Колдун и гений

      Когда Наруто проснулся, небо светлело. Это нельзя было назвать утром, но ночь уже разбавляла свои чёрные краски светлыми, предрассветными. Наруто перекатился на спину, закрыл лицо ладонью, ёжась от прохладного ветра. Спать на земле было холодно - ещё пару дней и ночь на сырой земле не пройдёт бесследно, обязательно напомнит о себе болезнью. Но Наруто надеялся, что к тому времени уже сможет позволить себе оставаться на ночь на постоялых дворах или в домах добродушных старушек. Вместе со жрецом.       Два дня – это и успокаивало, и волновало. Такое возбуждённое волнение Наруто даже не замечал, он привык к нему, оно неотступно следовало за ним, перетекая из задания в задание, и стало уже таким привычным, как для других людей спокойствие. Новым было другое. Переживать за кого-то. И Наруто в очередной раз вспоминал, почему никогда не брал напарников: понимал, как это чертовски отвлекает. Тем более что жрец был вовсе не напарником.       И ещё Наруто понимал, что думать о них со жрецом, думать о чём-то таком не время. Пир во время чумы. А скользнувшее в мыслях перед сном «не успею» делало только хуже.       «Старею или просто расклеился?» - Наруто поморщился, сел, упираясь руками позади себя. Шея немного затекла, и рука тоже. Вдруг подумалось, что он никогда не спал всю ночь со своими любовниками. Тут же подумалось, что жрец и не любовник. «Как бы отреагировала эта ведьма, назови я его так? Любовник, - улыбка расползалась на лице, Наруто даже приложил тыльную сторону ладони ко рту, чтобы не рассмеяться, - да он кто угодно, только не любовник».       Наруто посмотрел на жреца, тот спал на спине, откинув одну руку в сторону, а другую прижав к груди, спрятав её под мантией. Голова была повёрнута в сторону, губы чуть приоткрыты. Наруто дотронулся до пряди тёмных волос, лежащих на сырой траве.       - Как ты их обстригаешь? – улыбнулся он, наматывая прядь на палец. – У тебя в доме, наверняка, ни одного зеркала нет.       Хотелось наклониться и поцеловать, но так было бы нечестно, и Наруто решил, что сделает это позже, когда жрец проснётся.       Он сидел, лениво разглядывая высокие заросли травы возле дороги; там, ближе к лесу, был ручей с прозрачной журчащей водой. Жрец мылся там перед сном, а у Наруто, смотрящего на него, зубы сводило только от знания, насколько вода холодная. И всё же он ополоснулся, долго потом отогреваясь и жалуясь жрецу, что это всё он виноват. Здесь журчания воды совсем не слышалось, только шорох трав и деревьев, покачивающихся на ветру. Горький запах красных ядрогиц, распустившихся у самых ног Наруто, неприятно щекотал ноздри, от него даже слезились глаза. И Наруто встал с насиженного места, разминая затёкшие мышцы.       Трава оставляла на штанах Наруто капли влаги, пока он, пробираясь сквозь неё, шёл в предрассветных сумерках к ручью. Испуганная белка настороженно вздрогнула, всматриваясь в непрошеного гостя, и убежала, забавно откидывая задние лапки, к деревьям. В кустах зашумело и запищало. Ещё две белки взбежали вверх по стволу сосны.       Наруто глубоко дышал, вслушиваясь в звуки ночи. Противный ком в животе опять затягивался, и Наруто от этого морщился, потирая пресс костяшками пальцев. Теперь давило и в груди, чуть выше солнечного сплетения. Наруто потёр это место, потом опустил руку в холодную воду, касаясь камешков на дне, и, просунув под рубаху, прижал к горячей коже, невольно морща нос и поджимая губы.       Сзади зашумела трава, и, обернувшись на звук, Наруто увидел уже одетого жреца, медленно идущего к нему, поглаживающего льнущую к ладоням траву.       Саске проснулся резко, будто кто-то вытолкнул его из сна, он даже не успел понять, что слабый свет луны и шорох ветра – это не призрачные ведения. Ноги и руки замёрзли, мантия сбилась и почти не закрывала обнажённого тела. Саске закрыл глаза, вжимаясь затылком в землю, вспоминая терзающий его сон. Мама, поглаживающая детскую руку, и шепчущая ему в висок тихим голосом. Саске не помнил причину, но во сне он плакал, и лицо стягивало от слёз; он жался к матери, стараясь обхватить её руками. Молоко, растекающееся из-под опрокинутого табурета и черепков разбитого кувшина, мочило мамину длинную юбку, и от этого слёз становилась только больше. Саске знал, что однажды в детстве он разбил кувшин с молоком и осколки поранили мамины руки, он не помнил этого, но знал со слов брата. И, должно быть, тогда мама так же успокаивала его, не обращая внимания на испачканный в молоке подол.       Мама говорила ему, что когда-то он обязательно вырастет и ему придётся жить, как взрослому, быть смелым и сильным. Но это было уже на кровати, и Саске сидел, замотанный в стёганное одеяло, вслушиваясь в голос женщины, доносящийся откуда-то сзади. Мама говорила, что не обязательно всегда быть твёрдым, что нужно гнуться. И иногда настоящие цели не так сладки при их достижении, как маленькие победы, что попадаются по пути. Иногда можно не заметить чего-то важного, а можно от этого важного и вовсе отказаться, если вздумается, будто есть что-то важнее. Нужно очень внимательно слушать себя, чтобы не ошибаться. А если ошибаешься, нельзя об этом жалеть, просто жить дальше, не повторяя ошибок. Саске расчёсывал руку и угрюмо кивал, пряча взгляд в складки одеяла. А мама смеялась и говорила, что потом он поймёт, когда станет взрослым. И вот когда он это поймёт, тогда можно будет и в Вар-Хра за счастьем. Саске вскинулся на этих словах, весь подобрался, глядя в пустоту комнаты, и робко улыбнулся. Голоса мамы уже не было слышно, только пугающая тишина пещеры, почти гудящая, и чёрная-чёрная её пустота.       Когда голос мамы смолк, Саске улёгся на кровати, цепляя взглядом пятно от молока. И почему-то ему показалось, что его здесь не должно быть, и тогда он подумал, что это сон. Но тёплое одеяло и витающий в воздухе запах душицы, которой всегда пахло от мамы, были похожими на взаправдашние. Саске опять чесал болячку на руке, тыкался носом в подушку. Он решил, что если это сон, то он должен закончиться когда-нибудь, поэтому нужно ждать. И Саске ждал, шумно сопя. Было жарко и немного страшно, и хотелось, чтобы вернулась мама или брат. Но Саске точно знал, что сейчас они не придут, и придётся засыпать одному. Тогда стало страшно по-настоящему, он зажмурился и пытался представить, как войдёт в Вар-Хра.       Саске казалось, потом было ещё что-то, но он этого уже не помнил. Только жар комнаты - удивительно, ведь он замёрз на сырой земле. Саске посмотрел на небо, уже начинающее светлеть, огляделся вокруг. Контрактника рядом не было, но Саске его чувствовал совсем недалеко. От этого становилось спокойнее, и только сейчас Саске обратил внимание на то, из-за чего, скорее всего, он проснулся. Волнение леса, своё собственное волнение, дрожащее, пугливое нечто внутри, кусающееся, как зверёк. Саске попытался избавиться от этого ощущения, прикрыв глаза и вдыхая душисто пахнущий красными ядрогицами, мокрыми листьями, дождём и землёй воздух. Но сердце всё равно заполошно стучало, почти у самого горла, и спокойно лежать не было никаких сил. Саске встал, надевая мантию, и медленно пошёл в ту сторону, где чувствовал контрактника.       Наруто обернулся к нему, дождался когда жрец подойдёт, и опять посмотрел на ручей. На рубахе, на груди, проступило мокрое пятно и ветер теперь холодил в том месте кожу. Наруто подступил ближе к жрецу, прижимаясь к нему плечом. Это не слишком грело, но было приятно. Жрец как будто в подтверждение тихо вздохнул.       Он смотрел на небо, всё ещё вспоминая свой сон, и никак не мог понять, что бы он означал. Сны всегда что-то значат.       - Как сегодня некрасивый рассвет, - задумчиво протянул Наруто.       А рассвет в этот день был на редкость некрасивым. Размытый, как будто разбавленный водой, и тусклый, как старые покрытые пылью вещи. Небо на горизонте не переливалось розовым и оранжевым цветами, а просто светлело, и постепенно светлая полоса становилась всё шире.       - Потому что уже осень.       - Странное сегодня утро, и ощущение у меня странное.       Жрец нечитаемо посмотрел на него, но не ответил, только сглотнул ком в горле, стараясь унять всё ещё бушующее сердце, а Наруто обнял его за плечи, по-прежнему разглядывая тусклый рассвет.       - Ты спрашивал о странных снах, помнишь? Мне снятся такие сны, но они не странные, как может казаться тебе, - жрец говорил тихо, не отстраняясь от Наруто. – В них нужно разобраться. Иногда я понимаю смысл сна гораздо позже, чем он мне снится. Иногда сразу. Но все сны что-то значат, об этом говорила ещё моя мама. Когда не понимаешь сон, он кажется странным, и оставляет неприятное ощущение после себя. Как будто ты потерялся. Пустоту.       Наруто слушал молча, глядя на покрасневшее от холода ухо жреца, и просто радовался, что он с ним разговаривает, открывается ему. Значит доверяет. И это грело, как грело бы Летнее солнце. А жрец продолжал говорить:       - Мне редко снятся сны, но сейчас я вижу их почти каждую ночь. И я не понимаю, что они значат, пока. И… я боюсь, что уже не успею понять.       Наруто перевёл взгляд от его уха на глаза, внимательно посмотрел на морщинку между бровей.       - Знаешь, - не дожидаясь, скажет ли жрец ещё что-нибудь, Наруто выпустил его из объятий и сел на сереющий в траве булыжник, указал взглядом на место рядом с собой. Жрец сел рядом, пришлось прижаться теснее. – Знаешь, я ничего не боюсь. Говорю не просто так, а потому что знаю. Я контрактник почти всю жизнь, и ничего не боюсь. Но раньше, когда я был ребёнком, и когда только пришёл в братство. Меня пугало многое, почти всё. Смерть, боль, неудачи, потеря близких, одиночество. Я перестал бояться смерти, когда несколько раз заглянул ей в лицо и плюнул прямо в эту уродливую смердящую рожу. Теперь я знаю, что умру только тогда, когда буду готов. Эта старая дрянь будет считаться с моим мнением. Я перестал бояться боли, когда привык к ней. И не важно, что и как сильно болит, не важно, проходит боль или остаётся со мной на долгие годы – она моя подруга, она закаляет. Я перестал бояться неудач, когда понял, что все мы неудачники только потому, что родились в этом проклятом мире, и неудачи полезны, не дают порой пойти по неправильному пути.       Наруто ненадолго замолчал, задумавшись, как чертовски много в его жизни было неудач, почти как боли, если не больше. И ни об одной из них он не жалел. А жрец неожиданно услышал в этих словах тот же смысл, что был и в словах мамы. Подумал, что он, действительно, не достаточно вырос, чтобы понять такое, даже несмотря на возраст.       - А близких терять не страшно, когда их не остаётся. – Наруто опять замолчал. – Это единственный страх, который может вернуться, но и им можно управлять. Плюнуть ещё раз в лицо смерти и самому решать, когда отпустишь этого человека, - Наруто криво ухмыльнулся жрецу. Но тот не смотрел на него, опустив взгляд. – Одиночества я перестал бояться, когда понял, что так проще. Ты отвечаешь только за себя, и это удобно. Знаешь… я не думаю, что люблю одиночество, я уже не уверен, но… так ведь действительно проще, ты и сам это знаешь. Зачем я всё это говорю? – улыбнулся Наруто, потирая лоб. – Ах, ну да. Ни за чем. Просто страхи проходят, а если нет, то… Я не знаю. Значит, и смысла нет о них думать. Ты не можешь ничего изменить. Либо вытесни страх из своей груди, либо забудь о нём. И я не верю снам, они всё приукрашивают. И хорошее и плохое делают ярче. Лжецы.       Жрец вздрогнул, когда Наруто уткнулся лицом ему в шею, тепло выдыхая. Сердце успокоилось и билось почти ровно. Саске осторожно опустил руку на бедро Наруто.       - Что же в этом плохого? Чем плоха приукрашенная радость?       Наруто накрыл своей рукой руку на бедре, фыркнул в горячую шею, касаясь её губами.       - Мне больше нравится настоящее.       Жрец вздрогнул от того, что Наруто поцеловал его шею, втягивая кожу и прикусывая. Жрец не понимал, зачем так делать, но ему было приятно, поэтому он только откинул голову чуть назад, а Наруто не удержался от стона, когда понял, что его не оттолкнули.       Возбуждение захлестнуло мгновенно, одной большой горячей волной, и Наруто даже не вспомнил, что совсем недавно провёл ночь с бесовкой танцовщицей . Зажатый жрец, бессмысленно вцепившийся пальцами в его ногу и судорожно жмурящийся, выбил все мысли. И Наруто отчего-то был уверен, что это не только от застилающей глаза похоти.       - Камень не лучшее место, - Наруто отстранился, усмехнулся. – Ты, конечно, в этом новичок, но поверь моему опыту.       Жрец никак не отреагировал, только поднялся вслед за Наруто и пошёл к их стоянке. Там Наруто кивнул на мантию жреца и скомандовал:       - Снимай. Нужно постелить это, - он сам стянул с плеч жреца ткань, отбросив её покрывалом на землю, и провёл руками от шеи до бедра жреца, по широким костлявым плечам, безволосой груди, тёплому животу.       Жрец не был нежным юным мальчиком или сильным мускулистым мужчиной, с какими привык иметь дело Наруто. Слабоват, чтобы быть мечтой искушённых развратных девиц, и слишком жилист для постели толстосума, любящего нежных мальчиков. Он был подтянутый, сухой и весь острый, как подросток. Некрасиво, слишком бледен, как будто никогда в этой жизни не был на солнце. И от этого его волосы, касающиеся плеч, казались слишком чёрными, как пустота, бездна. И такие же чёрные глаза. У него были длинные ладони и такие же длинные живые пальцы, с чуть выступающими суставами. Неровные, как обломанные ногти, под которыми почти всегда была чёрная засохшая кровь. Жуткие руки, но Наруто они нравились.       Он взял одну ладонь жреца и положил себе на бедро, выдыхая и проводя губами по длинной горячей шее, с резко выступающим острым кадыком и маленькой, раньше не замеченной Наруто, родинкой под самым подбородком. Наруто прижался сначала к родинке, потом к подбородку. Он почувствовал, как чужая грудь подалась вперёд, прижимаясь к его собственной, но рука на бедре так и не двинулась, замерла, как неживая. Наруто усмехнулся, отстраняясь, надавил на плечи жреца и тот опустился на неровно раскинувшуюся на земле мантию.       Саске не боялся и не смущался откровенного взгляда Наруто на своё обнажённое тело. Он не знал, что нужно делать и как это делать. Не знал, что может понравиться контрактнику и что понравится ему самому. Саске было неудобно от этого незнания, но неловкости он не испытывал. Ему нравились горячие ладони Наруто и его дыхание на коже, хотя непривычно было ощущать такую близость другого человека.       - Эй, - Наруто на руках приподнялся над жрецом, посмотрел на него весело и подмигнул: - ты не богатенькая красотка, чтобы позволять себе молча наслаждаться и ничего не делать. Двигайся, ленивый колдун. – Он опять взял ладони жреца, положил их себе на талию.       Он целовал, гладил и прижимался, и громко со стоном вздохнул, когда отогревшиеся ладони жреца скользнули вверх и вниз, он прижал его тело к земле, хватаясь руками за бока. Это было хорошо, горячо и сладко. Наруто был горячим, а нега, разливающаяся по телу, - сладкой, и Саске старался повторять нехитрые движения Наруто, так же жался к нему бёдрами, жёстко впивался в кожу пальцами, ловил поцелуи и облизывал после них мокрые, вспухшие губы. Он первым потянул с Наруто рубаху, а затем уже позволил ему раздеться полностью и опять лечь сверху.       Наруто было невероятно уютно и правильно меж раздвинутых бёдер, которые крепко сжимали его бока. Когда Наруто опять отстранился, он даже выдохнул от обдавшего его жара. Жрец выглядел невероятно, страстно, как лучшая дева в домах любви и чисто, как ребёнок. Даже его раскрытый на вдохе рот не выглядел грязно – вкусно и сладко, но не грязно. И Наруто водил пальцами по гладкой коже, а жрец вздрагивал от непривычных касаний и цеплялся за руки Наруто.       - Заколдованный, - выдохнул Наруто, целуя и целуя, жмуря глаза. – Колдун…       Он не знал, жреца ли заколдовали, от того он стал таким желанным или сам он попал под какие-то чары, сводящие с ума и выжигающие желанием всё внутри, но ему было так безумно и хорошо, как не было ни разу. И тот ком, что жался в животе теперь как будто плавился и от этого тоже было неожиданно хорошо.       Наруто давно не ощущал в своих объятиях мужского тела, твёрдого, знакомого, и теперь чувствуя твёрдое, горячее возбуждение Саске, он понимал, что все посторонние мысли исчезли, и чувствовалось только это горячее, твёрдое. Нужно было взять себя в руки, иначе всё могло закончиться быстро, а Наруто чувствовал, что ему не хватает, даже сейчас уже не хватает и хотелось только больше и больше. Он видел, что Саске его совсем не слушает, он только выгибал спину, кусался, царапался, сжимал крепко и жадно ягодицы Наруто. И от этого в голове мутилось ещё больше.       Наруто ласкал острые ключицы, гладил высоко вздымающуюся грудь, касался тёмных, напряжённых сосков, и прогибался под ласкающими в ответ руками, иногда ловя их и целуя в запястье, туда, где бился пульс. Одна его рука ласкала Саске внизу, и было особенно томительно ловить ртом тихие вздохи. Саске был как будто в трансе, не здесь, не на пути к врагу. Пульсировало внутри, по коже бежали мурашки. И всё вокруг тянулось к жрецу, каждая травинка, листик вибрировали и пели в унисон с его телом. Воздух грелся, Наруто бы поклялся, что чувствовал, как греется воздух, а Саске не чувствовал, он знал это. Знал, что весь лес, всё живое, что видит их близость сейчас так же напитано этим теплом. И сам Саске в нём тонул.       Он вздрогнул и пришёл в себя лишь почувствовав боль, а потом как будто с макушки до пят прошла молния, неприятное покалывание отвлекло от боли. Саске чувствовал, что Наруто тоже вздрогнул и замер на секунду, приходя в себя от мерзкого ощущения. Потом он цеплялся за острые коленки, широко проходился языком по плечу, тянул за волосы и целовал. И он почти чувствовал, как от всего этого немеют пальцы. И было странно хорошо, Наруто даже успел удивиться, что так бывает. И покалывание, что осталось после той короткой вспышки уже не было болезненным, только щекотало что-то внутри, под рёбрами.       Саске широко раскрывал рот и жмурил глаза, не разбирая, где начинается и где заканчивается его тело. Наверное, так ощущалось бы полное единение с силой, что ждало его в тридцать лет. Как будто он растворился сразу во всём: траве, деверьях, воздухе, небе, Наруто. И все его ощущения, даже то слабое, почти не ощутимое прикосновения дыхания Наруто к щеке, всё было слишком ярким, слишком сильным, почти до боли.       Наруто двигался быстро и размашисто, млея от жара внутри. Он не чувствовал ни затёкших ног, ни тянувшей напряжением спины, только жар, и хотелось глубже окунуться в этот жар. Наруто положил ладонь на вздрагивающий живот Саске, а лбом уткнулся в шею, вдыхая терпкий запах возбуждения и мужского пота. Боже, будто сознание мутится!       Когда стало невыносимо, жрец глубоко вздохнул так, что чуть было не закашлялся, широко раскрывая глаза, впившись взглядом в холодно-серое небо, задыхаясь и пытаясь глотнуть ещё больше воздуха. Стало холоднее, когда Наруто откатился прямо в мокрую холодную траву. Но Саске не шевелился, не смея оторвать взгляда от затуманенного неба.       Наруто закрыл глаза и облизал губы. Было хорошо и тепло. Грело изнутри, и когда Наруто положил руку на грудь, почувствовал, что она почти горит. Удивился, а потом удивился ещё раз, поняв, что тело было полно сил, будто он только что искупался в прохладной воде. Он думал, как странно было всё, что сейчас произошло, а когда раскрыл наконец глаза, почти задохнулся.       - Что за хрень? – Он присел от удивления, упираясь рукой в землю.       Вся трава, что была доступна глазу, прижалась к земле, как будто тянулась к ним. Дерево, которое раньше – Наруто мог поклясться – кренилось в другую сторону, теперь нависало почти над их головами. Наруто стало почти неловко, когда в стороне от леса он заметил не меньше трёх лохматых мордочек, и одно быстро перескочившее через дорогу в лес пушистое тельце. Уже потом он увидел птиц и аж трёх жуков, сидящих прямо на его ноге.       - Боже, какая жуть, - простонал он, опять откидываясь на спину, и рукой мазнул по растёкшейся луже из пузырька. Наруто не знал, что это было, но оно было скользким и не противно пахло, поэтому он решил, что оно подойдёт. И, видимо, не закрыл пузырёк.       - Это всегда так? – голос жреца был хриплым, он всё ещё смотрел вверх. Наруто польщено хмыкнул, хотел ответить, что с ним – всегда. Но потом понял, что и сам чуть не терял сознание от удовольствия, и такого не бывало никогда.       - Нет. Это всё ты, признайся. Наслал на меня мороку, колдун.       Жрец фыркнул и наконец поднялся, оглядываясь вокруг. Наруто с интересом за ним наблюдал и вздёрнул бровь, когда, увидев творящееся вокруг безумие, он и глазом не моргнул.       - А теперь ты скажи: это всегда так? – он кивнул на ещё одного прошмыгнувшего мимо зверька. Жрец улыбнулся и протянул вперёд руку, к ней тут же подбежал лисёнок, утыкаясь в ладонь носом. Наруто захотелось повторить за ним, так же уткнуться в руку жреца.       - Я бы мог сказать, что не знаю. Но, полагаю, – да. Они чувствуют мои эмоции, и если их слишком много, забирают чуть-чуть. Эмоции – это тоже сила. – Он нежно потрепал лису за ухом.       - Значит, после близости мы всегда будет находить у двери пару соседских собак?       Жрец странно посмотрел, дёрнув уголком губ. Он встал, не стесняясь ни наготы Наруто, ни своей собственной. Внизу саднило и было мокро, живот тоже был испачкан, и Саске, окинув себя взглядом, пошёл к ручью. Наруто же сидел на месте, приоткрыв рот на полуслове, и смотрел, как исчезают в траве и кустарнике белые ягодицы, цепочка острых позвонков и широкие зацелованные плечи.       - Чёрт бы тебя пробрал! – весело крикнул Наруто. – Прикройся, бесстыдник! ***       Не хотелось думать о предстоящем столкновении с врагом. Обычно с радостью рисовались картины кровавой расправы, полные боли и страдания того, кто успел заставить возненавидеть себя, но даже об этом сейчас не было желания думать. Наруто решил: пир во время чумы так пир во время чумы. Осталось не так много времени, но оно ещё есть, и он позволил себе украсть этот день для мыслей о другом. Потом будет ярость, жажда крови, привычное возбуждение перед схваткой, потом будут перетянуты обмотанные плотными полосками ткани кулаки, заточенное лезвие кинжала и блестящий меч – потом, но не сейчас.       Ещё Наруто понял, что впервые за очень долгое время его волнует что-то кроме успешно выполненного задания, мешочка звенящих монет и сладких ночей с развратными красавицами и красавцами. И в первый раз он спешил поскорее расправиться с заданием не чтобы наконец-то получить причитающуюся ему оплату. Он – духи, как странно! – даже и не думал об этом. Это немного сбивало и, на удивление самому Наруто, грело. Он даже подумал, что здорово было бы всегда спешить выполнить задание, потому что есть что-то ещё кроме денег.       Когда последняя любопытная мордочка исчезла из кустов, убежав куда-то вниз по дороге, Наруто пошёл к ручью. Жрец сидел на камне уже чистый и покрытый мурашками от холодной воды, он разглядывал красное, похожее на синяк пятно на рёбрах, и задумчиво водил по нему пальцем. Наруто с нескрываемым довольством и широкой ухмылкой наблюдал за этим, но потом всё же подошёл ближе и накинул на плечи жреца мантию. Это утро было чертовски холодным, будто солнце и вовсе не грело.       - Замёрз? – он сел рядом, потеснив жреца на камне и приобнял за плечи, опять расплываясь в улыбке.       - Ты слишком довольный. Может, мне испортить тебе настроение и окунуть в воду, гений?       - Силёнок не хватит, - Наруто безмятежно пожал плечами.       Жрец со вздохом, как будто не сам этого захотел, а его кто-то принудил, прижался ближе, и Наруто просто не смог сдержаться от довольного хмыка. Жрец фыркнул, отворачиваясь.       - Ты должен принести сюда наши мешки, скоро нужно идти.       - Нет, наглый колдун, так не пойдёт, - рассмеялся Наруто. – Ты не станешь командовать мной только потому, что сумел залезть в мои штаны.       Жрец приподнял бровь. Должно быть, хотел возмутиться и спросить, уверен ли Наруто насчёт того, кто кому лез в штаны, но только улыбнулся.       - Хорошо, я позволю тебе иногда распоряжаться, если то, что было сейчас, повторится, когда мы покончим с этой историей.       Наруто хитро улыбался, толкая жреца плечом, а тот только качал головой, вновь глядя на пятнышко на своём теле. Он знал, что всё сделал правильно. Даже если бы ему не понравилось, если бы он не хотел, он бы сделал это. Если судьба считает, что всё должно случиться именно так, Саске не станет с ней спорить, он лишь попытается немного помочь тому, кто успел подобраться непозволительно близко всего за несколько дней.       Со вздохом прижав жреца крепче, Наруто видел по его лицу, что тот думает о его последних словах, и, конечно, думает о глупом пророчестве. Но если раньше это его волновало и он сомневался, то и дело думая «а вдруг», теперь он знал наверняка: никакое пророчество, судьба, духи и жрецы не смогут забрать у Наруто то, что он так неожиданно приобрёл. Если жрец не готов бороться, это сделает Наруто. Он привык решать, и – пусть жрец и тот старик простят его – предсказанию не суждено сбыться.       - Я, может, и гений, - поморщился Наруто, опять толкаясь, - но прекрасно вижу, о чём ты думаешь. Так что прекращай. Я решил, что этот день мы украдём для более приятных мыслей.       Жрец посмотрел на него чернющими глазами, этот взгляд и пугал и притягивал одновременно, от него всегда выбивало воздух из лёгких. Наруто не нашёл ничего лучше, чем склониться к поджатым губам, уверенно прижимаясь к ним своими. ***       Они шли по узкой тропе, здесь не было дороги, и поблизости не было ни городов, ни деревень. Только лес, поля и где-то неподалёку, если верить густо разросшимся водяным деревьям, озеро. Наруто жалел, что они не взяли еды в последнем городе, жрец пару раз останавливался, чтобы пообниматься с деревьями. Наруто только смеялся, слушая, что накопилось слишком много энергии, эмоций, и нужно ими поделиться, потому что лес просит.       После полудня опять собрались тучи, не такие пугающие как вчера, но тяжёлые, брюхатые. Пару раз громыхнуло в небе, и с деревьев слетели птицы. Молнии не было видно, дождь накапывал совсем мелкий, как через решето. Наруто с грустью думал, что если вновь грянет ливень они окончательно замёрзнут, но жрец заверил его, что дождь их не достанет, и впереди их ждало чистое небо. Наруто просто не мог не пошутить, он хмыкнул: «Жаль, может быть, загадочный гад замёрз бы и сам помер, - меньше мороки».       День превратился в вечер. Но близость ночи, самого тёмного времени суток, самого холодного и самого страшного, не давила. Наруто дышалось легко. Не пугала ни ночь, ни близость врага.       Да, он давно перестал бояться. Так зачем теперь начинать?