Собственность семьи Холмс

      - Jean, s'il vous plaît réveille-toi! Jean ... Jean ... je t'aime ... Jean ... s'il vous plaît ...       Чужой голос шептал чужие слова. Чужие ладони сжимали его пальцы, чужие губы целовали кончики, пытаясь прогнать ледяной холод сковавший тело. «Не Майкрофт и не Шерлок» - спокойно констатировал про себя Джон. Но если это не они, то кто держит его за руки и как, черт побери, братья позволили это? И тут же проливным дождем, отрезвляющим и хлестким, пришло воспоминание о нанесенной обиде. О его побеге. О том как он холил и лелеял свою боль, культивировал и возносил ее на пьедестал, приносил ей жертвы, всячески подкармливая и взращивая, делала все чтобы в сердце была только она. И вот к чему это привело. Кстати, и вправду, пора узнать к чему.       Джон резко распахнул глаза, выдергивая ладони и пытаясь сесть. Голова предательски закружилась, а желудок, сделав сальто – мортале, похоже перепутал пищевод и двенадцатиперстную кишку, потому что недавно съеденный ужин стремительно рванул наверх и Ватсон едва успел сглотнуть, чтобы не опозориться перед сидящим на кровати мужчиной. Он казался смутно знакомым, но Джон никак не мог с ходу вспомнить, где и когда они могли встречаться. Нос с горбинкой, растрепанные волосы, карие глаза с тоскливым выражением гладящие на него, словно Джон – трехмачтовый красавец фрегат вставший для пополнения провизии и воды в уютной бухте сидящего напротив незнакомца. И вот теперь паруса подняты, пушки палят, возвещая скорое отплытие, а местным жителям только и остается, что молча глядеть как мечта уходит, не взяв никого на борт, в открытый океан.       - Жан, ты меня не помнишь? Совсем? – голос хриплый, словно у говорящего как минимум бронхит, а то и что похуже. Однако в этот раз слова понятны и полны смысла. Джон прикрывает на секунду глаза. Шаг. Другой. Удар. Вспышка. Боль. Темнота. Жером. - Жером? – он не до конца уверен и потому голос слегка нерешителен, а гласные через чур отрывисты и резки. - Святая Дева! – выдыхает Гийом. – Не фуга!       И Джону не надо объяснять, что он имел в виду. Конечно, у него не диссоциативная фуга, в противном случае он бы не вспомнил ни аварию, ни Жерома, ни доктора Эжени, ни дорогих соотечественников, сейчас мирно храпящих, сопящих или просто беззвучно спящих в кроватях этого уютного старого дома.       - Ты не хочешь мне рассказать, Джон…- голос Гийома нерешителен, но собственное имя как пощечина, отрезвляет и заставляет губы сжаться в одну узкую, злую полоску. - Пожалуйста… – голос снова подводит и приходится сделать несколько глубоких вдохов и выдохов чтобы наконец продолжить, - Пожалуйста, не надо. Джон умер. - О, Жан! Мне так жаль! – а у самого голос звенит от счастья. – Тебе надо отдохнуть, - рука снова скользит по запястью. Ни тепло ни холодно. Никак. Он вправду чувствует себя таким уставшим и ему абсолютно все равно, что кто-то нежно поглаживает тонкие венки, проступающие с тыльной стороны, что кто-то снова подносит ладонь к губам, нежно касаясь пульсирующей точки. Джон, оглядывает комнату, понимая что он в спальне хозяина которая рядом с кабинетом. Ну да, конечно, правильно, не тащить же его в мансарду, и пытается встать с кровати, но Гийом буквально силой укладывает его обратно. - Лежи, еще не хватало, упадешь с лестницы… Может, стоит позвонить доктору? - Нет. Не надо. - Тогда спи. – Джон послушно закрывает глаза и уже проваливаясь в полудрему чувствует как легкий, целомудренный поцелуй, больше похожий на несмелый выдох, касается его лба, сверху невесомо опускается тонкое покрывало и после кровать прогибается принимая еще одно тело и рука, чужая рука, бережно обнимает его, притягивая к себе. Но это все уже не важно. Мозг переходит на холостые обороты и Ватсон проваливается в сон.       В детстве у него был калейдоскоп. Смешная яркая трубочка, линза с одной стороны и кусочки разноцветного пластика с другой. Ничего особенного, просто кучка вторсырья. Замечательная, волшебная кучка! Встряхнешь ли специально или вздрогнет рука, но комбинация неповторимо меняется, никогда не возвращаясь к исходной. Миллионы, миллиарды сочетаний, чудесная вселенная ярких цветов и узоров. Вот и его сон был похож на любимую игрушку. Картинки сменяли друг друга веселым хороводом, не повторяясь и не повторяя.       Вот Джон впервые видит Шерлока. Нескладный, с острыми коленками, больше похожий на кузнечика-переростка, но в то же время полный какой-то неясной, подростковой угловатой пластикой, он совершенно очаровывает Джона, до такой степени, что тот готов торчать с ним в кабинете химии сутки напролет, забыв о регби и о рыженькой Анне.       Вот Майкрофт снисходительно смотрит на то, как подростки увлеченно переругиваются лежа на полу, на ковре в библиотеке Холмсов решая, что должно войти в состав очередной взрывоопасной смеси, и Ватсон, случайно встретившись со старшим братом Шерлока взглядом, вдруг с удивлением обнаруживает какие необыкновенные у него глаза. Как расплавленный свинец в котором, как в пересыщенном растворе иодида калия плавают удивительные золотистые искры. Вот их нет, а вот по какой-то неведомой причине они вновь появляются, «золотым дождем» опадая куда-то на дно и Джону думается, что будет если подойти и встряхнуть Майкрофта за плечи? Вспыхнут ли волшебные искры вновь?       Вот они с Шерлоком совершенно готовы к очередному эксперименту, когда рядом оказывается невесть откуда взявшийся Майкрофт, и что-то шепнув младшему брату на ухо, не спеша уходит из сна, а любопытный Джон не выдержав и пары секунд интересуется, что это было. Холмс-младший лишь презрительно пожимает плечами. - Он сказал, что если с тобой что случиться, он мне голову оторвет. Удивительно нелогичное заявление! Если с тобой что случится, все что будет можно, оторвется до него. Я ведь всегда рядом. – и Шерлок снова возмущенно фыркает, а Джон ощущает как тепло окутывает сердце, мягким пуховым одеялом заключая в кокон нежности, от которого щемит за грудиной и сдавливает горло и все что он может - кивнуть и стукнуть Шерлока по плечу. Все правильно. Рядом. Всегда.       Вот Майкрофт, уже взрослый и солидный, стоит рядом с Шерлоком делая вид что внимательно слушает брата, а сам украдкой разглядывает сидящего к нему спиной за титровальным аппаратом Джона. И Ватсон прекрасно знает об этом, потому что чувствует этот ласкающий взгляд скользящий по затылку, оглаживающий шею, обнимающий плечи, очерчивающий позвонки. И очень хочется чтобы Холмс–старший наконец шагнул вперед, чуть наклоняясь, так что сполна можно было ощутить его запах, сила и нежность, жесткость и беззащитность в одном флаконе, и традиционно спросил: «Мы Вам не мешаем, Джон?». И это «Джон», как леденец на палочке, сладкий, с легкой кислинкой, гладкой конфетой скользнет внутрь, водяной бомбочкой провалится вниз живота, чтобы забрызгать всех вокруг неудержимым счастьем, которое Ватсон просто не в силах удержать в себе. «Нет, что Вы, Мистер Холмс!». «Для Вас – Майкрофт. Пожалуйста, Джон. Всегда только Майкрофт»       Вот мягкая постель обнимает уставшее за день тело и уже проваливаясь в сон, где-то в волшебном дремотном тумане, он чувствует как сильные руки обнимают его, прижимая к груди, нежно и бережно и едва слышный, на грани восприятия шепот, куда-то в шестой шейный позвонок: «Господи, спасибо за него, спасибо!». И настолько странно слышать эти слова от Майкрофта, что моментально забылись, как нереальное и недействительное, но вспомнились сейчас, в глубине этой странной ночи. Ночи воспоминаний об ушедшем счастье.       И как финальный аккорд, крещендо страсти, последний узор из белоснежно-шелкового Шерлока, с черными нитями перевитых шнурков-волос, горячо и влажно заглатывающего его плоть, делающего это с удовольствием, абсолютно не стесняющегося пошлых звуков извлекаемых и извлекающихся, с трепетным наслаждением подводящего Джона к краю за которым только блаженство в чистом виде. Рифленый свод гортани в последний раз проезжается по чувствительной головке и Шерлок пьет до дна его счастливую страсть, разделяет и властвует над ней, не боясь подчинить и подчиняться.       Ватсон вздрогнул и проснулся. Златокудрая заря только-только раздвинула темный ночной полог, осторожно заглядывая в мир, словно не решаясь зайти. Вся комната, еще подчиненная законам ночи и сна, состояла из серых неясностей, но свет постепенно проникая в нее, смывал все наносное, делая предметы четкими и выпуклыми. И вслед за тенями ночи, растаяла обида, словно восходящее солнце сожгло эту занозу сидящую в сердце. Джон почувствовал что снова становится самим собой. Таким, каким он понимал и принимал себя.       Осторожно выпутавшись из чужих объятий он сначала отправился в душ, где долго, с удовольствием приводил свое тело в порядок, нисколько не заботясь о том какие звуки могут услышать случайные ранние пташки. После одевшись спустился вниз и взяв велосипед поехал на самую границу владений Гийома, туда где небо приходило поцеловать землю, туда где начинался и где заканчивался его сегодняшний мир, в свою персональную лавандовую дрему. Ему надо было побыть в одиночестве, чтобы принять окончательное решение. Чтобы принять себя.       День пролетел незаметно. Джон, не чувствуя усталости и голода колесил по полям, изредка останавливаясь чтобы просто сорвать цветок, растерев его между пальцами и вздохнув терпкий, душистый аромат или же улегшись на спину изучать облака плывущие в недоступной синеве и отражающиеся как в зеркале в его глазах. Под вечер он решил завернуть к сторожке, стоявшей на отшибе у боковой проселочной дороги. Дождей не было уже неделю, но все равно, грунтовка, непривычно и неприлично разбитая, не позволяла проехать легковушкам, только пожалуй хороший армейский джип мог пробраться в эту заповедную красоту.       Оставалось только сплюнуть с досады. То ли он думал слишком громко, то ли небо став одним большим ухом расслышало обрывки его ленивых мыслей и воплотило в действительность этого черного лакированного монстра, чей внушительный бок выглядывал сейчас из-за слегка поросшего мхом и хмелем строения. Поворачивать было поздно. Наверняка те кто были в машине уже заметили его. И потом, возможно, это были простые путешественники, заблудившиеся среди здешней невероятной красоты, как мечтал заблудиться сам Ватсон. И хотя Джону очень хотелось закончить вечер в одиночестве, но пройти мимо и не оказать помощи он не мог.       Ватсон подъехал к сторожке, аккуратно прислонил велосипед к стоящему рядом одинокому дереву и обошел казавшийся абсолютно пустым затонированный SWAT Pit-Bull VX* . Джон видел такую машину вблизи у гражданского только один раз и принадлежала она Себастьяну Морану. Не известно, материальна ли мысль. Джон правда этого не знал. До этого самого момента. А сейчас, глядя как с другой стороны здания, хищной походкой крадущегося к жертве тигра к нему приближается Себ понимал: материальна. И еще как. *http://www.ociomotor.com/wp-content/uploads/2013/08/Imagen-lateral-del-SWAT-es-Pit-Bull-VX.jpg для вдохновения... У нее такой грузовой отсек!!!