одежда, но он все же узнал ее — по духам. Клер де ла люн.       — И раз уж вы собрались совершить убийство, вам бы следовало сменить парфюм, леди Смолвуд.       Магнуссен опустил руки ниже: увидел выход.       — Простите, кто? — переспросил он. Капли мелкого пота покрывали всю его кожу. — Это не леди Смолвуд, мистер Холмс.       Фигура медленно обернулась, направив на Хана холодное черное дуло. Мэри твердо смотрела ему в глаза.       Лгунья.       Хан поверил.       Глупец.       —Джон пришел с тобой? — обеспокоенно спросила она. Мэри, Мэри. Ты обещала. — Джон здесь?       — Он внизу, — медленно сказал Хан. Мэри была слишком далеко, чтобы успеть ее нейтрализовать. Выход один: тянуть время.       — И что? Что вы теперь сделаете? Убьете нас обоих? — голос Магнуссена окреп.       — Мэри. Не знаю, что на тебя нашло, но позволь помочь.       Перенести вес тела. Незаметно, осторожно. Она не должна увидеть.       — О, не вздумай приближаться, иначе я тебя убью.       — Нет, миссис Ватсон. Я не думаю, — Хан покачал головой.       Мэри нажала на спусковой крючок. На рубашке Хана появилась багровая точка. Она будто пускала корни, рождая все новые тонкие-тонкие красные ручейки на белой ткани. Она промахнулась лишь на дюйм от того места, где было бы сердце, будь Хан человеком…       — Мне очень жаль, Шерлок. Клянусь тебе.       — Мэри?       — Все не так, как ты думал, верно? — раздался знакомый голос. Хан обернулся. Там, где он только что был, возник скелет с длинными русыми волосами. Круглая инородная дыра в его черепе стремительно затянулась, обросла мясом и кожей, под ней появились сосуды и хрящи. — Кровь не бьет фонтаном, и ты не отлетел назад. Размер полости небольшой, боковой удар минимален.       Пластиковый бейдж на груди белого халата отблескивал, так что полностью прочитать имя было невозможно. Но слово «ерельман» в последней строчке можно было разобрать.       — Ты стоял неподвижно, когда пуля вошла в тело. Вероятность смерти велика, Ханни, — взволнованно сказала она, — нам нужно сосредоточиться, ладно?       Голос ее уплывал и растворялся…       Она взяла его лицо в ладони:       — Ханни, сосредоточься! У тебя всего три секунды, чтобы подумать. Как я тебя учила, помнишь? Теперь думай, что тебя прикончит?       — Потеря крови.       — Точно. Значит, сейчас главный вопрос — вперед или назад. Нам нужно решить, как именно ты должен упасть. Одна дыра или две? Пуля еще в тебе? — Ани внимательно смотрела на него.       Все зависит от пистолета. Какой из них? Фазеры и ионные отпадают… Или неважно, какой пистолет?..       — Что было позади, когда тебя убили?       — Я же еще жив…       — Вспомни, если бы пуля прошла насквозь…       — То я услышал бы звон стекла. Зеркало за спиной бы разбилось.       — Верно, — Ани улыбнулась, — а звона не было.       — Значит, пуля внутри.       Она может сработать как пробка и удержать кровь в сердце до тех пор, пока помощь не подоспеет. Так что выход один — не сместить ее, и падать на спину.       Комната поплыла. Мэри растворилась, а потолок оказался прямо перед глазами и надвигался, надвигался, грозя раздавить; боли нет, и дышать все тяжелее. Рубашка прилипла к телу, покрытому холодным потом. Стены вокруг растворялись, скомкивались и покрывались зелеными лианами. Вдалеке закричал ягуар. Ани была рядом, держала за дрожащую руку:       — Это шок. Следующее, что может убить тебя.       — Ка-ка-кой выход?       — Не входи в состояние шока. Найди то, что тебя успокоит, — она приглашающе обвела рукой тропинку и джунгли, в которых она скрывалась. Хан ринулся вперед. Рвал лианы, не разбирая дороги. Мчался наперерез к колодцу, полному тьмы и закрытому дерном.       — Вспоминай… — донесся издали голос Ани. Он спрыгнул в вязкую тьму старой станции, нашел ту самую обведенную краской дверь и рванул ее на себя. Возле бледно-голубых стен, ярко освещенных белыми лампами, стояла заправленная детская кровать с серебрёными шариками по углам. Напротив — деревянный стеллаж с коллекцией радужных пластмассовых машин. Хан упал на пол:       — Иди сюда, скорей! Давай, иди, — он протянул вперед раскрытую ладошку с конфетой в бумажном фантике, — ну же, все хорошо. Вот молодец!       Длинный шершавый язык слизал конфету, и Хан зарылся в жесткую седую шерсть. Шесть шипастых лап обвились вокруг него, безбожно царапая стену позади и не трогая его даже кончиком когтя.       — Вот умница… Хороший монстр… Привет…       Он завалился набок. Затрясло и крик вырвался из горла.       — У тебя внутреннее кровотечение. Ты должен контролировать боль.       Контроль.       Контроль…       Закрылась с тихим шорохом дверь за спиной. Прозрачная изнутри, будто подсвеченная белая комната, гладкая и вылизанная от всего лишнего, предстала перед ним. За хорошо знакомым столом восседал тот, кого Хан никогда больше не желал видеть. Хан поднялся на ослабевшие ноги:       — Ты! Ты никогда не чувствовал боли, верно? Почему ты не чувствовал боли?!       — Боль чувствуешь всегда, мистер Сингх. Но ее не нужно бояться… Что ты здесь делаешь, Джон? Ты соскучился по мне? — серые глаза его блеснули.       Маркус ринулся на него, толкнул ладонями в грудь, припер к холодной твердой стене. Запястья будто приросли к ней; Хан увидел держащие их оковы. Адмирал нависал над ним, сжимая лицо так, что черты перекосились.       Под ребра воткнулись острые клыки шокера. Мышцы взвыли, напряглись струнами, казалось, до звона. Затылок коснулся стены позади, а Маркус смотрел прямо в его окаменевшее от напряжения лицо. Адский звон разрывал голову. Прямая непослушная прядь упала на лоб.       — Четыре месяца я учил тебя не сопротивляться мне! С-с-щ-щенок! Тебе не выбраться отсюда! Нравится? Тебе нравится?       Два мгновения дал на передышку, отошел полюбоваться творением рук своих. Хан обмяк и сполз ниже, а руки, удерживаемые за запястья, остались нелепо торчать локтями вверх, вывернутые весом собственного тела.       — Боль… Печаль… Потери… Смерть. Все это хорошо, Джон.       Маркус грубо дернул его за горло. Потеряв хрупкое равновесие, Хан упал на колени; почти сомкнувшиеся лопатки прошила змеящаяся боль. Адмирал погладил его под подбородком кончиком шокера.       — Ты останешься здесь, сынок.       Щелкнула кнопка возле двух острых электрических зубов. Лопатки сомкнулись, и руки торчали как поломанные крылья за спиной. Тело не принадлежало больше Хану, оно было маркусово: пронзенное тысячью злых молний, разрывающих на тысячу частей. Дрожали от дыхания Маркуса кончики волос и распахнутых ресниц, обрамляющих замершие глаза, в которых отразились звезды.       — Ну же, ошибка природы. Давай, умирай. Одно небольшое усилие, — он наклонился к самому уху и прошептал — и все будет позади.       Воздух застревал в горле вязкой жижей, вливался расплавленным оловом в каждую задыхающуюся клетку. Настала тишина, и один вдох стер оскал Маркуса из этого мира.       ЭТО ВСЕ ЛОЖЬ.       Хан устремился вперед, оковы лопнули, точно были из подтаявшего льда, и со звоном опали на литой холодный пол. Тело легко и стремительно, как на простой забытой охоте: один хищный прыжок, словно короткий полет — и голова врага и мучителя уже зажата в ладонях. Хан содрогнулся от напряжения, с наслаждением вдавил пальцы в череп через полезшие слизью глаза. Маркус смеялся, булькающая пустая песенка вместе с кровью пузырями вырывалась из его горла:       — Спорить не буду:             Нуньен — зануда.             Смеюсь и рыдаю:             Сингх умирает…       Хан остановился:       И правда.       Гори здесь вечно.       Он отнял руки от безглазого смеющегося лица. Дверь перед ним была открыта.       Глубокий вдох никем не был замечен: в палате кроме Хана была только электроника, оплетшая его, казалось, даже под кожей.       Туман расступился, размытое лицо с короткими светлыми волосами и знакомым тошнотворным запахом плавало перед глазами.       — Посмотри на меня. И скажи, что не расскажешь ему.       Звон в голове затмил ее. Она пропала, и лишь тонкий аромат духов остался в воздухе.       С Джанин видеться не хотелось, и почти не пришлось. Она была достаточно обижена, чтобы позлорадствовать всего несколько минут, потрясывая газетами со слабо читаемым шрифтом, и, уверившись, что Хан открыл глаза, осыпала его званиями, слабо похожими на комплименты.       — Шерлок Холмс, вы гнусный бессердечный манипулятор и подонок.       Согласен.       Боль волнами застилала разум, но морфия Хан не добавлял. Пусть, так быстрее получится встать на ноги. Зачем мешать себе залечивать раны?       — Вы правы, мистер Холмс.       Бордовая стена напротив была увешана коричневыми рамками с фото — большими и маленькими, цветными и черно-белыми. На каждой были люди. Иногда — собаки. На красной разглаженной скатерти по левую руку стоял незамысловатый набор — соль и перец в прозрачных банках с металлическими крышками, в которых криво отражался человек в очках с оправой такой тонкой, будто ее и вовсе не было. Отражений было два, но человек — только один, в этом Хан был уверен.       — Я полагал, вы в больнице? — сказал Магнуссен.       — Я и есть в больнице, — заверил Хан. Он понятия не имел, как здесь оказался. — Это — столовая.       — Вот как.       — По моему мнению, да. Я много думал о вас.       — А я думал о вас.       — Правда? Я хочу увидеть Эплдор. Где вы храните все: документы, файлы, тайную информацию обо всех людях. Я хочу, чтобы вы меня пригласили, — голос не слушался и был слишком хриплым.       Магнуссен остановил взгляд на Хане. Сквозь линзы его карие глаза казались больше, чем были на самом деле.       — С чего вы взяли, что я буду столь неосторожен?       — О, я думаю, вы намного неосторожнее, чем все полагают. Вас выдает ваш мертвый взгляд. Только ведь он не мертвый, верно? — Хан ухватился за ниточные дужки и медленно стащил с собеседника очки. — Вы читаете. Портативный Эплдор, хм. Как они работают? Встроенная флеш-карта? Беспроводной четыре-джи?       На самом деле, есть огромное множество технологий, более совершенных, когда не нужны не только очки, но даже и глаза. Здесь об этом еще не слышали. Хан надел трофей на собственный нос и тут же сдернул обратно.       — Это всего лишь обычные очки…       — Да. Именно, — Магнуссен вытащил из его тарелки оливку. У него на тарелке были оливки?! — Вы меня недооцениваете, мистер Холмс.       — Впечатлите меня. Покажите мне Эплдор.       — Всякая услуга имеет свою цену. Вы делаете мне предложение?       — Рождественский подарок.       — И что же вы мне подарите, мистер Холмс?       — Моего брата, — Хан растянул губы.       — Позволь спросить, что все это значит? — Майкрофт стоял напротив его кровати, облокотившись на зонт. Пальцы его, обхватившие ручку зонта, нетерпеливо подрагивали.       — Что значит что? — уточнил Хан.       — У тебя пулю из сердца вытаскивали.       — Я в курсе.       — Ты должен был умереть.       — Ты не рад?       Пальцы замерли, костяшки их побелели.       — Мистер Сингх, — нарочито спокойно начал Майкрофт, — давайте проясним ситуацию. Вы появились из воздуха в центре Сербии и не смогли уйти от их погони, что повлекло наше с вами знакомство. Я был так добр, что предложил вам защиту…       — Ты не отличал нас, пока не увидел своими глазами. Братец.       — …Которой вы частенько пренебрегаете, подставляя под удар мою репутацию и репутацию Шерлока Холмса. К тому же, вы совершили убийство, что неприемлемо.       — Какое убийство?       — «Коммандер, поверните голову, мне жутко интересно, чем купили ваши уши, » — тихо пропел Глава Британии.       Майкрофт никак не мог этого знать. В доме никого не было, никто не видел. Даже камеры.       — Что за бред ты несешь.       — Так вот, теперь у меня новые условия…       — Нет, это у меня новые условия. Ты прекращаешь болтать чепуху, Майкрофт, и ищешь мне женщину по имени Рил Сингер, иначе экспериментам конец.       — Каким экспериментам? Что за бред ты несешь, Шерлок?! Впрочем, мне пора, — поморщился Майкрофт, прикрывая за собой дверь.       У Хана перехватило дыхание, под толстым слоем бинтов закололо. Он выкачал морфий на максимум, только чтобы успокоить сердце, которое почему-то до сих пор не заросло, хотя прошла уже почти неделя. Нет, не может быть. Майкрофт может отказать в исследованиях, только если он сам их завершил, что попросту невозможно. Остается одно: ему помогли. И Хан знал лишь одного подходящего человека.       За окном было не сказать, чтобы солнечно. Сыро, серо и промозгло — вот подходящие слова. Небо, расчерченное мраморными облаками, висело низко, грозя обрушить на улицы ливень; люди переняли настроение природы, и город уныло брел по своим делам, не обращая внимания на такого же как они — прохожего, тихо беседующего со стайкой оборванных детей. В руках у него замелькали однофунтовые бумажки, мгновенно растворившиеся в детской толпе, а следом и сама толпа будто пропала, рассосавшись среди идущих. Прохожий посмотрел им вслед, одернул полы длинного черного пальто. Его лицо болезненно бледного оттенка было напряжено, и каждый шаг, видно, давался ему с трудом. Он двигался, упрямо смотря вперед красными впалыми глазами, и намокшие тяжелые волосы блестели от капель тумана в них. Пришлось взять кэб, чтобы добраться до места. Там по высокой лестнице Хан тяжело взобрался на второй этаж и нашел подходящее место для вещицы, которую одолжил у человека, уверившего, что ни слова никому не скажет. Его жалкий вид сыграл в помощь, потому что сердобольность — слабость Молли. Это будет выглядеть жутко, но что поделать.       К тому времени на Лондон опустился вечер, раскрашенный вывесками и блестящий, словно гирлянда. Но на Лейнстер-Гарденс было тихо и темно, лишь редкие уличные фонари немного развеивали тьму. Хан недавно сделал один важный звонок, потому что один он бы не справился:       — Джон...       — Шерлок, где ты? Мы тебя уже обыскались!       — Джон, мне нужна твоя помощь. Адрес найдешь в такси. Пожалуйста, не задавай вопросов. Я тебя жду.       — Но…       На линии пошли гудки. Джон ринулся в одну сторону, потом в другую, разрываясь от желания сообщить всем и понимая, что не это сейчас нужно. Наконец, он набросил на плечи куртку и выскочил на улицу, где его уже ждал экипаж. В дверной ручке была вложена записка: «Лейнстер-Гарденс 23. Не звони никому. Ш.Х.»