По обеим мишеням

Время шло. Они оба нашли работу: Саймон чинил компьютеры, а Рэй подрабатывал тем, что сидел с детьми. Про "ОБА" уже давно ничего не было слышно, группа по сопротивлению легла на дно, и жизнь была как никогда спокойной и размеренной. Каждую ночь Питерс, приходя домой, заставал одну и ту же картину: босой Фриман в одних джинсах возился с очередным блоком питания или монитором. Он с улыбкой желал Рэю приятных снов и продолжал работу, порой - до самого утра. А когда он просыпался к полудню, на столе уже стоял горячий кофе, готовился завтрак, а Питерс, якобы не имеющий к этому никакого отношения, лежал рядом под одеялом и увлечённо читал очередную книгу. Он изменился. Взгляд Рэя перестал быть тревожным, на его лице всегда была тёплая сдержанная улыбка. Он больше не уходил в неизвестном направлении по ночам, не приходил домой под утро пьяным. Он всё ещё курил, время от времени, но это никому не мешало. Они накопили достаточно денег для переезда в квартиру получше и побольше, но вместо этого лишь наладили электроснабжение и перекрасили тоскливо-зелёные стены в белый. Заменять старый матрас на полу кроватью они не спешили, не видя в этом необходимости. На подоконнике теперь аккуратными стопками лежали книги Питерса, ножки стола выровняла подложенная дощечка. А большего и не требовалось. В один из вечеров Питерс сидел с пятилетней девочкой. Её родители ушли в гости и должны были вернуться ещё два часа назад. Рэй отчаянно пытался уложить девчушку спать, но она хотела и дальше разговаривать с ним, рассказывать о том, как любит ходить в зоопарк, как однажды была на работе у своего отца и о прочих маленьких детских радостях. Наконец, они договорились, что Питерс расскажет ей что-нибудь на ночь, а взамен она ляжет в свою кроватку. Он подоткнул ей одеяло, а сам уселся рядом на пол. - Что ты хочешь, чтобы я рассказал? - спросил он так серьёзно, будто решался вопрос жизни и смерти. Девочка ненадолго задумалась, вертела в руках плюшевого мишку, шептала ему что-то на ухо, будто спрашивала, а потом кивала головой и шёпотом соглашалась с ним. - Мы хотим послушать сказку. Расскажи нам с Мишуткой сказку. - Что ж... - Питерс тяжело вздохнул и закрыл глаза - Когда-то давно, ещё за много-много лет до твоего рождения, существовал один город, и назывался он "Горная Долина". И люди в нём жили точно так же, как и мы здесь, сейчас. Они ходили на работу, а их дети играли друг с другом на улице и ходили в обычные школы. Семьи держали дома разных животных, ели приготовленную ими самими еду, они читали книги... - Но ведь это не сказка! Ты просто рассказываешь мне то, что я итак знаю и каждый день вижу на улице - обиженно перебила его девчушка, отвернулась к стене и хмыкнула. А Рэй продолжил, как ни в чём не бывало. Он знал, что ей всё равно интересно слушать его, как будто недавно прибывшего из другого времени. - Я и сам жил в этом городе. Я родился и вырос на его улицах, я навсегда полюбил его. Мне не повезло, и родителей рано не стало. Они погибли в авиакатастрофе. Меня воспитывала тётя - сестра моего отца, но ей хватало и своих забот, со своими детьми. Они с мужем переехали жить в нашу квартиру, получив опеку надо мной, и больше им ничего не было нужно. Семью мне заменили мальчишка из соседнего дома, Маркус, и его старшая сестра, Марго. На самом деле, они оба были гораздо старше, но не стеснялись водиться со мной, в отличии от сверстников. Их родители были совсем не такими, как мои тётя и её муж: меня частенько кормили сытным обедом, со мной делились старыми вещами и книгами, что ужасно злило тётушку, но вместе с тем ещё больше упрощало ей заботу обо мне. Как только мне исполнилось восемнадцать, меня отправили искать себе работу и отдельное жильё. Я не могу сказать, что был расстроен: Маркус предложил переехать жить к нему, а работу удалось найти в тот же день. Я был на собеседовании в "Организации по Борьбе с Агрессией". Мне ужасно нравились эти важные люди в деловых костюмах, только что построенные кабинеты и бесконечные причудливые приборы, которых я раньше никогда не видел. Я начинал с работы ассистентом: отвечал на телефонные звонки, передавал оставленные сообщения, разносил бумаги и канцелярские товары. Получил должность в справочной, где давал людям ответы на почти что любые вопросы о компании. Составлял килограммовые и километровые отчёты. Я брался за любую работу, которую мне давали, и это делало меня идеальным сотрудником для "ОБА". Со временем Организация стала самой крупной. В городе, в стране. Они всё больше участвовали в жизнях обычных людей. "Горную Долину" расселили, предложив переехать в недавно построенный неподалёку город, с небоскрёбами, скоростными поездами, многометровыми экранами повсюду... Футуристическая сказка для каждого простого человека. Постоянное стремление заменить всё, существовавшее прежде, на компьютеры. Сведение контактов с другими людьми к минимуму. Никто тогда этого не замечал, никого это не волновало, а вместе с тем Организация рассматривала всех под микроскопом, бесконечно отсортировывая "подходящих" от "неподходящих" и исправляя последних. Исчезли магазины: книжные, продуктовые, одежды, игрушек. Исчезли традиционные семейные праздники. Изменились города. Изменились люди. Изменился весь мир. Марго, как и я, устроилась в "ОБА", а затем вышла замуж за своего коллегу и тоже покинула родной город. Маркус же не хотел меняться, не хотел покидать свой дом. А я... Привык всю свою жизнь следовать за ним, как за наставником. Мы оставались в "Горной Долине", будто ничего и не изменилось. Маркус когда-то был известным в узких кругах писателем, но после появления "ОБА" его книги уже не читал никто, кроме меня. Можно сказать, он писал просто по привычке. Порой он делал записи в дневниках, описывал ужасы происходящего, которых я тогда, в силу возраста, ещё не понимал. Мне казалось, что во всех этих переменах не было ничего плохого, напротив - все они были к лучшему. А он писал о том, как мы жили в вымершем городе, подобно призракам, эху прошлого. О том, как держали дома собак, когда этого не делал почти никто. О том, как на мотоцикле ездили в соседние города, где ещё существовали настоящие магазины. Взгляд Маркуса с каждым днём становился всё тусклее. С каждым новым навсегда утерянным городом - всё печальнее. Чем сильнее и могущественнее становилась Организация, тем больше угасала жизнь внутри него. Маркус избегал людей, ужасно боялся механических псов. Он всё твердил, что будет становиться только хуже. Он говорил это с железным спокойствием, когда по ночам мы шли через пустынные улицы, выгуливая собак. Он говорил это каждый раз, когда мы мчались по шоссе в очередную новую даль за продуктами. Он говорил это, когда "ОБА" запретили нам держать собак и отобрали их навсегда. Когда "ОБА" запустили в наш город механических псов, уничтожающих от скуки любую живность. А я всё не верил ему, мне было всё так же интересно работать в "ОБА" и чувствовать себя строителем новой эпохи. Затем всё и вправду стало меняться в худшую сторону. Чувство безграничной власти, безнаказанности и вседозволенности превратило самую могущественную в мире корпорацию в монстра. В чудовище, которое хотело получить абсолютный контроль надо всем, что оказывалось в его поле зрения. Стремящееся изменить то, на что раньше, за неимением власти, вынуждено было закрывать глаза. Но самое главное - параноидально боящееся потерять свою мощь. Я проводил сутки за работой - внезапно поступающих к нам на "исправление" людей стало в разы больше. Внезапно нам перестали объяснять, почему они там оказывались, лишая возможности понять, кто именно стоял перед нами. Священная грань между добром и злом оказалась стёрта и заново прочерчена рукой Организации-монстра. Жизнь внутри Маркуса внезапно начала угасать. Когда я спрашивал его, что происходит и как он себя чувствует, он лишь улыбался и спокойно говорил, что всё хорошо. А вместе с тем он сутки напролёт проводил в постели, всё продолжая писать. Больше он не давал читать свои записи. Мне казалось, что страницы высасывали из него жизнь, вытягивали прямо вместе с чернилами. Я тогда мог только догадываться о том, что у него были серьёзные проблемы с "ОБА" и что он фактически не имел права жить на их территории, но продолжал это делать ради меня. Я не знал, что ему приходилось звать к себе врача откуда-то издалека, потому что всем врачам Организации было запрещено и приближаться к нему. Я и не думал, что он каждое утро пил ещё не прошедшие испытания лекарства, потому что боялся не дожить до того дня, когда их запустят в открытую продажу. А ведь болезнь и эти лекарства меняли его, меняли его сознание, делали кем-то чужим, отстранённым. Однажды мне передали, что Марго просила меня срочно прийти домой. Я зашёл в квартиру, а Маркус лежал в постели с почти что белым лицом, с окончательно помутневшим взглядом. Рядом сидела Марго, держала его за руку и гладила по голове. Всё это напоминало мне картину из ночного кошмара, и я никак не хотел воспринимать происходящее как реальность. Марго принялась рассказывать мне о том, что у её брата ещё в детстве нашли неизлечимое заболевание, обусловленное генетическим отклонением. Что они всегда знали, что однажды эта болезнь станет для него роковой, но никто и никогда не отважился делать конкретных прогнозов. С интонациями, свойственными, скорее, врачу, она объясняла мне, что было возможно только симптоматическое лечение, которое, в свою очередь, ослабляло организм Маркуса и быстро вызывало резистентность. Что с каждым разом приходилось пробовать всё более и более мощные препараты... Я слушал её краем уха, ничего не видящем взглядом смотрел на того, кто долгие годы заменял мне и отца, и никогда не существовавшего брата. На человека, который был моим единственным другом, наставником и кумиром. Да что уж преуменьшать... Единственным оставшимся родным человеком во всём мире. На лбу у Маркуса проступала испарина, он весь горел. Я положил голову на его грудь и почувствовал, как бешено колотится сердце, как будто готовое вырваться из груди. Он ничего не говорил - был не то слишком слаб, не то слишком хорошо понимал, что эти слова могут стать последними. Я взял его за ледяную руку и обнял не в силах больше смотреть в его как всегда спокойные глаза. Просто не мог. Он прошептал своё обычное: "До встречи", и я услышал улыбку в его голосе. А затем я почувствовал, как последние силы покинули его и без того опустевшее тело. Никто. Никто не смог ему помочь. Мало кто пытался, и я чувствовал вину "ОБА" в его гибели. Я знал, на что способны их врачи, как далеко Организация шагнула в разработке лекарств... Я знал, что им было всё равно на тех, кто их не признавал. Марго увела меня на кухню. Она долго сотрясалась в рыданиях и всхлипах, и что-то глубоко внутри меня сопровождало её, а вместе с тем я просто сидел напротив, молча смотрел на неё и впервые в жизни курил. Сигареты Маркуса. В тот день, в то мгновение, что-то внутри меня надломилось, внезапно оборвалось подобно жизни моего друга. Через несколько дней рядом с могилами своих родителей я похоронил свою юношескую наивность, наши совместные мечты о счастливой и долгой жизни и ту самую навсегда оборвавшуюся частицу себя. И они до сих пор покоятся в "Горной Долине", под единственным деревом магнолии, там же, где и мои родители. А я после тех событий переехал в другую квартиру, погрузился в работу ещё больше прежнего. Я почти перестал разговаривать с людьми, избегал даже случайного контакта глаз, рук... В свободное от работы время мир целиком и полностью занимали книги, в том числе его книги. Все, кроме той, что Маркус писал последней... Она просто исчезла, и нигде не получалось её найти. Я постоянно ездил в командировки в так называемые отдалённые районы, брался за любую, пусть, грязную и трудную работу, порой выполняя её и за других. Всё вместе это пробуждало во мне смешанные чувства. С одной стороны, я больше и дня не хотел проводить в "ОБА", а с другой - прекрасно понимал, что врага лучше всего знать в лицо. И я выучил каждую морщинку и каждый изъян на этом уродливом лице. Я ненавидел Организацию и так же сильно, как ненавидел себя. Я разбивал каждое зеркало, в котором видел своё отражение. Я потерял всякий покой. Так корпорация-монстр породила ещё более ужасного человека-монстра... Девчушка уже давно крепко спала в обнимку с плюшевым мишкой. А Рэй просто любил доводить всякое дело до конца, особенно когда оно касалось исповеди, прозвучавшей впервые. Он усмехнулся, вышел из детской и направился на кухню. Горячий чай и сигарета, чтобы успокоиться. Впервые за долгие годы он включил телевизор. Час ночи. Новости. Краткий выпуск. Ровно каждый час, как и несколько лет назад. Сонный диктор рассказывает монотонным голосом о произошедшем в мире. В мире, где не существует "ОБА". Природные катастрофы, аварии, преступления и плохо начавшиеся истории с неожиданно хорошим концом. Знакомые с детства репортажи о главном, о героях этого дня. Это не были новости Организации - торжественный и бессмысленный маскарад с радостными дикторами, рассказывающими каждые несколько часов о том, как же легко и беззаботно жить в мире без агрессии. О том, как могущественна политика "ОБА", как эффективно развиваются всевозможные области экономики и общественной жизни. Как оздоровилась нация за последние годы. Как много появилось новых прекрасных городов в разных точках света, одинаково подходящих как для переезда, так и для недолгого отпуска. Рэй так и заснул там, свернувшись калачиком перед телевизором, на диване, в квартире абсолютно незнакомых людей. И ему снилось, как механические псы и работники "ОБА" рыщут в "Долине" и всех ближайших городах в поисках их с Саймоном. Как всевидящее око Организации никак не может их найти. Он проснулся от звука хлопнувшей в прихожей двери. Вернулись родители девочки. Ровно четыре часа ночи. Они были омерзительно пьяны, шумели и едва стояли на ногах. Питерс молча вышел из квартиры так и не взяв с них денег ни за заранее оговорённое время, ни за опоздание. Он просто не выносил пьяных и необязательных людей. "А Саймон наверняка уже давно не знает, что и думать." - подумал про себя Питерс, закуривая сигарету и ускоряя шаг.