По обеим мишеням

- Вот тебе твой доисторический телевизор - Рэй вкатил его на деревянном шкафчике одним толчком от порога и прямиком к обеденному столу, где сидел Саймон - И вот ещё три бракованные видеокамеры, которые я смог выкупить у сторожа на городской свалке. - они аккуратно легли на стул рядом с Фриманом, а Питерс в это время развалился на матрасе, не раздеваясь и не разуваясь. - Спасибо, ты меня выручил... - Саймон ненадолго выглянул из-за старого компьютера, возвышавшегося на столе, чтобы наградить Рэя улыбкой, но не получил никакой ответной реакции и снова ушёл в разборку и починку с головой. Спустя какое-то время он всё же продолжил. - Знаешь. Я всё думаю над тем, как иронична бывает эта жизнь. - В смысле? - прозвучал удивлённый голос из недр горы подушек и одеял. - Неужели я что-то пропустил? - Нет... Просто когда-то давно, ещё в детстве, я мечтал о том, чтобы совершить что-нибудь особенное.... Изобрести что-нибудь, что могло бы изменить этот мир к лучшему. - Шнурки, которые не развязываются? Брелки для ключей, которые позволят им никогда не теряться? Карманы брюк, из которых мелочь наконец-то не будет высыпаться? - Да нет же... - Фриман улыбнулся. - Было бы неплохо, но о таких вещах я никогда даже и не задумывался. Я всегда думал, что было бы неплохо изобрести приборы, которые могли бы помочь начать говорить, слышать и видеть людям, которые лишены такой возможности... - А сейчас? - А сейчас я понимаю, что это никогда не изменило бы мир... - Может, не весь мир. Но мир нескольких человек ты точно смог бы изменить, если бы изобрёл нечто подобное. Рэй молчал. Саймон продолжал возиться в технике, то переключая провода, то переставляя местами пластинки и механизмы. - Ещё несколько месяцев назад, сидя в своей тесной мастерской и ремонтируя всякий электронный хлам, я не допустил бы и мысли, что всё может так стремительно измениться. - Что-то я не заметил никаких изменений. - Питерс усмехнулся - Расскажи мне... Как так вышло, что ты попал под опеку ОБА? - Банально. Я проглотил их наживку вместе с крючком и уже не смог выплюнуть. Как-то поздним вечером я возвращался домой с работы. Оба лифта не работали, и мне пришлось подниматься по чёрной лестнице. Свет там никогда не горел - половина лампочек были разбиты или перегорели, а вторая половина была украдена. Единственными источниками света служили окна в дверях, которые вели на балконы между чёрной лестницей и подъездом. Я поднимался почти на ощупь и каждый шаг благодарил небеса за то, что мне не досталась квартира на последнем этаже, как я когда-то хотел из-за захватывающего дух вида. На одном из этажей я во врывавшемся с улицы свете разглядел силуэт: то был мужчина средних лет, явно не крепко стоявший на ногах. Я подошёл ближе, и почувствовал едкий запах спиртного. С каждым шагом я всё отчётливее слышал и ощущал на себе его дыхание. Он шатался из стороны в сторону, не давая мне пройти, и в тусклом свете я мог отличить самодовольную ухмылку, сиявшую на его лице. Ещё два шага по лестнице вверх, и он останется позади... Я крикнул ему: "Отойди!", а когда он лишь засмеялся в ответ, я взял его руками за плечи и попытался отодвинуть с дороги... Напрасно. Он только этого и ждал. В последний раз ухмыльнувшись, он начал звать на помощь, ударяясь о стену головой со всей силы и готовясь начать падать вниз с лестницы. Я попытался сбежать, но на полпути наткнулся на торопливо поднимающегося вверх соседа. Тот не мог проигнорировать мой напуганный вид, преградил мне путь, схватил за воротник куртки и потащил за собой. Из двери уже торчали любопытные лица, кто-то вызывал врача. Мужчина лежал в неестественной позе на лестнице, без сознания, а на голове у него была рана из которой струилась кровь "Это ты сделал? Признавайся! Это ты?" - я помню, как сосед всё тыкал меня в того мужчину. "Ты?!" - в его голосе смешалось всё: разочарование, удивление, страх и злость. Остальные невольные наблюдатели этой сцены лишь качали головой, охая и ахая. Они перешёптывались, с опаской глядя на меня... Это продолжалось до тех пор, пока не приехала бригада врачей, а вместе с ними не появился человек из ОБА. Меня привезли в участок, посадили в комнату для допросов... Но даже для создания видимости не стали ничего спрашивать. Человек в форме просто сидел напротив меня, сложа руки на груди, и рассматривал комнату. Мы ждали заключения экспертов, снимавших отпечатки пальцев. Естественно, они нашли мои отпечатки на куртке того мужчины. Естественно, все жители подтвердили крики и шум на чёрной лестнице. Естественно, мне предложили сознаться в содеянном... А после отпустили, предупредив, что через день-два за мной пришлют, и что мне лучше за это время уладить все свои дела, потому что вернуться обратно я смогу не скоро. Что было дальше... Тебе известно. - И вот история вновь совершила оборот... - Рэй вздохнул. - Они довольно ловко тебя подставили. - Знаю. Соседи были наслышаны о моей неприязни к спиртному. Думаю, сотрудники ОБА их опросили, и лишь затем забросили свою приманку. Ну, а я оказался достаточно глуп, чтобы проглотить её... Может, я и вправду опасен для общества. - Ты? - Рэй засмеялся. - Опасность для общества представляет Организация, но никак не ты. Ты оказался опасен для ОБА, и лишь поэтому попал под их опеку. А я лишь надеюсь, что их страхи не были просто заблуждениями. - Потому что хочешь победить в этой войне, потому что Организация отняла у тебя что-то настолько же ценное, насколько для них ценна власть... В комнате нависло тяжёлое молчание. Рэй смотрел в потолок, а Саймон продолжал что-то переключать, переставлять, переустанавливать и перенастраивать. Чёрное бархатное небо было увешано гроздями сияющих звёзд... Оно всегда напомнило Питерсу костюм для фигурного катания. Каждый раз, глядя на небо, он снова чувствовал тяжесть в ногах, туго затянутые коньки. Запах напитавшейся влагой белой кожи, звук льда, стёсываемого острым лезвием. Этот запах, этот звук, они ни с чем не могли сравниться. А ещё та самая машина, превращая потускневший изрезанный коньками лёд в глянцевый, сверкающий, абсолютно гладкий... Как бы хотел он, чтобы сейчас, спустя много лет, в его распоряжении оказалась такая же машина, но предназначенная для сердца. Но в ту ночь он иначе смотрел на небо: не через призму своих несбывшихся мечтаний о большом спорте. Не через воспоминания о том, как мальчишки-хоккеисты насмехались над ним, как тренер кричал, что у него нет таланта, а девочки-фигуристки хихикали над его безуспешными попытками доказать обратное. Всю жизнь он проклинал это небо... Но теперь ему хотелось завернуться в него с головой, словно в мантию волшебника, обрести магическую силу и повлиять на ход событий. В ту ночь небо неустанно манило его. Уже сквозь сон Рэй услышал, как скрипнула входная дверь. Саймон почти беззвучно лёг рядом. Они лежали спиной друг к другу, ровно как и каждую ночь. Питерс чувствовал, как Фримана трясёт мелкой дрожью. Как будто во сне, Рэй перевернулся на другой бок, и положил свою руку Саймону на плечо. Тот замер на мгновение. Казалось, он даже перестал дышать, а его сердце замерло. - Я ведь знаю, что ты не спишь... - едва выдавил из себя Фриман. Питерс молча притянул его ближе к себе и впервые за всё это время обнял. - Нет, не сплю. - прошептал Рэй. Саймон сжал его руку у себя на груди. - Как тебе удаётся быть таким невозмутимым? - Когда мне было пять лет, я потерял родителей, и меня воспитывали люди, для которых я был пустым местом. В школе одноклассники дразнили меня, насмехались надо мной, а учителям было всё равно на то, что каждую перемену я прятался под лестницей, чтобы избежать очередной порции унижения. Марго и её брат, Маркус, заменили мне семью. Сразу после моего восемнадцатилетия меня выгнали из дома, и именно Маркус предложил мне жить месте с ним. Марго вышла замуж и постепенно отдалилась от нас. Тогда у меня не было никаких перспектив в жизни, но благодаря её мужу меня приняли на работу в ОБА. Маркус никогда не любил Организацию, но не спешил переезжать в отдалённые районы ради меня. Он говорил, что ему всё равно, где писать свои книги... А семь лет назад он умер, потому что врачи ОБА по понятным причинам отказывались его лечить. - голос Питерса оборвался, Фриман ещё крепче сжал его руку. - Такова цена за мою невозмутимость. Когда ты потерял смысл жизни, терять саму жизнь уже не так уж и страшно. Они так и лежали не шелохнувшись, пока первый луч солнца не застал их врасплох. Было слышно, как над городом кружил вертолёт. - Это ОБА... Проверяют позиции... Думаю, пора вставать - прошептал Питерс. - Пора. Часы показывали ровно шесть. Когда они вышли на улицу, то обнаружили, что город почти что пуст. За неделю до этого уже было известно, что сопротивление и войска Организации столкнутся друг с другом у главного и единственного въезда в город. Большинство уже было там: пожилые мужчины, отцы семейств, старшие сыновья и едва окрепшие подростки. Всех их объединило стремление сохранить привычный уклад жизни. Все они были кое-как вооружены, но все как один с касками на головах и в бронежилетах. У каждого на левом предплечье была повязана красная лента. По другую сторону от них стояли боевые машины ОБА. С заглушёнными моторами они напоминали стаю мирно дремлющих животных. Одних гусениц и колёс было бы достаточно для того, чтобы растоптать импровизированную армию противников... За стеклом каждого "зверя" в белом комбинезоне сидели двое молодых ребят лет двадцати, крепко держась за штурвалы своих смертоносных машин. Их лица не выражали ничего, кроме скуки. Ни угрызений совести, ни капли волнения не читалось в них. - Чего они ждут? - нервным шёпотом спросил Саймон, оглядывая бесконечные ряды и колонны переливавшейся на солнце армии ОБА. - За сопротивлением право первого выстрела... Он прозвучит, как только все будут в сборе. - и в это же мгновение у них за спиной прозвучал оглушающе громкий выстрел, в воздух, а затем и стремительный крик: "В атаку!" Ещё прежде, чем воины ОБА успели завести моторы своих машин, они попали под обстрел. Питерс и Саймон остались позади рвавшейся в бой толпы, и тогда Фриман достал из кармана небольшой пульт. - Во сколько начинаются первые утренние новости? - поинтересовался он у Питерса - В семь часов. А именно... - Рэй посмотрел на часы - Прямо сейчас. Фриман нажал три кнопки на своём пульте. В это время поочерёдно включились заранее установленные им вокруг поля боя камеры, и на сотнях и тысячах телеэкранов по всему миру стали появляться кадры боевых действий. - Я пойду, поработаю комментатором у одной из камер... Ты со мной? - Фриман взял Питерса за руку, не давая ринуться вместе с остальными в бой. - Извини, Саймон... Если я сейчас не повалю несколько машин ОБА, я окончательно перестану себя уважать. - он посмотрел Фриману в глаза, и в этом взгляде прозвучало то, что он не смог произнести, а затем он шёпотом добавил - До встречи... Через несколько минут из каждого телевизора и в каждом радио-приёмнике звучал голос Саймона Фримана: "Сегодня вы случайно стали свидетелями ужасающих событий - неравной битвы между сопротивлением и войсками ОБА. Вы верили в то, что у Организации по борьбе с агрессией не может быть войск? Вы заблуждались! Вы верили в то, что организация по борьбе с агрессией не может проявлять агрессию? Вас обманули! Нас обманули. Сегодня здесь столкнулись огромные машины ОБА с обычными людьми, такими как вы и я. Сегодня Организация решила захватить очередной город, стоявший на пути её развития. Завтра Организация решит, что именно ваш город должен быть захвачен. А послезавтра каждый из вас и ваших родных и близких, по всему миру, станет рабом ОБА, насильственно или добровольно. Если не остановить Организацию, то мы все погибнем под её давлением подобно тому, как сопротивление погибает под колёсами её смертоносных машин..." - его голос дрогнул, когда он всмотрелся в происходящее. Сопротивление явно сдавало свои позиции, и войска продвигались всё дальше, заставляя остатки импровизированной армии отступать. Внутри Фримана что-то оборвалось, и он , словно проснувшись после долгого сна, отпрянул от камеры и вскочил на ноги. Его речь была окончена. Казалось, что и бой был окончен. Но позади себя он услышал громкий гул толпы. Тысячи людей, как один, колонной шли в сторону поля боя, создавая живой щит на пути машин. Саймон спустился по лестнице и выбежал на улицу, спеша примкнуть к ним.