Когда на небе нет луны

      На берегу горели костры, мурлыкали весёлые голоса и шуму моря вторили звуки музыки. По волнам скользили блики огней, перемежаясь с серебристой лентой лунного света. Пляж этот, что находился чуть в стороне от города, не так давно стал излюбленным местом тех, кому хотелось тишины или кому не хватало денег, чтобы провести ночь даже в захудалой харчевне.       Жемчужина сидела в тени костра, обняв колени и зарыв ступни в холодный песок. Её фигура была не единственной одинокой на том пляже, а у его обитателей сам по себе возник негласный уговор не лезть с расспросами к тем, кто этого не желает. Потому её задумчивое одиночество никто не нарушал.       Джошами Гиббс, что коротал время в компании старых знакомых, изредка поглядывал на неё, пытался угадать её настроение, и каждый раз, как намеревался подойти, напоминал себе, что порой лучше не лезть в чужие дела. Особенно — связанные с Джеком Воробьём. И всё же, когда на небе погас последний отсвет солнца, мистер Гиббс не вытерпел. Или может добротный грог придал ему смелости…       Жемчужина заворожённо наблюдала за лихим танцем, что устроили у соседнего костра почти у самой кромки воды, и не сразу заметила присутствие старпома. Гиббс проследил за её взглядом и уселся рядом.       — Отчего сидишь в одиночестве?       Как игривая кошка, Жемчужина водила глазами вслед за танцорами и отвечать не торопилась; на лице её светилась лёгкая улыбка, что ярко подсвечивала искренний восторг. Затем Жемчужина вдруг обернулась к Гиббсу, и от её умиротворённого удивления не осталось и следа.       — Похоже, мною овладел какой-то недуг. И я не уверена, что он не заразен.       Глаза Гиббса невольно округлились, до того серьёзен был её тон.       — А в чём дело, мисс? — насторожился он.       Жемчужина вздохнула, виновато отводя взгляд.       — Я вспоминала утро и наш разговор с Джеком. — Она вскинула голову и взволнованно заговорила: — Я знаю, знаю, что не хотела этого говорить, не хотела так поступать. Я не хотела этого тогда и сейчас тоже! Но в то же время всё же… хотела. Это ведь совершенно неправильно! — почти испуганно воскликнула она. — Я не должна была так поступать! И я это понимала. Выходит, со мной что-то не так.       Джошами Гиббс медленно кивнул с хитрым прищуром.       — Сдаётся мне, — протянул он, — знаю я, в чём дело.       Жемчужина обеспокоенно подалась вперёд, прижимая руки к груди, будто бы ожидала, что Гиббс даст ей не только ответ, но и лекарство.       — Что это, Джошами Гиббс?       Старпом тепло улыбнулся и открыл рот, чтобы ответить, затем замер, скосил глаза в сторону Жемчужины и качнул головой.       — Ну… — уклончиво выдохнул он, — не сказал бы, что это прям недуг какой-то. Тут, конечно, смотря кого спрашивать… Люди часто говорят некоторым больше, чем хотелось бы, или совершают глупости, о которых потом жалеют.       Брови Жемчужины возмущённо приподнялись.       — Почему?       Гиббс неловко усмехнулся.       — По-разному. — Он развёл руками. — Такова человеческая натура, что поделать. — Хранительница фыркнула. — Тебе не стоит корить себя. Во-первых, Джек это заслужил. Во-вторых, ты ведь просто к нему… — Гиббс снова в последний момент успел прикусить язык. Жемчужина выжидательно глядела на него. — Словом, нет у тебя никакой болезни, мисс. Тебе просто, гхм, не всё равно.       Жемчужина тяжело вздохнула и снова перевела взгляд на танцующих у костра. Однажды Джек ей сказал, что быть человеком и чувствовать — не так приятно, как думается, но она сомневалась, ведь помнила, как сладок был момент, когда она спасла «Чёрную Жемчужину» от погони и когда её капитан так смотрел на неё. Теперь ей думалось, что всё же Воробей был прав. Чувства превращали её в кого-то другого, кого она не могла понять и кому не могла противиться. И ещё хуже было сознавать, что этот кто-то другой — всё же она сама. При попытке разобраться Жемчужина лишь обретала множество вопросов, и большей частью им не находились разумные ответы. Подчинение кому-то столь могущественному вызывало гнев, потому что она была уверена, что чувства погубят её, ведь прежде из-за них, не иначе, она отступалась от предназначения и совершала то, о чём ранее и помыслить не могла.       — Это пройдёт, — вдруг заметил Гиббс, словно бы прочитав её мысли. Жемчужина удивлённо моргнула. — Ты не бойся, скоро и сама всё поймёшь, — со странной улыбкой заверил он.       — А ты не боишься? — Джошами вскинул седоватые брови. — Что из-за меня Джек пострадает?       — Пфф! — звонко фыркнул старпом. — А мне какое дело? — пожал он плечами. Под долгим красноречивым взглядом Жемчужины ему стало не по себе, но Гиббс всё же решил не отступать.       — Джек Воробей не лучший из капитанов, — мягко проговорила Жемчужина, по её губам скользнула ироничная улыбка. — Уж мне ли не знать. Но он явно лучше тех, с кем ты имел дело. Ты не первый раз грозишься уйти, но всякий раз возвращаешься. И Джек не раз грозил бросить тебя, но тоже возвращался, и не всякий раз я была с ним согласна в этом. — Она глянула на него с милой улыбкой. — Прости. — Гиббс понимающе хмыкнул и хлебнул грога. — Почему ты выбрал его своим капитаном?       Грог стал поперёк горла, старпом едва не зашёлся кашлем. Жемчужина же прямо глядела на него с искренним интересом.       — Да тут дело такое… — Гиббс задумался, почёсывая затылок. — Он сам-то в этом ни за что не признается, это точно, но мы с Джеком Воробьём вроде как друзья. Эх, сколько раз мне это выходило боком… — покачал он головой. — Знаешь, мисс, — Гиббс кашлянул через усмешку, — я и сам себя спрашивал, на кой чёрт связался с Джеком. Чего у него не отнять — так это живучести, это я не только про шкуру, а вообще. Куда бы судьба его ни заводила, всегда выпутывается, что диву даёшься. Может, оттого и я с ним… — задумчиво протянул старпом, а затем перевёл взгляд на горизонт, что растворялся в море. — Рано или поздно, а Джек Воробей снова ловит попутный ветер… и ищет приключений на свою голову. Вот и я тоже. Хотя, стоит признать, пожить пару лет без него порой весьма полезно. Кстати, об этом, — спохватился Джошами Гиббс, шлёпнув себя по колену, и заинтересованно обернулся к хранительнице: — Ты всерьёз это решила? Что уйдёшь.       Жемчужина просто пожала плечами.       — Я никогда не была на суше. — Она повела ступнями, наблюдая, как пересыпается песок, а затем склонила голову набок. — Я бы хотела изучить этот мир. Понять, о чём говорил Джек, о чём разговоры моряков… Правда, я не знаю, с чего начать.       Гиббс глянул через плечо на заросший лесом холм, за которым скрывался город и бухта.       — Тут Джек всё же прав: одной тебе опасно. Может, освоишься сначала, поймёшь что к чему? Да и без денег тем более придётся туго.       Жемчужина посмотрела на старпома с явным недоумением.       — Выходит, мне никто не станет помогать?       — Может, кто и станет, — развёл он руками, — но это дело опасное, не всем можно доверять.       Хранительница понимающе кивнула.       — Тогда я побуду с тобой, Джошами Гиббс, ведь тебе — можно.       Старпом от неожиданности поперхнулся воздухом. С минуту у него ушло на путанные размышления — это всё же честь или наказание? — но вразумительный итог всё равно не нашёлся, так ещё и в хмельной голове не было ни одной достойной мысли, чтобы скрасить неловкое молчание. Поэтому Гиббс снова приложился к кружке.       — Ну да, — наконец выдохнул он, почёсывая переносицу, — пару свободных дней отдыха ты точно заслужила. Это ж надо же, — недоумённо покачал головой Гиббс, — кому рассказать… Погоди, выходит, ты… — он осёкся, едва обернулся к Жемчужине.       Вряд ли она его слышала. Во все глаза она глядела на статную девицу с приятными формами, что, точно дикая пантера, выпрыгнула из тьмы к костру и звукам музыки. Лихая портовая песня сменилась весёлым мотивом с какими-то терпкими нотами, от которых сердце чуть покалывало, ноги сами просились в пляс и в то же время хотелось заворожённо уставиться на огонь и вздыхать о прошлом или далёком доме. Давно Джошами Гиббс не слышал подобной музыки, тем более на Тортуге. Девица ловко поймала ритм, срывая с головы повязку, отчего её густые локоны тут же рассыпались по плечам и вспыхнули пламенем. Она отплясывала не только с мастерством, но и с искренним наслаждением и, кажется, даже напевала что-то. Гиббс вздохнул, пристукнув пальцами по кружке, и покосился на Жемчужину. Её глаза сверкали восторгом — чистым, неподдельным, какой обыкновенно бывает у детей. Девица резко крутанулась, выписывая голыми ступнями веер из песка, а немногие зрители одобряюще прихлопнули в ладоши. Жемчужина подалась вперёд, рывком поднялась и на носочках пошла ближе, но так и не решилась выйти в свет. За очередным поворотом девица остановилась, замечая её, подпрыгнула и, не переставая отплясывать, протянула к ней руки. Жемчужина отступила на полшага. Девица засмеялась и смело вытянула её в круг.       Растерянная и восторженная Жемчужина переступала с ноги на ногу, пока девица обходила её кругом. Танцорша вновь хохотнула и подхватила её за руки, увлекая за собой. Жемчужина посмотрела себе под ноги, на песок, что скрывал ступни. Гиббс насторожился, готовый бросаться на помощь, хоть вряд ли бы смог даже подняться с первого раза. Она повторила один шаг, затем ещё один и ещё, взметнула руку и так же лихо обернулась. Бриз выхватил из костра и унёс в ночную синеву сноп искр. Гиббс со стуком захлопнул рот и бухнулся обратно на песок. Жемчужина подхватила танец с жарким азартом, повторяя движения, ловя на лету изменчивый, как пламя под ветром, рисунок, и с каждым прыжком, с каждым оборотом, с каждым взмахом руки мелодия словно бы окутывала её, точно в саван, облекая неслышные слова в изящные движения. Джошами переводил ошарашенный взгляд с извивающегося пламени костра на хранительницу и обратно и никак не мог отделаться от ощущения, будто огонь танцует вместе с ней. Зачарованный, старпом тщетно надеялся ухватить то диковинное и неуловимое, что рисовал её танец: словно это был ветер, что невидим, но чьё движение так хочется предугадать. Она то кружилась, широко расставив руки и рассекая густыми прядями волос морской воздух, то подпрыгивала, вторя задорным движениям рыжей танцорши. На её губах светилась задорная улыбка, и, хотя музыка то и дело меняла темп, весь её танец пронизывала завораживающая лёгкость, что казалось, будто вот-вот из-под её руки вырвется свежий порыв ветра. Жемчужина не замечала ничего кругом, как и Гиббс, что не мог оторвать от неё взгляда. Она вновь принялась кружиться, да так быстро, что в глазах у старпома помутнело, и ему привиделись крылья за её спиной. Рыжая танцорша весело хохотала, подбадривая заворожённых музыкантов. Вдруг Жемчужина резко остановилась, вскидывая голову к затянутому облаками небу. Ветер погнал их на запад, и из тумана медленно показалась яркая дуга луны, пуская по волнам серебристую дорожку. Жемчужина расставила руки и замерла, запрокинув голову. Гиббс затаил дыхание, без стеснения разглядывая обрисованную светом грациозную фигуру, и неосознанно приложил ладонь к груди — отчего-то там было непривычно тепло. Жемчужина слегка подпрыгнула, звонко хлопнула в ладоши и с мелодичным смехом вновь нырнула в танец.       До глубокой ночи Джошами Гиббс просидел на берегу. С его губ не сходила тёплая хмельная улыбка, в глазах блестела радость с оттенком тоски, а в голове не было ни одной мысли, что могла бы помешать этому чудесному вечеру. Жемчужина танцевала — почти без устали, под любую музыку, одна и в весёлой компании, хоть и всего этого словно бы не замечала. К костру и танцорам потянулся народ: кто-то просто наблюдал, а затем молча уходил, кто-то восхищённо хлопал, не решаясь пуститься в пляс, а кто-то решался и пытался сравниться в мастерстве с другими. Джошами Гиббс глядел только на Жемчужину и был крайне доволен тем, что не смалодушничал и взял её под свою беспечную опеку, хотя где-то вдалеке слышал отголоски чутья, что намекало про непосильную ношу. Все подобные раздумья старпом решил отложить до утра.       А утром его встретило яркое солнце и полные искреннего — и в чём-то детского — воодушевления иссиня-чёрные глаза. Жемчужина сидела перед ним на коленях, пряча лицо в тени, и едва сдерживалась, чтобы не воскликнуть: «Идём же в город!». Чуть погодя она всё же выпалила это горячим полушёпотом, но в хмельной голове Гиббса всё равно загудело. И весь день она верно следовала за ним, послушно прятала глаза под полями шляпы и, только проводив очередного незнакомца внимательным взглядом, решалась что-то спросить. Мистер Гиббс так ни разу и не почувствовал её обузой, как думал поначалу. Напротив, её бесконечное любопытство к происходящему на Тортуге будто бы и ему открыло давно знакомый городок с новой стороны. Ведь приходилось объяснять, зачем посреди площади дыра в земле, почему колокол звучит с башни, отчего люди на рынке кричат друг на друга и как отличить попрошайку от воришки. Ему всё казалось, что за очередным объяснением она рассмеётся и холодным тоном духа корабля заявит, какая же всё это чушь. Но нет, порой морща нос, она прилежно внимала каждому его слову, как толковый юнга. Гиббс не устал от бесконечных рассказов, а даже решил сам с собой поспорить — когда же у него иссякнут «простые слова». Жемчужина проявляла детское невежество во всём, что касалось сухопутной жизни, но стоило только Гиббсу заняться оснасткой брига и вступить в спор с парусных дел мастером, она возникла за его плечом и, кротко опустив голову, твёрдым голосом поставила всё на свои места. Она готова была бродить по городу до глубокой ночи, но старые суставы старпома уже к закату ныли о долгом отдыхе. Растянувшись у костра на пляже, Джошами Гиббс слегка улыбался и сквозь прищур наблюдал за застывшей подобно изваянию Жемчужиной: она стояла у кромки воды, провожая взглядом уходящее солнце. Отчего-то в тот момент на душе у старпома потеплело, он глянул в кружку, потом в костёр и довольно усмехнулся.       Все следующие дни, что старпом и хранительница провели в городе, «Чёрная Жемчужина», — судя по переполоху на её борту и в ближайших тавернах, — готовилась покинуть гавань. И ни старпом, ни хранительница за все дни так и не задержали на ней взгляда дольше, чем на иных кораблях в гавани.

***

      Жемчужина резко подорвалась и села, впиваясь пальцами в холодный песок. Её взгляд устремился в ночную тьму и дальше, сквозь неё, тщетно пытаясь уловить то, что глазу было не увидеть. Она напряжённо замерла, едва дыша.       — Что-то не так, — быстро проговорила Жемчужина, не успел Гиббс и рта раскрыть. Старпом покрутил головой и попытался заглянуть в её остекленевшие глаза. — Корабль. Я не чувствую его здесь.       Мистер Гиббс глянул через плечо туда, где в ночи скрывалась гавань Тортуги.       — Да не видно его просто в темноте, — неуверенно проговорил он. — Судя по слухам, Джек отплывать ещё не собирается, не переживай…       Жемчужина покачала головой и обернулась к старпому. Глаза её взбудораженно блестели.       — Корабля здесь нет, — почти прошептала она странным тоном, будто желая, чтобы её слова звучали неправдоподобно.       Джошами Гиббс подался вперёд и тихо спросил:       — А как же ты можешь это чувствовать? Ведь…       — Я не знаю, — растерянно выдохнула Жемчужина. А затем резко вскочила и бросилась к тропе, что вела в город. Мистер Гиббс, чертыхнувшись, припустил следом.       Она впервые за всё своё существование бежала так быстро. Она вообще впервые бежала. Босыми ногами по пыльной тропе, по покрытым росой жёстким стеблям травы. В её волосах запутались светлячки, мерцая, но будто и не пытаясь выбраться, оттого казалось, что в смольных локонах поблёскивают самоцветы. Едва сорвавшись с места, она тут же подумала, не наваждение ли это, злая игра обманчивого разума, что ещё не обучился чувствовать по-человечески, но и не смог забыть, как чувствовать и то, что за гранью человеческого. Её встревожило что-то такое же странное и неосязаемое, как её первый сон, и можно ли было этому доверять?       Жемчужина легко взбежала на холм, и ночной бриз тут же бросился ей в объятья. В гавани дрожал тщедушный огонёк у пристани — одинокий, тусклый, точно беглец с холма, где раскинулись залитые тёплым жёлтым светом улицы Тортуги.       — Фух, пора кончать с такими забегами, — Гиббс едва не сбил с ног замершую Жемчужину. Отерев с лица пот, он прищурился из-под бровей. — Темень, ни черта не видно.       Жемчужина подняла взгляд на укрытое тучами небо. Над морем простёрлась безлунная ночь, погрузив гавань в густую тьму, так что с трудом угадывались силуэты хребтов по её краям. Джошами Гиббс, часто дыша, вопросительно покосился на хранительницу. А она вдруг неровно вдохнула, словно бы зная: «Чёрной Жемчужины» в порту нет.       Не оказалось корабля и в досягаемости подзорных труб, что на рассвете с любопытством уставились на волны: в ночи искать корабль, не отличимый от этой самой ночи, никто и не думал. Гиббс как мог держал язык за зубами, но Тортуга даже молчание превращала в слухи, и довольно скоро в порт заявились не только свидетели, как «Чёрная Жемчужина» буквально не отходя от пристани ушла на дно морское, но и те, кто видел, как корабль покинул порт сразу после заката — и команды там было по пальцам сосчитать.       — Джек Воробей был на борту? — Гиббс почесал бровь и выжидательно уставился на давнего знакомого, что впервые на его памяти был достаточно трезв, чтобы считаться очевидцем.       Тот кашлянул, настойчиво пытаясь заглянуть за плечо Жемчужине и увидеть её лицо, а потом пожал плечами:       — Вроде того.       — Как это?       — Ну, я видел, как он зашёл на корабль, но не видел, как он его покинул. Выходит… — он вперился в Гиббса излишне умным взглядом.       Старом вздохнул и спровадил «очевидца», а потом окликнул:       — А куда корабль уплыл?       Моряк огляделся, собирая лоб складками, а потом, обрадовавшись, ткнул пальцем в сторону: «Туда!». Не успел он отойти и на десяток ярдов, как Жемчужина резко обернулась. Под её взглядом Джошами Гиббс аж выровнялся по струнке, чего не делал уже не один десяток лет.       — Мы должны догнать их, мистер Гиббс. Найдите корабль. — У Гиббса на язык просилось много вопросов, но вместо того, чтобы задать их, он понимающе закивал и поспешил к знакомому капитану, что за хорошую плату доверил им шуструю — по его искренним заверениям — шхуну.       Жемчужина первой взлетела на борт и тут же взобралась на бушприт. Старпом и ещё шестеро матросов, обменявшись взглядами, поднялись следом. Шхуна быстра поймала ветер и устремилась, как сказал «очевидец», «туда» — на юго-восток. Жемчужина металась меж бортов, как пойманная волчица, неотрывно оглядывала горизонт и заламывала руки, пока за её спиной висело мрачное настороженное молчание. Выждав с полчаса, Джошами Гиббс неохотно вздохнул и пошёл за разговором.       — Так… а дальше-то что? Где искать… корабль? — Жемчужина обернулась с недоумением на фарфоровом лице. — Положим, из гавани ушли на юго-восток, но куда потом? Времени прошло уж сколько. Даже знай, куда… корабль ушёл, нам её не догнать, — Гиббс покачал головой, разводя руками. Взгляд Жемчужины дрогнул, она опустила глаза и медленно отвернулась к горизонту. — Гхм… — Джошами сипло кашлянул, боясь задать вопрос, точно юнга перед суровым капитаном, затем переступил с ноги на ногу и выдохнул. — Может, скажешь, в чём дело?       — Я не знаю, — стеклянным голосом отозвалась Жемчужина. — Я не могу понять, но… Гиббс! — она так резко подскочила к нему, что старпом невольно шарахнулся назад и едва не загремел с полубака. Жемчужина с суетливым волнением достала из кармана Джеков компас, глаза её сверкнули, и торопливо открыла крышку. И тут же взгляд её потускнел: стрелка компаса вращалась в разных направлениях, внезапно замирала на пару секунд, чтобы снова беспокойно сорваться с места. Жемчужина аж притопнула ногой от негодования, а потом вдруг вскинула голову. — Посмотри ты! — почти с мольбой воскликнула она, передавая компас старпому.       Джошами Гиббс поджал губы.       — Такое дело… Не думаю, что моё заветное желание — это спасение Джека Воробья, — извиняющимся тоном выдавил он.       Жемчужина серьёзно взглянула на него, разжимая руки:       — Я понимаю. — Старпом потупил взгляд, лихорадочно соображая, что ещё в их силах.       Хранительница плавно отступила и, бегло глянув на держащихся в стороне матросов, подошла к невысокому фальшборту. Судно шло умеренным ветром. Тёмно-синие воды с редкими барашками над волнами простирались до горизонта, и единственным, что выделялось на фоне лазурного неба, был крошечный силуэт Тортуги. Задержав взгляд на острове, Жемчужина тепло улыбнулась, а затем решительно наклонилась через фальшборт. Гиббс подпрыгнул от неожиданности, боясь, что она свалится за борт. Но воды коснулись лишь кончики её пальцев. Глаза её медленно закрылись, губы зашептали:       — Слышишь меня?..       Глубины взывали к ней — требовательно и властно. Тьма, с которой не сравниться и безлунной ночи, — плотная, почти осязаемая, — поднималась, клубилась, растворялась, обсидиановым водопадом перетекала в сапфировую реку, чтобы раствориться в аквамариновый.       — Слышишь меня?..       Сотни морских лиг, что бесконечным полотном простирались меж двух огрызков суши, проносились, подобно гонимым штормом облакам. Волны шептались, шипели, скалились, огрызались пеной и оглушали прибрежным рыком.       — Слышишь меня?..       Потерянные, спешащие, дремлющие, догорающие — шептали, пели, грохотали. О ветре, о шторме, о сражении, о людях на борту, о морских лигах, о тьме Глубин. Но едва услышав, умолкали, исчезая среди чужих слов и чужих песен, которые им не были слышны.       — Слышишь меня!

***

      — Слышишь меня, Джек?       Воробей скривился, приоткрыл глаза, скривился ещё больше от яркого света и снова зажмурился.       — Джек? — знакомый голос стал требовательнее.       Голова капитана звенела громче колокола в Порт-Ройале, когда туда заявился с визитом Барбосса и его головорезы. Потому открывать глаза, а тем более — начинать диалог, на котором, очевидно, настаивал знакомый голос, Воробей не торопился, расценивая это скорее как привилегию, а не обязанность. Но затем от морока пробудились другие чувства: в нос ударил чистый запах моря без ароматов города, а разум распознал лёгкую качку. Тогда Джек приоткрыл правый глаз, поймал взглядом угольный борт «Жемчужины» и, выдыхая, решительно распахнул глаза. И тут же из-под капитанских усов вывалилось шумное недоумённо фырканье: борт «Чёрной Жемчужины» оказался несколько дальше, чем следовало, если бы кэп был на своём корабле. Джек Воробей тут же встрепенулся, уселся на палубу и резко обернулся.       — Зараза…       Он неуклюже сидел посреди шканцев на незнакомом бриге в окружении порядка десяти человек. Собственно, до брига и остальных девяти ему уже не было никакого дела, едва он опознал десятого. На всякий случай Воробей прикусил внутреннюю сторону щеки в надежде разогнать похмельное наваждение, но напрасно — во-первых, он не помнил, когда последний раз брал в рот хоть каплю рома, а во-вторых, в реальности у него были шансы выйти сухим из воды. Ухмыльнувшись, Джек довольно ловко поднялся, подхватил с палубы треуголку и, плотно усадив её на макушке, выдохнул с бравурной улыбкой:       — Вот так встреча. — Его взгляд уже лучился обольстительным огнём, ведь это было самое действенное оружие, которое он знал против женщин в гневе. Но Анжелику Тич, что с насмешкой взирала на него, это, похоже, нисколько не беспокоило. За её спиной за ним равнодушно наблюдал крепкий молодой моряк в богатом сюртуке. — Рад, что ты нашла себе кавалера, — заметил Джек, чуть подмигнув.       Анжелика Тич повела глазами.       — Да, нашла, — голос её резко похолодел, — на том самом острове, где ты меня бросил!       Воробей взмахнул руками.       — Ммм, дорогуша, я бы не бросил тебя там, не будучи уверенным, что ты выберешься. – Он чуть подался вперёд. — Наверняка, это было несложно, с твоими-то умениями и тем внушительным запасом долголетия, что ты обрела.       — Ценой жизни моего отца! — вспыхнула Анжелика.       — Снова эти споры, — устало выдохнул Джек. — Только не говори, что ты всё затеяла ради этого.       Губы Тич окрасила хищная улыбка, что Воробью не предвещала ничего хорошего. Анжелика приблизилась на шаг, её взгляд скользнул по его губам.       — Нет, Джек, — играючи протянула она, заглядывая ему в глаза. — У меня было достаточно времени подумать, спорить больше нужды нет. — Она отклонилась, расправляя плечи. Её фигура напряглась, точно готовая в любой миг отразить выпад врага. — Едва я обрела всё, ты отнял это у меня…       — Вообще-то я спас твою жизнь, — тут же вставил Воробей.       — …и, клянусь Господом, я только и мечтала о том, чтобы пустить пулю тебе в лоб.       Джек оскалился в заискивающей улыбке.       — Но, очевидно, передумала?       Анжелика кивнула.       — Да. — Её взгляд резко обратился к Джеку. Взгляд, искрящий гневом. — Отнять всё у тебя — вот что будет справедливо, — твёрдо выговорила Тич.       — С чего это? — возмутился Воробей, расставляя руки. — Вовсе нет! — Он отклонился в сторону и злобно зыркнул на молчаливого «кавалера». — Ты её надоумил?       Анжелика ткнула его пальцем в плечо.       — Ты мне должен, Джек…       Кэп повёл глазами.       — Опять? — Он наклонился к ней, голос его стал бархатным. — В тот раз ты говорила, что я украл у тебя годы жизни, ну и теперь мы квиты. Разве нет? — шепнул он ей почти на ухо.       Несколько секунд прошли в тишине, а Джек не без наслаждения вдыхал запах её волос, с трудом вспоминая всю цепочку событий, что привела к столь запутанным отношениям.       — Скоро будем.       Анжелика сдвинула Воробья в сторону, приближаясь к борту, в нескольких ярдах от которого на волнах покачивался пиратский фрегат. Тич опёрлась одной рукой о планшир. Джек смерил «кавалера» презрительным взглядом и последовал за ней. Блики на воде слепили едва ли не ярче самого солнца, поэтому капитану пришлось напряжённо щуриться, пока наконец его взгляд не распознал движение на борту «Чёрной Жемчужины». Из трюма выбрались несколько человек, глянули в люк и направились к штормтрапу. Воробей негромко фыркнул: это были те самые плотники, которых нашёл Гиббс и которых Джек даже успел похвалить за работу.       — Что это они там делают? — недовольно пробурчал кэп под нос.       Анжелика обернулась к нему с улыбкой пантеры.        — Я слышала, однажды ты видел, как драгоценная «Жемчужина» обращается в пепел. — Её глаза потемнели, а затем вспыхнули тем диким пламенем, что много лет назад лишило Воробья — пусть и ненадолго — не только рассудка, но и инстинкта самосохранения. — Наблюдать это снова будет невыносимо, да? — Лицо Воробья вытянулось от недоумения, пока в его голове свистела настороженная пустота. Взгляд Анжелики неотрывно следил за ним, ловя каждую эмоцию или её тень, каждую крошечную деталь, что могла бы выдать его истинные чувства. — Так же невыносимо, как было и мне видеть, как умирает мой отец, единственный родной человек во всём мире!       Джек Воробей недоверчиво скривился, чуть отклонившись назад, посмотрел на отплывающую от его корабля шлюпку с его людьми, затем на Анжелику, на «Жемчужину» и отделяющие её от брига несколько ярдов, снова на Анжелику, даже бросил быстрый взгляд на её «кавалера» и снова вернулся к горящим глазам Тич.       — Потопить «Жемчужину»? — сквозь зубы выговорил Джек. В его глазах полыхнуло то же, что однажды видел и Катлер Беккет. — Ты не имеешь права, дорогая!       — Как раз-таки имею, — Тич самодовольно выпятила грудь и упёрла руки в бёдра, продолжая испепелять Воробья взглядом. — Она принадлежала моему отцу и должна была перейти ко мне. А ты и её украл, — она фыркнула, закатив глаза, — ведь по-другому не умеешь.       Джек Воробей растянул наглую улыбку плутоватого кота.       — Смею напомнить, дражайшая Анжелика, — бархатным тоном проговорил он, — что это ты пообещала её мне, если я помогу тебе найти Источник, так что я всего лишь взял причитающуюся мне награду. — Он дёрнул бровью. — Я думал, в тебе достаточно благородства, чтобы держать слово.       — Кто бы говорил, Джек… — снисходительно хмыкнула Тич.       О борт стукнула шлюпка. Моряки забрались на палубу, тип с кольцом в ухе — последним. И никто из них не постеснялся заглянуть капитану в глаза.       — Я крайне разочарован, господа, — высокомерно заявил Джек Воробей.       Тип с кольцом по-простому пожал плечами.       — Ничего личного, сэр, она просто заплатила больше.       — Намного больше, — поддакнул его приятель. Тот согласно кивнул и махнул рукой в сторону «Жемчужины», обращаясь к Тич: «Всё сделали».       Нутро у Джека свело судорогой, едва цепкий взгляд подметил зажжённый фонарь у трапа на палубе «Чёрной Жемчужины». На лице же его продолжало царить выражение уязвлённого самоуправством конюха короля.       — Что, если, — его глаза лукаво блеснули, — я предложу тебе нечто весьма ценное… — Джек осёкся: рука, что по привычке хотела подхватить с пояса компас, поймала только засаленный угол кушака. «Зараза!» — сквозь улыбку неслышно выдохнул кэп.       Анжелика же приняла его внезапное молчание за интригующую паузу, а затем усмехнулась:       — Что-то ценнее мести? — Она подалась вперёд и горячо выплюнула: — Вот уж вряд ли. — Её пальцы играючи обхватили рукоять пистолета за поясом.       События принимали совершенно безрадостный для Джека Воробья оборот, и был он оттого более безрадостный, что это была, пожалуй, одна из немногих женщин, которые слишком хорошо знали все его уловки.       — Послушай, так нельзя! — возмущённо воскликнул Джек, подаваясь вперёд, и резко затормозил в опасной близости от Тич, одёргивая руки от касания к ней. По губам Анжелики скользнула довольная улыбка. — Это… нерационально. — Воробей обеими руками указал на фрегат. — Она — чудесный корабль, — сверкнул он улыбкой. — Разве тебе бы не хотелось поменять эту посудину на нечто куда более подходящее тебе, а? — В его глазах плясали искры. Сладкий тон и чарующий взгляд, которым он обрисовал Анжелику, обычно работали безотказно. — Уверен, вы поладите, — почти прошептал Джек, смело заглядывая ей в глаза, не боясь обжечься буйным пламенем в них. Выждав несколько секунд, он отстранился и скорбно добавил: — И это будет так же невыносимо, ведь её у меня постоянно отбирают.       Анжелика Тич слушала его с искренним вниманием, но отнюдь не как человек, что заинтересован предложением, а скорее как тот, кто любуется чужим отчаянием. Крепкий моряк в богатом сюртуке, что стоял поодаль, напротив, казалось, искренне заинтересовался возможностью заполучить отличный корабль. И всё же Джек знал наверняка, что последнее слово — не за ним.       Анжелика удивлённо ахнула, качая головой.       — Готов отдать мне свою драгоценную «Жемчужину»? — Воробей хмуро поджал губы, всем своим видом давая понять, насколько тяжело это решение. Анжелика вскинула подбородок: — И кого ты пытаешься обмануть? Меня или всё же себя, Джек?       Воробей в очередной раз проклял тот день, когда его занесло именно в тот испанский монастырь. Тич решительно выхватила мушкет и подступила ближе к фальшборту, прицеливаясь.       — Анжелика! — Джек подлетел к ней и дыхнул прямо в ухо. Она покосилась на него. Кэп заговорил негромко, пылко и, по его мнению, излишне правдиво: — Ты не понимаешь… это не просто корабль… она живая. По-настоящему живая, она — человек. И, если ты сожжёшь корабль, ты убьёшь и её!       Брови Тич недоумённо изогнулись, с губ слетел удивлённый выдох. Она взглянула на капитана большими глазами, в которых бушующий гнев разбавляло… разочарование?       — Мне даже жаль тебя, Джекки, — серьёзно проговорила она. — Выходит, ты настолько одинок, что выдумал живое воплощение того единственного, что для тебя ценно. Корабля?.. — Пока Джек открывал рот, чтобы ответить, она бросила быстрый презрительный взгляд на фрегат и выстрелила.       — Нет! — Воробей подбил её руку в последний момент, и пуля угодила в обшивку.       В ту же секунду Джек ухватил Тич за талию, развернул и швырнул в объятья подавшимся навстречу морякам. Ловкие пальцы успели выхватить с её пояса кортик. Пистолет в её руке зацепил кэпа по щеке. Двумя прыжками Джек оказался у кофель-нагелей и резким ударом перерубил брас, хватаясь за конец, что уходил к рею. Под ветром парус резко развернуло, и ещё до того, как на палубе опомнились, Воробей взмыл в воздух. Краткий возглас не успел смолкнуть, как кэп уже оказался почти на борту «Чёрной Жемчужины» — едва успел ухватиться за бизань-вант.       — Дьявол! — вскрикнул кто-то на бриге.       Джек Воробей довольно хохотнул и ловко спрыгнул на планшир. Бахнул выстрел, и кэп мешком завалился на полуют.       — Не стрелять! — рявкнула Анжелика, отталкивая «кавалера» в сторону. Тич подлетела к фальшборту, напряжённо приглядываясь к палубе «Жемчужины».       Джек открыл сначала левый глаз, затем правый, ощупал себя, а потом резко сел. Фонарь у трапа остался нетронутым, пламя плясало ровно. От него ползла щедрая масляная дорожка к бочке у трюмного люка. Поблёскивало масло и на ступенях вниз.       — На что ты надеешься, Воробей? — с лёгкой насмешкой крикнула Анжелика. И у неё было на это право: избавиться от фонаря-фитиля было куда легче, чем от якорей, что держали корабль, и уж точно легче, чем выстоять против Тич и её команды.       Пока взгляд искал на палубе то, чем можно вооружиться, капитан уверенно отозвался:       — Ты же знаешь, дорогуша, надежда — это не про меня. — Джек скосил глаза к пушке. — Обычно я просто импровизирую.       Напарник Анжелики навёл дуло на фонарь. В тот же миг Джек Воробей вылетел в проём фальшборта, подхватывая его и намереваясь зашвырнуть подальше. Первым делом его взгляд уткнулся в наведённый мушкет, а затем зацепился за многие пары глаз, ширящиеся от ужаса. Все на борту брига замерли в исступлении, глядя в сторону носа «Чёрной Жемчужины». Джек начал медленно оборачиваться. Палуба вздрогнула, с брига раздался краткий вопль. Хлопнул выстрел. Воробей от неожиданности шарахнулся в сторону, роняя фонарь. С сухим треском стекло разлетелось, и огонь вырвался наружу. Масло вспыхнуло под гневное капитанское: «Зараза!». Джек наконец вскинул голову… и тут же осел на палубу, беззвучно роняя челюсть.       Над ним стояла Жемчужина — та самая, что была изваяна неизвестным мастером и первой встречала волны. Владей бы кэп в ту секунду своим телом, уже бы бросился на нос проверять, привиделось ему или гальюнная фигура и впрямь покинула своё законное место. И впрямь — ожила. Она остановилась на шкафуте с достоинством королевы, что вышла к своим подданным: расправленные плечи и идеальная — слишком идеальная — осанка, прижатая к груди правая рука, чуть приподнятый подбородок и устремлённые вдаль глаза без зрачков. Она была выточена из дерева, Джек в этом не сомневался, но фигура её обладала той же грациозной статью, которую он увидел в духе корабля при их первой встрече, так что даже про себя кэп вряд ли бы осмелился назвать её «статуей». «Нимфа» — подошло бы куда лучше.       Захлопали беспорядочные выстрелы. Воробей вздрогнул, вжимая голову в плечи, а Жемчужина опустила к нему взгляд. У Джека внутри всё как-то сжалось, но не из страха, что фигура в три человеческих роста вдруг раздавит его, нет, а потому — что смотрела она именно на него, на своего капитана, словно бы ожидая приказа. В тот же миг огонь охватил бочку с маслом. Джек беззвучно захлопал ртом, тыкая пальцем во взметнувшееся пламя. Нимфа резко обернулась, подхватила горящую бочку и зашвырнула в бриг. С треском и шипением бочка, точно снаряд, врезалась в грот-мачту, и палубу накрыло криками. На досках «Чёрной Жемчужины» всё ещё плясало пламя, лазутчиком подползая к доскам трапа. Воробей на четвереньках засеменил туда, сорвал сюртук и принялся забивать огонь. Жемчужина шагнула ближе. Палуба подпрыгнула, а с ней и сердце Джека. Кэп закашлялся от едкого дыма, отбивая ладонями судорожный ритм и боясь поднять голову, а когда наконец решился, услышал громкий — почти отчаянный — женский крик: «Огонь! Огонь! Ого-о-о-онь!».       Инстинкты Джека работали превосходно, и ещё до того, как раздался первый залп, он распластался на палубе, укрываясь руками и попутно сожалея, что бриг оказался так близко. При первых же выстрелах корабль вздрогнул, палуба дёрнулась, подбрасывая Воробья, а сверху обрушился фонтан щепы и картечи. Он принялся считать залпы, надеясь улучить момент перезарядки. «Восемь!» Джек бодро подскочил, скривился от боли в рёбрах и успел увидеть, как в орудийный порт брига прямо напротив него выкатывается дуло пушки.       — Зараза… — это прозвучало совсем не по-пиратски и тем более не по-капитански.       Ядро вырвалось из огня и дыма с оглушающим грохотом. Джек Воробей зажмурился, сжался и мысленно вздохнул: ром бы сейчас не помешал. Разорвёт ли тебя раскалённым ядром или ты будешь погребён под обломками, конец всё равно один и крайне печальный. Капитану Воробью не раз приходилось видеть это своими глазами, но никогда он и подумать не мог, что такая участь постигнет и его. Он услышал треск раздираемого дерева, почувствовал быстрый порыв ветра от летящего ядра, а затем — ничего.       Ошарашенные глаза резко распахнулись. Нутро Джека свело судорогой, даже не получилось облегчённо выдохнуть. Жемчужина стояла прямо перед ним на одном колене, и её расправленные крылья, словно щит, отгородили его от вражеских залпов. Пушки смолкли, уступили нервным крикам испуганной команды. Нимфа поднялась и неспешно обернулась с таким изяществом, будто фигура её была соткана из тумана, а не выточена из крепкого дерева. Обугленные, треснувшие крылья опустились. Её невидящий взгляд устремился к людям на бриге, словно бы спрашивая, каков их следующий шаг. Краем глаза Джек поймал Анжелику Тич, её вытянувшееся от неверия лицо со следами крови и — ярость. И тут же ветер игриво донёс громкие голоса: «Заряжай! Заряжай скорее!». Анжелика выхватила у матроса фитильный пальник и бросилась к носу корабля.       Жемчужина спокойно развернулась и направилась к правому борту. За ней поплыл растерянный взгляд Джека Воробья, а затем соскользнул во тьму трюма. До следующего залпа оставалось несколько минут, и, если бы загорелось масло, битва бы окончилась, даже не начавшись. Прежде чем нырнуть в люк, Джек успел заметить, как деревянные руки сорвали с борта два гарпуна.       «Возвращается! Она возвращается!» Двое матросов с истеричными криками пытались вытолкнуть пушку в орудийный порт. Анжелика оглянулась на их вопли. Мощным броском с обеих рук нимфа вонзила пятидесятифутовые гарпуны ниже ватерлинии брига и тут же ухватила уходящий к каждому линь. А затем рванула. Со звонким треском дерево разломилось, забурлили пузыри.       — Пробоина! — закричала Анжелика. — В трюм! Живо! — Пока часть моряков бросилась вниз, она подскочила к пушке. Бриг быстро набирал воду и всё больше давал крен, отчего дуло заряженного орудия снова смотрело в борт. Едва ли не за шкирку Тич подтолкнула матросов к лафету соседней пушки: они боялись даже голову поднять, дрожащими руками забивая клинья под ствол. Канонир запнулся и выпустил ядро, оно гулко ударилось о палубу и скатилось за борт. Анжелика взревела, и затем её взгляд скользнул к другому ядру — из которого торчал фитиль.       Размеренным шагом Жемчужина поднялась на полубак и наклонилась за борт, обеими руками обхватывая якорный канат. Настил под её ногами застонал, со дна несогласным гулом отозвался потревоженный якорь. Она ухватилась сильнее, так что деревянные пальцы вошли в туго сплетённые нити, и потянула на себя.       — Огонь!       Жемчужина подняла голову. Под её взглядом, — которого не должно быть, — Анжелика Тич испуганно отступила на полшага. И опустила руку с пальником к запалу пушки. Она никогда бы в жизни не призналась кому-либо и даже самой себе, что в тот миг услышала чей-то грустный голос: «За что?».       В точно выгаданный момент фитиль изошёл змеиным шипением, порождая залп. Жемчужина укрылась левой рукой. Так и не успев коснуться её, раскалённое ядро взорвалось, осколки вонзились в дерево. Жемчужина покачнулась. Один за другим хлопнули фальконеты. Из дыма вырвались, врезаясь ей в грудь, несколько малых снарядов. По чёрному дереву у предплечья пошли трещины, отколовшаяся левая рука гулко стукнула о палубу. Непроницаемое лицо Жемчужины медленно обернулось к бригу: на шканцах напарник Анжелики готовил фальконет для нового залпа. «Кавалер» тут же заторопился, нервные движения стали неточными, суетливыми. Он наскоро запихнул ядро, приладил фитиль и ухватился за пальник. С элегантным спокойствием нимфа подобрала собственную руку и метнула её, словно бумеранг. Плотное дерево снесло вертлюг, пушка завалилась на палубу, моряк ловко отскочил и покатился по настилу, и тут же всех оглушило взрывом разорвавшегося фальконета.       Бриг затянуло дымом. Жемчужина вновь ухватила канат, мощные крылья оттолкнулись от воздуха, пенька заскрипела, но якорь не поддался. Тогда она подхватила абордажный топор, что крепился у борта. Тяжёлая метровая рукоять в деревянную ладонь легла аккуратно, точно шпилька. Перерубленный в два мощных удара канат змеёй сполз в море, и Жемчужина развернулась, чтобы перейти на другой борт.       С кормы брига грохнул залп, со свистом из дула вырвался цепной книппель, вращаясь, подобно сюрикену, и разрывая тросы. От толчка Жемчужина качнулась вперёд: раскалённая цепь впилась в её шею, перетирая дерево, потянула дальше. Нимфа промахнулась рукой по канатам, поймала опору, но следом ей в спину прилетело новое ядро, и книппель утащил её за собой через борт.       Джек Воробей, — запыхавшийся и по локоть в масле, но довольный, — вылетел на палубу под залп фальконета. Он не сразу сообразил, отчего корабль подпрыгнул и дал неестественный крен. Бриг было почти не разглядеть за стеной дыма. На заплетающихся ногах Джек скатился к противоположному от врага борту, перегнулся через планшир… и оцепенел. В распахнутых глазах плавился янтарь в пламене гнева, пальцы впились в брус и, казалось, ещё немного и сжали бы его, точно безе, под силой ярости. Застывшим взглядом Джек Воробей таращился на воду, пока в душе у него становилось всё темнее: Жемчужина камнем уходила на дно, вцепившись единственной рукой в обвитую смертельным ожерельем книппельную цепь на шее.