White Nights/Белые Ночи

Чарльз       К тому времени как Чарльз более-менее пришёл в себя и выпрямился, Эрик уже спешился и двинулся к телам, хмурясь и напряжённо разводя плечи; вся его поза кричала о готовности к атаке, злость, казалось, заставила напрячься каждый мускул его тела.       – Что во имя всех Богов здесь произошло? – хрипло спросил Чарльз, чувствуя в горле горечь и тяжесть.       – Резня, – ответил Эрик, подступая к телу, которое было рассечено от живота до подбородка. Он медленно двинулся дальше, не обращая внимания на запёкшуюся кровь под ногами.       – Это я вижу, – Чарльз отчаянно желал вылезти из седла, но это значило, что ему придётся подойти к месту побоища. Однако он не мог и остаться на месте и притвориться, что ничего не происходит, – именно такое поведение ожидалось бы от него на Юге, более того, ему следовало бы так поступить, и никто не смог бы его осудить. Но Чарльз понимал, что Эрик осудит его. Более того, Чарльз осудит сам себя. Так что он приподнялся в седле, перекинул через него ногу и спешился, соскочив на землю, чтобы осторожно подойти ближе.       Здесь было примерно двадцать или тридцать трупов, мужчины и женщины, даже дети, все тела были практически выпотрошены и лежали чуть поодаль друг от друга, будто до того, как их настигли, они пытались убежать от неизбежной гибели. Чарльз не увидел ни единого меча или любого другого оружия. Или нападающие забрали их с собой, или погибшие не могли даже обороняться.       – Я не думал, что разбойники убивают молодых, – тихо сказал Чарльз, и наклонился, чтобы поднять с земли пропитанный кровью плащ и накрыть им тело девочки, которой на вид было не больше шести или семи лет. – Это просто… бесчеловечно.       – Это были не разбойники, – голос Эрик был обманчиво спокоен, словно тот на время отключил все эмоции. – Разбойники нападают с помощью стрел и кинжалов. Разве ты не видишь, что здесь поработали мечом?       Чарльз покачал головой, пытаясь сдержать нервный смешок. Всё это было так… Где-то в глубине постепенно нарастало желание убежать прочь, и он чувствовал себя так, словно сейчас его выкинет из собственного тела, или наоборот, он взорвётся изнутри, сердце судорожно забилось в груди.       – Я не… раньше не видел такого, чтобы сразу же заметить разницу, – он ушёл чуть дальше, смотря на перевёрнутые и растоптанные остатки полуприготовленной пищи. – Но если не разбойники, тогда кто?       – Его Величество, король всея земель Геноши и Лорд-протектор Юга. Шоу, – Эрик выплюнул имя так, словно оно было пропитано ядом. – Как внимательно, как бесконечно благородно и великодушно с его стороны взять на себя обязанность стереть всех оставшихся в живых отродьев «снежного племени» с лица его благословенной земли.       – Что? – тупо переспросил Чарльз, и только когда Эрик подошёл ближе к телам, чтобы посмотреть на что-то, понял, что тот имел в виду, – все эти люди принадлежали к Северному народу.       Когда сорок лет назад Север покорился воле завоевателей, Южные армии, придя на эту землю, обнаружили здесь племя варваров, которые верили только в одного бога вместо целого пантеона Южных божеств. В их храмах не было ни одного идола, не приносилось ни одной жертвы во славу истинных Богов, и эти люди жили как дикари и были слишком озлоблены, чтобы мирно оставить свои земли, – были неспособны рассуждать разумно, даже когда их жизнь могла существенно улучшиться с помощью более разумного управления с Юга. И тогда Его Величество Шоу приказал истребить их всех, чтобы защитить жизни мирных Южных поселенцев и взять под контроль рождение варварских детей по той причине, что в их народе мужчин было явно меньше, чем женщин, а сами они были слишком близки к животным, чтобы жить. Или так всегда говорилось в донесениях и новостях из столицы, а это по большей части принималось как факт, никаких рассуждений.       Теперь же, встретив Эрика, который точно не был диким варваром, и, подвергшись необходимости увидеть всё происходящее вблизи и принять всю реальность такой, какой она была, а не опустить некоторые неприятные факты, чтобы задуматься о чём-то более приятном и менее беспокойном, вроде астрономии или естественных наук… Чарльз почувствовал новый приступ тошноты и головокружения, как будто вся кровь в его теле внезапно ринулась к ногам.       – Но… – начал он, в ужасе смотря на Эрика. – Это же твоё герцогство. Эти люди, они просто… Это всего лишь крестьянские семьи. Неужели не ты должен следить за соблюдением закона на этой территории? Король не может вмешиваться во внутренние дела твоих земель, это прописано в протоколе. Герцоги диктуют его волю на местах, они ведут дела за него. Твои люди не могли сделать этого.       Эрик поднял голову вверх, его выражение было больше похоже на усмешку, чем на гримасу.       – Скажем так, у нас с королём были некоторые… разногласия в прошлом, – сказал он, сжав ладони в кулаки. – Шоу регулярно посылает всадников патрулировать наши южные границы. «Милостиво предложенная помощь для того, чтобы справиться с варварским племенем», так он это называет. А кто я такой, чтобы отказывать королю? Герцог, ничего более. Герцог с властью над металлом и его энергией, в распоряжении которого есть огромная армия. Меня нужно всё время держать в узде. А Шоу не успокоится, пока последнему «варварскому» ребёнку не перережут горло, как молочному поросёнку.       Одно дело слышать о насилии и думать о нём абстрактно – война никогда не касалась Вестчестера, и Чарльз вырос в мягком климате, окружённый заботой и комфортом, если не считать Курта и Кейна, – и совсем другое стоять посреди бойни, чувствовать запах крови и копоти, а также уже появившиеся нотки разложения, которые неприятно щекотали нос, вызывая рвотные порывы.       Руки Чарльза бессильно повисли по бокам, пока он не нашёл в себе сил, чтобы поднять одну ладонь и прикрыть ею лицо, пряча глаза на несколько долгих мучительных секунд, не в силах сдерживать свои чувства.       – Я не знаю, что сказать. Я… Вы хороните своих мертвых? Хотя у нас нет лопат…       – Я буду рыть землю руками, если придётся, – впервые в голосе Эрика появилось что-то кроме ледяной ярости – интонация в неверно произнесённом слове, или, возможно, просто результат того, что он несколько раз моргнул, пытаясь удержать себя от чего-то страшного. Мгновением позже меч Эрика соскользнул с его пояса, и отшвырнутая в сторону сталь в чехле упала прямо к ногам Чарльза.       Потом Эрик рухнул на колени прямо в грязь, вонзил пальцы в землю и начал собирать почву руками, врываясь в землю с видимым и ощутимым отчаянием, выражение его лица стало практически безумным.       – Я полагаю, ты думал, что такие вещи больше не происходят, – Эрик выплёвывал слова, погрузившись в землю по самые запястья. Он не смотрел на Чарльза; всё его внимание было направлено на землю под его руками. – Для тебя это просто урок истории. Старые войны, давние победы. И моя мать, и мать моей матери – для тебя они всего лишь персонажи книг.       Чарльз упал на землю перед Эриком, не заботясь о том, что кровь впитается в ткань, обтягивающую его колени, и схватил его за запястья, почувствовав под пальцами бугорки костей.       – Остановись! Ты поранишь себя, ты не можешь копать могилы руками!       – К чертям собачьим, могу! – рыкнул Эрик, вырывая руку из хватки Чарльза и утирая лицо тыльной стороной ладони. На его щеке остался след грязи и крови, и Чарльз схватил её быстрее, чем Эрик смог дотянуться до ямы, которую он начал копать.       – Не дури, – прикрикнул он в ответ, чувствуя, как в его груди медленно нарастает ощущение ужаса и болезненной тошноты, и хотел продолжить, когда внезапно почувствовал четыре новых разума, принадлежавших людям, что приближались к ним со стороны скал, взбешённых, яростных и вооруженных.       Чарльз обернулся, прежде чем смог взять себя под контроль, и услышал звук вынимаемого из ножен меча – альфа, должно быть, почувствовал, приближение оружия, потому что Эрик стремительно поднялся на ноги позади него, притягивая меч в свою руку и вставая в боевую стойку, оттолкнув Чарльза себе за спину.       Когда незнакомцы приблизились к противоположному концу проталины, они были злее, чем кто-либо, кого Чарльз чувствовал до этого, и один из них прокричал:       – Как вы посмели прийти сюда и осквернить наших мёртвых! Как вы посмели, мрази!       – Фридур, – сказал Эрик низким голосом, не защищаясь, но быстро. – Да пребудет с тобой мир. Мы не хотели оскорбить вас.       Женщина, за которой шли ещё три человека, остановилась на краю поляны, и от её разума разошлась волна удивления. Кто-то позади неё сказал:       – Это Kenig.       Чарльз отодвинулся слегка в сторону, чтобы получше разглядеть их, и чтобы они видели, что он не вооружен.       – Где вы были, когда это случилось? – спросил он, хотя уже знал ответ – ещё живой, сводящий с ума страх до сих пор витал в воздухе, в их головах, острый и кусающийся. – Кто-нибудь ещё смог убежать?       Женщина одарила его недобрым взглядом, а остальные трое тихо что-то забормотали, прежде чем её голос заглушил их:       – Да, но это зависит от того, что вы имеете в виду под «убежать». Не без ран и повреждений.       – Никто из этих людей не убегает, – сказал Эрик тихо и напряжённо, обращаясь к Чарльзу, но не мягко, и новоприбывшие могли это слышать. – Они потеряли своих родных. Они – свидетели. Выживание не равняется побегу.       В голосе Эрика была какая-то нотка, которую Чарльз не смог понять. Чуть громче Эрик сказал:       – Сколько человек ранено?       – Ещё двое. Один взрослый и один ребёнок. Мы унесли их чуть дальше, чтобы им не пришлось находиться среди… – печально изогнув губы, она обвела рукой вокруг себя. – Среди всего этого.       – Пожалуйста, – сказал Эрик, – позвольте нам помочь вам укрыть их и похоронить ваших мертвецов. Мы проведём этот Hvíldardagurinn с вами и вашей семьёй.       Чарльз хотел открыть рот, чтобы спросить, что это означает, и не будут ли в Айронхолде беспокоиться, если они не вернутся, но одного взгляда на лицо Эрика хватило, чтобы он промолчал. Это может подождать.       Чарльз не мог ничего с собой поделать, но почувствовал себя… потерянным, даже когда отошёл, чтобы привести их коня, и последовал за Эриком и другими людьми народа снежных земель, держась чуть позади, пока они тихо переговаривались между собой на языке, которого Чарльз не понимал. Он – не один из них, и это было до боли очевидно. Это было в их взглядах, в тоне их мыслей, из которых было понятно, что они прекрасно это осознавали и не стремились прекращать демонстрировать. Это было не лучшее время и место для того, чтобы быть Южанином.       Они шли мимо острых скал, по сухой земле, и остановились только тогда, когда перестал чувствоваться запах дыма. Лагерь был недалеко, что, очевидно было продиктовано тем, что нужно было перенести раненых, не причинив им большего вреда, хотя это место могло быть легко обнаружено атакующими, если бы им пришло в голову вернуться и добить оставшихся. Две неровно поставленные палатки словно жались к небольшому куску голой скалы, одну из них поддерживала дверь, которая выглядела так, будто её вытащили из огня. Снаружи Чарльз мог видеть только две пары ног, одну большую и другую поменьше, лежавших рядом друг с другом. Четыре человека Северного народа, повернувшись спиной к Чарльзу, подошли к просвету в палатке, чтобы проверить раненых.       – У нас есть еда, – предложил Чарльз, чувствуя, как его желудок жалобно урчит. Это казалось ужасным, чувствовать голод после настолько ужасного зрелища, но он был. Гораздо лучше, если он отдаст её им. Он начал отвязывать седельную сумку, которая была к нему ближе всего, доставая два меха с водой, хлеб и баранину. – Немного, но всё же.       – Это больше, чем у нас есть, – сказала женщина, и в этот раз её голос стал мягче, благодарность осветила края её сознания. Теперь, подойдя ближе, Чарльз мог видеть, что она была лидером группы, несмотря на то, что все они были бетами, за исключением взрослого в палатке, который был омегой. – Спасибо.       Чарльз выдавил из себя слабую улыбку.       – И ещё вы можете взять мой плащ, вам нужно держать их в тепле, – он передал толстый свёрток меха одному из мужчин, который, приняв его, сразу же подошёл к палатке, чтобы укрыть раненого ребёнка – его племянницу, прочитал Чарльз в его мыслях, и вся её семья, за исключением него, теперь была мертва.       – У вас есть что-то, чем можно копать? – спросил Эрик.       – Не здесь, – женщина наклонилась, чтобы положить еду рядом с остатками кухонного скарба, который они уложили здесь этим утром, и если её руки и дрожали, то никто не сказал об этом ни слова. – Мы хотели… Мы собирались отправить Оскара в Ингилстадт, чтобы взять лопаты и попросить помощи у местных жителей. Они наши хорошие друзья. Я – Эмилия. В палатке с Юрсой и Якобом Оскар, а ещё двоих зовут Петур и Эйр.       – Я хотел бы, чтобы мы встретились при лучших обстоятельствах, – сказал Эрик. – Эйр… Ты кажешься мне знакомой.       – Я однажды провела Hvíldardagurinn на леднике, в прошлом году, – сказала Эйр мягко, но как-то отстранённо, словно она частично была не здесь, и часть её разума была поглощена чем-то другим. Она была невысокой женщиной, с кожей оливкового цвета, хотя сейчас она была бледной, что говорило о её глубоком потрясении, которое она с трудом скрывала. – Я узнала вас оттуда, Kenig.       Верно. Время заняться делом, подумал Чарльз, отталкивая в сторону своё собственное потрясение и леденящий душу ужас, с силой очищая свои мысли, сглатывая горечь и игнорируя комок в горле. Он закончил проверять сумки на предмет чего-то полезного и встал рядом с Эриком, приподнимая подбородок и с видимым усилием расправляя плечи.       – Я бы предложил, чтобы Оскар отправился на Скайгнирре в Ингилстадт, – сказал он, смотря на всех остальных. – Но мы ехали вдвоём в одном седле несколько часов, и конь вымотан. Возможно, быстрее будет, если мы подождем до утра, чтобы он отдохнул, если ехать далеко.       – Это всего в часе ходьбы, не больше, – ответил Оскар, выходя из-под тента. Он выглядел таким же усталым, как и все остальные, но всё равно сказал. – Я отправлюсь сейчас и приеду обратно так быстро, как только смогу.       – Хорошо. Тогда я сейчас разделю еду, – сказал Чарльз, и мужчина, развернувшись, ускакал на восток. – Кто-то должен будет собрать веток для костра, и нам нужно подправить палатки, чтобы они не упали на раненых.       Эрик покачал головой.       – Нет… Оставь еду. Лучше будет съесть её вечером.       Чарльз взглянул на Эйр, которая кивнула и добавила:       – Velgjörð. Для Hvíldardagurinn. Драконье пламя, я почти забыла.       – Никто не будет винить тебя, – сказал Эрик. – Как Чарльз сказал, здесь не так уж много… Но есть хлеб. И вино.       Чарльз медленно кивнул, смущённый отказом Эрика.       – И немного сыра, рыбы, баранины, хотя всего этого будет очень мало если поделить на восьмерых. Эрик, чем бы Vil-dada-goo-rinn ни был, и как бы это на самом деле не произносилось, я правда думаю, что было бы лучше поесть сейчас. Все они сейчас в шоке, и раненым точно нужно поесть, а не голодать во имя чего бы то ни было.       – Veel-dard-agoo-rin, – почти отсутствующе поправил Эрик. – Но ты прав. Нужно накормить Якоба и Юрсу сейчас. Это не velgjörð, сохранить еду, если это будет стоить жизни раненым, – он взглянул на оставшихся. – Вы сможете подождать?       Петур кивнул, его губы изогнулись в жёсткой ухмылке.       – Наши предки выжили, сможем и мы. Ублюдки с Юга не смогут украсть наши традиции. Даже силой.       Чарльз изменился в лице, но ничего не сказал. Он отломил ломоть хлеба, и немного сыра, взял банку с тушёной бараниной и мех с водой, когда он скользнул под навес.       Пространство было небольшим и в палатке уже казалось людно со всего двумя людьми, которые уже были внутри: маленькая девочка-бета свернулась рядом с мужчиной-омегой, крепко держа его за руку. Чарльзу пришлось поискать себе место рядом с ней, сев на колени и со всей возможной уверенностью встретив расфокусированный взгляд Якоба, учитывая то, что он потерял руку до локтя. Осталось много места там, где Чарльз знал, должна была быть рука мужчины, но её просто не было. Он снова почувствовал тошноту, и ему понадобились все свои силы, чтобы сказать, тихо и спокойно.       – Я принёс еду.       Последовала долгая пауза, прежде чем Якоб кивнул, подтолкнув девочку – Юрсу – одной рукой, чтобы она перевернулась на спину и взглянула на Чарльза. На её бедре оказался длинный, глубокий и рваный порез, а в серых глазах стояли слёзы. Её личико было почти в форме сердечка, но кожа побледнела и стала почти что серой от потери крови.       Она приняла еду только после Якоба, быстро забрав её из рук Чарльза и отправив в рот.       Чувствуя боль в сердце, Чарльз улыбнулся ей со всей возможной нежностью и положил остатки еды рядом с ней.       – Вы справитесь здесь вдвоём? – спросил он Якоба, который кивнул, но этот кивок сопровождался такой сильной дрожью, что Чарльз мог только вздохнуть. Мысли Якоба были подёрнутыми дымкой по краям и расплывались перед его глазами. Им нужно, чтобы за ними кто-то присмотрел, подумал Чарльз, вылез из-под навеса и вернулся обратно, туда, где Эрик и остальные просто… стояли, даже не разговаривали, смотря на окрестности, как будто они не были уверены, что с ними происходит или где они сейчас находятся.       Очевидно, с Эриком что-то было не в порядке – он казался таким же бледным, как и остальные, и Чарльз даже не был уверен, что до этого он видел, как Эрик ничего не делает – просто сидел, да, читая, спал мёртвым сном, едва двигаясь, но Чарльз никогда не видел, чтобы Эрик просто стоял, бодрствуя, не видел, чтобы в нём отсутствовала постоянно бьющая ключом жизненная энергия, которую Чарльз уже привык ассоциировать со своим супругом.       – Эйр, – сказал Чарльз, подходя к ней и касаясь её локтя. – Ты не могла бы пойти и посидеть с Якобом и Юрсой? Им нужно, чтобы кто-то помог им с едой, я не уверен, что они справятся без посторонней помощи, а при такой кровопотере им нужно поесть.       Эйр кивнула, содрогнувшись почти так же сильно, как Якоб, но всё же двинулась к палаткам, и хотя бы кто-то из всех них занялся делом, вместо того чтобы с трудом сохранять вертикальное положение, чувствуя, что вот-вот упадёшь.       – Петур, ты не мог бы подправить палатки? – спросил Чарльз у следующего человека, указывая на покосившиеся крыши. – Я понимаю, что они были поставлены в спешке, но нужно убедиться, что они не упадут. Эмилия могла бы помочь тебе, и вы двое могли бы прислушиваться, не приближается ли к нам кто-то ещё.       Когда они оба ушли выполнять указания, Чарльз на секунду остановился, взглянув на Эрика и заметив лёгкую дымку влаги на его глазах. Он, несомненно, обратил внимание на то, что Чарльз начал отдавать приказы, но не сказал ничего, и не последовало никаких сухих ремарок о повелительных омегах, которые Чарльз уже был готов услышать. Иногда было просто забыть разницу в их возрасте, но сейчас Эрик выглядел на все свои годы. Яркий солнечный свет и голубое небо над их головами делали бледный цвет кожи Эрика более заметным даже под летним загаром, и Чарльз дал себе секунду, чтобы перевести дух, прикрыл глаза рукой и сжал переносицу, чтобы убрать с лица лишние эмоции, прежде чем подойти и встать позади Эрика.       – Пойдём, поможешь мне найти хворост, – сказал он, превращая свои слова в прямое указание, а не приказ.       Эрик одарил его удивлённым взглядом, будто он не ожидал увидеть Чарльза рядом с собой, но снова ничего не сказал, молча выдвинувшись на запад, к скоплению чахлых и едва покрытых зеленью деревьев. И снова то, что Эрик подчинился без единого слова в ответ, обеспокоило Чарльза, и он постарался поспевать за широкими шагами альфы, идя скорее рядом с ним, чем позади.       Когда они оказались достаточно далеко от лагеря и не могли быть услышаны, Чарльз взглянул на Эрика и спросил:       – Ты в порядке?       Последовало долгое молчание, прежде чем Эрик ответил, а когда он это сделал, его тон был почти что светским, и это могло бы обмануть Чарльза, если бы он не видел напряжения в его теле и неровной походке, которой он двигался дальше, словно не до конца контролируя своё тело.       – Когда я был ребёнком, – начал Эрик далёким и отстранённым тоном, – и шли дни первого завоевания Шоу, ещё до того, как ты родился, я проводил много времени со своей бабушкой. Матерью моей матери. Она жила в деревне, в часе езды от Айронхолда. Мой отец всегда очень строго контролировал моё питание, всегда беспокоясь о том, что я могу начать расти вширь, а не вверх, но Амма всегда пекла мне всё, что бы я ни захотел, когда я приходил к ней. Ей нравилось проводить со мной время.       Его взгляд был сфокусирован на горизонте, и Чарльз отчего-то подумал, что Эрик делает это нарочно, лишь бы не смотреть на него. Он не был уверен, почему Эрик рассказывает ему это, но не перебивал, ожидая, чем закончится рассказ.       – Так что я приехал, чтобы поесть мясных шариков, – сказал Эрик, по-прежнему выглядя погружённым в свои мысли, – и всего того, что мне никогда не позволяли есть дома, и тогда я побежал на улицу играть с другими деревенскими детьми. Наверное, это не так уж отличалось от детства любого альфы. Играть в войну с помощью деревянных палок вместо мечей. Притворяться, что мы могли летать, как драконы. Всё это было под предлогом того, что Логан давал мне уроки фехтования: спустя какое-то время мы с Логаном оба согласились в том, что это было ужасно скучно, так что он спокойно уезжал куда-то на весь день, пока я ел и играл.       Руки Эрика так и остались лежать по сторонам, но ладони сжались в кулаки.       – Разумеется, я был глуп, думая, что Шоу оставит в покое деревню, лежащую так близко к главной твердыне Севера, особенно если эта деревня практически полностью была заселена Северным народом. Им удавалось скрывать это долгие годы, но в конце концов слухи дошли до моего отца, который был вынужден доложить Шоу. Его армия уничтожила всю деревню меньше, чем за пять минут, точно так же, как ты видел это сегодня. И когда они думали, что практически все люди были мертвы, они сожгли её дотла.       Чарльз внезапно осознал, что стоит, затаив дыхание и закрыв ладонью рот, чтобы скрыть своё потрясение. Плечи и руки Эрика дрожали, голос ломался. Он был похож на один из увиденных утром гейзеров, до этого его злость бурлила где-то глубоко внутри, но вопрос Чарльза заставил его взорваться.       – Я выжил только потому, что моя бабушка умерла, – безэмоционально продолжил Эрик, его глаза следили за чем-то невидимым для взора Чарльза. – Они отсекли ей голову. Я прибежал обратно к её дому, когда началось нападение, но она уже была… мертва. Я измазал себя в её крови и лёг в грязи, притворяясь мёртвым. Я позволил им поджечь наш дом, пока мы оба всё ещё были внутри. А когда стало слишком горячо, я прикрывался её телом, как щитом. Я сумел выбраться наружу и вытащить её до того, как крыша обвалилась.       Он потряс головой, словно стремясь прогнать воспоминания.       – В какой-то момент я, наверное, отключился. Дальше я помню только то, что очнулся и Логан держал меня. Я мог использовать свою силу, чтобы остановить их: в том возрасте она уже проявилась. Я мог взять все их топоры и мечи и уничтожить их с помощью этого оружия. Но я не сделал этого. Я просто лежал ничком на улице и позволил каждому из них погибнуть.       Чарльз не знал, что сказать или сделать. Они дошли до редкой рощи печальных, поникших деревьев, превращённых ветром в невысокие, гладкие фигуры, меньше роста их обоих. Чарльз чувствовал, что сейчас заплачет, но вместо этого он просто чувствовал свою беспомощность, шок от душераздирающего рассказа Эрика, все его внутренности сжались внутри него, словно их стиснули гигантским кулаком в одну массу. Сочувствие и жалость стремительно поднимались в его душе, и, несмотря на свои смешанные чувства по отношению к Эрику, он не смог не ответить.       – Мне жаль, – сказал он наконец, подходя к краю рощи, толстый слой земли под его ногами был испещрён корнями и сухой листвой. – Это… – Чарльз прервался и осторожно протянул руку к лицу Эрика, кончиками пальцев касаясь его скулы, и скользнул по коже, не осмелившись положить ладонь ему на щёку. – В этом не было твоей вины, – сказал он, пытаясь сохранить такой же спокойный тон, как у Эрика. – У тебя не было того опыта, что есть сейчас. Ты не мог реагировать как взрослый – ты был всего лишь ребёнком.       – Я не мог смотреть на своего отца после этого, – сказал Эрик, будто даже не услышав слова Чарльза. Он не отреагировал даже на прикосновение, словно был в совершенно другом месте. – Я притворялся больным в течение нескольких недель, – короткий, странный и сухой смешок. – Ну, если я вообще мог «притворяться».       – А он… – Чарльз начал, но нет, конечно же нет. – Он не знал, верно? Твой отец? Что ты и твоя мать принадлежите к Северному народу?       Эрик покачал головой, неосознанно оттолкнув руку Чарльза. Она упала на его плечо, и Чарльз отстранился, когда Эрик сумел справиться с голосом:       – Нет. Он никогда и не узнал. Предполагалось, что наша свадьба будет точно такой же – Северянин королевской крови с благородным Южанином, чтобы сохранить род где-то, где он никогда не будет в опасности. Это сработало бы лучше, если бы я был омегой, но я – альфа, а у моих родителей никогда не было других детей. Ты был необходим для сохранения рода. И когда выбор пал на тебя, ты никогда не должен был узнать.       – Как это связано с тем, что ты родился альфой?       – Право крови передается через омегу или женщину к его или её детям, – объяснил Эрик. – И то, что твои дети унаследуют мой титул… станет исключительным случаем.       Ох. Чарльз почувствовал, как что-то внутри напряглось, и он отвернулся, чтобы взглянуть на деревья, скрестив руки на груди, над его ровным, нетронутым следами ещё не начавшейся беременности животом.       – Спасибо, что рассказал мне, – сказал он, сглатывая комок в горле. Он хотел как-нибудь утешить его, но после того, как Эрику не удалось отвечать ранее, было слишком сложно рисковать и пытаться прикоснуться, особенно если его могли отвергнуть. Неважно, что Эрик сказал, что Чарльз никогда не сможет стать тем, кого он хочет видеть своим партнёром, что дети Чарльза никогда не будут теми, кем Эрик хочет, чтобы они стали, потому что Чарльз уже не является таковым. Но Эрик уже рассказал ему о себе больше, чем когда бы то ни было, и Чарльз был благодарен за то, что он может хотя бы немного больше узнать человека, с которым он был связан браком до конца жизни.       – И мне жаль, что это случилось с тобой.       Какая-то часть характера Эрика, наверное, вернулась к нему, потому что он развернулся и спросил:       – Жаль, что это случилось со мной, или жаль, что это случилось вообще?       – Прекрати быть сволочью, – Чарльз обернулся, взглянув на Эрика, и хотя это должно было прозвучать зло, его голос был слабым, а плечи дрожали, выражение лица исказилось, а глаза заблестели. – Мне жаль, что это произошло, и что такое до сих пор происходит с людьми вроде тех, что там, в лагере, и на всей этой земле, и я на самом деле не знаю, как с этим справиться, ладно? Я делаю всё, что в моих чёртовых силах, так что, пожалуйста, давай будем взрослыми людьми и не будем ссориться по этому поводу.       Эрик обернулся и, в конце концов, взглянул на Чарльза, подняв обе руки, чтобы положить одну на плечо Чарльза, а второй обхватить его затылок. Он больше не дрожал, и его взгляд был странно спокойным и тёплым, когда он взглянул в глаза Чарльза. Чарльз почувствовал, что его качает, и ощущение стало только хуже, когда Эрик наклонился, чтобы поцеловать Чарльза в лоб, как будто он был ребёнком. Хотя в глазах Эрика, наверное, так и было.       И больше всего Чарльз хотел, чтобы его держали, и обнять кого-то в ответ, чтобы почувствовать живое биение их сердец.       – Хворост, – сказал он, и вывернулся из рук Эрика, неловко отступив назад и практически споткнувшись. – А потом я хочу попробовать найти тысячелистник для ран Якоба и Юрсы, чтобы сделать лекарство. Я читал в одной книге, что он должен помочь остановить кровотечение.       – Тысячелистник растёт больше около городов, чем здесь, на пустоши, – сказал Эрик, и его, кажется, почти не задело то, что Чарльз отстранился. – Но если он здесь есть, то, скорее всего, около деревьев. Он растёт на сухой почве.       Над их головами пролетела стая птиц, перекликаясь между собой высокими голосами, а Чарльз двинулся под тень деревьев, чтобы подобрать несколько упавших веток, ломая их посередине и укладывая на локоть своей левой руки. Он не ответил, слишком выбитый из колеи этим странным поцелуем, последовавшим за показным безразличием. С каждым днём неспособность прочесть мысли Эрика становилась всё более и более раздражающей, Чарльзу приходилось постоянно догадываться о мотивации Эрика вместо того, чтобы знать, как это было бы с любым другим нормальным человеком.       – Ты видишь, я пытаюсь, – сказал он, взглянув на Эрика и выпрямившись с вязанкой хвороста в руках. И тут же отступив в сторону, чтобы не врезаться в ствол ближайшего дерева.       – Пытаешься что? – Эрик не удостоил его и взглядом.       Чарльз сам не был уверен, что именно он хотел сказать.       – Быть тем, кому ты веришь, когда я говорю, что ненавижу то, что произошло здесь, – сказал он с отчаянием и недостатком слов. – Я знаю, ты думаешь, что я испорченный, изнеженный Южанин, и что мы все такие, но… Это не так. Мы не такие. Я хочу, чтобы ты воспринимал меня всерьёз, как личность, и не думал, что я говорю что-то только потому, что так сказал бы любой Южанин, потому что я… Я тоже могу чувствовать себя плохо, наблюдая за такими событиями.       Эрик повернулся к Чарльзу, подошел ближе и остановился буквально в нескольких футах от него – достаточно далеко, чтобы это могло сойти за формальный жест, и достаточно близко, чтобы Чарльз не забывал, что Эрик в буквальном смысле возвышается над окружавшими их деревьями. Выражение его лица ничего не выдавало, хотя на нём отразилась какая-то эмоция, которую Чарльз не смог понять.       – Ты думаешь, что тебе нужно обнажить свое кровоточащее сердце и вылить наружу тонны сентиментальности, чтобы я воспринял тебя всерьёз? – спросил он.       Чарльз не смог сдержаться, и его ответ был больше похож на ответный удар.       – Я думаю, что если я начну кричать, то не смогу остановиться, – сказал он, не успев остановить себя.       – Тогда, – сказал Эрик, – мы не так уж отличаемся друг от друга.       Над их головами послышались голоса птиц, и Чарльз взглянул обратно в сторону лагеря. Он буквально кожей чувствовал участившееся биение пульса в своём горле, запястьях, животе, и не знал, почему. Возможно, это был взгляд серых глаз Эрика, который не отрывался от него, тяжёлый и не двигающийся, как будто он наконец-то в самом деле смотрел на Чарльза, не просто на его оболочку, а в самую суть его существа. Он сглотнул и перекатился с носков на пятки.       – Нам нужно вернуться, принести хворост.       Эрик кивнул и первым двинулся к лагерю, ступая по пружинящей почве с лёгкостью, которой Чарльз мог только завидовать.       – Когда я оборвал тебя по поводу еды ранее, это было не потому, что ты был не прав в своём предположении, – устало сказал Эрик, когда они снова вышли на луг. Солнце оказалось ниже над горизонтом. Чарльз был удивлён тем, как изменилось его положение, за тот промежуток времени который, казалось, длился совсем немного. – Просто сегодня началась Hvíldardagurinn. Это день отдыха для Северного народа. Одна из религиозных и культурных особенностей связана с тем, что мы должны устроить большой ужин вечером. У хлеба и вина особое предназначение, хотя, по всем правилам, это должен быть особенный вид хлеба. И огненное вино, а не клубничное, – он взглянул на Чарльза, словно проверяя, понял ли тот его. – Устроить ужин, это… velgjörð, что значит… хм… ну, нечто вроде хорошего, доброго дела? Я не уверен, как это можно перевести точнее.       – Заповедь? – предложил Чарльз.       – Нет, это было бы boðorðið, немного иное по значению. К примеру, следуя boðorðið, мы не работаем в Hvíldardagurinn. Velgjörð же не диктуется законом тем же путем, но игнорировать его было бы… – Эрик замолк, раздумывая, – было бы неправильно.       Чарльз всё ещё чувствовал странное напряжение, которое кружится вокруг, но теперь оно отступило, и он смог его выдерживать.       – Так ты поэтому хотел подождать, – сделал вывод Чарльз, перехватывая хворост поудобнее, когда одна из веток чуть не упала на землю.       Эрик кивнул.       – В то время я почти забыл о ритуале, но теперь я думаю, что это была хорошая идея. Им нужно делать что-то знакомое, не так ли?       Они уже приблизились к лагерю, и Чарльз уже мог видеть фигуры остальных, сидящие рядом и жмущиеся один к одному, как будто они не могли сидеть без поддержки друг друга.       – Да, – сказал он, его локоть коснулся локтя Эрика, пока они шли бок о бок. – Я думаю, им это нужно.       Когда они вернулись в лагерь, Эрик присел к другим Северянам, тихо говоря с ними о чём-то, а Чарльз взял весь хворост, который они принесли, чтобы разжечь костёр. Он быстро сделал из веток некое подобие шалаша, а потом с помощью ножа высек из камня несколько искр. Ему потребовалось несколько попыток, чтобы пламя занялось, дерево было отсыревшим, но в конце концов Чарльзу удалось заставить костёр разгореться, и он с довольной улыбкой опустился на колени. Рейвен убедилась, что он хорошо усвоил её уроки по разжиганию огня еще в Вестчестере, и она была бы горда тем, что он смог использовать их сейчас.       Чарльз взглянул на Эрика, который ещё разговаривал с Эйр.       – Когда будет достаточно поздно, чтобы мы смогли начать ужин?       Эрик взглянул наверх, смотря на него через какие-то палатки, которые они установили.       – Это определяется календарём в летнее и зимнее время, – сказал он. – Но… Я думаю, у нас достаточно времени, чтобы похоронить мёртвых до вечера, если Оскар вернётся быстро.       – Чтобы похоронить два десятка людей? – Чарльзу это показалось чрезмерным преувеличением, но Эрик просто слабо ухмыльнулся и пошевелил пальцами в воздухе. Да, точно, металлические лопаты. – Не обращай внимания.       Чарльз вернулся к палатке, чтобы проверить двух раненых человек, и обнаружил, что они оба спали, пусть и не спокойно. Их сознания всё ещё были наполнены страхом и болью, которые он облегчил по мере своих возможностей, убирая это из их сновидений и распыляя в воздухе. Это, пусть и ненадолго, поможет, но по крайней мере, они смогут спокойно отдохнуть. Сделав всё, что было в его силах на данный момент, он ненадолго присел рядом с ними. Ему была нужна минутка наедине с собой.       Казалось, прошло очень много времени и одновременно очень мало, пока он сидел под тентом в полумраке, свернувшись клубочком и подтянув к себе колени на тонком полотняном полу, стараясь дышать не так громко и прерывисто; пытаясь не вспоминать о крови и частях тела тех людей, которые он вообще не должен был видеть снаружи, лежащих на земле как какой-то хлам. Чарльз слегка покачивался взад-вперед, закрыв лицо руками и стирая слёзы, которые начали появляться в уголках его глаз, стараясь сидеть как можно тише, чтобы остальные не услышали его.       Кроме того, он чувствовал себя неуверенно относительно их с Эриком отношений. Сегодня он оказался ввергнут в пучину их взаимоотношений, и он на самом не знал, что ему теперь было делать. Эрик дошёл от поддразниваний и выезда с Чарльзом на прогулку до презрительной отстраненности, будто ему было совершенно плевать на Чарльза, а потом перешёл к чувствительности и честности, снисходительности к уважению за очень и очень короткий промежуток времени. Чарльз не мог заставить себя не думать о руках Эрика на своём теле, губах альфы, прижимающихся к его лбу, его фальшивой презрительности в ответ на попытку Чарльза утешить, резко сменившейся принятием благоприятного отношения.       К тому времени как Оскар вернулся вместе с шестью или семью новыми людьми, мрачные мысли которых были сфокусированы на их поклаже, лопатах и мысленной готовности увидеть страшное зрелище, Чарльз сумел взять себя в руки. Но он остался внутри палатки, чувствуя смущение и неуверенность, пока Эрик не позвал его наружу.       Свет снаружи показался слишком ярким, когда Чарльз вышел на солнце, и ему пришлось прикрыть глаза рукой, чтобы не зажмуриться, постепенно привыкая к освещению. Эрик ждал его у самого тента, и положил руку на его пояс, ведя его к людям, приближающиеся фигуры которых становились всё больше и больше на фоне горизонта.       – Я не думаю, что смогу помочь с копанием, – сказал Чарльз Эрику, повернувшись, чтобы взглянуть на него, и остановился, чувствуя себя слабым и неуверенным. Но он не отстранился из объятия альфы, кожей чувствуя тепло его тела. Он чувствовал стыд, говоря это, но… – Я не смогу смотреть на это снова. Я хотел бы остаться здесь, если это не вызовет удивлённых взглядов.       – Всё в порядке, – спокойно сказал Эрик так, как будто он не обратил ровно никакого внимания на то, как сильно смущён был Чарльз. – Нужно, чтобы кто-то присмотрел за Якобом и Юрсой, а я сомневаюсь, что из Ингилстадта пришлют лекаря. Никто не подумает о тебе плохо.       – Хорошо, – Чарльз слегка наклонил голову и позволил себе на краткий миг положить её на плечо Эрика, просто дыша, спрятав лицо, прежде чем выпрямиться и повернуться к новоприбывшим.       Один из них отделился от всей группы, когда расстояние между ними было равно всего нескольким метрам. Это был высокий альфа, телосложением напоминавший быка, с широким, честным лицом, в данный момент искажённым мрачным выражением.       – Ваша Светлость, – он кивнул головой, едва ли поклонившись перед Эриком. – Мужчина рассказал нам, что произошло. Мы хотели бы помочь, если вы позволите.       Эрик кивнул, и Чарльз снова почувствовал себя выбитым из колеи этим странным, невысказанным почтением местных к своему герцогу, и уважением герцога к своим людям в ответ. Произойди всё это в родных краях Чарльза, никто не осмелился бы обратиться к Эрику без приглашения и дара в виде нескольких золотых монет как платы за аудиенцию.       – Нам нужно выкопать двадцать девять могил, – сказал Эрик. – Мой Дар справится с большей их частью, но ваша помощь будет большим подспорьем. Вижу, вы принесли палатки.       Другой альфа кивнул.       – Да, и еду. И огненное вино. Оскар сказал нам о том, что вам необходимо.       – Мы очень благодарны, – ответил Эрик, и в этот раз он чуть не поклонился, склонив голову так низко, что если бы Чарльз не знал, он бы подумал, что Эрик приветствует по меньшей мере самого короля Шоу. – Мистер?…       – Оуэн Холт, – сказал альфа. – Кузнец из Ингилстадта. А это моя омега, Джулия.       Он представил остальных и назвал род занятий каждого – в основном это были фермеры, но один был портным. Это могло бы быть полезным, подумал Чарльз, если предположить, что у человека будут достаточно крепкие нервы, чтобы зашить раны Якоба и Юрсы.       Эрик в ответ представил каждого из Северян. И только потом кивнул в сторону Чарльза, добавив:       – И граф Чарльз Ксавьер, мой омега.       – Добро пожаловать, – сказал Чарльз, вспоминая уроки своей матери и удерживая на лице нейтральное выражение, потому что в сознании некоторых из новоприбывших мелькнули очень злобные мысли относительно Южан и Чарльза в отдельности. Подувший ветер заставил Чарльза вдохнуть запах их злости, который, казалось, сочился из самых их пор. – Если вы принесете еду к огню, я прослежу за тем, чтобы она была приготовлена. Жаль, что мы не могли встретиться при менее печальных обстоятельствах.       Его слова не оказали большого эффекта на предубеждение селян по отношению к нему, но он почувствовал, что Эрик ощутимо расслабился сбоку от него.       – Чарльз не знаком с трудностями Северного народа или их культурой, но он сочувствует их потерям, – сказал Эрик.       Это не смягчило мыслей тех, от кого исходила враждебность, но Чарльз не мог ждать, пока это случится, до скончания времен, так что он просто взял переданные ему сумки с едой, думая о том, как странно, что люди из Северного народа были готовы принять его по одному только слову Эрика, а другие Северяне – нет.       – Сколько времени вам понадобится, как ты думаешь? – спросил он у Эрика, смотря на него, и чувствуя руку Эрика на своей спине, обнимая его в ответ за пояс, и внезапно почувствовав что-то… очень близкое, домашнее, как и должен был ощущать себя любой омега рядом со своим супругом.       – Час или, может, два, – Эрик подождал, пока Северяне ушли из зоны слышимости, и наклонился к Чарльзу, понизив голос. – Простые Северяне не знают, что я принадлежу к Северному народу – знают только те, кто сам к нему относится. Будь осторожней со словами.       – Хорошо, – пробормотал Чарльз, слыша шум пульса в своих ушах. – Я приготовлю еду к вашему приходу, – сказал он громче, и, чувствуя на себе чужие взгляды и внезапно почувствовав неуместное смущение, приподнялся на носочках, чтобы мягко, не размыкая губ, поцеловать Эрика в уголок рта.       В ответ Эрик одарил его странным взглядом и помедлил на какую-то секунду, но потом ушёл прочь, последовав за остальными к месту резни.

~*~

      К тому времени, как те, кто копали могилы, вернулись, наступили сумерки, небо стало бледно-фиолетового цвета, оттенённое редкими облаками, которые бросали тень на притихшую землю. Несмотря на то, что ночью точно не станет темнее, чем сейчас, Чарльз был рад, что появился хоть какой-то естественный знак порядка, по которому можно было планировать день. Эйр помогла ему приготовить еду по мере их сил и возможностей в двух железных мисках, которые селяне принесли с собой, и когда все вернулись и сели у костра – за исключением двух раненых, которые спали под защитой разума Чарльза – Эмилия начала церемонию.       Это было по-своему прекрасно, несмотря на страшные обстоятельства. Сначала Эмилия зажгла две короткие свечи, которые обнаружились на пепелище, струи тепла, которые шли от них, касались её лица, пока она говорила тихую молитву, прикрыв глаза руками. Каждое движение было отточенным, и ничто не выдавало то, как она и другие Северяне, скорее всего, должны были быть голодны. Чарльз представил себе, как бы это могло произойти за столом, при свете свечей, когда присутствующие не были бы измазаны в крови и грязи, которые никому не удалось смыть до конца. Наверное, это было бы так же красиво и торжественно как службы, которые проводились в Южных храмах в дни святых.       Эрик, другие альфы и беты-мужчины, должны были накрыть головы несмотря на то, что только Петур принимал в церемонии непосредственное участие, и пока Эмилия благословляла хлеб и огненное вино, Чарльз задумался, было ли Эрику больно не принимать участие в ритуале, не отдавать себя в полную силу. Он сказал, что это было обговорено заранее, в конце концов. Эрик принял хлеб, когда его передали ему, не с уважительным, а с отстранённым выражением лица, которое не изменилось, когда он молча отдал Чарльзу его долю.       Чарльз наблюдал за всем происходящим с любопытством и сильным интересом, но в последствии не мог отрицать того, что когда они наконец смогли приступить к еде, он набросился на еду, едва сдерживая себя, да и то лишь по той причине, что ещё в детстве в него глубоко вбили правила поведения за столом. Огненное вино было таким же жгучим, каким он его помнил, но Чарльз уже пробыл на Севере достаточно, чтобы оценить его согревающие качества, и потому он пил его с осторожностью и благодарностью, пока чувствительность возвращалась к его окоченевшим конечностям.       Никто не говорил во время еды, за исключением коротких переговоров тихими голосами, хотя все пытались не прерывать печальную тишину, которая повисла над головами всех присутствующих и была ощущаема не только телепатами. Когда они закончили, Чарльз почувствовал облегчение, и селяне пошли устанавливать навесы, чтобы все они могли поспать.       – Мы поставили навес для вас и вашего супруга, – сказал Оуэн Эрику, и достаточно вежливо кинул Чарльзу, хотя в мыслях он не стал счастливее от его присутствия. – Мы подумали, вы предпочтете некоторое личное пространство, учитывая ваше благородное происхождение и недавнюю свадьбу.       Эрик поблагодарил его и поднялся, протянув руку Чарльзу, чтобы помочь ему встать, после чего они оба последовали за Оуэном через лагерь к небольшой палатке из мехов. Эрику пришлось согнуться пополам, чтобы залезть внутрь, и ни один из них не смог бы стоять внутри. Однако, для Чарльза было облегчением увидеть, что внутри было два спальных места. И что они были из меха: как выяснилось, не у всех Северян был такой иммунитет к холоду, как у Эрика. Пока он думал об этом, Эрик закрыл за ними тент, и они остались одни.       Чарльз не хотел спать в одежде – она была слишком пропитана потом и слишком сильно напоминала о прошедшем дне, и её нужно было проветрить, если он снова хотел надеть её завтра, так что придется спать голышом. Чарльз согнулся в поясе, чтобы сесть в изножье постели справа, и, сняв ботинки, положил их у выхода из палатки. Справившись с этим, он потянулся к связкам на своих штанах, после чего стянул их вместе с нижним бельем, чтобы снять их с ног. Он чувствовал на себе взгляд Эрика, даже когда тот сел, чтобы стянуть с себя собственную обувь; глаза Эрика сверкали в полумраке палатки чуть сильнее, чем положено.       В любую другую ночь они были бы готовы заняться сексом до сна, в очередной попытке зачать ребенка, игнорируя сильнейшее физическое притяжение, от которого воздух казался горячим и наполненным желанием. Сейчас же в воздухе не было ничего, кроме глубокой, сильной скорби и грусти.       Чарльз стянул с себя жилет и рубаху через голову и отложил их в сторону рядом с обувью и штанами, осторожно сложив их, хотя места, чтобы убрать их, кроме земли, в палатке не было.       – Ты не… – осторожно начал он, но потом остановился, лучше обдумав вопрос. – Не обращай внимания.       – В чем дело? – спросил Эрик, оставляя обувь у входа в палатку и стягивая рубашку через голову, прежде чем бросить её в дальний угол.       Скрестив босые ноги, Чарльз вздохнул и положил локоть на колени, а потом опёрся щекой о ладонь.       – Я хотел спросить, не хочешь ли ты поговорить об этом, – сказал он, откидывая с лица упавшую прядь волос. – Но я подумал, что на самом деле нет.       – Возможно, как-нибудь потом, – сказал Эрик. Это не полностью отказ, что само по себе уже что-то. И Эрик, к счастью, не был груб по этому поводу.       Эрик снял свои штаны и лёг, завернувшись в одеяло из меха, и Чарльз последовал его примеру, скользнув под собственное толстое одеяло, и повернулся на бок, смотря на Эрика. Он всё ещё слышал звуки того, как другие люди ходили снаружи, видел отблески пламени через тонкий просвет между кусками полотна у входа в палатку, и в то же время они были отделены от остальных, в своем небольшом мирке. На улице не было холодно, но Чарльз всё равно дрожал. Теперь, когда он наконец успокоился и ничего не делал, то почувствовал, как давешний холод вернулся к своей старой охоте.       Несколько долгих минут он пытался устроиться поудобнее и заставить себя уснуть, но ничего не вышло. Его кожу стягивало от холода, природа которого, он точно знал, таилась в его голове, и в конце концов Чарльз вздохнул и сжал кулаками одеяла, чтобы переместить их с собой по полотняному полу палатки и лечь рядом с Эриком.       Чарльз сжался в комочек рядом с ним, и положил голову на плечо Эрика, издав тихий вздох облегчения, когда ему это удалось. Его рука легла на солнечное сплетение альфы, и он положил своё колено на колено Эрика, удерживая его рядом с собой. Так теплее и лучше, Чарльз чувствовал дыхание Эрика, мягкий звук пульса под ухом, и всё было спокойно несколько секунд, пока рука Эрика не обняла его за пояс в ответ. Как только Эрик стал держать его, он почувствовал себя лучше.       – И что же заставило тебя сделать это? – пробормотал Эрик низким и глубоким голосом, но Чарльз не ответил, просто уткнулся в плечо Эрика и медленно провалился в тяжёлый сон.

~*~

      Он проснулся позже, когда его сдвинули с удобного места, а руки Эрика исчезли с его тела и перевернули на другую сторону. Чарльз заворчал, но проснулся недостаточно, чтобы воспротивиться, и разлепил глаза, только чтобы увидеть, как Эрик выскальзывает из палатки, неясным силуэтом мелькнув рядом с тускло горевшим костром.       Пройдя чуть дальше, Эрик наклонился, всё ещё без рубашки. И как ему не холодно, подумал Чарльз, услышав, как Эрик начал говорить на странном Северном языке, специально понижая голос, чтобы никого не разбудить. Чарльз попытался не уснуть снова, но вскоре всё равно уснул, беспокойно ворочаясь в пустой постели, и пытаясь изгнать окрашенные в алые тона видения, которые всё время кружились на задворках его сознания.

~*~

      Эрик       Эрику так и не удалось уснуть как следует. Он наблюдал за тем, как Чарльз мечется в своём сне, вздрагивая в руках Эрика, когда наступала фаза поверхностного сна, и бормотал что-то неразборчивое, когда приходил глубокий сон. До Эрика внезапно дошло, что Чарльз вполне мог слышать чужие сны. Что, возможно, они прямо сейчас вторгались в сон его омеги и нарушали покой Чарльза. И даже если он не мог, это всё равно была не самая лучшая среда для телепата. Слишком много горьких мыслей и тяжёлых эмоций. Скорбь, злость и боль. Как долго дар Чарльза мог противостоять таким вещам? Эрик порой едва выносил жизнь внутри своей головы; если бы ему пришлось постоянно чувствовать свою собственную злость вместе с эмоциями всех вокруг, он не был уверен, что смог бы выдержать такую жизнь.       Он пытался не возвращаться к своим собственным воспоминаниям, лежа в полумраке. Он дважды пересчитал все веснушки на плече Чарльза. Он мысленно повторял молитвы к своему Б-гу. Он мысленно воссоздавал прошлые дуэли с Логаном, шаг за шагом. Он представлял себе их спальню и постель в Айронхолде и секс с проявляющим инициативу Чарльзом в ней… Хотя это только возбудило его, что было не очень-то к месту, особенно когда его член лежал рядом с обнажёнными ягодицами Чарльза. Шёпотом он несколько раз повторил парочку трудных четверостиший из поэзии Сварти, пока его тело не успокоилось снова.       Он сделал всё это, но воспоминания о резне всё равно преследовали его на краю сознания. Каким-то образом ему удалось задремать, но его сознание всё равно было наполнено такими странными картинами, что умом он понимал, что это всего лишь иллюзии, и всякий раз был готов проснуться и вернуться в реальный мир, если сон внезапно стал бы хуже. Он позволил мерному дыханию Чарльза около своей руки вести его, удерживая его на грани сна и яви.       Он мысленно перебирал воспоминания о предыдущем дне, убирая все, что покрыты налётом ржавчины, в сторону. Вместо этого он вспоминал, как тело Чарльза ощущалось в седле перед ним, то, как Чарльз вздрогнул, когда Эрик прикусил его ухо. Чарльз, касающийся его щеки под сенью деревьев. Рука Чарльза, обнявшая его за пояс, когда Эрик обвил его своей рукой со спины, и тот странный поцелуй, который Чарльз подарил ему. И всё это вело к ночи, когда они легли спать, и Чарльз обнял его так, словно он стремился почувствовать его рядом так же сильно, как этого хотел сам Эрик, мягким и тёплый клубом свернувшись рядом с Эриком.       Воспоминания витали в нереальности мира сновидений, всегда продолжаясь дольше, чем всё было наяву: Эрик прижимался к Чарльзу, пока они ехали, и Чарльз прислонился к нему, желая большего. Странная альтернативная реальность, в которой Чарльз заставляет его выбраться из седла, и развязывает шнуровку его штанов, чтобы взять член Эрика в рот и отсосать ему так, словно он никогда не мечтал о чем-то ином.       Когда дневной свет заставил Эрика полностью проснуться, он обнаружил себя возбуждённым рядом с повернувшимся к нему спиной Чарльзом. Он слышал, как люди ходили снаружи, разговаривали и готовили завтрак, некоторые из селян даже готовились уезжать. Эрик не мог сказать, спит Чарльз или нет, но не смел шевельнуться, в случае если омега всё же не спит. Его тело ждёт секса по утрам, даже если разум отказывает, а зад Чарльза почти манил своим теплом прямо перед ним, ожидая.       Чарльз издал странный звук и перевернулся лицом вниз, утыкаясь головой в мех, пальцами стискивая постель, а кончики его пальцев на ногах подогнулись там, где Эрик мог чувствовать его прикосновение. Дыхание Эрика замерло в его горле, и он быстро перевернулся на спину, широко раскрыв глаза, стараясь убедить себя в том, что он только что не собирался снова уснуть и бессознательно потереться о тело Чарльза, пока на смену возбуждению не пришла бы разрядка.       Чарльз снова застонал и натянул на себя одеяло, полностью переворачиваясь на живот.       – Шумно, – пожаловался он, хотя его голос звучал сдавленно из-за меха. – Прекратить.       Эрик никогда не был так счастлив, что Чарльз, определённо, не был ранней пташкой.       Эрик сел, потянулся за своими брюками к дальнему углу палатки и натянул их на себя, заправляя свой всё ещё стоявший член в брюки и затягивая шнуровку, прежде чем надеть рубашку, чтобы скрыть свидетельство.       – Пора вставать, – сказал он, кладя руку на колено Чарльза – или то, что, как он предполагал, было коленом Чарльза. – Люди уже сворачивают лагерь.       – Рад за них, – сказал Чарльз, не переворачиваясь, но через мгновение он поднялся на локтях, смотря на Эрика поверх обнажённого плеча.       – Хм-м-м-м… Ох. Да, – его лицо стало чуть жёстче, тело напряглось, пока он ещё лежал на животе. – Ох, седьмое пекло. Я вспомнил.       Эрик свернул свою постель, уложил импровизированный матрас поверх изголовья и потянулся за обувью у выхода.       – Трудно забыть, – сухо сказал он; телепат или нет, но Чарльзу всё-таки удалось уснуть этой ночью.       Чарльз поморщился.       – Я надеялся, это были всего лишь кошмары.       Одеяло соскользнуло с его тела, и Эрику пришлось плотнее закрыть дверную щель, чтобы скрыть полную наготу Чарльза от любопытных глаз. Бледная кожа Чарльза казалась ещё белее при дневном свете.       Чарльз взглянул на Эрика, сонливость исчезла из его взгляда, на смену ей пришла обеспокоенность.       – Не злись. Ты ведь знаешь, что я нелегко просыпаюсь, – и он потянулся за своими штанами и нижним бельём.       Эрик кивнул: это был тот максимум извинений, на которые он был способен этим утром.       – Я плохо спал, – объяснился он, зашнуровывая свою обувь.       – Угу. Как и все, – сказал Чарльз, а потом его голова исчезла под тканью рубашки.       Эрик хотел возразить ему: ты же спал, но пока он всё ещё притворялся, что не знает о Даре Чарльза, нужно было держать рот на замке. Он воспользовался возможностью временной слепоты Чарльза, чтобы перевязать штаны и убрать обмякший член на своё место.       – Ты голоден? – спросил он, когда Чарльз снова взглянул на него со встрёпанной шевелюрой, но уже в рубашке.       Чарльз кивнул с видимым смущением.       – Настолько, насколько это возможно, пока я всё ещё думаю о вчерашнем.       – Мне кажется, кто-то приготовил завтрак, – сказал Эрик. – Овсянка и мясо, если судить по запаху. Скорее всего, кто-то из селян поутру сходил на охоту.       Он провел ладонями по волосам, пытаясь привести их хотя бы в подобие порядка. Этим утром он, наверное, выглядел как истинный варвар-Северянин, с рукавами, запачканными землёй и грязью, и волосами, упавшими на лицо. По крайней мере вчера он смыл с рук кровь и грязь, хотя и не помнил, когда именно.       Перевернувшись на спину, чтобы натянуть на себя штаны, Чарльз издал странный звук, прежде, чем завязать их и сесть, потянувшись за обувью. Его небрежность, когда он перевернулся, была до ужаса соблазнительной, беспомощно подумал Эрик, но не смог заставить себя не смотреть.       – Теперь пойдём? – спросил Чарльз, вставая с постели и вылезая из-под навеса.       Эрик закрыл лицо обеими руками и последовал за ним секунду спустя. Он даже не осознавал, каким разбитым чувствовал себя, пока не выпрямился в полный рост снаружи, распрямляя плечи и разминая шею.       Северные люди сидели около огня, босые или с кусками меха, обёрнутыми вокруг их ног и перевязанными кожаными шнурками. Когда Эрик приблизился, то увидел, что они уже оторвали левый рукав своих рубах в знак скорби по погибшим братьям, сестрам, родителям и супругам – к счастью, не детям, – которых они потеряли вчера.       – Friðsælt hvíldardagur, – Эрик поприветствовал их почти осторожно, но никто не был так озабочен соблюдением старых традиций, чтобы пожурить его за нарушение утреннего обета молчания. Они просто нестройным хором ответили ему.       Эрик сел на место, которое было оставлено для него и Чарльза, принимая миску с овсянкой для себя и Чарльза, когда их передали ему. Кто-то точно вернулся на пепелище, так что теперь у них были тарелки и приборы, хотя и не самого лучшего качества. Эрик почему-то вспомнил о еде, которую ему приходилось есть в походах. Нет. Сейчас лучше не думать о войне.       Чарльз пробормотал благодарность, прежде чем зачерпнуть кашу ложкой, а потом, проглотив её, наклонился к Эрику и тихо спросил:       – Нам обязательно нужно хранить молчание? Я не хочу нарушить каких-нибудь традиций.       – Обычно день отдыха предоставлен для скорби, – прошептал Эрик в ответ. – Они никак не показывают этого и не покажут. Но разные люди делают одни и те же вещи по-разному. Мы можем говорить друг с другом, но я думаю, мы должны оставить их в покое, пока они не заговорят с нами первыми.       На леднике от них ожидалась скорбь только в сердцах, а во всем остальном вести себя как обычно. Остаток недели скорби был иным. Но кочующие племена не следовали тем же правилам. Эрик чувствовал себя немного не в своей тарелке, сидя в круге скорби с людьми, которых он не знал до вчерашнего дня, а теперь ему нужно было провести с ними Hvíldardagurinn.       Или, быть может, это слишком сильно повлияло на него, как тогда, пять лет назад, когда Эрик сам скорбел по своей матери.       Молчание вокруг костра было тяжёлым и нарушалось только звуками ударов ложек о миски и шелестом одежды, когда кто-то менял своё положение. Эрик хотел бы верить, что все они мысленно вспоминают радость и красоту жизней их ушедших любимых, а не их ужасный конец, но понимал, что это не так.       Это было мясо кролика, подумал Эрик, хотя кто-то явно передержал его на углях, и оно стало слишком жёстким и тёмным. Люди из Северного народа не могли передвинуть его, чтобы не нарушить закон дня отдыха, так что они просто позволили ему гореть, пока кто-то из селян не догадался помочь.       Эрик не осознавал, что его глаза сами собой начали закрываться, пока его не вернул в реальность голос Оуэна Холта, зазвучавший прямо над его левым плечом. Он практически вздрогнул, оборачиваясь, чтобы встретить взгляд мужчины.       – Мы выдвигаемся, – сказал Оуэн, указывая через плечо на своих спутников, которые закидывали за спины котомки с вещами. – Нам нужно сделать ещё что-нибудь, прежде чем мы уйдем?       Эрик покачал головой.       – Нет, спасибо. Мы благодарны, что вы откликнулись.       – Это всё, что мы могли сделать, – сказал Оуэн. – Это простая человеческая взаимопомощь, ничего более. Мы не похожи на этих сволочей Южан.       Оуэну удалось не смотреть на Чарльза, когда он сказал это, но в то же время он не попросил у Чарльза прощения. – Мы будем за холмами, если вам ещё что-нибудь понадобится. И мы вернемся завтра с подмогой.       Чарльз только изменился в лице, но ничего не сказал, заметил Эрик, и он точно не отреагировал бы так же, если бы Эрик сказал то же самое. Но тут он внезапно вмешался в разговор, хотя его тон был серьёзным и спокойным.       – Если есть что-то, что мы можем сделать для вас в Айронхолде, отправьте весть, и я прослежу, чтобы это было сделано во имя вашей доброты.       – Я не настолько высокомерен, чтобы ожидать вознаграждения, – слегка раздражённо сказал Оуэн. И когда он поклонился секунду спустя, в этом жесте было ровно столько же почтения, сколько было в его тоне, – милорд.       – Я не предлагаю вам вознаграждение, – очень тихий ответ был единственным признаком того, что Чарльза задело такое обращение. – Если вам будет нужно что-нибудь, пожалуйста, отправьте кого-нибудь с просьбой, и это будет сделано, потому что вашим действиям должно быть воздано на должном уровне… Даже на Севере не все приедут на помощь своим соседям по первому зову, как вы. Принимать благодарность или нет – это ваш выбор.       Эрик покосился на Чарльза, но ничего не сказал. Оуэн казался смущённым, но не таким оскорблённым, как раньше. Он повернулся к Эрику и склонил голову со словами:       – Ваша Светлость.       Эрик взмахнул рукой, показывая, что в формальностях нет нужды, и Оуэн расслабился ещё больше, после чего повернулся и отошёл к своим людям, которые уже почти выдвинулись в обратный путь.       – Кролик? – спросил Эрик, протягивая Чарльзу свою миску.       Чарльз взглянул на Эрика и покачал головой.       – Нет, спасибо. Слишком раннее время для мяса.       – Не согласен.       Исключительно омеги могли отказаться от мяса по такой причине. Чарльз и Магда могли бы найти много общего, подумал Эрик, если бы она не собиралась убить его при первой же представившейся возможности в случае своего плохого настроения.       Эрик закончил завтрак, отставил миску в сторону и поднялся на ноги, просто потому что больше не смог бы здесь находиться, позволяя твёрдой земле проникать в его существо медленными, но болезненными движениями. Чарльз проследил за ним взглядом, но ничего не сказал и не сделал попытки подняться самому, когда Эрик ушёл вдаль мимо собранных палаток, слушая звук ветра среди деревьев и птичьих трелей, которые ещё выуживали его из мрачного мира собственных мыслей.       Эрик забыл, каким Hvíldardagurinn может быть, особенно когда об этом не осталось никаких письменных записей после завоевания. Не осталось ничего – ничего, кроме воспоминаний, которые проникали в мысли как кровь в воду. У него никогда не было возможности праздновать этот день на войне, слишком велик был риск того, что его раскроют. В последний раз он чувствовал себя так странно и отчуждённо, как срезанный цветок, внезапно лишившийся корней, когда был Hvíldardagurinn после разрушения деревни Аммы. Когда книги не могли служить утешением, а тёплых рук матери не было рядом, чтобы облегчить воспоминания о том, свидетелем чему он стал. Он всё ещё помнил горячую и липкую кровь Аммы на своей коже. Помнил, как задерживал дыхание, когда солдаты вошли в дом, выискивая выживших ещё раз, прежде чем один из них поджёг все дома с помощью своего Дара.       Какие-то дни, подумал он, бесцельно слоняясь по лагерю, просто чтобы занять себя хоть чем-то, похожи на страницы в манускриптах, которые были вырваны, перемешаны и сложены в беспорядке, как теперь, когда вчерашний день казался безумно близким тому, что произошло два десятка лет назад. И если бы он вынес их на свет, он смог бы смотреть сквозь тонкий пергамент и прочесть то, что было написано чернилами на странице позади. Иногда Эрик боялся, что если бы у него не было тела, чтобы вернуться обратно в реальность, он мог бы потеряться и сбиться со своего пути. Он мог бы бесконечно бродить по отрокам истории в поисках причин и следствий, снова и снова перечитывая давно знакомые страницы.       Сам мир казался хрупким. Как будто Эрик мог надавить рукой и, сломав его оболочку, вступить во что-то совершенно иное. Просто закрыть глаза и отдать себя во власть безумия. Это не будет стоить никаких усилий. В каком-то смысле, горько подумал он, это даже будет облегчением.       Он не слышал звук шагов, прежде чем человек не оказался позади него, и руки Чарльза легли на его плечи, привлекая в мягкое объятие.       – Пойдём отсюда, – сказал Чарльз, и Эрик внезапно осознал, что каким-то образом он бессознательно пришёл к месту резни и стоял около свежевскопанной земли могил, просто смотря на них.       Чарльз потянул, настаивая, и, когда Эрик повернулся, чтобы взглянуть на него, вздохнул и сдвинул брови, между ними появилась небольшая складка.       – Идём, – сказал Чарльз и потянул его за собой.       В этот раз Эрик подчинился, позволил увести себя прочь, несмотря на то, что в то мгновение, когда он отвернулся от могил, тут же спиной почувствовал взгляды тех, кто был погребён здесь, двадцати девяти неясных теней, в гробовом молчании витавших над землёй.       Чарльз взял Эрика под руку, его присутствие показалось тому тёплым и знакомым, пока омега вёл его к небольшой речке, где они пополняли запасы воды прошлой ночью, вдали от мёртвых. Они обогнули насыпь, обошли лагерь, пока Чарльз не остановился на небольшом клочке земли у самой воды, окружённом папоротником и другими растениями и напрочь скрытом зеленью от чужих глаз.       – Садись уже, – сказал Чарльз спустя минуту, и Эрик понял, что всё это время он просто стоял молча, словно ожидая указаний Чарльза.       Эрик опустился на землю.       От тела Чарльза повеяло теплом, когда он сел сбоку от него, достаточно близко, чтобы Эрик мог уловить ритм его дыхания, как сегодня утром, – вдох-выдох, спокойно, но быстро.       – Давай посидим здесь немного, – сказал Чарльз в тишину, проведя рукой по своим волосам и растрепав их. – Другие сразу затихли, когда ты ушёл. Стало неуютно.       – Хорошо, – сказал Эрик и вытянул ноги вперёд, ближе к воде. Секунду спустя он опустился назад, опёршись на свои локти. Но даже так расслабленная поза казалась наигранной. – Так о чём ты хочешь поговорить?       Чарльз не сменил свою зажатую позу, оставив локти лежать на сведённых коленях и опустив подбородок на ладони. Содрогнувшись, он выдохнул:       – Только не о вчерашнем.       Определённо не об этом. Что-то, ну хоть что-то…       – Ты говорил, что ты выезжал к морю в Вестчестере. Расскажи мне о нём.       – О море? – Чарльз замолк, но выражение его лица стало задумчивым. – Оно не такое, как здесь. Здесь море серое и суровое. На Юге оно тёплое и становится аквамариново-голубым, когда вода спокойна. Тёмно-синим, когда начинает волноваться, – Чарльз взмахнул рукой в воздухе, словно показывая острые гребни волн. – И зелёным, когда солнце освещает его под определённым углом. Иногда оно гладкое, как шёлк, и такое чистое, что можно видеть дно на расстоянии в сотни футов вниз, до самых руин древних городов. Мне нравилось ездить с Рейвен у самой кромки воды, где песок всегда был влажным и твёрдым, – закончил он, его рука безвольно повисла вниз, а сам он взглянул на Эрика. – Здесь оно совсем другое.       Эрик открыл глаза через несколько секунд после того, как Чарльз закончил, и понял, что не помнит, когда именно он успел их закрыть.       – Я никогда не был в Вестчестере, – признался он. – Ты знаешь, я провёл в столице целых два года. И у многих знатных семей были летние резиденции в Вестчестере. Они постоянно приглашали меня приехать, но я никогда не находил времени.       – Или не очень-то жаловал тех, кто приглашал?       Эрик слабо улыбнулся.       – Уверен, ты можешь себе вообразить. Или нет. Ты можешь удивиться, но в том возрасте я был ещё более нетерпим к твоим землякам, чем сейчас.       – М-м-м, – Чарльз не согласился, но уголки его губ приподнялись чуть выше, несмотря на то, что веки расслабленно опустились вниз. – Так и есть, большая часть знати владеет летними резиденциями в Вестчестере, потому что традиционно это очень мирная область, а мой отец был известен как политик. Наш край развивается за счёт торговли, а не войн. У нас до сих пор нет даже подобия войска, и это прекрасная земля. Богатство приумножается благодаря садам, рыболовству, поставкам леса и прочему. Так же мы торгуем с островитянами. Многие вельможи приезжали к нам исключительно ради того, чтобы заключить торговые соглашения с моим отцом.       – Ты знаешь, я несколько раз встречался с ним, – вспомнил Эрик. – Он был не намного старше меня. Ну, плюс-минус десять лет, но я помню, как думал, что для герцога странно быть настолько молодым, и даже не подозревал, что мой отец умрёт и сделает меня герцогом всего пару лет спустя. Но не могу сказать, что нам с твоим отцом было о чем поговорить, – так, зачем Эрик вообще начал этот разговор? – Я подумал, что тебе может быть интересно.       – Он был человеком в сотню раз лучше, чем Курт, – сказал Чарльз. – В тысячу раз. И он любил свой край. Он умер, когда я был ещё ребёнком, но до этого часто брал меня с собой, чтобы показать любимые места в герцогстве, возил на золотые поля пшеницы осенью, в грушевые сады, где собирали урожай. Он хотел для Вестчестера только самого лучшего. Курт же жаждет заполучить всё лучшее в Вестчестере только для себя, – щёки Чарльза гневно вспыхнули от одной мысли о его приёмном отце. – Он не смог заполучить его по праву крови и сделал всё возможное, чтобы я тоже не смог. Для этого он отправил меня сюда, а Рейвен – учиться, и даёт Кейну изображать из себя герцога.       – Когда твоя сестра достигнет совершеннолетия?       – Через два года.       – Тогда я уверен, что через два года Рейвен найдёт для Курта и его отвратительного отпрыска какой-нибудь благовидный предлог, чтобы отослать их обоих из Вестчестера очень далеко и надолго, – Эрик прикрыл глаза, хотя на его губах всё ещё играла слабая улыбка.       – Я надеюсь.       Ветер шумел в листве позади них, насыщая застоявшийся воздух влажным запахом земли, а солнечные лучи проникли сквозь завесу и легли на кожу Эрика, согревая её. После недолгого молчания он почувствовал, как Чарльз задвигался, а потом растянулся на земле рядом с ним, почти что коснувшись Эрика.       – Я думаю, если бы ты мог выбирать, ты бы выбрал себе другого супруга, не меня, – сказал Эрик, не очень-то понимая, зачем ему вообще понадобилось это говорить, но он был слишком утомлён этим странным и печальным днём, чтобы беспокоиться по этому поводу. – Я понимаю это. Наверное, ты бы выбрал того, кого хотел бы видеть своим любовником. Кого-нибудь добрее, чем я.       – Я бы выбрал… – тихо ответил Чарльз и замер на полуслове. – На самом деле не было никаких других любовников. Только альфы, которые, как и ты, видели только моё приданое и титул, а не меня.       – Так как у Вестчестера нет регулярной армии, я полагаю, я был очевидным выбором, – сказал Эрик на секунду приоткрывая глаза, чтобы снова зажмуриться от солнечного света. – Забавно. Мои войска в любом случае находятся слишком далеко, чтобы как следует защитить твоё герцогство.       Чарльз тихо фыркнул, а потом послышался шорох одежды, когда он пододвинулся.       – Причина не в этом. Я не мог вступить в брак ни с кем, кроме короля, который уже женат, или принцем или принцессой, которых у нас нет. Единственным выходом было выйти за герцога, или пришлось бы выйти за кого-то ниже по положению. И Курт хотел отослать меня так далеко от Вестчестера, как это возможно. Потому он отправил меня в самые дальние края.       Эрик взглянул на Чарльза, который оказался гораздо ближе, чем он думал. Лицо омеги было всего в нескольких дюймах от его собственного, щёки порозовели от ветра.       – Брак как изгнание. Как… религиозно.       – Всё могло быть куда хуже, – сказал Чарльз, как будто это не было практически откровенным оскорблением для Эрика. Как будто не быть «куда хуже», было лучше, чем Чарльз ожидал. Будучи освещённым светом солнца, с закрытыми глазами, с тенью ресниц, опустившихся на покрасневшую кожу, Чарльз точно так же мог бы говорить о торговых соглашениях или ведении хозяйства.       – Хуже в твоих глазах верного подданного короля, чем выйти за варвара?       Чарльз открыл глаза и взглянул на Эрика серьёзным, почти угрюмым взглядом, но выражение лица стало чуть мягче, когда он сказал:       – Ты мог закрыть меня в крепости и насиловать каждый день, пока я бы не понёс ребёнка, а потом бить каждый день после того, как малыш родился. Так что всё могло быть хуже.       – По твоему мнению, это типичное поведение альф? – Эрик не был уверен, чувствовать ему облегчение от того, что Чарльз не вышел за кого-то в этом роде или оскорблённым оттого, что это «хуже», о котором говорил Чарльз, было хуже, чем выйти за Эрика.       Чарльз пожал плечами.       – Не все альфы такие. Даже не большая их часть, но такое случается, и… Омеги могут выбирать супруга из очень малого количества людей, должны полагаться на связи своих родителей, чтобы сойтись с альфой, который будет хорош для них. Не так много альф стали бы заключать договор с Куртом, к примеру, отдали бы своего ребёнка-омегу за Кейна – у него не лучшая репутация, и Курт… Я тоже отказался выйти за Кейна. У него были все причины выдать меня за того, кто накажет меня за это.       – И он в некотором роде сделал это. Я не особенно известен своей теплотой, – Эрик снова взглянул на небо, пытаясь отпустить к нему переполнявшие его эмоции.       – Ты не должен любить меня… – начал Чарльз, но Эрик прервал его прежде, чем он смог продолжить.       – Я просто не должен быть грубым мужланом. Верно. Думаю, я смогу с этим справиться.       – У тебя не самый тёплый и простой характер, но ты хороший человек, – тихо сказал Чарльз, и, помедлив всего мгновение, опустил руку вниз, кончиками пальцев касаясь его ладони, устанавливая физический контакт, несмотря на злость Эрика. – Ты не должен любить меня, и я не жду этого. Но… Я не… ты заставляешь меня чувствовать себя неуверенно. Я не знаю, кто ты для меня.       Эрик осмелился взглянуть на Чарльза, который выглядел… нервным, и это было достаточно странным, когда он неотрывно смотрел на Эрика, закусив губу, а потом буквально через несколько мгновений отвёл взгляд в сторону.       – Мы женаты, – сказал Эрик. – Предполагается, что на всю жизнь. У нас впереди куча времени, чтобы понять, кем мы являемся по отношению друг к другу.       Он почти боялся думать о том, что он сам мог чувствовать по отношению к Чарльзу. Даже после того разговора с Магдой на следующий день после свадьбы Эрик внимательно следил за признаками того, что они становятся слишком близки друг к другу – близки в опасном смысле, если Эрик не будет осторожен. Но со вчерашнего дня Эрик понял, что бессознательно отбрасывает этот вопрос в сторону, как будто на него вообще не стоило отвечать. Проще было опустить всё, сказать, что это просто смешно и продолжить вести себя как ни в чем не бывало. Может быть, он просто не хочет знать ответ. Или вводит себя в заблуждение, лишь бы не думать…       Эрик оборвал ход собственной мысли, возвратившись в безопасную серую область, которую он выстроил для себя много лет назад, где он постоянно взращивал собственную ярость, копившуюся в нём в течение жизни.       Чарльз поднял на него взгляд, ища что-то на лице Эрика, и Эрик не знал что – но, что бы то ни было, Чарльз не нашёл этого, потому что он издал беззвучный, дрожащий вздох и закрыл глаза. Искренность его эмоций исчезла, пока он не… не перестал присутствовать здесь, так, как это было всего мгновение назад; он свернулся калачиком на своём месте достаточно близко к Эрику, чтобы тот мог почувствовать тепло его тела. И всё же.       Теперь, обнаружив, что что-то неуловимое исчезло, Эрик понял, чего ему не хватало этого буквально в следующее мгновение после того, как это что-то исчезло. Он силой вытянул себя обратно из серой пелены, и этого было достаточно, чтобы он снова почувствовал желание вернуть искренность назад. Он не мог не чувствовать, что он упустил Чарльза, на самом деле упустил его, что всего минуту назад Чарльз был рядом, а потом Эрик потерял его. И ему было нужно вернуть Чарльза обратно.       – Чарльз, – сказал Эрик, сжимая одну руку в кулак на грязной земле, чтобы удержать себя от того, чтобы перевернуться и дотронуться до омеги. Его голос смягчился, как будто вежливые слова и тон могли заставить Чарльза снова открыть глаза. – Знаешь, неуверенность не обязательно должна быть плохой вещью.       – Это не имеет значения, – грудь Чарльза поднималась и опускалась в такт дыханию, и это было единственное движение, которое касалось его тела, говорило о жизни, как у спящего принца из старой сказки, рассказанной на ночь. – Просто… забудь.       – Нет, – сказал Эрик, удивив самого себя, перевернувшись и положив одну руку на заднюю сторону шеи Чарльза. – Нет, не забуду. Почему я должен?       Чарльз резко дёрнулся, когда Эрик дотронулся до него, одна его рука рванулась к запястью Эрика, а глаза открылись. Но он не отстранился, когда рука Эрика зарылась в мягкие пряди его волос.       – Я не понимаю тебя, – сказал Чарльз напряженно и почти паникующе. – Чего ты хочешь?       – Я не знаю. Слишком многих вещей. Одни из них понятны. Другие существуют только в виде размытых образов. Но в какой-то момент мне казалось, что ты был здесь – на самом деле здесь, не прячась за теми стенами отчужденности, которые ты почему-то считаешь непреодолимыми для меня. Ты был здесь, и мне нравилось это, и я хочу, чтобы ты вернулся.       Слова пришли без секунды промедления, едва сформировавшись в мозгу, прежде чем прозвучать, каждое из них шло как будто из самого сердца Эрика. А серость стала практически недосягаемой. Хватка на запястье Эрика стала сильнее, а потом ослабла, когда Чарльз моргнул, сглотнул, а потом прерывисто вздохнул, прежде чем наклониться и прижаться к губам Эрика своими. В груди Эрика что-то сжалось, и он закрыл глаза, фокусируясь на теплых губах Чарльза, на мягких завитках волос омеги под его ладонью, ощущении пальцев Чарльза, которые всё ещё сжимали его руку. Когда Эрик ответил на поцелуй, Чарльз издал тихий, нуждающийся звук и приник ближе, открывая губы и углубляя поцелуй, касаясь нижней губы Эрика кончиком своего языка.       Тот факт, что Эрик был точно уверен, что Чарльз поцеловал его исключительно ради того, чтобы прекратить неудобный разговор, практически не беспокоил Эрика. Не тогда, когда тело и губы Чарльза отвлекали его, не тогда, когда он чувствовал тепло тела омеги через все слои одежды, скользя ладонями по его спине. Когда он зубами потянул нижнюю губу Чарльза, тот вздрогнул всем телом, от бёдер до груди, как будто Чарльз был всё ещё полон возбуждённой энергии, неуверенности и желания.       Эрик пододвинулся, чтобы перенести вес своего тела с опорной руки, освобождая её, чтобы провести кончиками пальцев по скуле Чарльза и увести ниже, к шее, чувствуя, как пульс Чарльза ускоряется от его движений. Тело Эрика вспыхнуло желанием, его член начал напрягаться, и он почувствовал возбуждение Чарльза там, где их ноги касались друг друга, пахом они плотно прижались друг другу, когда Чарльз придвинулся ближе, кладя голень между колен Эрика.       Они целовались в течение нескольких долгих минут, толкаясь и вздыхая, пока Чарльз не отстранился, его губы припухли и увлажнились, а сам он хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться. Он неотрывно смотрел на Эрика огромными глазами, его зрачки расширились, а грудь тяжело поднималась, когда он ещё раз или два сладко поцеловал Эрика. Его выражение лица говорило о том, что он хотел о чём-то спросить, но Эрик не мог понять о чём.       – В чём дело? – спросил Эрик, тоже пытаясь восстановить дыхание.       – Я… – начал Чарльз, но не закончил предложение. Вместо этого он наклонился, чтобы снова прижаться губами ко рту Эрика, в этот раз медленнее, как будто прося о чём-то, пока его руки проникли между их телами, чтобы толкнуть Эрика в грудь, пока тот не подчинился и не опустился на спину. Он лёг на мягкую траву, вымотанный и возбуждённый до боли, пока Чарльз не оседлал его бёдра своими и не начал двигаться, опираясь руками на грудные мышцы Эрика, словно боясь, что его оттолкнут.       – Пожалуйста, – сказал Чарльз, и потянулся к вороту своей рубахи, снимая её через голову, пока он не остался обнажённым до пояса в холодном солнечном свете, таким прекрасным, что на него было практически больно смотреть.       Руки Эрика практически немедленно потянулись, чтобы прикоснуться к нему, не в силах просто смотреть без желания обладать. Кожа Чарльза была такой мягкой, как дорогой шёлк одежд, которые он привёз с собой и надел в день их свадьбы. Эрик резко сел, держа Чарльза за бёдра, и притянул его к себе, чтобы поцеловать, в этот раз сильнее, с большим голодом и страстью. Не было смысла притворяться, что Чарльз, оседлавший его, проявляющий инициативу, не возбуждал его.       И может быть, это неправильно, может быть, это в каком-то смысле неприемлемо, хотеть Чарльза, когда он только вчера похоронил двадцать девять человек из своего народа, – но в этом желании было что-то ещё, что-то, что давало о себе знать ещё с прошлой ночи, окрашивая яркими красками наполовину придуманные фантазии, которые пришли к нему во снах. Эрик отчаянно хотел почувствовать себя живым. Вчера у него как будто украли душу. И он хотел вернуть её обратно. Он хотел показать земле, что он всё ещё жив, что хотя бы один человек из коренного народа Севера всё ещё живёт, нуждается, существует.       Эрик отстранился назад только для того, чтобы стянуть свою тунику через голову, прежде чем наклониться и начать целовать шею Чарльза, переходя на его ключицы, усыпанные веснушками плечи.       Руками Чарльз обнял Эрика за плечи, притягивая его к себе, сжимая в объятиях, и Чарльз стонал и вздыхал так, словно он был удивлен собственным удовольствием, его бёдра начали дрожать в хватке Эрика, а твёрдый член начал тереться о живот Эрика сквозь ткань штанов. Его запах стал сильнее от возбуждения, облако его феромонов омеги поднялось вокруг них и переплелось с запахом Эрика. А потом Чарльз наклонил голову и прижался щекой к макушке Эрика, его лёгкая щетина переплелась с короткими волосами Эрика.       – Ты хочешь трахнуть меня? – спросил Чарльз, почти задыхаясь, уже потянувшись к завязкам собственных штанов, ослабляя их, пока Эрик не взглянул вниз, чтобы увидеть за перекрещивающимся шнурком кожу и дорожку тёмных волос, уходившую ниже. – Я хочу тебя.       – Да, – Эрик не замедлил с ответом, его руки скользнули ниже мимо ослабленного пояса штанов Чарльза, чтобы обхватить изгибы ягодиц, притягивая омегу к своим бёдрам ещё ближе, но гораздо мягче. Он целовал центр грудной клетки Чарльза, его сердце громко стучало в груди, жар медленно поднимался из паха к животу. – Да, – сказал он, практически шепча в этот раз, скорее себе, чем Чарльзу. – Пожалуйста.       Руки Чарльза тряслись, когда он встал на колени, отстраняясь от Эрика чтобы стянуть брюки вниз и обнажить себя ниже пояса, тёмная ткань всё ещё стягивала его бёдра и голени, несмотря на то, что его возбуждённый член уже был освобождён от плена ткани, напряжённо вытянувшись вдоль его живота от основания в окружении тёмных волос. Он перенес свой вес сначала на одно, потом на второе колено, чтобы снять штаны, и когда Чарльз остался полностью обнажённым, он потянулся к поясу Эрика, его пальцы дрожали, как будто он не мог больше ждать.       От него исходил влажный запах возбуждения и желания, и этот запах стал только сильнее, когда он вытянул член Эрика из плена ткани, оглаживая его длинный возбуждённый ствол по всей длине. Одних рук Чарльза было достаточно, чтобы заставить Эрика застонать и прикусить основание горла Чарльза, обнимая его ещё сильнее.       – Ты знал, – спросил Эрик низким голосом, его голос стал куда ниже, когда он чуть наклонился, чтобы посмотреть в глаза Чарльзу, – что в Северной традиции velgjörð принято заниматься сексом в Hvíldardagurinn?       Он улыбнулся и позволил своим рукам скользнуть ниже, пальцы коснулись тёплой влажности смазки Чарльза меж его ягодиц.       – Нет, – и Чарльз провёл по длине ствола Эрика раз, два, сжимая его в своей руке, прежде чем придвинуться ближе и провести головкой члена по своему тугому отверстию и пальцам Эрика. – Я просто… Мне нужно это, – прошептал Чарльз, как будто это было что-то постыдное, желать, чтобы тебя трахнули, и, насаживаясь на член Эрика, колечко его мышц сопротивлялось всего мгновение, прежде чем расшириться вокруг толстой головки. Тело Чарльза напряглось вокруг Эрика, когда тот скользнул внутрь, горячий и влажный, ритмично содрогающийся даже когда Чарльз заставил себя опускаться всё ниже и ниже, пока задыхающийся омега не осел в хватке Эрика. Член альфы был полностью погружен в его влажное отверстие.       Медленно, Эрик позволил себе расслабить мышцы пресса и отстранился, укладываясь на землю, но всё ещё сжимая ягодицы Чарльза, хотя он намеренно не пытался заставить Чарльза двигаться так быстро, как он хотел бы. Он позволял Чарльзу взять контроль в свои руки. Эрик будет счастлив просто смотреть на него в такой позиции, когда щёки и грудь Чарльза были окрашены розовым, возбуждённый член прижимался к животу, даже если это не значило, что он погружён в тело Чарльза.       По телу Чарльза пробежала сладкая дрожь, и Эрик чувствовал её там, где они соприкасались. Глаза Чарльза были полуприкрыты, с губ срывались сдавленные вздохи, бёдра широко раскрыты над Эриком. Его кожа покрыта мурашками, хотя это может быть оттого, что они на открытом воздухе практически без одежды. Чарльз на долгое мгновение замирает, вздыхая и вздрагивая, прежде чем положить руки на грудь Эрика и подняться вверх, а потом снова опуститься на член Эрика.       – А-а-а-ах! – вскрикнул Чарльз, его голова откинулась назад, и он сделал всё сначала, звук его стонов отразился от маленькой бухты и смешался со звуком ветра и воды, а также шлепками плоти о плоть, пока Чарльз извивался в объятиях Эрика, снова и снова насаживаясь на его член. Когда Эрик выскальзывал и входил обратно под разными углами, голос Чарльза стал громким и резким от внезапного удовольствия, его глаза практически закатились, и он начал толкаться бёдрами в Эрика, двигаясь вперёд и назад, громко вздыхая, когда член Эрика задевал его простату.       Это потрясающе, снова и снова погружаться в горячую, влажную и мягкую плоть. Чарльз сводил Эрика с ума, каждое его движение, всё его существо. Не важно, где Чарльз родился, ни один южный омега никогда бы не осмелился сделать такое по своей воле. А Чарльз смог. И Эрик никогда не чувствовал себя настолько покорённым.       Он обхватил рукой член Чарльза и начал медленно, мягко поглаживать его по всей длине – мягче, чем любил он сам, учитывая то, что крайняя плоть Чарльза всё ещё оставалась барьером для сухой ладони Эрика. Его собственный член начал дрожать внутри Чарльза, требуя разрядки, ещё одного толчка, и только в этот момент до Эрика дошло, что у них правда не было секса весь день. Учитывая их режим до этого, вне всякого сомнения, именно этого хотели они оба, и неважно, попросил бы Чарльз трахнуть его или нет.       – Пожалуйста, пожалуйста, – застонал Чарльз, подставляясь то под руку Эрика, то насаживаясь на его член, тесно сжимаясь и прижимаясь к Эрику, бездумно и мелко двигаясь.       Эрик ничего не мог с собой поделать: его бёдра двинулись ему навстречу, но толчок был практически бесполезен, ведь Чарльз уже принял его в себя от головки до основания. Возбуждённый до боли, он схватил бедра Чарльза обеими руками и приподнял его, чтобы снова отпустить, головка его члена скользнула по узкому отверстию внутри Чарльза, послав вспышку удовольствия по позвоночнику Эрика.       Чарльз всхлипывал и стонал, его голова откинулась назад. Кулаками он уперся в грудь Эрика, приподнимаясь на коленях, чтобы дать альфе пространство для толчков.       – Пожалуйста, Эрик, прошу!       Тяжёлые, долгие толчки Эрика наполнили бухту влажными звуками их секса на следующие несколько минут, пока он снова и снова вдалбливался в тугое отверстие Чарльза, а тот насаживался на его член, принимая его до безумия мягко, влажно и горячо. Со своей точки наблюдения Эрик мог видеть, как его член выскальзывает из тела Чарльза и входит обратно, пока жар начал разливаться в его паху и животе.       Он обхватил руками пояс Чарльза и начал трахать его сильнее, и Чарльз вскрикнул, всё его тело пульсировало вокруг члена Эрика, как он и просил.       – Узел, пожалуйста… Я хочу…       Эрику не пришлось беспокоиться – его член уже начал расширяться в заднице Чарльза, ногти впились в плоть омеги, когда он снова притянул тело Чарльза к себе, чтобы добиться движений, которые были ему жизненно необходимы. Когда он кончил, то с его губ сорвалось имя Чарльза, его спина изогнулась, а он сам прижался лбом к груди омеги, содрогаясь, пока его узел рос и начал заполнять Чарльза спермой.       Тесный проход Чарльза удерживал узел на месте, привязав их друг к другу, и Чарльз кончил с громким криком, вздрагивая и сжимаясь, пока его член содрогался в руке Эрика, а сперма осталась на животе Эрика несколькими полосами. Крик стал низким, глубоким стоном, и Чарльз выдохнул, гормоны начали своё дело с помощью давящего узла Эрика глубоко в его заднице, делая его сонным и расслабленным, слишком удовлетворённым, чтобы дёргаться, и слишком усталым, чтобы встать прямо.       – М-м-м, – промычал Чарльз, покачиваясь из стороны в сторону, пока Эрик не лёг на спину, чтобы Чарльз мог удобно устроиться на его груди, тёплый и мягкий в их близости. Эрик положил руки на спину Чарльза, осторожно поглаживая его по спине, даже когда его мир ещё не успел собраться воедино. Кожа Чарльза была горячей, не умеренно тёплой, а как будто у него был жар от лихорадки. Не жар течки, но очень близко, достаточно, чтобы Эрик думал о течном омеге примерно так же. Он хотел Чарльза до безумия, и Эрик не представлял, как он будет справляться, когда в дело пойдут все факторы течки. Он и сейчас даже штанов не стянул.       Поток его спермы внутри Чарльза слегка уменьшился, и тот начал слегка двигаться вперед, вздыхая и покачиваясь, словно проверяя, был ли Эрик всё ещё глубоко погружён в него.       – Я надеюсь, они не пойдут искать нас, – сказал Чарльз после недолгого уютного посторгазменного молчания. Учитывая то, что они были раздеты, сцеплены и покрыты спермой, а предварительно занимались диким сексом под открытым северным небом среди суровой природы, было поздновато смущаться, подумал Эрик.       – Они не пойдут, – сказал Эрик, лениво наматывая на палец прядь волос Чарльза. – Это будет грубым нарушением утренних традиций. Мы в безопасности, даже если нас не будет следующие, ох, шесть дней.       Чарльз лениво улыбнулся уголком рта.       – Я надеюсь, к тому времени узел спадёт, – со странным выражением лица он потянулся назад, медленно и неторопливо, положил руку на собственную задницу, обводя пальцами растянутое отверстие. Он коснулся его, вздрогнул, провёл по всё ещё погружённому в его тело члену Эрика там, где они соединялись, и это было одновременно чересчур чувственно и возбуждающе. Эрик издал томный звук, и приподнялся, чтобы поцеловать Чарльза в лоб, единственную часть тела Чарльза, до которой он мог дотянуться, когда Чарльз практически лежал на нем.       В какое-то мгновение Эрик не хотел спрашивать. Но потом незнание накатило со всей силой, и он понял, что задал вопрос:       – Почему? Почему ты?..       Чарльз напрягся, его пальцы прекратили сжимать член Эрика у основания, но вдобавок он только поднял голову.       – Ты не возражал.       Это точно было его слабое место или то, чего Чарльз всё ещё стыдился.       – Я хотел тебя, – сказал Эрик, пытаясь отвлечь внимание Чарльза с него на себя и свои желания. – Я хочу тебя постоянно.       – Ох, – сказал Чарльз, и этот тихий вздох как будто шёл из самых глубин его сердца, по-настоящему. Несмотря на то, что Чарльз пытался скрыть это, Эрик чувствовал, как его тело вздрогнуло, дрожащий вздох скользнул по коже альфы, и пальцы Чарльза напряглись, словно он хотел держаться за него крепче. Что-то в его словах достигло Чарльза так, как Эрику ещё ни разу не удавалось, – это что-то было связано с чем-то интимным, тем, что Чарльзу было нужно.       Было нетрудно собрать кусочки головоломки вместе: воспоминания о Кейне Марко всё ещё были свежи в памяти Эрика, и он услышал о Курте достаточно, чтобы понять, что это за человек. И он знал, что Чарльз ожидал от своего альфы, когда прибыл на Север. За исключением сестры или, возможно, когда-то отца, было похоже на то, что Чарльз никогда в жизни не чувствовал себя желанным.       – Я знаю, ты думаешь, что ты мне не нравишься, – сказал Эрик. – Но ты не прав.       Дыхание Чарльза слегка сбилось.       – Сейчас я вообще не думаю, – сказал он слабо, но его тело вспыхнуло теплом, сжимаясь вокруг узла Эрика в инстинктивном ответе удовольствия.       – Ну что ж, теперь ты знаешь, – сказал явно позабавленный Эрик, нежно массируя затылок Чарльза. И Чарльз… он снова вздохнул и практически беспомощно прильнул к нему, всё его существо расслабилось и успокоилось, чего Эрик ещё не видел ни разу.       Узел уменьшился достаточно, и Эрику нужно было только слегка приподнять Чарльза, чтобы выскользнуть из него, и он так и сделал, перекатив их обоих на бок, уложив Чарльза на спину и поцеловав его, мягко и медленно, пользуясь преимуществом новой позиции, чтобы провести рукой от груди Чарльза до его бедра.       – Ты не не нравишься мне, – пробормотал Чарльз, когда поцелуй прервался. Их лица были так близко, что кончик носа Чарльза почти коснулся стороны носа Эрика, когда тот повернул голову, запах их секса всё ещё плотным облаком окружал их в их небольшом мирке.       – Что ж, – сказал Эрик, – это начало.       Он поднялся на ноги секундой позже с лёгкой улыбкой на губах.       – Пойдём.       – Да брось, куда?       – А ты как думаешь? – спросил Эрик и сбежал вниз с пятачка травы на каменистый берег реки, стянул с себя штаны и с разбега бросился в реку. Как только он оказался достаточно глубоко, то нырнул под поверхность, окунувшись в холодную воду всего на секунду, прежде чем вынырнуть обратно, тряся головой, чтобы убрать с волос и бровей излишки воды, посылая капли в воздух.       – Давай! – крикнул он Чарльзу, вызывающе ухмыляясь.       Чарльз приподнялся на локтях, и улыбка явно против воли появилась на его лице.       – Тебе не холодно?       – Кто ты, что боишься лёгкого бодрящего душа?       – Тот, кто ценит способность чувствовать свои конечности, – сказал Чарльз, но всё же поднялся на ноги, подошёл к кромке воды и опустил туда кончик ступни, после чего резко дернулся назад: – Она ледяная!       – Зато тебе будет полезно, – торжественно объявил Эрик, приподнимаясь вверх, чтобы дать течению понести себя, и после нескольких метров встал на ноги, поправляя себя. – Ну, полезно для сосудов.       Чарльз сокрушённо покачал головой, но всё-таки сделал глубокий вдох и вошёл в воду, которая быстро поднялась от его колен до бёдер и обмякшего члена, а потом ещё выше. Он уже дрожал, но всё равно нырнул под поверхность, выныривая с сырой головой и блестящей кожей, отфыркиваясь как тюлень.       – Видишь? Всё не так плохо, – Эрик нырнул снова, плывя против течения обратно, к месту, где он мог бы видеть бледные ноги Чарльза, стоящие на темных камнях, прежде чем снова всплыть. – Верно?       – Лучше, чем возвращаться к лагерю с запахом секса и спермы на теле, – сказал Чарльз почти поддразнивая, наклонившись и повернувшись, чтобы начать смывать смазку и сперму со своих ягодиц и бёдер, смотря на Эрика из-под опущенных ресниц.       – Как я и сказал. Хороший способ, – Эрик усмехнулся. – Не бойся, я никому не скажу.       Он даже не притворялся, что не наблюдает за Чарльзом. На самом деле, было трудно не смотреть.       Когда Чарльз закончил, он выпрямился, взглянув на реку, а потом повернулся к Эрику и протянул руку, чтобы обнять и прижаться поцелуем, целомудренным, но интимным. Затем, пока Эрик всё ещё был отвлечён его внезапным порывом, Чарльз высвободил вторую руку, опустил её в воду и обрызгал Эрика с головы до пояса, а потом громко расхохотался и опустился под воду, чтобы поплыть по течению, игнорируя шокированный вопль Эрика.       Чарльз мог быть быстрым, но Эрик был быстрее. Он нагнал его через несколько мощных гребков, схватил за бёдра, притянул к себе и утянул обратно под воду, где подержал его несколько секунд, прежде чем отпустить и отстраниться, в полной готовности принять ответный удар. Чарльз всплыл, отплевываясь, но всё ещё смеясь, его глаза были яркими и горели желанием продолжить игру.

~*~

      Позже, когда они вместе вернулись в лагерь, идя бок о бок друг с другом, Эрик потянулся, чтобы взять Чарльза за руку, тот не отстранился, а сжал ладонь Эрика в своей.