Лаборатория для Безумца

      Луна возвышалась высоко над головами, освещая собой промёрзлую землю сквозь редкие тёмные облака. Небо уже давно было усыпано звёздами, но заметить их было сложно, несмотря на то, что те светили яркими призрачными огоньками на чёрном покрывале. За окном уже давно всё стихло; последние люди разошлись по домам где-то около получасу назад. Это-то и стало знаком для начала.       Убедившись в том, что никто его не заметит, Джексон поднялся с кровати и, одевшись, нырнул в окно. Уже там приземлился на мягкий снег и, укутавшись посильнее в плащ, направился в сторону леса, то и дело неуверенно оглядываясь по сторонам. Нервы и волнение взяли своё — ему казалось, что кто-то вот-вот покажется на горизонте, окликнет его, остановит. Поэтому юноша ступал как можно медленней, так или иначе стараясь не сбавлять темп широких шагов.       По извилистой дороге прямиком в лесную чащу. По слякоти, которая осталась после талых сугробов, хлюпая по грязи, укутываясь в тёплую ткань накидки, стараясь укрыться от морозного ночного ветра. Даже сейчас, с наступлением весны, он не переставал неприятно холодить кожу, вызывая тем самым лёгкие покалывания. Через деревья и частые кусты, прямиком на небольшую поляну, где его уже, как и всегда, ждали.       Как только снег под ногами юноши тихо хрустнул, сообщая о том, что помощник прибыл на место, Иккинг тут же повернулся в его сторону. Что самое странное, отметил про себя Джексон, в этот раз его маленький босс не был наряжен в костюм железного дракона. Такой же, как и всегда, только ещё более растерянный, встревоженный, нервный. Он быстро бегал глазами от одного предмета к другому, а потом, сжав губы в тонкую полоску, тихо сообщил:       — Я забыл снаряжение в тайнике. Под рукой оказалось только это, — Иккинг поднял руку и легонько звякнул металлическими когтями, после чего вновь опустил её.       — Думаю, и без этого обойдёмся, — ответил Оверланд, не желая затягивать весь этот бедлам надолго. Отчего-то страшная паранойя его не переставала преследовать, хотя он прекрасно понимал, что это из-за предвкушения того, что их ждёт в конце казни. Удача, провал? Только это объясняло закусанные до крови губы и неспособность думать о чём-то другом.       Машина стояла на своём положенном месте, напротив многострадальческого, но крепкого столба, который и сегодня принял на себя очередную жертву. Переведя взгляд на дерево, Джексон увидел там высокую и не очень крепкую женщину. Её тёмные изгрязнившиеся пряди падали на усталое и морщинистое лицо, но сейчас жертва прибывала в глубоком сне, ровно вдыхая и выдыхая воздух. Конечно же юноша тут же узнал её, может, лично они не были знакомы, но он знал, кто этот человек. И почему-то Джексон сразу понял, почему в этот раз он выбрал именно этого человека.       Во имя мести? Напоследок?       В глубине души Джексона боролись два чувства, одно из которых явственно проигрывало. Одна сторона вопила о том, что можно попросить это закончить. Отправь его за снаряжением, а сам спаси женщину! А другая гадко усмехалась и, мотая головой, довольно перебивала первого. Зачем же всё это? Ты ведь знаешь, так надо, от этого никуда не убежишь. Без жертв не обойтись.       И, раз он молчит, сразу становилось ясно, чьё мнение здесь преобладало.       Осмотрев всё на причины возможной неудачи или промашек, закрепили покрепче узлы на верёвках, проверили машину, после чего, встав позади своего изобретения, они сосредоточенно посмотрели вперёд себя, на очередную жертву. И, мельком переглянувшись и кивнув друг другу, Иккинг нажал на спусковой рычаг, запускающий механизм.       Устройство тихо зашумело, а потом раскрыло свои деревянный створки, которые, точно крылья, легли в разные от машины стороны. Изобретатель встал на небольшую платформу, чуть покачавшись при этом, и, ухватившись за кнопку запуска, стал настраивать прицел. Навёл машину прямиком на жертву и, неуверенно сглотнув, сказал:       — Если в этот раз ничего не выйдет, клянусь, я больше никогда не приложу никаких усилий ко всему этому дерьму.       Он вновь кинул мимолётный взгляд на Джексона, который лишь понимающе кивнул, а потом оба устремили свои взгляды вперёд, в ожидании того, что их ждёт в этот раз. Иккинг, наконец решившись, нажал на кнопку, после чего машина с характерным звуком взревела и сильно дёрнулась, да так, что Хэддок от неожиданности слетел с платформы, больно падая на спину. Джексон, удивлённо дёрнувшись в сторону, тут же ринулся ему на помощь. И, когда Иккинг уже стоял на ногах, то взгляды их вновь пали на столб.       Пара тяжелых гирь со свистом вылетели из машины и, закрутившись в воздухе, в одно мгновение достигли своей цели. С силой придавив жертву к дереву, они пару раз крутанулись вокруг крепкого ствола, обвивая тело женщины ещё сильнее, да так, что у той даже кости захрустели. Гири скрепились меж собой, принимая жертву в свои объятия, ломая все кости, перемешивая их со внутренностями, превращая всё внутри в простое кровавое месиво. Женщина раскрыла рот в немом крике, глаза её выпучились, а по подбородку обильно стекала бордовая, почти что чёрная жидкость. Но продлилось это недолго: уже через пару секунд человек уронил свою голову вниз, более не подавая признаков жизни.       Иккинг и Джексон даже на мгновение замерли, но потом, словно в трансе, стали медленно двигаться в сторону столба, явно не веря в то, что у них всё вышло. Просто быть такого не может! Где-то должен быть просчёт, что-то обязательно пошло не так! Так думал всё это время Хэддок и, когда он подошёл к дереву, то стал внимательно оглядывать то, как сцепился снаряд, жива ли жертва и ещё какую-нибудь явную причину неудачи. И пугало то, что всё было так, как задумывалось с самого начала. Так, как хотелось уже давно. Скрепление сцепилось там, где надо. Привязало женщину намертво. Крепко. Да и сама она мертва. Мертва…       Когда эта мысль пронеслась в голове у Иккинга, она внезапно вдохнула большой глоток воздуха и из её горла вырвался сгусток крови, пачкая тёмной жидкостью самого изобретателя, отчего Джексон даже отшатнулся чуть назад от неожиданности. Она ещё немного покашляла, буквально оплёвывая своей кровью маленького парнишку, а потом мутным взглядом поглядела на него. В её глазах мелькнуло удивление, а потом тихий и хриплый голос проговорил:       — Зачем вам всё… это?       Свет в глазах вновь потух, и женщина уронила голову, теперь уже точно навсегда. Изо рта тонкой струйкой стала стекать кровь, смешиваясь с той, что вытекала из открытых ран на её переломанном теле. Всё вновь затихло.       Иккинг вытер кровь с лица, тем самым размазывая её ещё больше, после чего открыл глаза. Он неверующим взглядом смотрел на труп женщины, а потом испуг и непонимание сменились какой-то дикой радостью. На его грязном лице появился безумный оскал, который мог лишь напугать, зрачок стал узким и как-то нервно дёргался, а из глотки стали исходить тихие смешки, которые переросли в дикий смех торжествования. Он буквально ликовал, мысли его не могли больше ничем себя занять, хотелось лишь смеяться, словно это всё лишь сон и на самом деле ничего не произошло. Всё это просто бред!       Если Иккинг торжествовал, то Джексон стоял в стороне и с ужасом глядел на эту картину. Ему так же не верилось в то, что здесь произошло. Что всё получилось. В какой-то момент ему показалось, что этого вообще ничего нет. Казни, приказы, машины, убийства. Это всего лишь плод его больного воображения, ему всё это кажется, он просто когда-то сошёл с ума и теперь видит это, может быть, во сне. И этот страшный смех, и дикая улыбка, и огромная лужа крови, которая уже пропитала ботинки юноши. Этого всего нет. Ведь нет?       В чувства его привёл лишь внезапный толчок в грудь. Хэддок, который на радостях захотел подвести помощника поближе, показать тому, что всё вышло, что всё идеально! Видите ли, он посчитал, что стоять в двух шагах далеко, а камень, который спрятался под небольшим слоем снега, спровоцировал падение, причем не очень приятное и болезненное. По крайней мере для Джексона. Он приложился спиной о камень, а стальные когти его маленького босса больно впились в кожу, приводя его в себя и одновременно вновь выбивая из настоящего мира. Юноша болезненно нахмурился, стараясь унять внезапную боль, что поступала со всех сторон.       Однако Иккинг, который лишь на мгновение замялся, схватил своего помощника за грудки и стал потряхивать его, кивая в сторону трупа.       — У нас всё получилось! — говорил он так, словно Оверланд и не знал об этом. — Она мертва, но не так, как это бывало обычно! Снаряд закрутился вокруг неё, представляешь?! У нас получилось!       После очередной попытки унять боль, Джексон всё же открыл затуманенные глаза, дабы увидеть картину, о которой так радостно щебечет Иккинг. Но тот резко заткнулся, как-то удивлённо глядя в карие глаза своего помощника. Холодная сталь неприятно холодила щёки, хотелось отпрянуть, но отчего-то Джексон так и продолжал лежать, глядя на Иккинга, что не сводил с него пристального взгляда. И когда он в одно мгновение преодолел расстояние между ними, накрывая его губы своими, юноша лишь коротко вздрогнул, но не отпрянул.       Губы Иккинга были сухими, потрескавшимися, а чужая кровь на них неприятно липла к бледной коже. Когда он внезапно прикусил чужую губу, Джексон даже дёрнулся в сторону, а Хэддок, чуть отстранившись, лишь довольно облизнулся, пробуя чужую кровь на вкус. Глядя в его теперь почти что чёрные глаза, в которых будто бы и не осталось привычной зелени, что-то в голове у самого Оверланда щёлкнуло, заставив его чуть приподняться и, притянув Иккинга одной рукой, жадно впиться тому в губы грубым поцелуем, на который, не растерявшись, тут же ответили.       Чужой вкус перемешивался со стальным вкусом крови недавней жертвы и самого Джексона, вызывая тем самым двоякое чувство: какого-то отвращения и эйфории. Каждый пытался вложить в этой поцелуй то, что вихрилось в груди. Они кусали до крови и боли губы, прижимались плотнее, будто бы это снимет жар, что внезапно охватил всё тело. Иккинг вцепился когтями в плечо Джексону, на котором тут же появились кровоточащие раны, но, казалось, это только добавляло масла в огонь.       Когда они оторвались друг от друга, каждый стал жадно глотать воздух. Оба не сводили друг с друга взгляда и, может Джексону на мгновение показалось, что этим всё и закончится, то сам Хэддок так не считал. Он, расплывшись в странной улыбке, поудобнее уселся на бёдрах своего помощника и переместил одну ладонь ему на грудь. Одним движением острого когтя разорвал узел, связывающий накидку, и отвёл её края по сторонам, после чего провёл рукой по жёсткой ткани светлой рубашки. Когда его ладонь оказалась наверху, он стал проводить указательным пальцем от ключицы и ниже, вплоть до самого живота, разрывая плотную ткань туники и одновременно с этим оставляя длинный порез на коже, из которого стала сочиться кровь.       Иккинг провёл ладонями по обнажённой коже груди, после чего наклонился и стал слизывать поступившую кровь с раны, вызывая тем самым со стороны самого Джексона громкий выдох сквозь сжатые зубы. Он проводил горячим языком по холодной коже, опаляя её, заставляя вздрагивать от каждого влажного прикосновения, что будто бы током проходили по всему телу. Когда же Хэддок поднялся и облизнулся, по спине юноши прошло стадо мурашек, и он, приняв сидячее положение, вновь притянул изобретателя к себе, затягивая в очередной поцелуй.       Стянув с Иккинга меховую жилетку, Джексон залез ладонями под зелёную тунику, вырисовывая тонкими холодными руками на спине странные и бессмысленные узоры, пытаясь прижать парнишку к себе сильнее, отчего тот ещё больнее впивался когтями в плечи, царапал бледную кожу спины своего помощника, оставляя глубокие ссадины, окрашивая всё красным цветом. Хэддок выгибался под ласками чужих рук, тихо постанывал сквозь поцелуй, возбуждая и возбуждаясь тем самым ещё сильнее.       Джексон спустился губами чуть ниже, переходя на тонкую шею изобретателя и больно прикусывая на ней веснушчатую кожу, заставляя выгнуться и застонать Иккинга ещё сильнее. Оверланд зашипел, когда его кожу на спине в очередной раз порвали, и сильно сжал пальцы на талии парнишки. Он вновь прикусил кожу на плече, но уже не так сильно, чуть оттягивая её, а потом проводя по ней языком, будто бы стараясь унять боль, которую сам же и причинил. Он спускался ниже, к ключице, груди, проводя горячим языком по затвердевшим соскам, заставляя Иккинга с каждым новым прикосновением дышать всё тяжелее и чаще.       Руки юноши сползли вниз по животу и остановились на жесткой ткани брюк, начиная искать узел своеобразного ремня. Горячее дыхание над ухом и тихие постанывания буквально сводили с ума. Джексону казалось, что вот-вот, и он точно сорвётся. Хотя нельзя ли считать всю эту ситуацию одним большим срывом со стороны обоих? Но сейчас никто об этом не думал. Весь разум и рассудок заполонили лишь животное желание разрядиться, насытиться друг другом вдоволь, вкусить то, чего каждый жаждет уже давно, но не решался признаться ни себе, ни кому-либо другому в этом.       Только со злосчастным узлом было покончено, позиции их внезапно поменялись. Джексон подмял Иккинга под себя, укладывая того на накидку, которая удобно растелилась на притоптанной земле. Теперь-то, в лунном свете, он смог разглядеть лицо своего маленького босса ещё лучше. Волосы растрёпаны, челка прилипла к лицу из-за пота и крови, которая уже изрядно засохла и покрывала некоторые участки лица Иккинга, его шею и немного груди. Даже сквозь размазанные мазки красной жидкости можно было увидеть, как ярко пылают щёки изобретателя, так, что веснушки сейчас казались почти что белыми. Искусанные распухшие губы его были приоткрыты, дышал он тяжело. Глаза из-за расширенного зрачка казались чёрными и были прикрыты, затуманены странной пеленой. И самое страшное то, что такой вид — раскрепощённый, беззащитный, похотливый — до жути нравился самому Оверланду.       Сглотнув, Джексон вновь спустил руку к краю штанов, залезая ладонью под жесткую ткань и натыкаясь на возбуждённый орган. Как только он охватил пальцами головку, Иккинг издал громкий стон, выгибаясь навстречу. Он кусал губы, с некой мольбой глядя на Джексона, прося тем самым, чтобы действовал быстрее. А что ему оставалось? Конечно же повиноваться. Он ведь всегда потакает приказам и просьбам своего маленького босса, какими бы они ни были.       Юноша обхватил член полностью, начиная медленно двигаться по всей длине, со временем набирая темп движений. Иккинг, тяжело дыша и постанывая сквозь сжатые зубы, толкался навстречу, полностью отдаваясь в плен новых ощущений и холодных рук своего помощника. Он сжимал в ладонях ткань накидки, захватывая с собой сырой снег и грязь, пачкая руки и впиваясь когтями себе в ладони. Но и продержался он недолго: буквально через пару толчков он кончил в руку Джексону, после чего попытался восстановить сбитое дыхание.       Когда его дыхание относительно пришло в норму, Оверланд вновь припал к приоткрытым губам парнишки, проникая языком внутрь, тут же сплетая его с чужим с страстном танце. В это же время он размазал сперму у себя по пальцам и, спустив штаны Иккинга чуть ниже, стал медленно вводить один палец в задний проход. Изобретатель от неожиданности даже поперхнулся воздухом, но не стал сопротивляться, а, напротив, шире развёл ноги, давая делать Джексону то, что он делает.       Заметив такую покорность со стороны своего босса, юноша ввел второй палец, начиная двигать ими внутри, отчего Иккинг чуть не прикусил тому язык, заставляя вновь отпрянуть и опуститься к шее, тем самым стараясь отвлечь от дискомфорта внизу. Когда в дело пошёл третий палец, неприятные ощущения стали смешиваться с болью, отчего парнишка жмурил глаза и тихо стонал сквозь сжатые зубы. Да, это было неприятно, больно, но Иккинг не мог лгать — эта боль ему нравилась, даже более того, ему всё так же хотелось большего. Поэтому, когда рука была убрана, он разочаровано выдохнул, начиная ёрзать на месте.       Джексон оставил очередной мелкий укус на ключице парнишки, а потом, припустив штаны, согнул ноги Иккинга, которые тут же обхватили его талию в свои крепкие объятия. Хэддок прижался к юноше всем телом и, приблизившись к лицу, вновь вовлёк в поцелуй, который мгновением позже заглушил протяжный болезненный стон. На глазах тут же поступили слёзы, когти оставили очередные ссадины на спине, но Джексон, войдя на половину, не двигался более, давая возможность тому привыкнуть. Как бы Иккингу ни хотелось сейчас вскочить на ноги, оттолкнуть от себя юношу, тянущее чувство в паху и явное желание того, чтобы движения помощника в нём продолжились никуда не делись, именно поэтому он отбросил все мысли об отступлении на задний план, вновь отдаваясь желанию и безумию, которое приняло их в свои бережные объятия.       Движения с медленных и плавных стали переходить в более быстрые и резкие, вырывая из груди юнца то болезненные стоны, то какого-то странного необъяснимого наслаждения от той же самой боли. Но потом, когда Джексон вышел полностью и по новой вошёл в него одним резким рывком, поляну заполнил громкий протяжный стон. Каким-то страшным будоражащим кровь чувством прошлось всё по телу внезапной волной наслаждения, от которой заложило уши, сбилось дыхание, занемели, казалось бы, даже кончики пальцев. И с каждым новым толчком эта сладкая истома разливалась по телу новыми и новыми разрядами, заставляя кости хрустеть от резких выгибаний, а костяшки на руке побелеть от сильных сжатий кулаков.       В этих краях с долгой ночью нельзя было понять точно, сколько прошло времени с того момента, как они пришли сюда до того, как они, уставшие и измотанные, лежат на холодной земле, что сейчас приятно холодила горячую кожу. Морозный весенний ветер бережно обдувал Джексона, который лежал и бездумно глядел в небо, Иккинга, который удобно примостился у того на груди и, прикрыв глаза, даже умудрился задремать. Раны на спине Оверланда страшно щипало от любого движения и прикосновения. Наверное, там живого места нет; по крайней мере, крови было много, да и жгло отменно.       Только сейчас, когда занавес безумия ушёл куда-то в сторону, открывая осознанный взгляд, Джексон с ужасом понимал, что наделал. Не Иккинг, а именно он. Этого мальчишку можно было понять: он уже давно не в себе, каждое необдуманное решение с его стороны можно свалить на радость оттого, что машина, в коем-то веке, наконец заработала. А что Оверланд? Как он мог поддаться на провокации? Как мог пойти навстречу? То, что он не осознавал своих действий, никак его не оправдывает!       Ему было стыдно. На какое-то мгновение ему показалось, что он счастлив, но теперь его с ног до головы сковал стыд. И как он будет смотреть в глаза Иккингу после этого? И ладно Иккингу, другим жителям деревни в общем! Осознания того, что здесь умирали люди. Что он только что переспал с сыном вождя, что это вообще всё неправильно, навалилось огромным комом на голову, точно булыжник, который вернул юношу в реальность. А в реальность ли?       Может я сошёл с ума? Или сплю?       Почувствовав то, что хрупкое тело на нём задрожало под очередным порывом ветра, он тут же потряс Иккинга, приводя того в чувства. Когда он очнулся, то поглядел затуманенными пеленой сна глазами на Джексона. Но потом ему в голову словно что-то ударило, и он, дёрнувшись, резко отпрянул от юноши, садясь чуть поодаль и натягивая тунику, которая, благо, осталась цела, себе чуть ли не до колен. Джексон так же сел на земле, не решаясь глянуть в глаза своего босса.       — Холодно всё же, стоит одеться, — хрипло, неуверенно и как-то смущённо проговорил юноша, на что Иккинг пару раз кивнул.       Рубашка была разрезана на две части, вызывая тем самым разочарованный вздох со стороны Джексона, который накинул на себя накидку, чтобы было не так уж холодно. Когда он всё же вновь повернулся к Хэддоку, то заметил, что тот переступает с ноги на ногу, при этом как-то недовольно хмурясь. Видно, боль теперь не казалась ему такой приятной штукой, отчего приходилось сильнее сжимать зубы, да так, что аж челюсть сводило. Однако, когда Джексон поинтересовался, всё ли с ним нормально, Иккинг лишь что-то невнятно пробубнил и, покраснев, вновь отвернулся в другую сторону, стараясь вообще особо не встречаться с ним взглядом.       — Иди в деревню, мне ещё нужно здесь всё убрать.       Голос Иккинга был хриплым, сорвавшимся и, что самое странное, смущённым. Но когда Джексон помедлил, в надежде высказать своё желание помочь, то парнишка одарил его злым испепеляющим взглядом, так, что желание помогать тут же отпало прочь. Поэтому, не сказав больше и слова, Оверланд направился в сторону деревни, медленно и неуклюже перебирая ватными ногами по земле и слушая возню позади себя, не решаясь повернуться и глянуть, что его босс там делает.       Когда, с горем пополам, дошёл до деревни и залез в окно своего дома, он бесшумно переоделся в чистую одежду, спрятал грязную и рваную и, укутавшись тёплой шкурой, закрыл глаза, пытаясь уснуть. Да вот только этой ночью он так и не смог этого сделать. В голове вертелись страшные мысли: воспоминания и противоречия смешались друг с другом, заставляя изрядно краснеть и укутываться ещё плотнее, а при каждом закрытии глаз видеть чёрные глаза и припухшие губы.       Эта ночь как никогда была долгой.