Когда на небе нет луны

      Удача — вечная спутница Джека, как и ром, — всегда следовала за своим протеже. Быть может, и отставала иногда на пару шагов, но, догнав, сулила выигрыш на мили вперёд. Возможно, именно поэтому, даже зная, чем заканчивается невыполнение обещаний, пиратский барон продолжал раздавать их с завидной лёгкостью. Однако, как известно, ничто не вечно. Несмотря на убедительную проповедь своего капитана команда на «Чёрной Жемчужине» с нескрываемым подозрением относилась к пассажирке. Жемчужина, привыкшая подолгу сидеть на планшире, свесив ноги за борт, быстро уловила перемену настроения. Несколько дней она покорно скрывалась в каюте, изредка выбираясь по ночам на одинокие прогулки в темноте.       И всё же недобрые разговоры на этом не прекратились. Команду Джек набирал спешно, не особо заботясь о репутации и послужном списке будущих матросов. Многие из них были беглыми каторжниками или рабами, норовившими стянуть кусок побольше. Затесались среди матросни и откровенные подлецы, ищущие лёгкой наживы.       На севере аргентинского побережья, когда море окрашивалось в синеватые оттенки предрассветного неба, а на горизонте ещё не растаяли россыпи огней небольшого порта, Джек Воробей был разбужен бессовестным топотом. Усевшись на койке и почёсывая замлевшую щеку, капитан напряг слух. Доски дека подрагивали и часто поскрипывали, сквозь щели в дверях проникали отзвуки взбудораженных голосов. Обречённо вздохнув, Джек водрузил на голову треуголку и, позёвывая, нехотя побрёл прочь из каюты.       На верхней палубе, окутанной лёгким туманом, царил шумный переполох. Мелькал свет фонарей, поблёскивал металл оголённых сабель. У правого борта покатывалось с боку на бок одинокое пушечное ядро. Воинственные крики перемежались проклятьями и редким звоном клинков, но, едва капитанские сапоги ступили на шканцы, чуть ли не вся команда «Чёрной Жемчужины», запальчиво сверкая глазами и оторвавшись от редких драк, мигом обернулась к Воробью. Джек наморщил нос и, склонив голову на бок, оглядел нескольких моряков, что были привязаны к грот-мачте. Среди них серебрилась седая голова старшего помощника и словно башня выделялась мощная фигура боцмана.       — Бунт, значит, господа? — громко спросил капитан, наконец отпуская створку двери.       Вместо ответа, дав последний пинок соперникам, разгорячённые мятежники окрасили лица недобрыми улыбками и медленно двинулись ему навстречу. Безмятежная тишина ночи исказилась суматошными криками. Жемчужина резко распахнула глаза, настороженно вглядываясь в плотную темноту кают-компании. Её заставили пробудиться не крики, нет, а частое, тяжёлое биение сердца. Море за бортом привычно баюкало парусник, на синевато-чёрном небе бриллиантами поблёскивали звёзды в просветах облаков. Жемчужина приложила ладонь к груди, провела рукой от шеи вниз и обратно, думая, что сможет ухватить то, что давило на неё — невидимое, но сильное. Пальцы лишь прошлись по складкам платья. Она прислушалась, встрепенулась, легко спрыгнула на палубу и поспешила на квартер-дек. Немногочисленные мятежники, не больше трети команды, бесчестно напали исподтишка, потому преданные капитану люди оказались безоружны и вынуждены были подчиниться требованиям взбунтовавшихся собратьев. Большинство оттеснили к баку, тех же, кто сопротивлялся особо яро, повязали у грот-мачты. Капитан Джек Воробей с гордым видом и связанными руками стоял у лестницы на полуют и взирал на происходящее как на плохо поставленный спектакль. Он был бы и рад поязвить, да только мешал кляп во рту, поэтому, когда Жемчужина появилась на верхней палубе и в растерянности замерла, ему осталось только отчаянно мычать и сверкать глазами.       — Вот она! Хватай её!       Жемчужина едва успела повернуть голову, как сверху на неё со свистом рухнула гигантская сеть. Не давая ей подняться, трое самых ярых мятежников кинулись связать её. Джек тщательно пытался скрыть собственное волнение, но вмешиваться не спешил. Пираты с «ведьмой» не церемонились: впивались пальцами в белую кожу, толкали, угрожающе тыкали саблями, тянули верёвки со всей силой.       Бросив на капитана быстрый взгляд, Жемчужина обратилась к матросам, орудовавшим с путами:       — Вы боитесь меня. — Моряки слегка шарахнулись в сторону, хотя её голос звучал отнюдь не угрожающе, а скорее, любопытно. — Почему? Ведь я не сделала ничего плохого. — Этот вопрос будто бы волновал её в первую очередь, несмотря на происходящее кругом.       — Ещё сделаешь! — рявкнул из-за её спины зачинщик: худощавый моряк без двух передних зубов, с бородавкой на носу, маленькими суетящимися глазками и тонкими губами. Кэп всё пытался вспомнить его имя. Жемчужина же попыталась обернуться к нему, но её лишь в очередной раз грубо толкнули. Спустившись с полуюта, бунтовщик властно объявил: — Теперь корабль наш! — Джек Воробей презрительно фыркнул и закатил глаза. — Братья, мы все с вами одной крови! Те из вас, кто не желают быть ему верным псом и подчинять его ведьме, смело присоединяйтесь к нам! Но помните, предателей Рукки Хорёк не прощает. Остальные… Что ж, надеюсь, вам придётся по душе наш трюм. Так и быть, мы дадим вам шанс сойти в первом же порту.       Поднялся беспокойный ропот. Сверженный капитан, будучи не последним по части проницательности, наблюдал за действом философским взглядом, полным язвительных замечаний. Речь новоиспечённого предводителя, собственно, как и он сам, не оказалась чем-то стоящим, и всё же, посовещавшись, некоторые моряки, стыдливо опустив головы, присоединились к мятежникам. Численный перевес оказался не в пользу Джека Воробья.       — Остальных в трюм. И Воробья тоже, — с довольным оскалом скомандовал Рукки.       — А ведьму? — уточнил упитанный матрос, нервно скручивая в руках сеть. Жемчужина лишь слегка изогнула бровь.       Главарь задумчиво поскрёб подбородок.       — За борт.       Матросы немедля потянули девушку к фальшборту. Она отчаянно упиралась, пытаясь вырваться, и только в тот момент Джек заметил — или же осознал? — какая же она хрупкая. Но о пощаде не просила. Воробей замычал, топнул ногой, без всяких церемоний, разве что поморщившись из-за жжения верёвок, выдернул кляп и деловито кашлянул.       — Лучше не стоит, — будничным тоном заметил он. Пираты тут же встали как вкопанные. Рукки Хорёк перевёл на экс-капитан недоверчивый взгляд. — Если, конечно, не опасаетесь её мести… — почёсывая бородку, добавил Джек.       На Хорька уставились многие пары взволнованных глаз. Люди предпочитали больше доверять сумасбродному Джеку Воробью в вопросах мистики, чем дерзкому, но менее сведущему инициатору бунта. Шумно выпустив воздух через нос, тот коротко бросил:       — В карцер. С ним заприте. — Джек было просиял, как Рукки добавил: — Кандалы не забудьте.       Так свергнутый капитан и ожившая хранительница корабля оказались заперты в небольшой камере в противоположном углу от верной части команды. Захлопнулись решётки, но никто не произнёс ни слова. Жемчужина так и остановилась у входа, рассматривая тяжёлые наручники на запястьях, а затем двинула ногой, чтобы услышать, как позвякивают цепи. В её взгляде снова не было беспокойства или негодования, только спокойный интерес. А меж тем глаза всех пленников следили за ней, небезосновательно надеясь на помощь.       Джек Воробей чему-то едва заметно улыбнулся и, усевшись на пол, обвёл карцер хозяйским взглядом. На пиллерсе покачивался единственный фонарь, так что отсек заполнял плотный полумрак, и тени опасливо жались к переборкам.       — Гиббс! — через несколько минут позвал Воробей. От его громкого голоса Жемчужина словно пробудилась, опустила руки и скосила в его сторону глаза. — Какого чёрта здесь делает ром? — Старпом пригнулся, лукаво поглядывая то на капитана, то на анкерок в темноте дальнего угла. — Ах ты, пёс старый, всё-то он запасы прячет, хомяк сухопутный, — забурчал Джек, а Гиббс молчал, потому что никак не мог уловить причину его неуместно приподнятого настроения.       Жемчужина несмело переступила, задержала взгляд на фонаре и, вздохнув, уселась напротив Джека. Он тут же бесстыже уставился на неё, сверкая вопросительным огоньком в глазах, но хранительница этого не замечала, а неотрывно следила за редкими движениями теней. Её утончённый замерший силуэт, застывший взгляд, глаза, в которых затихали даже дрожащие отражения, — она будто превращалась в ту самую статую, что украшала нос корабля, и от этого ощущения капитану Воробью хотелось передёрнуть плечами, словно бы на него опустилась липкая паутина.       Джек слегка склонил голову в бок, шаркнул ногой по палубе и спросил достаточно тихо, чтобы услышала только она:       — Почему ты не сопротивлялась?       Ему и впрямь было интересно, почему Жемчужина — гордая, своенравная и сильная — позволила кучке перепуганных моряков не только захватить корабль, но и повязать саму хранительницу. Признаться честно, Джек с нетерпением ждал её появления во время бунта, живописно представляя закономерный гнев морской нимфы, и уж никак не предполагал, что она сдастся. Жемчужина же приняла его вопрос за укор: её изящные пальцы переплелись меж собой, взгляд дрогнул, но не поднялся, голос зазвучал едва слышно.       — Прости, я не могла. — Воробей настороженно нахмурился. Ему ещё не спело прийти в голову ни одно достойное объяснение, как Жемчужина добавила: — Корабль и я более не одно целое.       Джек медленно кивнул. Ему стало совершенно не по себе: то ли от того, что рухнули его надежды, то ли от звука её голоса, полного горечи, сожаления и бессилия. Всё, чем она была, в чём было её предназначение, — исчезло. Кэп хотел поспорить, припоминая, как мистерия расправилась недавно с матросом, но всё же решил повременить. Много времени у него ушло на то, чтобы хотя бы отчасти свыкнуться с повадками духа-хранителя, а теперь Жемчужина едва ли походила на себя прежнюю.       — И всё же бросилась меня защищать, — ободряюще улыбнулся Джек.       Жемчужина резко вскинула голову, её глаза заблестели, губы тронула добрая улыбка. Она словно бы боялась его реакции, со страхом ждала его слов, чувствуя себя предательницей куда более худшей, чем зачинщики бунта. Но приятный бархатный голос отнюдь не упрекал.       — В том мой долг, — прозвучал краткий ответ. Обведя взглядом камеру, Жемчужина расправила складки на платье и вдруг спросила с лёгким возмущением: — А что же ты, капитан? Неужели ошибки прошлого тебя ничему не учат?       Лицо Джека просветлело, усы приподнялись, сверкнули зубы в обрадованной улыбке. Воробей поднял вверх указательный палец, призадумался, дёрнув губой, а затем решительно встал. Из соседней камеры тут же отозвался заинтересованный шорох. Пошарив по переборке несколько секунд, Джек скребанул ногтями по дереву и что-то ухватил двумя пальцами. Подкрутив усы, капитан с триумфальным видом прошествовал к решётке и церемонным движением открыл дверь.       — У вас есть ключ, кэп! — воскликнули несколько радостных голосов.       — Ш-ш-ш! — Воробей отчаянно замахал руками и шибанулся локтем о дверцу. Пленники притихли, смятённо наблюдая за предводителем. Жемчужина заинтересованно склонила голову.       Потирая локоть, Джек прошагал к двери из карцера, но в ярде от неё остановился, привстал на цыпочки и вскоре выудил из тьмы над балкой небольшой сосуд. Затем направился к камере с командой, где замер, обводя всех придирчивым взглядом.       — Ты же выпустишь нас? — намекнул Джошами.       — Мистер Гиббс, можно вашу фляжку?       Непонятливо приподняв губу, старпом всё же покорно передал её капитану. Джек свободным, прогулочным шагом скрылся в темноте противоположного угла, послышалась возня, а затем Воробей гордо выступил на свет с наполненной бутылкой и старпомовской фляжкой. Вернув её Гиббсу, кэп вернулся в камеру, благополучно запер дверь под изумлённые взгляды и лишь после припал к горлышку бутылки со священным напитком.       — Э-э-э… гхм, капитан, я думал, мы сбежим, — через минуту прозвучало осторожное замечание от боцмана.       — Да, мы могли бы вернуть корабль! — поддержал Гиббс.       Джек Воробей отмахнулся.       — Терпение, джентльмены, — он закинул ногу на ногу и удобнее устроился спиной на досках, — вскоре они сами явятся с извинениями и будут умолять меня вернуться. — Сверкнула самоуверенная улыбка. — А ром скрасит наши ожидания. — Пленникам оставалось только обмениваться непонимающими взглядами.       Жемчужина следила за капитаном с весёлым любопытством. Джек хоть и бросил на неё беглый, — но натренированный — взгляд, понять её состояние души или истинные эмоции не смог. Она была спокойна — внутри или же только снаружи? — несмотря на царившие на корабле беспорядки. Хранительница сидела, подобрав под себя ноги, опустив глаза и слегка покачиваясь точно в такт шепчущим за бортом волнам. Негромкие разговоры разгоняли карцерную тоску, довольные глаза капитана, переливающиеся непоколебимой уверенностью в хорошем исходе, и вовсе рассеивали мрак заточения. Кэп натужно старался сосредоточиться на задорном бульканье рома, но, казалось, лишь громче слышал её голос. Жемчужина пела. Давно позабытые песни, что подбирали исключительно под скрип корабельных досок и шум моря. Красивые и печальные. И Джеку в голову лезли непрошенные воспоминания. А Жемчужина, периодически скользя якобы невидящим взглядом по своему сокамернику, ловила себя на совершенно новых и даже странных мыслях.       — Стало быть, — заговорил Джек, наполовину опустошив бутылку, — ты становишься человеком? — Это откровение далось ему, на удивление, легко, и кэп не озаботился последствиями. Шоколадные глаза, блестящие ромом и пытливым взглядом, замерли на Жемчужине.       Её беззаботный взгляд мгновенно померк. Фигура заметно сжалась, сгорбилась. Вместо ответа она лишь кивнула. Воробей многозначительно хмыкнул и за очередным глотком разочарованно вздохнул. Жемчужина подняла на него бездонные глаза и смотрела долго и неотрывно; её пальцы задумчиво перебирали край платья. В иной раз Джеку бы стало не по себе от такого взгляда, сейчас же он лишь прищурил глаза, пытаясь угадать, над чем же она размышляет. Она умудрялась о важных вещах заявлять как бы за между прочим и, напротив, о безделушках и глупостях говорить как об истинных откровениях.       — Мне страшно, — призналась хранительница.       Пират передёрнул усами.       — Страшно? Быть человеком?       Жемчужина опустила голову.       — Да. Ведь… — И тут она заговорила быстро, сбивчиво, часто и взволновано дыша. Чёрные глаза суетливо носились по карцеру, плечи приподнялись, придавая её смятению милые черты. — Ведь весь… этот мир… Твой мир, человеческий… Он такой другой! Со мною… что-то происходит. Мысли путаются… Раньше всё было кристально ясно и понятно. Я знала всё. А теперь… столько вопросов… столько… всего! И оно не отступает! Я не могу сбежать! Это… повсюду! Я словно бы уже и не я, словно бы и себе не принадлежу!       Джек Воробей большим и указательным пальцем провёл по усам и неспешно поднял на неё терпеливый взгляд ментора.       — Что ж, моя дорогая, — весомо заключил он, — это значит «чувствовать». — А затем заметил: — Не назвал бы это таким уж плюсом человеческого бытия…       — Чувствовать? — мрачно повторила Жемчужина, будто пробуя слово на вкус. — Совсем не похоже на то, что было раньше… — Её голос боязливо дрогнул. Это лишь начало нового пути, и оно уже вызвало столько смятения. Что же будет дальше? Только хуже. Когда она была духом корабля, понятие «чувствовать» определялось скорее разумом, отлаженным механизмом её природы, но никак не тайными, неподвластными и зачастую непонятными желаниями.       Джек удивительно легко поднялся и подсел ближе к ней, так что оба они оказались в тени фонаря.       — Я не хочу чувствовать, — закачала головой Жемчужина, и в голосе её прозвучало поистине детское упрямство. — Чувства лишь затуманивают разум, заставляют совершать поступки, о которых потом приходится жалеть.       Кэп улыбнулся едва заметно. Её вспыльчивая выходка стоила ему — пусть и временно — капитанства, но, вспоминая вновь и вновь то утро, Джек неизменно оставался доволен произведённым на команду впечатлением. Но Жемчужину, похоже, грызла вина.       — Ну, — он повёл рукой, — лучше жалеть о сделанном, чем о том, чего не сделал. Смекаешь? — Ром прочно обосновался в пиратском теле и душе, подталкивая внутреннее «Я» на тропу долгих и витиеватых философских речей. Речей, что обыкновенно завораживали Джековых компаньонок. — Да и к тому же на свете есть множество иных, прекрасных чувств! — рассудил Воробей, салютуя бутылкой. — Триумф, радость, счастье… — Его глаза съехали в сторону хранительницы. — Любовь, — произнёс кэп с обольстительным придыханием. Жемчужина глядела на него широко открытыми глазами, и теперь царившая в них тьма вовсе перестала настораживать Джека. Жемчужина словно бы ждала объяснений, как заинтригованный ученик ждёт продолжения рассказа учителя. — Если хочешь, я мог бы рассказать подробнее, чтобы ты перестала бояться? — медленно выговаривая слова и делая краткие паузы, предложил Джек. Лукавых искр в его глазах Жемчужина не замечала.       — Расскажи, — произнесла она, задумавшись, — про… любовь.       Пират расплылся в чарующей и вместе с тем победной улыбке. Хмель уверенно захватил бразды правления рассудком. Гиббс, что вполглаза наблюдал за ними, едва слышно цыкнул.       — О, это секрет, — зашептал Воробей, склоняясь ближе, — многие тратят всю жизнь, чтобы познать этот дар, другим же и вовсе не дано раскрыть тайну этого волшебного чувства. Потому говорить об этом надо так, чтобы никто не услышал…       Жемчужина с готовностью подалась навстречу, внимая каждому его слову. Расстояние между ними исчезло. Джек осторожно коснулся её запястья. Его горячее дыхание скользнуло по белоснежной коже, а хранительница замерла, не сводя с капитана глаз. Воробей прошёлся пальцами по её руке, что оказалась холоднее, чем он думал. Его усы дрогнули, губы уже готовы были коснуться нежных девичьих уст, как поцелуй встретился с ладонью. Жемчужина вскочила, мигом оказалась в противоположном углу. Неудачливый кавалер вскинул голову, поспешил неуклюже подняться, но едва попытался приблизиться, она предупреждающе выставила руки пред собой. В глазах, помимо огней, отражался испуг и частый бег сердца. «Что?!» — жестом спросил пират, поднимая плечи.       — Нет, нет, нет, — Жемчужина качало головой, спиной вжимаясь в решётку, — так нельзя. Это неправильно, — выдавила она, проглотив комок.       Джек замер и подозрительно прищурился. В отличие от гласа рассудка, пиратская чуйка ему не изменяла.       — В чём дело?       Жемчужина никак не решалась глядеть ему в глаза.       — Я ведь… не совсем человек: кто знает, что произойдёт, — неловко оправдалась она.       — Правда? — усомнился Воробей.       Хранительница обиженно вскинула подбородок.       — Я бы не посмела тебя обманывать, мой капитан. — И голос её едва заметно дрогнул.