White Nights/Белые Ночи

Чарльз       – Это возмутительно! – бушевал Кейн на следующий день. Хорошо, что хотя бы голос приглушил из страха, что северяне услышат. Его ладони были сжаты в кулаки, каждый мускул напряжён, а маленькие поросячьи глазки почти исчезли под нахмуренными бровями. Он сопровождал Чарльза в прогулке по длинной, высокой крепостной стене Айронхолда. Воздух на самом верху стены был ещё холоднее, а на склонах гор вокруг то тут, то там лежал снег.       Сам Чарльз предпочел бы пройтись в одиночку, но когда Кейну не позволили присутствовать на ужине вчера вечером, он заявил, что теперь будет сопровождать Чарльза повсюду. Формально под предлогом соблюдения приличий и этикета, но Чарльз сразу смекнул, что сводный брат вознамерился отыграться на нём за своё уязвлённое самолюбие, раз уж под рукой не было более подходящей жертвы.       – Неуважительно! Грубо! Я должен… – продолжал кипятиться Кейн. Чарльз вздохнул и запустил пальцы глубже в мех муфты, врученной ему кем-то из слуг, когда он высказал желание подняться наверх.       – Должен что? – устало спросил Чарльз, рассматривая прилежащие к крепости земли с края стены. От замковых ворот через ущелье вилась дорога к широкому каменному плато. Здесь у отвесной скалы скучились приземистые домики, рядом на свободном выпасе бродили овцы. С высоты стен животные походили на крохотные комочки хлопка. Дорога огибала пастбище и уходила дальше в горы, вглубь владений Леншерра.       – Кейн, он Железный герцог Айронхолда. У него самая большая регулярная армия во всём королевстве, даже не считая тех рекрутов, которые призываются на службу королю. Он управляет металлом силой мысли, а эта крепость была захвачена лишь однажды за последние девятьсот лет. И я уже не говорю о том, что он по праву считается фаворитом короля. Перечить ему в его собственных владениях или оскорблять, даже в ответ, – чистой воды самоубийство.       Кейн скривился сильнее; он ненавидел, когда Чарльз перечил ему, а ещё сильнее терпеть не мог, когда тот оказывался прав. Оба, не сговариваясь, замолчали на пару минут, чтобы миновать стражников на посту, но, когда они оказались вне зоны слышимости, Кейн завёл старую песню:       – Отец наказал, чтобы я глаз не спускал с любимого сводного братца. С тебя ведь станется испортить всё дело до того, как брак будет скреплён, – его губы изогнулись в злорадной усмешке. – А я не могу этого делать, если Леншерр не позволяет мне сопровождать тебя. И кстати, как я могу быть уверен, что он не взял тебя силой? Ведь я, не будучи рядом, не мог защитить честь семьи.       Удар попал в цель, и Чарльз зло вскинулся раньше, чем успел взять себя в руки. Они повернули за угол и теперь шли в тени между крепостью и склоном горы, голые серые скалы вздымались с обеих сторон. Только тогда Чарльз нашёл в себе силы ответить, не повышая голоса. Он сжал челюсти.       – Мы оба знаем, что Леншерр женится на мне с единственной целью – получить наследника и заключить политический союз с Югом. Он может спокойно дождаться, пока мы поженимся, а после будет вправе трахать меня столько, сколько его душе будет угодно. В моих же интересах сохранить репутацию незапятнанной, чтобы он не изменил решения и не отправил меня обратно в Вестчестер, а так как я лучше умру, чем дам этому случиться, то ты можешь быть спокоен.       На мгновение Кейн заткнулся, но потом фыркнул, покачав головой. Он так и не смог придумать ответ, и наконец отстал от Чарльза, устремив мысли и взгляд к бледному небу над головой. Солнце висело высоко над их головами, будто на дворе стоял полдень вместо раннего утра. Чарльз вспомнил, что такое обыденное для Севера явление называется «белой ночью»: солнце не садится за горизонт даже в ночные часы. Это приводило в замешательство, выматывало, а к свету солнца в ночное время оказалось крайне трудно привыкнуть. Вчера ночью, глядя в окно после ужина с герцогом, Чарльз с изумлением осознал, что мог видеть всё на многие мили вокруг, словно стоял на самой вершине мира. Отсюда всё казалось маленьким и ничтожным, слишком далеким, чтобы он когда-нибудь снова сумел достичь этой суровой, прекрасной земли. На мгновение у него возникло ощущение невесомости, свободного полета.       Нет. Он был здесь, чтобы нести своё бремя.       Даже воспоминания о нём оказалось достаточно, чтобы вызвать у Чарльза… Он не знал названия для этого чувства, так что предпочёл отбросить невесёлые мысли в сторону и ускорил шаг. Впереди маячил очередной поворот, так что Чарльз смог вырваться вперед – Кейну пришлось бы плестись в отдалении. Он прошёл ещё немного и остановился, перегнувшись через зубцы крепостной стены и взглянув на мост, пересечённый ими по пути сюда. Огромный шумливый водопад, над которым перекинули сооружение, всё так же уносил свои воды вдаль, великолепный и пугающий одновременно. В любое другое время Чарльз только восхитился бы этой сияющей красотой, но сейчас его мысли крутились вокруг образа герцога Леншерра. Человека, за которого ему придется выйти замуж.       Герцог оказался суров и сух в обращении, а его глаза взирали на мир с тлеющей яростью. Тем не менее Чарльз был достаточно честен с самим собой, чтобы признать: его будущий супруг действительно хорош собой. Леншерр был худощав, высокого роста, обладал красивой фигурой и мощным разворотом плеч. Его лицо было скуластым и строгим, а тело принадлежало человеку, который всю жизнь провёл в сражениях. По крайней мере в постели всё будет не так плохо, как Чарльз того опасался. Однако что касается разума герцога…       Из их короткой беседы за ужином Чарльзу стало ясно, что Леншерр умён и остёр на язык. Это бросалось в глаза, хотя герцог лишь отвечал на вопросы Чарльза, поддерживая вялую светскую беседу. Но больше всего в Леншерре Чарльза беспокоило другое. Возможно, это была одна из особенностей Дара герцога, но из-за неё Чарльз мог лишь ощущать присутствие Леншерра рядом. А мысли прочитать не мог.       Чарльз поёжился. На данный момент это было самое неприятное открытие из всех, сделанных им в Айронхолде. Раньше Чарльз предполагал, что Дар даст ему тайное преимущество против любого человека, которого выберут ему в мужья. Сейчас же ему придётся быть втройне осторожным, чтобы не привлечь к себе внимания герцога и спокойно заняться воплощением своих замыслов.       – Так что ты о нём думаешь? – Чарльз не заметил, как Кейн приблизился. Он обернулся и холодно посмотрел на сводного брата.       – А это имеет значение?       Кейн прищурился, словно пытаясь понять, не насмехаются ли над ним:       – Отвечай на чёртов вопрос!       Чарльз пожал плечами, опираясь спиной о стену.       – У него две руки, две ноги, оба глаза, и, насколько я мог видеть вчера, все зубы.       Кейн глумливо оскалился. Как я счастлив, что оставляю тебя здесь, – набатом билось в его мыслях. На этот раз ублюдок развернулся и пошёл первым.       Это была приятная победа, и Чарльз позволил себе насладиться ею несколько секунд, прежде чем последовать за Кейном. Впрочем, он остановился, заметив впереди несколько сооружений, установленных вдоль стены на равном расстоянии друг от друга. Машины были выше человеческого роста, с более длинным концом с противоположного края, установленные под таким углом, что издалека казались чем-то вроде коньков крыш. Все они были вытесаны из тёмного дерева, и рядом с каждой высилась груда камней, от голышей размером с кулак Чарльза до булыжников в несколько раз больше его головы. Разумеется, Чарльз слышал о катапультах и видел гравюры в книгах, но ему никогда не доводилось увидеть вживую хотя бы одну. И вот он стоит к ним так близко, что может дотронуться. Чарльз подошёл чуть ближе; Кейн, несмотря на свою неприязнь к сводному брату, замедлил шаг, чтобы Чарльз мог осмотреться.       – Чёртовы убийцы, – выплюнул Кейн, когда Чарльз настиг его у первой катапульты, но, впечатлённый, всё равно провёл рукой по отполированному дереву.       – Совершенно верно, – отозвался знакомый голос. Чарльз судорожно стёр с лица выражение заинтересованности и восхищения, но поздно. Всё, что было можно, Леншерр уже увидел.       Теперь, когда Чарльз обратил на герцога внимание, его присутствие отзывалось в голове резким, ярким ощущением. Несмотря на это, понять, что творится у герцога в голове, по-прежнему не удавалось. Сегодня он был одет проще, в рубашку, камзол и короткий плащ, всё серого цвета, но разных тонов. Его одежда была простого покроя, но сшита из мягкой, добротной ткани. В отличие от Чарльза, Леншерр обходился без мехов.       Герцог смерил Чарльза холодным взглядом и повернулся к Кейну. Он выглядел расслабленным, но в позе чувствовалась угроза. Неудивительно, раз рядом стоит другой альфа, особенно такой огромный, как Кейн.       – Айронхолд – самое безопасное место в известных человеку землях, и я не допущу, чтобы кто-то нанёс ему ущерб в попытке испортить наши катапульты.       Кейн отдёрнул руку словно ребенок, пойманный с поличным, и неохотно отодвинулся от катапульты, явно разозлившись. Чарльз знал, что тот раздосадован необходимостью спрашивать у человека, которого терпеть не может, о том, что в других обстоятельствах он просто выяснил бы опытным путём. В конце концов любопытство одержало верх, и он неохотно поинтересовался:       – Как далеко они стреляют?       – Достаточно далеко, чтобы разрушить мост или сбросить вниз любого, кто вступит на него, – Леншерр указал рукой. – До дна водопада лететь долго, – добавил он с кривой усмешкой, будто это была бородатая шутка. – И они прекрасно показали себя против варваров.       Последняя фраза герцога показалась Чарльзу излишней, учитывая то, с каким выражением лица он говорил о коренных северянах вчера и как болезненно воспринимал любое упоминание о «варварах». Чарльз коротко задумался на этот счет, но тут же отвлекся, начав так и этак прикидывать возможную тактику нападающих, угол и дальность полёта снарядов из катапульт. Только обнаружив себя во внезапно наступившей тишине, Чарльз понял, что тихонько рассуждал об этом вслух. Более того, он уже намеревался поинтересоваться планом обороны крепостных ворот, когда осекся, сообразив, что его голос обрёл задумчивые интонации, а на лице не осталось ни намёка на идиотизм. Чарльз поспешно улыбнулся, пытаясь замаскировать свой грандиозный провал очередной глупостью, и добавил:       – А что произойдёт, если враги проберутся к катапультам? Они смогут взять замок? Тогда, наверное, нам придется бежать в горы…       Выражение недоверчивого удивления на лице Леншерра сменилось досадой на глупое беспокойство омеги.       – Тогда мои лучники выпустят в них пару сотен стрел, или мы обольём их кипящим маслом со стен замка, – он сложил руки за спиной, из-за чего ткань туники натянулась, обрисовав широкие, мускулистые плечи. – Не стоит бояться нашествий, Ксавьер.       На самом деле Леншерр должен был обращаться к нему «милорд». Несмотря на более низкое положение в иерархии знати, Чарльз тоже имел титул и право на соответствующее обращение. Но, очевидно, соблюдение приличий было последней вещью, которая заботила герцога. К тому же, сейчас они стояли на крепостной стене Айронхолда, а позади высились устрашающего размера катапульты, поэтому Чарльз только улыбнулся:       – Как вам будет угодно, Ваша Светлость.       – Хм, – Леншерр смерил Чарльза долгим задумчивым взглядом, но потом отвернулся, осматривая свои владения. Холодный порывистый ветер разметал и спутал его волосы. Это странно противоречило строгому облику герцога, успел подумать Чарльз, когда ветер внезапно сменил направление, и запах Леншерра пощекотал его ноздри. Пряный, тяжёлый запах альфы, владыки этих мест. Само чарльзово нутро откликнулось на него, во рту пересохло, сердце забилось сильнее.       – Ксавьер, я приказал своему лекарю проверить ваше состояние до свадьбы, чтобы убедиться, что всё в порядке и пройдёт как должно. Он сказал, что мог бы принять вас сегодня вечером, так что почтите его своим присутствием, пожалуйста. Надеюсь, вас это устроит?       Как будто у меня есть выбор, раздраженно подумал Чарльз, борясь с острым искушением отказаться. Но с этой идеей пришлось расстаться, хотя публичная просьба о приёме у врача прозвучала так, будто Леншерр желал удостовериться, здорова ли лошадь, пока не приобрел её для своей конюшни.       Что мгновенно развеяло наваждение, вызванное запахом альфы.       Кейн не понял цели визита к врачу и собирался задать вопрос, но Чарльз кивнул прежде, чем его сводный брат успел сказать хоть слово. Кейн с отчетливым стуком захлопнул рот.       – Очень хорошо, – Леншерр смотрел на них обоих секунду или две, прежде чем предложить. – Позвольте проводить вас к вашим покоям, Ксавьер. Крепостная стена с катапультами – не лучшее место для омеги.       – Будьте так добры, – отозвался Чарльз и попытался внушить себе, что его лицо горит от злости, а не от стыда и разочарования.

~*~

      К счастью, Кейн не последовал за Чарльзом дальше дверей лазарета. Поэтому Чарльз вошёл в покои лекаря Остманна только в сопровождении служанки, указавшей дорогу. Она выглядела спокойной и вежливо-безразличной, хотя, несомненно, новость о посещении Чарльзом врача тут же разлетится по всему замку. Чарльза спасала только выработанная годами привычка прятать свои чувства на людях, и это качество явно пригодится ему в самое ближайшее время. Он прекрасно знал, что означали слова герцога, и старался не думать, как всё произойдёт на самом деле.       За дверью ему открылась небольшая гостиная, всю обстановку которой составляли столик и несколько удобных стульев. Стены были задрапированы гобеленами. Служанка предложила Чарльзу подождать здесь и прошла к другой двери, за которой, скорее всего, скрывались покои доктора.       Чарльз не стал садиться, а принялся бездумно рассматривать гобелен, чтобы убить время. Некстати вспомнился их семейный врач из Вестчестера, но Чарльз поспешно задвинул его назад, не желая предвзято сравнивать здешнего доктора с человеком, которого знал с детства. Вместо этого Чарльз размышлял о Снежном крае, здешних людях и о том, что ему о них известно. Упоминание о северянах несомненно взволновало герцога вчера вечером, и Чарльзу отчаянно хотелось прочесть тогда его мысли, понять, что Леншерр думает о них на самом деле. Здесь, в горах, Снежный народ являл собой наибольшую угрозу. Эти варвары обитали на ледяных склонах гор и даже выше; некоторые их поселения были построены столь высоко, что ни один нормальный человек не смог бы дышать в этом холоде без риска тяжело заболеть. Воздух здесь был холодный и колючий, и, Чарльз уверен, опасный для всех, кто не родился в этом краю.       Леншерр, скорее всего, провёл всю сознательную жизнь в сражениях с варварами на своих землях, а всё детство – ожидая возвращения из таких же походов лорда-отца и никогда не зная наверняка, жив ли тот. Однажды Чарльз увидел в книге иллюстрацию, которая потрясла его своей жестокостью. На ней была изображена исполненная ярости воительница Северных земель, с мечом в руках, занесенным над телом поверженного врага. Зубы её были обнажены в жутком оскале, едва прикрывшая тело грубая одежда явно не спасала от жуткого холода земель, где не было места роскоши и утонченности. К тому же, нечто такое художник изобразил в её нарисованных глазах, что заставило Чарльза вздрогнуть – выражение необузданной свирепости, быть может? Поэтому Чарльза поразило, что Северяне обладали мастерством и знаниями достаточными для создания твердыни столь выдающейся, как Айронхолд.       Неудивительно, что Леншерр испытывал такие противоречивые чувства по отношению к тем, кто построил его дом, но в то же время постоянно нападал на его людей, забирая с собой домашний скот, домашний скарб и законную герцогову десятину. Если бы Южные короли не вторглись сюда много лет назад, эти земли до сих пор управлялись бы племенами и их союзами вместо законного лорда, а сам Леншерр мог вообще не появиться на свет.       Позади раздался тихий скрип дверных петель, и в комнату вошёл молодой бета, сопровождаемый уже знакомой Чарльзу служанкой. Она бесшумно исчезла, оставив их наедине.       Молодой человек сглотнул, затем неуклюже поклонился. Весь он был какой-то нескладный, длинные руки и ноги, казалось, мешали ему, делая движения дёргаными и лишёнными изящества.       – Милорд… Если вы готовы… Доктор Остманн ждёт вас. Если вы соблаговолите, конечно…       Молодой человек, на самом деле ещё юноша, явно нервничал, но его северное произношение смягчалось таким до боли знакомым южным акцентом. Чарльз ободряюще улыбнулся в расчете успокоить его и заслужить симпатию.       – Благодарю вас. Вы – помощник лекаря, не так ли?       Этот вопрос и дружелюбный тон Чарльза застали юношу врасплох. Выражение озадаченности и облегчения на его лице быстро сменяли друг друга.       – Э, да, Милорд, все верно. Я – Хэнк, и я помогаю господину Остманну… На самом деле, я его ученик… Раньше я учился в школе, но…       – Хэнк, ты ведь пригласишь графа войти, не так ли? – донёсся голос из соседней комнаты, и молодой человек тут же смущённо замолк. Он снова поклонился Чарльзу и пригласил его следовать за собой.       Пожилой доктор поднялся из кресла, тяжело опираясь на палку. Чарльз приметил дрожь в его коленях, но выпрямившись, мужчина сбросил добрый десяток лет, будто ему ещё не было и шестидесяти. Лицо его избороздили морщины, но волосы сохранили насыщенный каштановый оттенок, хотя доктор уже начал лысеть. Как и большинство врачей, он был бетой, его запах показался Чарльзу тихим и ненавязчивым.       – Милорд, – он окинул Чарльза пронзительным взглядом. – Добро пожаловать в Айронхолд. Я – здешний врач, и герцог Леншерр попросил меня осмотреть вас перед церемонией. Не стану ходить вокруг да около и сразу предупреждаю, что это будет осмотр весьма интимного характера. Но в этом нет ничего страшного, точно так же я буду принимать ваши роды. И я обещаю вам, Его Светлость не услышит от меня ни словечка сверх того, что ему необходимо знать. Надеюсь, вы не станете возражать против присутствия Хэнка? Таким образом он сможет получить необходимый опыт, ведь, если у вас будет много детей, что часто бывает в этих краях, то большинство родов предстоит принимать именно ему. К тому же, вы сможете заранее привыкнуть к его присутствию.       Итак, выглядит достаточно крепким, – определенно, сейчас в Остманне говорил прежде всего опытный врач и акушер. – Гм, и широкие бедра, должен хорошо перенести сцепку и беременность, а так же выносить ребенка живым.       В любой другой ситуации Чарльз бы мгновенно ощетинился на такое фамильярное обращение и потребовал бы извинений. Но, учитывая их тесное сотрудничество в будущем, ему всё же стоило вести себя дружелюбно и понимающе. Поэтому Чарльз кивнул и обескураженно улыбнулся.       – Никаких возражений, доктор. Мы начнем прямо сейчас?       – Присядьте.       Когда Чарльз сел, а Хэнк разлил вино по бокалам, доктор сложил ладони на животе и продолжил:       – Замечательно. Для начала я хотел бы узнать, сколько вам лет, милорд.       – Этим летом исполнилось девятнадцать.       – И у вас уже была первая течка?       Будь Чарльз волен вести себя как обычно, он бы не стал отвечать на этот вопрос. Но он изображал юного и невинного мальчика, поэтому, слегка покраснев, пробормотал:       – Да, оставался в своих покоях вместе со слугой-омегой до тех пор, пока симптомы полностью не исчезали.       Остманн кивнул, удовлетворённый ответом Чарльза.       – Здесь нечего стыдиться, милорд, это естественный процесс. У вас есть какие-нибудь особенности, проблемы со здоровьем, о которых я должен знать? Или в вашей семье? Или, может быть, у вас есть Дар?       Чарльз улыбнулся и солгал.       – Нет, ничего такого нет.       Впрочем, не такая уж это была и ложь: очень немногие назвали бы телепатию Даром, учитывая крайне сомнительные преимущества этой способности и постоянную угрозу жизни и здоровью владельца.       Он спокойно выдержал весь осмотр, сначала раздевшись до белья, а потом сняв и его, чтобы доктор мог осмотреть его тело с помощью странного вида инструментов. Ни один из них, впрочем, не доставил Чарльзу особых неудобств. Во время манипуляций доктора Чарльз старался держаться со всем возможным достоинством, но когда кто-то осматривает твой зад на предмет следов чужого проникновения или внезапного бесплодия, чтобы какой-то альфа мог беспрепятственно тебя трахнуть, сложно говорить о каком бы то ни было достоинстве. Пока двое едва знакомых Чарльзу людей проверяли его готовность к первой брачной ночи, Чарльз напоминал себе, что всё это – незначительные неудобства ради брака с Леншерром и случая претворить в жизнь собственные планы.       Эта мысль уничтожила последние иллюзии Чарльза о возможной романтике в их с Эриком отношениях. Хотя шансы были ничтожными, но прежде Чарльз всё равно надеялся на нечто подобное между ними. После осмотра же он молча оделся и ушел в свои покои дожидаться окончательного решения герцога.

~*~

Эрик       Наступила белая ночь**, когда Эрик покинул крепость и направился к северу вдоль дороги, змеившейся меж горных склонов. Солнце нависло прямо над горизонтом, пронизав воздух бледным золотом, редкие деревья отбрасывали на землю странные тени. Тропа была узкой, иногда места едва хватало даже для одного, но тут худоба Эрика играла ему на руку. Дорога же была его. Проложенная предками сотни лет назад, тропа слыла в народе Могильной. Поговаривали о духах и неведомых созданиях, подстерегавших странников в глубинах ущелий, о том, что эти духи исполнены ненависти ко всему живому, и неосторожного путника здесь ожидала скорая, мучительная смерть.       Не так уж они были и неправы. Этот путь был заклят древними силами, но месть, которой они так ждали, свершилась с рождением Эрика. Свирепая сила предков жила в песнях, что матери поют своим детям, ждала своего часа в крови каждого свободного человека в этом краю. Эрик слышал её шёпот в звучании древнего языка, внимал зову в порывах ветра, ощущение морозного воздуха на коже пьянило его.       Тонкий пласт летнего снега стал толще, когда он углубился в горы. Даже в белые ночи солнца не хватало, чтобы осветить путь: сгустившаяся среди базальтовых скал тьма поглощала тонкие лучи. И всё же Эрик не нуждался в них – он знал дорогу. Шёпот вокруг усиливался, пока ощущение одиночества не покинуло его окончательно. Теперь за Эриком следовали родичи его матери, их закованные в серебро руки лежали на его плечах, касались спины, вели его вперед.       После часа пути тропа снова расширилась. Тьма рассеялась, отблески света плясали на остриях ледяных сосулек. Почва под ногами Эрика, это месиво из черной земли, грязи и снега, сменилось голубизной чистейшего льда – теперь он шёл по древнему основанию Первородного Ледника*.       Эрику казалось, будто он сбросил со своих плеч бремя, о существовании которого даже не подозревал. Это место никогда не будет осквернено присутствием чужаков, им не завладеют правители Юга. Воздух и лед здесь останутся чистыми и прозрачными, как стекло.       Он закрыл глаза и сосредоточился на дыхании, позволив всему остальному исчезнуть, пока среди бестелесного шепота не сумел различить тихие звуки встречных шагов.       – Эрик, сын Эйдины***, да пребудет с тобой мир.       – Да пребудет, – эхом откликнулся Эрик. Магда, дочь Анны, стояла перед ним: не в привычной одежде воина, а в своем нарядном* голубом платье, самом красивом из всех, что у неё были. Остальные встали поодаль, ожидая.       Магда улыбнулась и, приблизившись, взяла ладони Эрика в свои и мягко сжала. Если бы не обстоятельства рождения Эрика, она могла стать его женой. Они с Магдой сочетались бы браком здесь, на Первородном Леднике, согласно их общим традициям, а не посредством того языческого обряда, что свяжет его с Ксавьером.       – Итак, – говорит Магда несколько мгновений спустя, отпустив руки Эрика. – Всё решено, верно? Ты женишься.       Эрик кивнул. Лекарь подробно отчитался ему об осмотре Ксавьера этим утром. Слуги уже начали приготовления.       – Завтра. – Он использовал Северный* отсчет времени, не Южный, в котором день начинался с восхода солнца. – После следующей ночи.       – Поздравляю, – Эрик попытался услышать едкие нотки в её голосе, но не нашёл их. Во всём, что Магда говорила или делала, никогда не было даже намёка на фальшь, и эта черта в ней нравилась Эрику больше всего.       – Всё так, как должно быть, – осторожно ответил Эрик. Неважно, удовлетворен ли он своей участью, неважно, язычник его будущий супруг или нет – народ Севера требовал от своих людей абсолютной преданности общим целям. Или, по крайней мере, её попытки.       Помедлив секунду, Магда кивнула. Эрик не сомневался, что она поняла скрытый смысл его слов, но девушка оставила их без ответа.       – Идём, Наставник* здесь. Мы готовы.       Она повела его по неровной поверхности ледника туда, где собрались остальные. Наставник стоял перед всеми, его лицо было закрыто длинной прозрачной вуалью. Эрик встретил его взгляд перед тем, как принял поднесенную ему вуаль и набросил её на голову. Ткань под его пальцами была тонкой и легкой, как серебряная паутинка.       Эрик прикрыл глаза ладонью и Наставник благословил его древней молитвой. Эрик повторял слова за ним, нетерпеливо переступая с ноги на ногу и касаясь обветренными губами своей вуали, когда Имя было произнесено. Люди просили благодати, защиты, восстановления святилищ. Они молились божеству, полузабытому даже среди северян. Но не из-за Б-га они собрались здесь, и не Он делал их людьми Северного края. Не Он, но кровь в их жилах и прошлое в их памяти.       – Воистину, – Наставник закончил молитву.       – Воистину, – эхом отозвались живые, и голоса духов вторили им. Призрачные руки ещё тянулись к Эрику, и их прикосновения обдавали его холодом.       В молчании они шли по леднику туда, где его поверхность встречалась со скалой. Вход в пещеру чернильным провалом зиял впереди. Эрик не видел ничего на шаг впереди себя. Он коснулся рун на камне скалы, поднес пальцы к губам и первым шагнул внутрь. Свод был настолько низким, что ему пришлось согнуться вдвое, чтобы пройти вперед. Но внутри… внутри не было ничего кроме ослепительно голубого льда, сияющего огнями, будто звёзды спустились с небес чтобы осветить его. Лед выглядит так, будто он всё ещё каким-то образом движется, закручиваясь подобно воде, которая течёт по извилистой реке с бурным течением. По льду сбегали струйки воды, сливаясь в единый поток на полу пещеры.       В гроте ручей расширялся и впадал в озерцо. Когда-то предки вырезали сток для воды прямо в толще льда, получив природный бассейн. Эрик встал на краю и принялся аккуратно и быстро снимать одежду, пока не остался нагим и дрожащим. Он осторожно ступил в воду, держась одной рукой за голый камень берега. Каждый ребёнок на Севере знает, как просто поскользнуться и размозжить голову о лед.       Когда Эрик достиг самого глубокого места, вода была ему по пояс и холодна настолько, что он понимал – промедление способно убить его.       Эрик окунулся с головой трижды, и, прошептав короткую молитву, вылез из бассейна. Всё тело била крупная дрожь, но Магда тут же набросила ему на плечи подбитый мехом плащ. Стало теплее, но ненадолго, и за это ему стоило поблагодарить холод: Ледяная вода стекала по его шее, а влажные волосы уже заледенели.       – Летние свадьбы просто чудесны, правда? – промурлыкала Магда ему на ухо, и Эрик выдавил смешок, чувствуя, что даст петуха как мальчишка, едва откроет рот.       – Ты не должен больше медлить, – напомнил Наставник, его глубокий голос отдавался эхом в ледяных стенах. – Дракон ждет тебя.       Даже так, Эрик с трудом заставил себя вернуть тёплый плащ Магде. Морозный воздух ожег кожу, и он снова задрожал, делая первый шаг. Обойдя озерцо, он направился по узкой заиндевевшей дорожке у самой кромки воды к той части пещеры, где даже лёд не сиял искрами пойманного света.       Эрик никогда не признался бы, что дрожал в тот момент не только от холода.       На самой границе света и тени Эрик преклонил колени, опершись ладонями о твёрдый лёд, и опустил голову. Его шея оставалась покорно, уязвимо открытой, но он застыл в ожидании. Долго, очень долго он слышал только тихое журчание бегущей воды да стук собственных зубов, хоть и напрягал весь свой слух. Но затем... Затем появилось ещё кое-что. Из недр ледника до его ушей донесся шорох и скрежет когтей, царапавших первозданный лёд, поначалу едва различимый, но звук становился всё громче и громче. Эрик глубоко вдохнул и зашептал древнюю молитву – он всегда читал её, если чувствовал, что может вот-вот умереть. Ему хотелось, чтобы эти слова стали его последними словами.       Эрик ощутил горячее дыхание на своей обнаженной коже, но не посмел поднять голову. Даже сейчас, стоя на коленях перед драконом, он видел мерцание чешуи древнейшего существа и обсидиановые лезвия его когтей. Если дракон не благословит его, если он не благословит этот брак – что ж, по крайней мере, Эрику больше не придется думать о Шоу.       Его сердце колотилось сильнее, чем в любой битве, пульс шумел в ушах. Эрик уже забыл о холоде. Всё, что он сейчас чувствовал, это был жар углей в чреве дракона, придававших его дыханию обжигающее тепло, и пульсацию страха под собственной кожей. Он вдруг запнулся, внезапно забыв значение слов молитвы, которую заучил с малолетства.       Дракон вдруг фыркнул, и Эрик пошатнулся, едва не потеряв равновесие.       И это не осталось незамеченным. Эрика будто потеснили в его собственном разуме. Он чувствовал, как дракон рассматривал его – внимательно, ловя каждое ощущение, не только мысль, но и самый зачаток мысли, и эта чудовищная мощь не имела себе равных.       Эрик знал, что должен сосредоточиться, соединить все части своего разума в единое целое. Этот навык он приобрёл на войне, но сейчас утратил. Какая-то часть его понимала: опасность таилась не в пламени, а в способности дракона парализовать жертву ужасом. Если Эрик сможет принять страх, который одновременно являлся и не являлся его собственным, одновременно реальный и нереальный, если он найдёт своё уязвимое место прежде, чем дракон сделает это, но почерпнет силу в этой слабости, тогда, возможно, его оставят в живых.       Драконы были и будут величайшими союзниками его народа, но никогда до этого момента Эрику не приходилось видеть их вблизи. И никто не видел, не раньше, чем его признавали готовым к этому, не раньше, чем ему удавалось обрести себя. Только таких людей драконы признавали равными себе, и только им давался шанс жить среди этих удивительных существ, оседлать их или стоять в их пламени без угрозы быть сожжённым дотла. Вот почему Эрик пришёл сюда в своем стремлении получить благословение: он был Король-Который-Грядет, наследник королевства, ныне существовавшего только сердцах и душах его народа, и кто, если не он?       Поэтому Эрик позволил страху завладеть собой, пока у него не осталось сил, чтобы бояться. Даже так казалось, прошли часы, прежде чем ему удалось обрести некое состояние равновесия. Эрик будто заглянул в глаз бури, оказался на островке спокойствия посреди бушующего моря: он боялся, но страх отступил.       Дракон снова фыркнул, и Эрик почувствовал, как тёплое дыхание коснулось его макушки. Облегчение затопило его, когда он поднял голову и встретил чужой взгляд. Он никогда… Красота этого существа была ошеломляющей. На мгновение Эрик забыл, как дышать, завороженный синевой льда в радужке дракона и темным пламенем в его угольных зрачках. Минуло несколько ударов сердца прежде, чем дракон выдохнул струйку дыма и развернулся, чтобы скрыться в непроглядной черноте своего обиталища.       Эрик медленно поднялся, до сих пор ощущая слабость в ногах, пальцы уже немели от холода. Он надеялся… Неважно. Достаточно и того, что он остался в живых. Достаточно того, что его брак был благословлен. Он не был признан равным дракону, но что толку сожалеть об этом?       Эрик обернулся к своим людям и, с улыбкой воздев руки над головой, позволил себе утонуть в нестройном хоре поющих голосов.