~*~
Тем же вечером, Чарльз сидел за туалетным столиком в той гостевой комнате, где он спал перед своей свадьбой, смотря на себя в то высокое, местами неровное зеркало, которое стояло за ним, и исправляя свое выражение лица всякий раз, когда его маска начинала спадать. Уголки его губ постоянно опускались вниз, но он заставлял их оставаться ровными. Его брови постоянно стремились нахмуриться, и он боролся с этим, прежде чем прижал палец к складке между ними, чтобы разгладить её, как пятно на хорошем пергаменте. Комната была темной, горела только одна свеча, которую он принес из коридора, а мебель была накрыта тканью, которая не давала ей запылиться, пока её не использовали. От этого в комнате возникло пустое и меланхоличное ощущение безжизненности и отсутствия любви. Никто не будет искать его здесь. Чарльз мог сконцентрироваться на том, что ему делать дальше, когда пелена упала с его глаз. Простыми, безэмоциональными, объективными словами, ничего не изменилось. Чарльз был в браке с Эриком, носил его ребенка, вне зависимости от того, что Эрик чувствовал по отношению к Чарльзу. Эрик вел себя как нельзя лучше, пытаясь сохранить атмосферу радости вокруг Чарльза, и нет смысла спорить, что в интересах Чарльза было сделать так, чтобы ничего не изменилось. Не было никакого способа узнать, как Эрик отреагирует, если узнает, что Чарльз обо всем узнал, и как сильно изменится его отношение к Чарльзу в этом случае. Итак, Чарльзу придется разыграть незнание. Он ничего не знает, ничего не слышал, ничего не видел. И Чарльз был уверен, что ему придется продолжать вести себя так, словно Эрик не знает, что он – телепат. И возможно… Если Чарльз будет честен с самим собой, то невозможно быть более невооруженным и мягким, чем он был сейчас. Притворяться, что он все еще был… влюблен в Эрика, это не приведет ни к чему хорошему. Боги, от этой мысли становилось больно. Чарльз до боли вдавил кулак в свою грудную клетку, и провел вниз, словно массаж мог помочь ему так же легко избавиться от этой боли в груди, как от складки между бровями, а затем потянулся за пергаментом и чернилами, которые он принес с собой, открыл чернильницу и взял в руки перо. Его письмо Рейвен было сжатым и осторожным, чтобы избежать упоминания того, о чем он не хотел бы давать знать своей сестре. Но раз уж он обошел неизбежные темы – свою беременность и истинные чувства Эрика, Чарльз дал более специфичные указания в другом направлении. Прошу, передай мое глубочайшее уважение нашим дорогим друзьям и поблагодари их за очень щедрый подарок из резной кости на мою свадьбу, которой здесь все так восхищаются. Я буду благодарен, если ты передашь им, что я думаю о них, и что мы оба, ты и я, очень рады, что удостоены чести быть знакомыми с ними. Я понимаю, что они, должно быть, очень обеспокоены их ссорой с соседями, и я сочувствую им, так как у нас так же были проблемы с нашими соседями, и их было непросто разрешить – помнишь, как Дом Эссексов пытался установить пошлину за то, что наши купцы пересекали их земли? Я надеюсь, вскоре они все уладят и станут лучшими друзьями, но сейчас они не должны позволять выбить почву у себя из-под ног, ведь покорность приведет только к худшим последствиям. Эссекс довольно-таки скоро отступил, когда мы дали понять, что просто проложим путь по другим землям и исключим их из торгового потока. Чарльз отложил свое перо и перечитал последний абзац, чтобы убедиться, что он будет понятен для Рейвен. Резная кость должна быть достаточно простым шифром, как один из самых ценных для Сварти промыслов, а все остальное должно стать понятным, когда она прочитает это. Рейвен достаточно умна, чтобы понять, что Чарльз пишет это не только к Сварти, но и к сочувствующим дворянам всех земель Геноши, прося их поддержать Сварти и сподвигнуть самих Сварти и дальше создавать проблемы для короля Шоу. Это было хорошим способом отвлечься от проблем самого Чарльза, думать о политике и действиях для достижения своих собственных целей. Чем сильнее Сварти будут упирать на жажду войны с Шоу и давать понять, что это он подливает масла в огонь, пытаясь найти повод для начала войны, тем меньше поддержки будет у Шоу среди дворян, которые могли бы встать на его сторону, если Сварти будут спровоцированы на первый удар. И чем больше раздора внутри королевства, тем меньше власти останется у Шоу, тем более шатким станет его положение. Пока король правит железной рукой, он будет хранить молчание обо всех своих злодеяниях достаточно долго, чтобы никто не осмелился сделать необходимое и заменить его правителем, который не будет предавать своих подданных на каждом шагу под видом необходимости и во имя своей власти. И того, кто не будет жить вечно, и чьей тирании сможет положить конец хотя бы смерть. Больше всего Чарльз мечтал о том, чтобы использовать свою силу свободно, без страха. За это он отдал бы все что угодно. Он закончил свое письмо как раз к тому моменту, как его кольцо заметно двинулось на пальце. Чарльз замер в своем кресле, смотря на себя в зеркало, когда за ним открылась дверь. – Что ты здесь делаешь? – спросил Эрик. Чарльз мог видеть изумленную полуулыбку на его лице в отражении зеркала, но даже когда он знал, что в ней не было ничего, кроме фальши, было так просто забыть об этом. – Ты так соскучился по своим старым комнатам? Чарльз молчал чуть дольше, чем нужно, пытаясь придумать, что ответить, пока его пальцы накрыли письмо для Рейвен, пытаясь скрыть его содержание. – Я пробыл здесь всего несколько дней, этого времени едва ли было достаточно, чтобы привязаться, – сказал он наконец, не оборачиваясь. – Просто здесь тихо. – И темно, – заметил Эрик. – Угу. – Ты в порядке? – Эрик пересек порог комнаты и вошел внутрь, опираясь на костыль и скрываясь в тени при движении от двери к Чарльзу. – Что-то случилось? И Чарльз – натянул на себя ожидаемую Эриком от него манеру поведения как маскировочный наряд, растянув свой рот в улыбке и повернувшись, чтобы взглянуть на супруга через плечо, сжав письмо в дрожащей руке. – Я в порядке, – сказал он, сглатывая ложь и заставляя её опуститься ниже, чтобы не чувствовать её так остро. – Я просто хотел найти тихое место, где можно сесть и подумать. Для этого мне не нужно много света. – А твоя библиотека не подходит? – спросил Эрик, его рука легла на заднюю сторону шеи Чарльза, когда он подошел к нему сзади. – Может, мне найти тебе место где-нибудь еще? Прикосновение заставило тело Чарльза сначала вспыхнуть инстинктивным жаром, но спустя всего мгновение Чарльз съежился, холод и дрожь пронзили его до самых костей, и все, что он мог сделать – не отстраниться, не наброситься и не закричать на Эрика, чтобы тот оставил его в покое и перестал притворяться. – Разве тебе никогда не хотелось просто сменить обстановку? – Чарльз заставил себя не напрягаться и взглянул в зеркало, смотря в глаза отражению его супруга в нем. – Нет нужды так беспокоиться. Я бы сказал тебе, если бы что-то было не так, Эрик. – Уверен, ты бы так и сделал, – Эрик отставил костыль в сторону и положил обе руки на плечи Чарльза, после чего наклонился, целуя изгиб шеи омеги, губы жарко коснулись кожи Чарльза, пока одна его рука скользнула вниз, по груди, к все еще ровному животу. – Уже практически время ужина, – сказал Эрик, отодвигая в сторону ворот рубахи Чарльза, чтобы обнажить больше кожи. – Ты спустишься? Чарльз не мог ничего с собой поделать. Его глаза закрылись на долгую, беспомощную секунду отчаяния, пока его сердце колотилось в груди, как у испуганного кролика, пойманного в хватку Эрика. – Конечно, – сказал он, и если его голос наконец-то прозвучал нормально, то это можно было засчитать за маленькую победу. – Я только запечатаю это письмо и приду. – Хорошо, – зубы Эрика поймали мочку уха Чарльза, прежде чем он снова выпрямился, руки все еще покоились на плечах Чарльза, сжимая напряженные мышцы омеги. – Ты так отвлекаешь, – сказал Эрик, поглаживая большим пальцем местечко, которое он только что целовал. – Сейчас, кажется, даже больше, чем обычно. Я не могу думать ни о чем, кроме тебя. – Я сегодня не думал практически ни о чем, кроме тебя, – искренне сказал Чарльз и, отстранившись, встал. Его подъем заставил Эрика неловко отодвинуться назад, потому что стул, на котором сидел Чарльз, пододвинулся из-за движения ног, но дополнительное пространство позволило Чарльзу почувствовать себя так, словно он снова может дышать. Когда он повернулся к Эрику, тот окидывал его оценивающим взглядом, слегка нахмурившись. Очевидно, что Эрик понял, что что-то не так, даже если он не знал, что именно. – Тебе не нужно ждать меня, я ненадолго, – продолжил Чарльз бесцветным голосом, и отчаянно подумал: успокойся, успокойся, успокойся. – Тогда я подожду тебя внизу, – сказал Эрик и медленно, словно с неохотой отодвинулся, потянувшись за своим костылем. Чарльз просто улыбнулся и подождал, все еще чувствуя напряжение, но запрещая себе дрожать от подавленных эмоций, пока Эрик в конце концов не покинул комнату. И Чарльз ухватился за туалетный столик позади себя, прикрывая свой рот рукой, чтобы заглушить звук своего прерывистого дыхания, в итоге выдыхая его со всхлипом. Он даже не понял, что сдерживал его. Чарльз был тихим и неловким за ужином, несмотря на все попытки Эрика завязать разговор. Казалось неважным, как сильно он пытался притвориться, что все было в порядке, его внутренний конфликт просачивался наружу и окрашивал каждое его движение, пока он не смог поддерживать хотя бы видимость нейтральной, безмятежной удовлетворенности. Ел он почти механически, едва чувствуя вкус, пока вся его энергия уходила на ложь. К концу ужина Чарльз понял, что Эрик снова собирается спросить, все ли ним в порядке, и мысль о том, чтобы раз за разом говорить ему, что все нормально, когда все определенно было не нормально, придавливала Чарльза практически невыносимой тяжестью. Он взбирался по лестнице к их спальне так, словно его ноги налились свинцом, и не предложил Эрику помощи, несмотря на покачивавшуюся походку его супруга, отчаянно желая обогнать его, но вместо этого продолжая идти неспешным шагом, пока Эрик неизменно следовал за ним. Когда они снова остались одни, дверь спальни закрылась за их спинами, а из освещения остались только свечи, Эрик спросил: – Это малыш? – Что – малыш? – Ты расстроен, – сказал Эрик, сокращая расстояние между ними несколькими неловкими шагами, почти робко дотрагиваясь до бедра Чарльза. – Я знаю, у тебя есть некоторые сомнения по этому поводу. Это был подарок в виде неправильного умозаключения, такого, которое Чарльз мог легко использовать. Но он не мог не чувствовать, что предал бы своего ребенка, переложив на него вину, не важно, насколько маленьким и крошечным он был сейчас. Позволить Эрику поверить, что он несчастлив по поводу беременности, почему-то раздражало его, но… все же. Все же. Все упиралось в то, что Эрик не должен был понять, что Чарльз обо всем узнал. – Это просто нервы, – сказал Чарльз, когда молчание уж слишком затянулось. – Что тебя беспокоит? – Эрик потянул его к постели свободной рукой, стянув с себя обувь, прежде чем сесть и притянуть Чарльза к себе. Он уронил костыль на пол, проигнорировав звук, с которым он упал. – Остманн – лучший лекарь на всем Севере. Я не позволю ничему плохому случиться с тобой или с ребенком. Чарльз попытался лечь рядом с Эриком так же, как он делал это вчера, с силой расслабляя одну мышцу за другой. Эрик был большим и теплым, его рука легко обвила плечи Чарльза, поймав его в ловушку своих объятий. – Ничего особенного, – попытался Чарльз. Пальцы Эрика скользнули под его подбородок и приподняли его лицо вверх, заставив Чарльза посмотреть ему прямо в глаза. – Ты бы сказал мне, если бы что-то случилось, – сказал он. Чарльз подумал, что наконец-то начал видеть разницу между Эриком, задающим вопрос, и Эриком, требующим ответа. – Я же сказал, что рассказал бы тебе, не так ли? – Чарльз высвободил свой подбородок из пальцев Эрика, чувствуя раздражение от того, что им так легко управлять. – Ты не можешь поправить все только потому, что хочешь этого. Складка залегла между бровями Эрика, его губы искривились, и с них сорвался вздох. – Хорошо, – сказал он ровным голосом. – Тогда я оставлю тебя в покое. – Пожалуйста, – мягко сказал Чарльз, и потянулся вниз, начиная расстегивать шнуровку на своей обуви. Чтобы дотянуться до них, ему пришлось наклониться вниз. Он остался в таком положении, чтобы стянуть гетры и избежать необходимости садиться еще раз. Ему нужно было потянуть штанины своих штанов, чтобы стянуть их с голеней, и медленно переместить их вниз. Это дало ему лишнее время, чтобы переместиться в пространстве и сесть ровно, а так же повернуться к Эрику со спокойным лицом, все ненужные эмоции были убраны подальше. Он хотел положить голову на плечо Эрика, зная, что это будет тот самый жест, который успокоит раздражение Эрика по поводу его сегодняшнего поведения, и исправит ситуацию, но как бы Чарльз ни пытался, он не мог наклонить шею, чтобы сделать это. Эрик все еще смотрел на него, хотя тусклый свет делал выражение его лица практически нечитаемым, даже больше, чем обычно. Но Эрик не свел с него глаз, когда кончики его пальцев дотронулись до щеки Чарльза, проводя линию по его челюсти, и это был тот жест, который делал Чарльза таким уверенным, что… Эрик наклонился и поцеловал его, прикрыв глаза, медленно и мягко, но настойчиво одновременно. Жар возбуждения, который пробежал по телу Чарльза, был заглушен такой волной горечи и отвращения, что Чарльз с трудом удержался от того, чтобы не оттолкнуть Эрика прочь. Еще труднее было раскрыть губы и поцеловать его в ответ, лизнув нижнюю губу Эрика кончиком языка. Все могло сработать только одним путем – если Чарльз ляжет на матрас, и позволит Эрику трахнуть себя. Когда Эрик углубил поцелуй, скользнув пальцами в волосы Чарльза и откидывая его голову назад – это была обычная прелюдия, прежде чем опрокинуть Чарльза на кровать – Чарльз закрыл глаза и решил просто… смириться и подчиниться, получить от него то удовольствие, которое было ему доступно, несмотря на то, что мысль о близости и интимности с Эриком, когда он знал, что тот ни капли о нем не заботился, что это все было всего лишь игрой, причиняла Чарльзу боль. Рот Эрика опустился ниже, на его горло. Он поцеловал ямку между ключицами омеги, и подтолкнул Чарльза ниже, поддерживая его за талию одной рукой, чтобы они вдвоем легли на мех. Более мощное тело Эрика двинулось, чтобы наклониться над ним, пока его пальцы скользили по телу Чарльза, чтобы достать полы рубашки из-под пояса и скользнуть под них. Казалось, ему доставляло огромное удовольствие обнажать живот Чарльза, широкие ладони нежно поглаживали его, одновременно задирая рубашку Чарльза чуть ли не до локтей. Чарльз поднял руки, чтобы обнять Эрика за голову, чувствуя, как все внутри него сопротивляется, пока Эрик ласкал его соски, и застонал, когда Эрик коснулся языком правого, нежно покусывая и посасывая его. Это было невероятное ощущение, гораздо более сильное, нежели раньше, и Чарльз вздрогнул, вцепившись пальцами в затылок Эрика. Горячее дыхание согрело его кожу – кажется, Эрик улыбнулся. Его сила уже расстегивала бронзовые пуговицы на штанах Чарльза, а руками он помогал стянуть их с его бедер, после чего неловко сел на колени, чтобы снять их полностью. Чарльз лежал на постели обнаженным, пока Эрик просто смотрел на него, краснел и ненавидел себя за то, что смог наполовину возбудиться: его член был мягким, но уже оказался на уровне бедра. Эрик тоже был возбужден, передняя часть его штанов выдавал его эрекцию, и мышцы на груди Эрика напряглись, когда он стянул с себя рубашку. Его плечи сдвинулись, а волосы растрепались, когда он снова появился наружу. – Я хочу лечь на живот, – сказал Чарльз, сделав прерывистый вдох, и приподнялся на своих локтях. По крайней мере, так Эрик не увидит его лица. – Пока я все еще могу. Эрик позволил ему, но перед этим стянул с Чарльза рубашку, а потом дал ему достаточно места, чтобы перевернуться на живот и обнажить задницу для использования альфой. Он слышал шорох ткани, пока Эрик снимал с себя штаны, а потом послышался звук падающей на пол одежды. Секунду спустя руки и рот Эрика снова оказались на нем, лаская его округлившиеся ягодицы, целуя поясницу. Чарльз положил руки под голову и уткнулся в них лицом, дыша в темное пространство между его руками и постелью, и стонал, чувствуя предательское удовольствие, которое расползалось по нему от жара рта Эрика, расходящееся по всему его телу, животу и паху, который тянуло от возбуждения. Руки, которые легли на его задницу и развели ягодицы в сторону, чтобы обнажить его анус, были теми же руками, которые Эрик сжал в кулаки, когда он говорил Магде, как сильно он ненавидит Чарльза, и что он хочет только оплодотворить его. Как только Чарльз подумал об этом, где-то в глубине его сердца шевельнулся осколок льда, из-за чего вся эта игра в постели стала внезапно отстраненной от реальности, от него и от его физического тела. Что ж, хотя бы наслаждение Эрика от использования его тела казалось искренним. Чарльз мог слышать запах возбуждения Эрика, глубокий запах альфы, заполняющий все вокруг, как туман, пока Эрик скользнул подушечкой большого пальца по колечку его мышц, проверяя его влажность. Чарльз вздохнул, и хотя его спина и плечи напряглись от отвращения, он слегка развел ноги, чтобы у Эрика было больше места, чтобы ласкать его вход кончиком пальца, там, где Чарльз был влажным и готовым, поглаживая чувствительное колечко мышц и отправляя дрожь по всей спине Чарльза. – Ты тихий, – пробормотал Эрик, одной рукой поглаживая спину Чарльза, и провел между его лопаток, прежде чем зарыться этой рукой в волосы. – Это тебя беспокоит? – Чарльз повернул голову достаточно, чтобы увидеть лицо Эрика в четверть профиля: глаза того были закрыты. Палец вошел глубже, и тело Чарльза непроизвольно сжалось вокруг него, а член дернулся в своем плену между его животом и кроватью. – Я могу издавать звуки, если ты этого хочешь. – Это меня не беспокоит. Я просто заметил, – Эрик вытянул палец и обхватил ягодицу Чарльза вместо этого, слегка сжимая. Его бедра сдвинулись по обе стороны от тела Чарльза, матрас прогнулся под его весом, когда Эрик сдвинулся, а затем тело Эрика прижалось к его, а головка члена уперлась в анус Чарльза. Сначала он немного промахнулся, но потом выровнял себя и ткнулся вглубь. Вход Чарльза растянулся вокруг толстого ствола, когда тот проник в него, слегка подрагивая и посылая волны дрожи по телу Чарльза, пока он лежал мертвым грузом под телом Эрика. Но чувство наполненности и связи ощущалось… Боги. Чарльз мягко вскрикнул, его плечи содрогнулись, а руки сжались, пытаясь удержать себя на месте, пока он сам отчаянно сопротивлялся ощущению физического удовольствия, которое он все еще чувствовал от проникновения. Эрик был внутри него, над ним, его локти были по обе стороны от тела Чарльза, так, что они дышали в унисон, грудь к спине. Эрик подался назад, его пах скользнул по заднице Чарльза, и ох, если бы. Было легко спутать, потому что Эрик целовал сторону его шеи так, словно он восхищался им; и так легко было подумать, что Эрик правда о нем заботится, когда он смотрит на Чарльза, как на кого-то прекрасного и хрупкого. Но теперь Чарльз понимал. Он будет принимать это, когда Эрик захочет его, и будет пытаться думать об этом как о малой цене за то, как тогда, несколько месяцев назад, если бы Эрик просто был честен. Чарльз напрягся, и вздрогнул от ощущения члена в собственной заднице. Когда Эрик отстранился и вышел из него практически полностью, прежде чем снова толкнуться обратно, медленно и нежно, Чарльз не смог сдержать дрожь. Эрик трахал его медленно, словно с какой-то целью, его собственные стоны сыпались с его губ на кожу Чарльза. Совместное движение их тел навстречу друг другу и в разные стороны, было похоже на полоскание белья или волны, и Чарльз был берегом – сдвигающимся, медленно, под бедрами Эрика и его жадными руками. Он был в смятении, потерян, отчаянно желая чего-то, что как ему казалось, у него было, одновременно чувствуя необходимость притянуть Эрика к себе и сбросить его с себя. Пальцы его ног подгибались, когда бы Эрик ни вошел в него особенно глубоко, член касался внутренних стенок Чарльза и использовал его, помечал, обладал им. В какой-то момент, когда руки Эрика сдвинулись, чтобы удержать Чарльза за бедра, а он раскрыл ноги шире, чтобы Эрику было ловчее толкаться внутрь, то осознал, что по его щекам текут слезы, соленым вкусом оседая на его языке. Он попытался вытереть их согнутой рукой, но почувствовал когда Эрик внезапно заметил их, потому что ровный ритм его толчков внезапно прервался, в то время как его член остался в заднице Чарльза. В течение нескольких очень долгих секунд Эрик ничего не делал – не двигался, не говорил, – пока Чарльз не отвернулся и не спрятал лицо в руках, чтобы скрыть свое выражение от Эрика, одновременно неловко попытавшись толкнуться бедрами назад, чтобы отвлечь того. Это не сработало – член Эрика моментально стал мягким, когда он вышел из Чарльза. – Это ничего, – сказал Чарльз, но его голос был слишком хриплым. – Это не ничего, – ответил Эрик; его рука оказалась на спине Чарльза, поглаживая его между лопатками. – Чарльз, ты должен рассказать мне, что происходит. Я не смогу помочь, если не буду знать, в чем дело. Ты все это время знал, что я телепат, и ничего не сказал, просто решил использовать это против меня и надеяться, что Дар передастся по наследству, – подумал Чарльз. Он знал, что ему нужно было выдумать какой-то предлог. Сказать что-нибудь, вернуть все в норму, продолжить притворяться, что все в порядке. Но он не мог. На кончике его языка были слова, объясняющие все беременностью, переменчивым настроением омеги, но… Он промолчал, отвернувшись лицом к постели, с мокрыми щеками, влажным, пустым и чувствуя себя гораздо более одиноким, чем когда бы то ни было, и его собственная эрекция пропала. – Чарльз, – сказал Эрик, его рука замерла. И Чарльз решил ответить то, что он всегда говорил, когда не хотел отвечать. – Это не имеет значения. – Как ты можешь так говорить? – Эрик придвинулся ближе, матрас прогнулся под его весом. – Разумеется, имеет. Хватит притворяться! – хотел закричать на него Чарльз, но вместо этого он сел, отвернувшись к Эрику спиной, и уткнулся головой в колени, чувствуя, как волосы упали ему на лоб, пытаясь сделать свое выражение лица спокойным и ровным. Он повернулся к Эрику, убрав со своего лица все важные эмоции, только дорожки слез на его щеках выдавали его истинное состояние. – Я в порядке, – сказал он. – Не переживай, – и заставил себя поцеловать Эрика в губы. Эрик все равно вздохнул, когда Чарльз отстранился, но поднял руку, чтобы убрать слезы с щек Чарльза подушечкой большого пальца. – Ты правда думаешь, что я буду игнорировать это? – спросил он. – Весь вечер ты вел себя так, словно был где-то не здесь. – Ты делаешь из мухи слона. Рука Эрика упала, а его губы сжались в тонкую, ровную линию. – Очень хорошо. В конце концов он отстранился, и, свесив ноги с края кровати, надел свои штаны обратно и натянул рубаху через голову. Он ничего не сказал, но резкость его движений все равно выдавала его злость – и было что-то практически оскорбительное в том, как Эрик бросил Чарльзу его одежду, прежде чем схватить свое полотенце и удалиться в сторону двери, которая вела на крышу. Чарльз не стал его останавливать.~*~
Эрик Подниматься по лестнице с больной ногой оказалось труднее, чем он рассчитывал, но он справился, и взобрался наверх, пылая от недоумения и раздражения. На улице было ужасно холодно, а он был бос, но он не собирался возвращаться назад только из-за этого. Каменные ступени были припорошены снегом на самом верху лестницы – должно быть, его намело туда из-под дверной щели, – и когда он оказался на крыше, ветру больше ничего не оставалось, как сталкиваться лоб в лоб с горной грядой, после – с холодной толщей ледника в нескольких милях отсюда, а затем скользить по боку до самого Айронхолда, сердито касаясь одежд и волос Эрика. Ночь была достаточно темной, чтобы скрывать падающий снег, но Эрик кожей чувствовал каждую острую снежинку на своих руках и лице. Разница между горячей ванной и кусающимся ветром была почти болезненной, но Эрик был благодарен за это. Он подошел к ванной и сел на край бассейна, закатав штанины, прежде чем опустить ноги в воду. Пар удерживал снежинки от поверхности на высоте пяти футов, но только слегка защищал от неистового ветра. Что-то было не так. В какой-то момент между сегодняшним утром и часом или чуть позднее после возвращения с прогулки с Мойрой, Чарльз увидел или услышал что-то, что страшно его расстроило. И, что было нехарактерно, Чарльз не хотел об этом говорить. Даже со слезами на глазах он утверждал, что все в порядке, снова и снова говоря в лицо Эрика ложь, скрывая, что бы то ни было, внутри себя. Это было страшно раздражающее ощущение беспомощности: знать, что что-то было не так, но не иметь никакой возможности узнать, в чем дело. Не иметь ни малейшего понятия, как он мог что-то исправить. Это заставляло Эрика чувствовать себя бесполезным в роли супруга. Что было еще хуже, это заставляло его чувствовать себя нежеланным. После последних двух месяцев и всего, что произошло за это время, Чарльз все еще не доверял ему в настолько важных вещах. Не когда происходило что-то по-настоящему значимое. Возможно, Чарльз думал, что Эрик не смог бы понять, что он решил закрыться в своей скорлупе, но разница между Чарльзом теперь и тем, каким он был раньше, была слишком разительной, чтобы Эрик мог не обратить на неё внимания. И это… причиняло боль. Чарльз снова стал для него незнакомцем, и у Эрика не было ни малейшего понятия, что ему сделать, чтобы вернуть своего супруга обратно. Возможно, это ерунда, попытался успокоить себя Эрик. Просто резкая перемена настроения. Следствие беременности. Но такие перепады казались странными, почти нездоровыми. Или, возможно, они просто казались Эрику странными в контексте его ожиданий. Он привык к честности Чарльза, он привык смотреть на человека, которого он называл своим супругом так, словно он знает его. Он думал, что уже узнал Чарльза, и что если бы что-то причинило бы ему боль, то Эрик сделал бы все, чтобы уничтожить того, кто её причинил. Вода была слишком теплой. Эрик достал ноги из воды и заставил себя подняться, а потом неловко побрел вокруг края бассейна, пока не оказался у самого края, и огляделся. В темноте было легко вообразить, что внизу, сотнями футов ниже, не было земли. Было легко представить, что капли падают вниз навсегда, достигая самого центра земли. Ладно, – сказал Эрик сам себе, – прошел всего лишь день. Чарльз был беременным, и неважно, насколько близкими они стали за последние месяцы, между ними все еще было тринадцать лет разницы. Чарльз юн, а в юности настроение могло меняться с непредсказуемой скоростью. Учитывая беременность, которая, как Эрик знал не понаслышке, могла пошатнуть даже самые миролюбивые характеры, наверное Эрику не стоит судить Чарльза так уж строго. Но даже эти мысли не смогли полностью избавить его от нехорошего ощущения, от которого словно скрутило живот. И его продолжало крутить, когда он в конце концов вернулся вниз по лестнице в их с Чарльзом спальню, всякий раз чувствуя странное ощущение при взгляде на своего супруга, который уже свернулся калачиком под мехом. На щеках Чарльза все еще были соленые дорожки слез. Завтра, – сказал себе Эрик, снимая с себя одежду и осторожно забираясь на постель, стараясь как можно меньше тревожить свое колено. Он попытался оттолкнуть неприятное ощущение, но оно продолжало возвращаться несмотря на все его усилия. Эрик положил голову на подушку, повернувшись к Чарльзу, смотря на его затылок тяжелым взглядом. Ни о чем не думай, – сказал он себе. Ничего не чувствуй. Подожди до завтра. Сон, когда он наконец пришел, был неглубоким, и полным незнакомых, пугающих картин.~*~
Когда Эрик проснулся на следующее утро, то почти поверил, что все, произошедшее вчера, было сном – частично из-за смутных сновидений, которые мучили его всю ночь. Чарльз прижимался к боку Эрика, как всегда, когда тот проснулся, и сонно запротестовал, когда Эрик осмелился пошевелиться, утыкаясь головой в плечо Эрика и закидывая его руку себе на пояс, чтобы устроиться поудобнее. Но когда Эрик снова пошевелился, вырвав Чарльза из полудремы, и попытался поцеловать его, стена безмятежности рухнула. Неуловимая перемена – Эрик бы наверняка не заметил, если бы не наблюдал специально. Поцелуй вышел сухим и безжизненным. Эрик почти сразу вышел из комнаты, не оставшись на завтрак. Неприятное ощущение вернулось снова, заняв свое место в его животе. Он устроился в своем кабинете и отправил за Мойрой. Ожидая, он попытался сконцентрироваться на донесениях местной знати, но это было бесполезно. Его мысли были разрозненными и поверхностными. Он не мог собрать их вместе. Как только он оставил донесения в покое, раздался стук в дверь. – Войди, – сказал он, и Мойра зашла внутрь, закрыв за собой дверь. Эрик с помощью своего Дара закрыл дверь. – Мойра, – сказал Эрик, откладывая бумаги в сторону, и положил руки на стол. – Вчера вы с Чарльзом выходили в город, верно? – Не совсем верно, сэр, – ответила она, сцепив руки в замок перед собой. – Мы вышли за пределы города, к фермам. Чарльз хотел узнать о возможности торговли огненным вином. Эрик вздохнул. – Разве Чарльзу в его положении стоит совершать настолько длительные прогулки? Что, если бы он поранился? – Прошу прощения, сэр, – сказала Мойра. – Но он хотел пойти, а вы сказали мне, что он может ходить, где ему будет угодно. Верно, разумеется, он сказал. Но это было до того, как Чарльз забеременел его ребенком. Губы Эрика сжались, но он не стал отчитывать Мойру. – Во время этой прогулки случилось что-то необычное? Что-то, что могло… расстроить его? Её брови удивленно приподнялись, и она покачала головой. – Ничего, что было бы мне известно. Его вырвало по дороге домой, но он сказал, что это из-за беременности. Кроме этого не было ничего необычного. – На какую винодельню он ходил? – Мы ходили к Джонатану, сыну Арона – и все были очень приветливы, сэр. Они закончили разговор договоренностью отправить несколько поставок на Юг следующим летом. Искра подозрения забралась в разум Эрика. – Магда была там? – Нет, – ответила Мойра. – Только Роберт и Джонатан. Я думаю, Саэдис была где-то неподалеку, но мы не видели её. По лицу Мойры было видно, что она хотела спросить, в чем дело, но останавливала себя, выдавая себя только выражением лица. – М-м-м, – Эрик задумчиво хмыкнул. Семья Магды не знала бы ничего об импорте, даже если бы Чарльз побывал в их разумах. И казалось назойливым посетить ферму Аронссонов только для того, чтобы поговорить о визите Чарльза. – Его часто тошнит из-за беременности? – Обычно я не прихожу по утрам, пока он не зовет меня, так что не могу знать. Большая часть связанных с беременностью симптомов по моему опыту наступает утром. – Мойра спрятала руки за спину. – Сэр, Чарльз в порядке? Эрик покачал головой. – Он вел себя… Странно, особенно в последнее время. Пожалуйста, присматривай за ним для меня. И дай мне знать, если увидишь что-то, что покажется тебе необычным. – Разумеется, – Мойра поклонилась, длинные волосы качнулись над её плечами, будучи связанными в прическу. – Что-нибудь еще? – Нет. Спасибо, Мойра. Он открыл дверь, и она удалилась. Оставшись в одиночестве, Эрик почувствовал себя еще более растерянным, чем раньше. Поведению Чарльза не было простого объяснения. Возможно, была замешана усталость от вчерашней прогулки, или это просто был симптом беременности, как утверждал Чарльз. Но что бы то ни было, это было достаточно важно, чтобы Чарльз утаивал от него подробности. Это сильнее всего раздражало Эрика. Эрик провел остаток недели, пытаясь понять, что такого смогло так сильно изменить их отношения, и боролся с собой, чтобы не спросить напрямую. Чарльз был таким же отстраненным и тихим, каким стал, вернувшись из винодельни, и когда Эрик касался его, то он словно дотрагивался только до оболочки человека, которого, он думал, он знал. Их поцелуи стали безжизненными и пустыми. Неприятное ощущение постоянно нарастало в груди Эрика, разрастаясь и увеличиваясь, пока оно не стало постоянным, и минуты наедине с Чарльзом не перестали приносить ему легкость. Он просто начал искать предлог, чтобы сбежать. Он не мог заставить себя переспать с Чарльзом снова – не после последнего раза. Пропасть между ними становилась все шире, и Эрик не мог вернуть все назад. С поврежденным коленом, которое все еще ограничивало его движения, Эрик не мог ездить в другие города. У него был Янос, чтобы организовать прием жалоб до конца недели. Он не стал лично просить Чарльза прийти, а просто отправил с Мойрой просьбу присутствовать. В формальности была какая-то странная удовлетворенность. Дистанция помогала сдерживать боль. Он провел утро, прежде чем услышал трескающийся звук от старого шлема, который он использовал, чтобы зафиксировать свое колено и голень. Так же это помогало ему передвигаться чуть уверенней: он использовал железо, чтобы держать свою ногу над землей. Он хорошо провел время, заделывая трещину. Чарльз уже был в приемном зале, когда туда пришел Эрик, сидя на чуть более низком кресле, которое было сделано для омеги герцога. Он поднялся, когда Эрик вошел, и вернулся в него только тогда, когда Эрик сел. Чарльз был одет в официальные одежды: вышитую тунику и плащ, который Эрик надел на него в день свадьбы, закрепив его на шее золотой застежкой. Он шел ему, как и улыбка, которой он поприветствовал приближающегося Эрика. Он кивнул Эрику, когда тот дошел до края комнаты, и если бы Эрик не знал, что происходило между ними последние несколько недель, то в жизни бы не догадался. Первые жалобы были предсказуемы: он украл мою козу, она обесчестила мою дочь. Обычные преступления и проступки, легко решаемые и наказуемые. Эрик почти подумал, что все на этом и закончится… Но затем они начали прибывать: фермеры, жалующиеся на нападения на границах, городские головы, поселения которых нужно было восстановить после того, как через них прошли войска Шоу в поисках прячущихся Северян. Эрик приказом оказал немедленную помощь в виде строителей и архитекторов, но так же отправил в каждый приграничный город как минимум гарнизон своих воинов. Если Шоу еще раз перейдет его границы, то обнаружит, что его людям придется столкнуться с воинами Эрика. Однако именно Чарльз наклонился ближе и спросил собравшихся горожан. – Что вам необходимо, чтобы восстановить связи? Чем вы торгуете? Не думаю, что торговцев оставили в покое. Одна из голов вышла вперед: это была седая женщина-альфа, и она вежливо поклонилась, прежде чем заговорить: – Гелдавик по большей части состоит из ферм, так что это мясо, зерно, шерсть, по крайней мере у нас. Солдаты уничтожили половину наших запасов провианта и разрушили амбары, так что шерсть тоже портится. Чарльз понимающе кивнул. – Тогда мы отправим еду из наших запасов, чтобы восстановить ваши потери. Однако мы не сможем вернуть вам шерсть сейчас, зимой, но возможно я смогу вам найти лучшую цену для неё в следующем году – моя семья занимает высокие позиции в торговле, это должно помочь вам возместить ваши потери. Голова глубоко поклонилась ему в знак благодарности, и вернулась на место. Остальные головы так же перечислили свои потери, и Эрик жестом приказал Яносу записать каждую жалобу. У них могло не хватить запасов, чтобы обеспечить всех пострадавших из Айронхолда, но они могли приказать другим нетронутым городам и фермам одолжить запасы до поры до времени. Когда последний из просителей ушел, Эрик наклонился назад, несмело коснувшись пояса Чарльза, словно ожидая, что тот тут же отстранится. – Ты очень хорошо справился, – сказал он. – Спасибо. Чарльз не уклонился от руки Эрика, но улыбка, которую он подарил Эрику, была одной из скрытых, нейтральных улыбок, которыми он теперь прикрывал свои эмоции. Эрик терпеть это не мог. Когда Чарльз по-настоящему улыбался, уголки его глаз слегка морщинились, а сейчас его лицо было ровным. – Рад, что смог помочь, – сказал он. Эрик убрал руку назад, борясь с желанием показать свою злость. – Я так и думал, – тяжело сказал он. Он забыл перенести вес с ноги на ногу, когда начал идти, и теперь ему приходилось закусывать щеку, чтобы не зашипеть от боли, и схватиться за спинку кресла, чтобы не упасть. Чарльз инстинктивно дернулся к Эрику, словно чтобы поймать его, а затем неловко отстранился с вытянутой рукой и сжатой ладонью, прежде чем вернуть её в изначальное положение. – Я не думал, что тебе уже можно ходить без посторонней помощи, – медленно сказал он и натянул свой плащ – плащ Эрика, – на плечи. – Тебе нужна трость? – Я в порядке, – выплюнул Эрик. На камнях под их ногами был железный узор, как и железо в его металлической повязке. Он не мог позволить себе выглядеть в глазах Чарльза еще более жалким, когда тот и так уже ни во что его не ставил. Вздох. – Хорошо, – сказал Чарльз, скрестив руки на груди и взглянув вдоль зала. Секундой позднее его рука снова поднялась, словно он никак не мог взять себя под контроль, чтобы стиснуть застежку у горла, и золото засияло под его пальцами. Эрик чувствовал тепло прикосновения Чарльза к металлу, которое странным образом ощущалось его Даром. – Просто… не навреди себе. Эрик попытался улыбнуться, но то, что вышло, больше было похоже на гримасу. Он протянул руку и подождал, пока Чарльз не принял её, прежде чем начать двигаться по залу, к двустворчатым дверям, пройдя через которые, они снова оказались бы в самой крепости. Колено ужасно дрожало, но Эрику удалось не показать этого на своем лице. Но он не мог не замечать, насколько формально рука Чарльза лежит на его локте, и как вся его поза кажется настолько же интимной, как и все те прикосновения, что он получал от него за последнюю неделю. – Из столицы сегодня приехал гонец, – сказал Эрик. – С посланием от Шоу. Он ожидает начало войны на границе со Сварти в течение этого года. Я и мои люди должны быть готовы выехать в любой момент. Хватка Чарльза на руке Эрика усилилась. – Но земли Сварти так далеко отсюда! Мы ведь слишком далеко на Севере, чтобы он мог призвать тебя в армию. – Я и есть его армия, – заметил Эрик. – У него есть люди других герцогов, и регулярная армия королевства, но они не так сильны и дисциплинированны. Мы можем вступить в войну с Островами в Южных морях, и он все равно призовет на помощь войска с Севера. Когда Эрик взглянул на Чарльза, то взгляд его супруга был опущен и направлен куда-то в сторону, а уголки его рта опустились вниз. – Мне это не нравится, – сказал Чарльз, и в его голосе проявилась самая искренняя эмоция за последние несколько дней. Почему нет? – хотелось горько спросить Эрику. – Я думаю, тебе абсолютно всё равно, где я и что со мной происходит. – Стоит ли мне передать твое мнение королю? – сказал он вместо этого, и даже не понял, что шутка получилась не лучшей. Чарльз вздохнул и наклонился к руке Эрика, его теплое тело оказалось ближе. – Я понимаю, что это твой долг – идти, если он позовет. Но… – он остановился, замедлив шаг, когда они дошли до дверей, и уцепился за косяк. – Тебя могут убить, – его голос стал тише. Эрик взглянул на Чарльза, и его словно отбросило назад. Учитывая то, как Чарльз вел себя в последнее время, Эрик не думал, что тот отреагирует так бурно. Или, возможно, это было не связано с ним: Чарльз, должно быть, беспокоился, будет ли отец его ребенка рядом, в конце концов. – Я побывал на многих войнах, – сказал он, слегка смягчив тон. – И меня все еще не убили. – А что, если война начнется прежде, чем ребенок родится? – спросил Чарльз, а потом покачал головой. – Глупый вопрос. Ты уедешь. – Будем надеяться, что до этого не дойдет, – сказал Эрик, хотя от этой мысли его передергивало с тех самый пор, как он услышал новость. Оставалось еще семь месяцев. Добрая половина года – Эрика могли легко вызвать к этому моменту. – Если Шоу пришлет весть до того, как ребенок родится, я сделаю все возможное, чтобы отложить это. По пути может встретиться множество разрушенных мостов, пропавших людей и затопленных дорог. Я обещаю. Чарльз снова покачал головой. Он все еще не смотрел Эрику глаза, а его подбородок был опущен, и Эрику приходилось довольствоваться видом его макушки, а не выражения лица. – Мы не можем позволить себе выступить против короля. Тебе придется пойти. Я буду… Я буду в порядке. – Выступать против короля – Северная традиция, – сказал Эрик и подтолкнул Чарльза плечом, чтобы тот снова начал идти, только в этот раз чуть медленней. – Ты силен, но нет никаких причин, чтобы тебе пришлось проходить через все это в одиночку. Они зашли в коридор, направляясь в сторону западного крыла замка, хотя у них не было определенного пункта назначения. В это время дня коридоры были практически пустыми, большинство слуг было занято приготовлением обеда. – Все в порядке, – сказал Чарльз. – Я знал, кто ты, когда вступал с тобой в брак. В этих словах было что-то странное, или просто в том, как Чарльз сказал это, но Эрик не мог ухватиться за это. И это было ужасно, учитывая то, что он всегда гордился своей способностью считывать эмоции людей по одному выражению их лица так легко, словно их мысли были написаны у них на лбу. Он хотел снова спросить Чарльза, что было не так, но ему становилось все труднее и труднее слышать ложь Чарльза. – Ты знал, кем являюсь я, или ты знал, кем является Железный герцог? Потому что они – не одно и то же, – эти слова вышли тверже, чем Эрик хотел, но он не был в том расположении духа, чтобы быть мягким. – Впечатление – это реальность, – ответит Чарльз. – Железный герцог не может уклоняться от участия в битве только из-за своего омеги. У тебя есть репутация, которую нужно поддерживать. – Впечатление – это не реальность. Что за глупость, – Эрик не мог ничего с собой поделать. Очевидно, Чарльз хотел, чтобы он ушел. От него, даже если не от их ребенка. Он оттолкнул израненную и измученную часть своей души прочь, вместо этого сосредоточившись на своей злости. Но Чарльз сказал лишь: – Уверен, что ты прав, – и наклонил голову. Его пальцы сжались на локте Эрика, прежде чем расслабиться, практически отпустив его. – Боюсь, мне нужно обсудить кое-что важное с Логаном, – сказал Эрик, остановившись в середине коридора и отступив от Чарльза, чувствуя жар и тяжесть в груди. Он чувствовал свои силы, которые чуть ли не искрились на кончиках его пальцев, и неистовое желание прикоснуться к ближайшей металлической вещи и разорвать её на мельчайшие кусочки. Он заставил себя успокоиться и сжал ладони в кулаки, удерживая свой Дар в узде, даже просто на время. Эрик поклонился, практически идеально имитируя Южные манеры Чарльза. – Доброго вечера. Чарльз остановился, а затем поклонился в ответ, слаженным и ровным движением. – Доброго вечера… Эрик вышел из коридора в первую же дверь, подальше от двора, не чувствуя в себе сил оставаться рядом с Чарльзом – в отчаянном стремлении спрятаться от взгляда и запаха Чарльза. Было темно, как в кладовке, но Эрику не нужно было зрение. Он мог чувствовать металл обручального кольца Чарльза, когда тот развернулся и ушел в сторону коридора, выйдя из зоны слышимости. И, чувствуя ограду балкона над собой, он оторвал её от стены и отправил наполовину расплавленную груду металла вниз.~*~
Неделю спустя, когда его колено могло спокойно выдерживать вес тела, Эрик отменил все свои утренние дела, чтобы надеть на себя много слоев одежды и отправиться к узкому проходу в горах. Буря, которая до этого мешала уйти в горы, утихла, но Эрику все равно были нужны шипы для снегоступов, чтобы идти и не проваливаться слишком глубоко. Как только он оказался на поверхности льда, солнце засияло над его головой, а воздух стал чистым и свежим. Весь мир словно опустел, за исключением скрипа шипов Эрика и журчания талых вод в источниках ледника. С того момента, как им пришлось вместе появиться на публике, Эрик и Чарльз вели себя в присутствии друг друга подчеркнуто официально. Казалось, для Чарльза это было так же естественно, как дышать. Для Эрика это было постоянным, горьким напоминанием о каждом подлом, самовлюбленном альфе, которого он встречал за годы, проведенные в столице; он огрызался на Чарльза, пытаясь получить от него хоть какую-нибудь реакцию. Но и тут его попытки провалились. Тело Чарльза могло точно так же быть пустой оболочкой, так мало его личности было рядом с Эриком в те дни. Не имея другого выхода, злость Эрика повернулась внутрь, разрывая в клочья воспоминания о каждом их с Чарльзом контакте, пытаясь найти хотя бы одну разумную причину, которая могла бы объяснить отстраненность супруга. В этом он тоже не преуспел, но теперь внезапно получилось так, словно все, что он когда-либо говорил или делал, начало казаться страшным оскорблением. Он сомневался в собственных намерениях. Он сомневался в своих чувствах по отношению к Чарльзу. И, в конце концов, он не мог винить Чарльза за то, что он отвернулся от него. Эрик не мог спать; сон, когда ему удавалось заснуть, оставлял его невыспавшимся и уставшим. Он пытался успокоить себя мыслями о малыше, который рос в животе Чарльза, но даже это казалось ему абстрактным и нереальным. И по утрам он всегда просыпался, чувствуя Чарльза, свернувшимся у его спины, словно ленивец, и ощущал, как его теплые руки обхватывали Эрика, пока он не вспоминал, кто он был, и вместе с кем. Было бы проще перестать думать, если бы он просто смог заглушить все чувства. Если бы он смог перерезать нити его злости и боли так близко к их причине, как только мог. Но отказаться от злости на Чарльза значило отказаться от ярости по отношению к Шоу, а Эрик не мог себе этого позволить. Так что он сохранил свою злость, удерживая её на постоянном уровне в груди, где, он был уверен, она никогда не исчезнет, где никогда не прекратит гореть пламя ярости, а значит, она никогда не сможет вырваться наружу. В его личном кабинете очень мало металлических вещей остались нетронутыми. Его попытки починить чернильницу или покореженную перьевую ручку казались лишь слабыми пародиями на совершенство, что злило его еще сильнее. Его злило то, что он никак не мог определить точный момент, когда Чарльз взглянул на него и решил отступить назад. Отречься от Эрика, в то же самое время натянув те невидимые путы, которыми они были связаны друг с другом. Возможно, Эрик ожидал слишком многого, когда они провели вместе так мало времени – он просил Чарльза показать свое истинное лицо, и тот согласился. Но, возможно, было чересчур наивно думать, что он сможет удержать его. Возможно, было чересчур самонадеянно считать, что он, Эрик, может быть достоин любви. По крайней мере, на леднике ему не нужно было видеть Чарльза, слышать его, или видеть свидетельства его существования. Он почти мог притвориться, что никогда не встречал его – хотя даже притворство было угнетающим, потому что Эрику казалось, что его жизнь до Чарльза каким-то образом была менее полной, чем после того, как Чарльз в ней появился. И затем, когда он к этому привык – самые яркие улыбки в его жизнь привносил именно он. Пока не забрал их обратно. Но теперь все казалось далеким, когда он был достаточно далеко от Чарльза, чтобы не чувствовать боль всякий раз, когда Чарльз смотрел на него испуганным взглядом. Здесь, наверху, у всего была цель и назначение. Эрик знал, почему все было так, а не иначе, и он знал свою роль в ходе событий. Это было проще. Один мужчина из военной секты, которого Эрик не узнал, встретил его у границы ледника и проводил его до самых пещер. В обычной ситуации он бы завязал разговор, возможно, упомянул бы Магду, как сестру по оружию этого мужчины, но сегодня в его горле пересохло, и он не мог выдавить из себя и звука. Возможно, это было к лучшему; его проводник казался суровым и неразговорчивым. Его задача будет куда проще, если Эрик не заставит его волноваться по поводу того, как следует общаться с будущим королем. – Эрик, – Наставник ждал его в одной из самых глубоких пещер, его кожа казалась голубой, отражая сияние льда и отблески свечей, расставленных по полу пещеры и отбрасывавших странные тени на стены. Он обхватил руки Эрика своими ладонями, старыми, сухими, тонкими на ощупь, и сжал. – Хорошо, что ты пришел. Андвари ждет тебя. Эрик вздохнул. – Андвари? На это Наставник криво улыбнулся. – Ты встречал Андвари во время своего drekisamþykki. Я думал, такое не забывается. Во время благословения драконов… – Андвари – это дракон? – спросил Эрик, и почувствовал, как что-то внутри него дрогнуло от воспоминания о черной чешуе, сверкающей на фоне прозрачного льда, когтях, длинных как мечи, и огромных голубых глазах, каждый больше, чем его голова, не мигающих, с зрачками-щелями как у змей. Наставник кивнул, все еще улыбаясь. Седьмое пекло, – подумал Эрик. – Тогда нам не следует заставлять… его? её?.. ждать, – сказал он, чувствуя сухость в горле, и когда старик отступил в сторону, жестом руки приглашая его внутрь, Эрик сглотнул, прогоняя свой страх, и последовал за ним. Пещеры были гладкими и извилистыми, изогнувшись через естественные отверстия в леднике. Чем ниже они спускались, тем шире становился путь, пока он не стал таким широким, что десяток человек могли пройти по нему, выстроившись в одну линию. Пол здесь был отмечен глубокими царапинами каждые несколько метров длиной и длинными следами, словно оставленными мощным, толстым хвостом. Очевидно, подземная система пещер была куда более сложной, чем Эрик когда-либо предполагал – они были куда глубже пещеры, в которой располагался бассейн, в котором он искупался накануне свадьбы и той, где он впервые увидел дракона. Наставник вел его глубже под ледник, через большие и маленькие пещеры, через извивающиеся, скользкие проходы во льду, спускаясь все глубже и глубже в основание ледника. Ледяные стены здесь были менее гладкими – эти тоннели были сделаны не с помощью воды. Он и Наставник держались за веревку, прибитую к стене, чтобы удерживать равновесие. Тоннель был абсолютно круглым, пол не был сглажен ногами людей, а медленно спускался все ниже и ниже. Если он поскользнется здесь, то не отделается несколькими сломанными костями. В итоге они достигли огромной, пустой пещеры, освещенной только одинокой масляной лампой. Но мрак, простиравшийся за кругом света, был черным, как зимняя ночь. Никто не мог сказать, как далеко он простирался, или кто прятался в нем. – Где? – начал Эрик, поворачиваясь к Наставнику, но затем он услышал отражающееся эхо от чьих-то движений в темноте. Первым, что он увидел у дракона, была его ярко-черная шкура, сияющая, как смола в кружащейся темной дымке. Затем его глаза, сверкающие, как айсберги в темном океане. А потом Андвари, дракон, вышел на свет. За три месяца, прошедших со дня его свадьбы, Эрик успел забыть, насколько огромным было это создание. Что ж, – сказал голос в его голове, пока Андвари склонил свою на бок, его взгляд не отрывался от Эрика. Дракон повернул налево, полностью появляясь из темноты, глубокий утробный звук раздался из его груди.– Я часто забываю, как малы люди. Дракон мог говорить. Его голос – отражался эхом, словно раздавался издалека, но у Эрика возникло ощущение, что дракон сдерживался, низкий бас звучал в его голове практически приглушенно, умеренно. – Вы ждали меня? – спросил Эрик, заставляя себя выпрямиться. Верно, – сказал Андвари. Дракон уже почти свернулся вокруг освещенной области пещеры, его извилистое тело обернулось вокруг двух людей, когда его голова коснулась хвоста. Как только круг замкнулся, дракон остановился, сфокусировавшись на Эрике левым глазом и положив голову на лед. Трудно было не напрягаться от того, что теперь они были пойманы огромным созданием, которое могло убить их, даже не тронувшись с места. Напрягшись, хотя стараясь не показывать этого, Эрик ждал, но Андвари не продолжил, так что он в конце концов спросил: – Почему? Смешок. Ты громко думаешь, kenig. Я услышал твое приближение из Айронхолда. Тут уж ничего не поделать, подумал Эрик. – Я думал, вы не видите людей, которые не были отмечены вами, как равные, – и все же я здесь. Последняя часть осталась неозвученной. Ты – единственный человек, которого драконы могут использовать, чтобы вернуть себе небеса, – сказал Андвари, слова принесли с собой ощущение крыльев на ветру, повсюду небо цвета голубой яичной скорлупы, и земля далеко внизу, крошечная и незначительная. – Это непрактично и неразумно не говорить с тем, кто не является нашим равным просто ради соблюдения традиций. А мы устали ото льдов. Эрик заставил себя слабо улыбнуться. Он хотел бы полностью отдаться моменту – разумеется, он чувствовал воодушевление тем фактом, что драконы позволили ему приблизиться, – но его эмоции были придавлены весом последних двух недель. Вспоминая об этом, он не был уверен, что мог вспомнить, почему он должен был чувствовать себя воодушевленным. – Мы нуждаемся в одних и тех же вещах для того, чтобы достичь наших целей, – сказал он, хотя об этом дракон, разумеется, прекрасно знал. – Сегодня я пришел на ледник, чтобы сообщить Наставнику две вещи. Мой муж носит нашего ребенка, и меня скоро отзовут на Юг для войны. Утробное рычание в этот раз было громче, сильнее, от чего лед под ногами Эрика пошатнулся, и он с трудом удержал равновесие. Первое – хорошо. Второе – нет. От этого у Северного народа и драконов не появится преимуществ. Не стоит оставлять яйцо без присмотра до того, как оно треснет, чтобы сражаться на стороне нашего врага. – Я знаю, – ответил Эрик, умудрившись сохранить свой тон уважительным, несмотря на соблазн взорваться от одного только предположения, что он может симпатизировать Шоу. – Но если Шоу призовет меня на войну до того, как ребенок появится на свет, я не могу рисковать выдачей своих истинных намерений. Не до того, как я точно буду знать, что у меня есть наследник и что драконы готовы восстать вместе со мной против Юга. Имей в виду, – сказал Андвари, с медленным, продуманным морганием века, словно ставя запятую в разговоре, – что драконы будут на твоей стороне, чтобы восстановить справедливость. Но только справедливость, и ничего больше. Убедись, что понимаешь разницу. – Разве это не справедливость – желать освобождения королевства от человека, который способен на истребление половины его обитателей? Справедливо освободить королевство. Другое дело – сравнять его с землей, – сказал Андвари и поднял свою огромную голову, взглянув на Эрика, прежде чем повернуть шею, чтобы взглянуть в темноту позади себя. – Помни, что намерения так же важны, как действия, когда ты общаешься с телепатом. Эрик кивнул, не будучи вполне уверенным, что ответить на это. Он не был уверен, что сможет провести черту между справедливостью и местью – в любом случае, не так, как это удовлетворило бы Андвари. Месть Шоу несла за собой справедливость. У справедливости был сладкий вкус мести. Он не мог притворяться, что не испытает горького удовольствия от зрелища того, как Шоу будет умирать. Андвари возвратил все свое внимание к Эрику, и ощущение холодного присутствия прошло через разум Эрика, бесстрастного и отчетливо нечеловеческого. Да будет благословлено твое яйцо, – сказал Андвари и наклонился вперед, чтобы выдохнуть надо лбом Эрика, мягчайшим прикосновением, тщательно измеренным, чтобы не причинить ему боли. – Как и твой супруг. Нечасто встречаешь у человека настолько сильный разум. На этом дракон поднялся, гладкая каменно-твердая чешуя пошла рябью под сильными мышцами, пока он разворачивался и исчезал в темноте. Эрика не удивило, что драконы заинтересовались Чарльзом – как омегой Эрика, так и его телепатическими возможностями. Они наверняка прочитали его разум, чтобы удостовериться, что он не помешает их долгоидущим планам или не сделает чего-нибудь еще более опасного. Но то, что они даже не упомянули об этом при Эрике, заставило его чувствовать себя странно неуверенным. – Теперь сюда, – сказал Наставник, и Эрик почти вздрогнул. Он успел забыть, что старик все это время был позади него, наблюдая за встречей. Очевидно, его не посвятили в суть разговора со стороны драконов. – Тебя не испепелили пламенем, так что, я полагаю, все прошло хорошо? Наставник улыбался, но в груди Эрика что-то сжалось. – Да, – ответил он. – Благодарю. – Очень необычно разговаривать с Андвари, не будучи избранным, – продолжил Наставник, по незнанию частично повторяя слова Андвари, поглаживая пальцами белую бороду. – Знаешь, Андвари – старейший из оставшихся драконов. Возможно, самый старый в мире, по крайней мере, мне не известно ни одно существо, которое было бы старше него. Ты достиг того, что хотел? – Я сказал им то, что пришел сказать, – сказал Эрик, почему-то чувствуя себя немного не здесь. Последние слова Андвари, он подозревал, были предназначены только для него. Он постучал пальцем по лбу. – Я полагаю, они уже передали тебе новость? Наставник кивнул, спрятав руки в рукава. – Поздравляю, Эрик. Это очень радостная весть. – Я принесу ребенка сюда так скоро, как это будет возможно после того, как он родится, чтобы увидеть драконов, – сказал Эрик. Если предположить, что он будет здесь. Если предположить, что Шоу еще не отзовет его на свою войну. Наставник протянул руку и положил её на плечо Эрика странным, практически покровительственным жестом. – Я буду молиться, чтобы у вас родилась омега или девочка, – сказал он. Эрик заставил себя улыбнуться. – Спасибо. Они начали медленно подниматься обратно, по изгибающимся ледяным тоннелям, пока не оказались в пещере практически у самой поверхности. Солнце все еще светило, когда Эрик вышел наружу, на ледник, и повернул обратно к Айронхолду, хотя облака уже окрасились в золотистые тона. Едва минул полдень, а скоро уже снова стемнеет. Вскоре солнце вообще не будет восходить, и Север застынет в темных объятиях зимы, угнетенный мраком и холодом. Он не мог не подумать о драконах, заточенных глубоко под поверхностью льда, так далеко от отрытого воздуха, ждущих, чтобы он освободил их из плена.~*~
Эрик старался избегать перегрева своего колена несколько последних дней, потому что его путешествие на ледник возродило боль. Он регулярно прижимал к колену лед, чтобы снизить отек и температуру, но сомневался, что еще неделя умывания губкой поможет ему в ситуации с Чарльзом. (Он сомневался, что что-то вообще могло помочь в ситуации с Чарльзом, но это было не важно). Хэнк предположил, что геотермальные ванны могут помочь после того, как непосредственное ранение станет меньше, что Эрик дважды перепроверил в своей библиотеке, прежде чем согласиться. Поэтому он направился к самому нижнему уровню крепости, к подземным источникам. Он разделся в комнате перед ванной, сложив одежду и положив её на каменную лавку рядом с льняным банным полотенцем. Даже здесь его легкие были наполнены паром из бассейна – зимой, летом, температура воды всегда оставалась неизменной. Через какое-то время она вызвала появление ростков между камнями. После нескольких попыток остановить процесс слуги просто сдались. Но Эрику все равно так нравилось больше: листья спускались с потолка, а зелень стелилась под ногами. Раздевшись полностью, Эрик сел и согнул ногу в колене, чтобы закинуть её на другое бедро и проверить свою рану. Кожа была покрасневшей и натянутой вокруг жидкости, которая скопилась у его колена, хотя синяки, которые раскрасили его плоть, исчезли к этому времени. Боль все еще была, когда он надавил на кожу пальцем, хотя она была не такой сильной, как раньше. Но несмотря на это, когда он встал и вошел в главную купальню, он все равно слегка прихрамывал. Он так привык принимать ванну в одиночестве в это время ночи, что вздрогнул, увидев обнаженного Чарльза, который стоял по пояс в мутной воде, стоя спиной к Эрику и натирая кожу мягким песком, который все Северяне использовали для мытья. Его кожа была гладкой и лоснящейся в полумраке грота, волосы прилипли к голове и свернулись в завитки на бледной коже. Чарльз не почувствовал его присутствия. Возникло такое ощущение, словно Эрик столкнулся с Чарльзом в каком-то подземном оазисе дикости, с грубыми, необработанными стенами, и сводчатым потолком, делавшим помещение похожим на пещеру, подернутую от жары туманной дымкой. Эрик уже развернулся, чтобы уйти, но стоило ему сделать несколько шагов, как его колено подвело его, и он подался вперед с резким, болезненным возгласом. Раздался громкий плеск, а затем голос ругнувшегося Чарльза. – Прокля… Боги, ты испугал меня! Повисла пауза, пока Эрик переводил дыхание, чувствуя пульсирующую боль в своем колене, прежде чем Чарльз сказал: – Тебе помочь? – Я в порядке, – процедил Эрик сквозь стиснутые зубы, ухватившись за обвитую растениями колонну и заставив себя выпрямиться, прежде чем повернуться лицом к Чарльзу. – Я просто оступился, ничего страшного. Он мог почувствовать разницу, мрачно подумал он, между истинным беспокойством и фальшивым. Долгая пауза, затем, как только Чарльз взглянул на него, словно оценивая, линия его рта смягчилась. – Хорошо, – Чарльз оглядел ванную и пространство между ними, проведя пальцами по воде. – Я могу уйти, если хочешь. Эрик взглянул на него – на самом деле взглянул на него, пока взгляд Чарльз блуждал где угодно, лишь бы не смотреть на него, разглядывая покрасневшую кожу и теперь уже заметное утолщение в области живота, начинающее намекать на очевидную округлость. Это было почти больно, видеть Чарльза таким: обнаженным, прекрасным и беременным ребенком Эрика, растущим внутри него – и в то же время абсолютно недосягаемым. – Нет, – сказал Эрик. – Все в порядке. Он должен жить с Чарльзом. И он, черт возьми, может спокойно принять с ним ванну. Эрик двинулся вперед, шаг за шагом погружаясь в горячую воду. Он остановился у каменной скамьи, которая стояла от Чарльза дальше всех, сел и позволил своему больному колену свободно плавать в воде, пока его другая нога опустилась на дно ванны. Было это полезно для его колена или нет – Эрик не мог отрицать, что скучал по этим ваннам. Вода ощущалась как защита, изоляция. Или чувствовалась бы, если бы он не ощущал отчетливо присутствие Чарльза, тянущее старую рану в его груди. Он оттолкнул это ощущение в сторону и попытался игнорировать его, сконцентрировавшись на скользком ощущении кожи своих собственных бедер под своими руками, пока пар кружился напротив его кожи. Жар, кажется, погрузил его в легкую дремоту, глаза закрылись, голова откинулась назад, напротив стены грота, и, потому Эрик не почувствовал движения воды, он даже не заметил плеска, который мог бы предупредить его, прежде чем Чарльз тихо сказал, буквально в двух футах от него: – Эрик? Он моргнул и открыл глаза, прежде чем повернуть голову в сторону звука. Чарльз сидел на скамье рядом с ним, волосы касались воды около его плеч. – М-м? На лице Чарльза появилась осторожность, зубами он прикусил нижнюю губу, но уже буквально через мгновение наклонился вперед и прижался открытым ртом к губам Эрика, отчаянный звук вырвался из его горла, и Эрик почувствовал его через их неловкий поцелуй. Это было слишком, слишком похоже на то, чего Эрик так желал, но чего не мог заполучить. Внезапной, острой боли, пронзившей его, было достаточно, чтобы задержать дыхание на полувдохе, пока он, закрыв глаза, быстро отвернулся в сторону, из-за чего рот Чарльза скользнул по его щеке. Все его существо вспыхнуло от стыда. – Ох, – выдохнул Чарльз, и у него хватило безрассудства звучать подавленным. Эрик попытался выровнять дыхание, но его легкие словно сжались изнутри. Ему не хватало воздуха. Это жалко, подумал он, как легко он стал игрушкой Чарльза. Обнаженным и уязвимым. Если бы он мог отдать кому-то свой разум, то он позволил бы Чарльзу раскрыть его и разбить, как перезрелый арбуз. Ему больше было ничего не поделать с собственной глупостью. – Я… прости, – Чарльз подвинулся и послышался плеск воды, но он не отстранился назад, его бок все еще грел тело Эрика, кожа к коже. – Я просто… Я просто хотел. Сделать. – Сделать что? – Эрик не смог заставить себя оставить Чарльза запутавшимся и смущенным. Он снова открыл глаза, но взгляд его продолжал упираться в потолок. – Сделать… – Чарльз осекся, и в его голосе был слышен стыд, когда он продолжил. – Я просто хотел… Я так… Черт, Эрик. Я просто… Я постоянно хочу секса в последнее время, мое тело просто… И у нас не было уже долго, и я хотел… Я должен был сначала спросить. Прости. Я могу уйти. Эрик испустил мягкий, едва слышный вздох. Когда он взглянул на Чарльза, щеки того были окрашены ярко-красной краской, румянец распространился до корней волос. Он не хотел заниматься сексом с Чарльзом. Одна физическая нагрузка уже будет выматывающей, а в эти дни Эрик с трудом заставлял себя подниматься с постели по утрам. Все части его тела словно потяжелели. Заниматься военными тренировками – это одно, когда перед ним стояла четкая цель, и он мог отправить свои мысли туда, где он не мог достичь их. Это… Это же будет иначе. В его герцогские обязанности уже не входил секс с Чарльзом, больше нет. Но обязательство или нет, Чарльз все еще был прекрасен. Эрик все еще… чувствовал к нему что-то. Каким-то образом, даже после всего, что случилось, это не изменилось. – Нет, – сказал Эрик наконец, игнорируя боль где-то в районе грудины. – Нет. Все в порядке. Мы… можем. Если ты хочешь. – Пожалуйста, – сказал Чарльз с неинтерпретируемым выражением лица, прежде чем прильнуть снова, в этот раз медленнее, прижаться губами ко рту Эрика, нежно, и отчаянно хотелось верить, что выражение его глаз, прежде чем он закрыл их, было практически умоляющим. Эрик не стал бы отрицать, что он скучал по этому: по губам Чарльза, ощущению его кожи под руками Эрика. Он почти мог поверить, что все было так же, как и раньше, но этот морок быстро растаял. Чарльз ощущался ближе, чем он был за долгое время. Если бы только Эрик мог притвориться, что ничего не изменилось. Если бы только это было реальным, не обычным физическим притяжением, а настоящей любовью. Когда Эрик не ответил на поцелуй, Чарльз издал разочарованный звук, отстранившись на мгновение, прежде чем вернуться, в этот раз его губы скользнули по уголку рта Эрика, пока Чарльз прижался лбом ко лбу Эрика, их лица были достаточно близко, чтобы их дыхания смешались, чуть теплее, чем пар вокруг. – Пожалуйста? – прошептал Чарльз теперь, пока он устроился у бока Эрика, голова склонилась на плечо Эрика. Эрик издал медленный, прерывистый вздох, и повернулся к Чарльзу, коснувшись пояса омеги только кончиками пальцев, почти ожидая, что Чарльз отстранится от прикосновения. Но он не отстранился. Эрик склонил голову и прижался легким поцелуем к шее Чарльза, а затем, секундой позже, ниже, около ключицы. Чарльз застонал, открывая шею для губ Эрика, приглашая. Когда Эрик вздохнул, чувствуя запах сладкого песка, под которым скрывался аромат Чарльза, знакомый богатый аромат, сильнее всего чувствовавшийся в районе пульса. Чарльз поднял руку и положил её на второе плечо Эрика, сгибая пальцы напротив мускулов, садясь и встречая взгляд Эрика. – Привет, – прошептал Чарльз. Эрик хотел улыбнуться ему, но все еще не до конца владел собой. Он поднял руку из воды и отвел в сторону влажный локон волос, прилипший к щеке Чарльза, за ухо и поцеловал его снова, в этот раз смелее, его рука на поясе Чарльза вытянулась, чтобы притянуть Чарльза к себе. В воде, насыщенной солями и минералами, движения были легче, невесомы. Чарльз покачивался в объятиях Эрика, целуя его в ответ, его рука обхватила заднюю сторону шеи альфы. Они были так близко, что было легко понять, где именно Чарльз стал плотнее в области живота, его обычно нежная кожа живота стала мягкой и натянутой. Эрик так же мог чувствовать резкое дыхание Чарльза, мягкое давление его члена, твердевшего около бедра Эрика, будучи невидимым под мутной водой. Эрик обнял Чарльза за пояс и притянул его к себе, Чарльз оседлал бедра Эрика, его член начал напрягаться, несмотря на тяжесть в сердце. Тело Чарльза было мягким и знакомым, руки Эрика помнили его форму, он все еще знал, как и где касаться его, чтобы заставить Чарльза кричать. Он все еще знал, что нравилось Чарльзу. Чарльз, должно быть, тоже все еще помнил, что любит Эрик. Как только Чарльз подался вперед в объятиях Эрика, потираясь своим членом о его живот, а задницей – о растущую эрекцию альфы, его пальцы скользнули в волосы Эрика у самой шеи, и потянули, как только Чарльз выдохнул в поцелуй, наконец отстраняясь, приоткрыв рот и прикусывая губы. – Я надеюсь, никто не войдет, – сказал он. – Не в это время ночи, – сказал Эрик, скользя руками по изгибу задницы Чарльза, придвигая его к своему члену. – А если и зайдут, то я уверен, что тут же уйдут. В конце концов, никто в этом замке не хотел вызывать на себя гнев Эрика. Он почти мог притвориться, что это был тот же Чарльз, что и месяц назад, тот, который, казалось, делал больше, чем просто терпел его. Хотя бы сейчас – хотя бы на ночь, он хотел верить, что ничего не изменилось. Что Чарльз хочет его, а не только его тело. Голова Чарльза откинулась назад, его глаза закрылись снова, пока он покачивался около Эрика, кусая нижнюю губу, прежде чем сказать: – Боги, это чувствуется… Должно быть, это беременность, но последние две недели я сходил с ума, это просто… жажда. Ты можешь?.. – он осекся, вспыхнув алым румянцем, но опустил руку, чтобы накрыть ладонь Эрика на своей заднице, и потянул её ниже, пока кончики пальцев Эрика не коснулись его отверстия. – Пожалуйста. Эрик помедлил всего секунду, прежде чем протолкнуть два пальца в тело Чарльза, погрузив их до костяшек в тугой жар, ход был смягчен смазкой, которую начало выделять тело Чарльза. Чарльз издал высокий стон, сжимаясь от проникновения, его губы разделились и издали очередной отчаянный стон, прежде чем потянуться между своими ногами, чтобы обхватить член Эрика и провести по нему, обернув свою ладонь вокруг ствола и проведя ею к толстой головке. Эрик прижал кончики пальцев к внутренним стенкам Чарльз, ища, пока он не нашел участок плоти прямо над простатой Чарльза. Ничто не смогло подавить дрожь удовлетворения, когда Эрик услышал вскрик омеги. Эрик поглаживал промежность Чарльза подушечкой пальца, и двинул бедрами вверх, вжимаясь в тело Чарльза, умоляя о сильных движениях. Чарльз издавал слабые вздохи, пока Эрик поглаживал и ласкал простату изнутри и снаружи, закрыв глаза и извиваясь на руке Эрика, но он все еще был достаточно собран, чтобы усилить хватку и начать поглаживать член Эрика, двигая рукой вверх и вниз, в такт движениям пальцев Эрика внутри него. Минуту спустя Чарльз задвигал бедрами, и его член оказался в руке вместе со стволом Эрика, пока он поглаживал их обоих. – Боги, Эрик, пожалуйста!.. Эрик вытащил пальцы из отверстия Чарльза и снова толкнулся внутрь, беря мягкий ритм, изгибаясь так, чтобы касаться простаты Чарльза с каждым толчком. Ощущение твердого члена Чарльза, касающегося его собственного, крайне возбуждало. Пот покатился по лбу Эрика, мешаясь с паром купальни. Его пульс ускорился, пока он закрыл глаза, пытаясь заставить себя поверить в реальность этого, отчаянно пытаясь забыть обо всем, кроме тела Чарльза и звука его голоса. Звуки, которые издавал Чарльз, резко участились, а его руки напряглись, пока он сжался и стиснулся вокруг пальцев Эрика, скользкая бархатная гладкость его входа запульсировала. Чарльз кончил, дрожа в руках Эрика, почти крича, его бедра сжали ноги Эрика, а грудь тяжело вздымалась, пока он выплескивался на живот и член Эрика. Эрик открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как губы Чарльза складываются в форме буквы «о» от удивления, которое всегда настигает его во время оргазма. (Каждый – каждый раз, когда Чарльз делает такое лицо, Эрик не может не думать о его губах на своем члене). Прошло едва ли пять минут, прежде чем Чарльз затих, вздыхая и расслабляясь в объятиях Эрика, его анус все еще вздрагивал вокруг пальцев Эрика в нем. Эрик ничего не мог с этим поделать. Секунду спустя он также кончил, сам удивившись силе своего оргазма. Он медленно вытянул пальцы из задницы Чарльза, со сбитым дыханием и слабостью в теле, опьяненный оргазмом Чарльза даже больше, чем своим. Казалось, словно отстраненность Эрика освободила что-то в Чарльзе. Его тело наклонилось вперед, почти упав, лицо опустилось в изгиб плеча Эрика, его дыхание обжигало горло Эрика и заставляло руки плавиться. Эрик начисто забыл о своем больном колене. Все, что было важно для него – это то, что Чарльз в его руках, и пахнет пресыщением, и тупые удары боли в костях Эрика, которые никогда не исчезают окончательно. Он хотел держать Чарльза вечно. Он хотел оттолкнуть его прочь. Он хотел… Он хотел начать все заново. Быть лучшим мужем. Быть тем, кем Чарльз хочет, чтобы он был. Но он не мог. – Просто… – пробормотал Чарльз напротив кожи Эрика, звуча сонно, как будто он уже засыпал. – Люби меня хотя бы чуть-чуть, хорошо? Совсем немного. Эрик выдохнул, и воздух застрял в его горле, сделав странный, удушенный звук. Он не мог говорить. И не мог сказать Чарльзу, что он любит его. Что он никогда не прекращал любить его. И даже не мог спросить, почему Чарльз мог хотеть любви Эрика, когда он уже отверг её. Он склонил голову и прижался лицом к изгибу шеи Чарльза, его глаза закрылись, а ладони сжались в кулаки, чтобы удержаться от того чтобы вцепиться в Эрика слишком сильно. Он никогда так отчаянно не хотел перестать чувствовать. Дыхание Чарльза стало мягким и ровным. Каким-то образом он уснул, прямо так, в руках Эрика. Эрик должен был разбудить его. Должен был отстранить его в сторону и уйти в их покои в одиночестве. Но он все равно держал его, одна рука поглаживала спину Чарльза, словно убаюкивая его. Когда один из слуг вошел на противоположную сторону грота, перекинув полотенце через плечо, Эрик обнажил зубы и зарычал, пока испуганный человек не выскочил обратно за дверь; но Чарльз продолжал спать. Если это было всем, чем Эрик мог обладать, то он хотел этого. Он жаждал этого, и, пока Чарльз будет позволять ему, никто не сможет отобрать его у Эрика.