Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный. То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и — тучи слышат радость в смелом крике птицы. В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике. … Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает. Вот он носится, как демон, — гордый, черный демон бури, — и смеется, и рыдает... Он над тучами смеется, он от радости рыдает! … — Буря! Скоро грянет буря! Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы: — Пусть сильнее грянет буря!.. Максим Горький «Песня о буревестнике»
Дверь скрипнула на давно не смазанных петлях, и молодой мужчина воровато оглянулся. В свете факела мелькнули золотистые спутанные пряди и испачканная одежда, словно человек долго полз по земле. Крадучись, он двинулся по проходу, его тень дрогнула и последовала за ним. Добравшись до следующе двери, человек уверенным движением привел механизм в действие, и она бесшумно отворилась. Выглянув в пустой коридор, мужчина прислушался, но замок спал, окутанный ночной тишиной, лишь часовые на крепостной стене, едва слышно переговаривались. Выбравшись из прохода, и аккуратно прикрыв за собой дверь, он двинулся вперед по коридору, на ходу приглаживая волосы и отряхивая одежду. Луна заглянула в узкие окна-бойницы и внимательно следила за ним, ее серебристый свет отражался в его бирюзовых глазах, заставляя их сиять подобно звездам в ночном небе. Войдя в пышно украшенный тронный зал, он огляделся. Зал, днем сотрясавшийся от суровых приказов и праздничных тостов, сейчас был тих и пуст. В центре, на постаменте, тускло поблескивали два серебряных кубка, украшенные королевским вензелем. Бархатные шторы ниспадали на пол тяжелыми складками. Изящное тело, спящего дракона, выложенное зеленой мозаикой, тянулось через весь зал, оплетая пол и стены. Гармонично венчавший всю композицию трон, гордо стоял на пьедестале. На лице человека появилось задумчивое выражение, когда он услышал шорох шагов, звучавший непривычно громко, в сгустившейся тишине. Мужчина торопливо оглянулся в поисках укрытия. Взгляд его упал на потолок, широкие деревянные балки, поддерживали каменную крышу. С легкостью совершив прыжок, неподвластный простому смертному, он оказался наверху и затаился в темноте. В этот миг дверь зала отворилась, и вошли двое. Первый – полный мужчина средних лет, с черными кудрявыми волосами до плеч. В лунном свете на его руках поблескивали кольца, а на груди золотистый медальон. На нем был плащ и длиннополая котта*1 , отделанная по краю бардовой оторочкой. Дорогая одежда и весь его вид, говорили о том, что он принадлежит к высшему сословию. Второй был «тенью» с головы до ног закутанной в черный плащ. Низко надвинутый капюшон скрывал лицо. – Здесь нас точно не услышат? – Спросила «тень», и по низкому грубому голосу, стало ясно, что это мужчина. – Конечно, нет, господин Тран, зал пуст – это личное распоряжение короля, – поспешил заверить его вельможа. – Я, кажется, просил не называть меня по имени, Марон, – раздраженно отозвался собеседник. – Прошу прощение, – откликнулся вельможа, и в его голосе мелькнули страх, зависть и желание угодить, – и, все же, бояться нечего, здесь нас никто не услышит. – Тогда рассказывай. – Дело, о котором мы беседовали ранее, заключается в том же, в чем и прежде. Необходимо выдать все за нападение мутантов. – Что на этот раз? Город? Деревня? – Деревня, – Марон вытащил из одежды свиток и почтительно вручил его собеседнику, – вот здесь все подробности. Тран пробежал глазами по свитку и быстро спрятал его. – Понятно, я все организую. – Необходимо, чтобы «Ваши» ни о чем не узнали. – Я помню, – раздраженно бросил Тран, – вы – люди, слишком мнительны. – Это не мнительность, а лишь желание обезопасить себя, – тут же отозвался вельможа, – вы благородные слишком не похожи на нас. Тран не ответил, и в возникшей тишине, последние слова глухо разнеслись по залу. «Слишком не похожи на нас… не похожи на нас… на нас… нас». Когда эхо стихло, Марон поспешно заговорил. – Конечно, Союз не останется в стороне и щедро оплатит ваши "услуги". Отвязав от пояса туго набитый мешочек, вельможа протянул его благородному. – Золото, – добавил Марон, наблюдая как благородный, неспешно развязал тесемки и заглянул внутрь. Тран не ответил, лишь спрятал золото, развернулся и направился к выходу, секунду спустя он растворился в темноте. Марон смотрел ему в след, и на его губах появилась злая холодная усмешка. Прежде чем уйти, вельможа оглянулся, его глаза жадно пробежали по серебряным кубкам, после чего он поежился и поспешил покинуть зал. Франкенштейн бесшумно соскользнул вниз, он чувствовал ауру благородного, который не посчитал нужным ее скрыть. Прежде чем уйти, он бросил взгляд на возвышение, где стояли кубки. На завтра намечалась свадьба короля, Франкенштейну не было до нее никакого дела, но раз уж король сотрудничает с этим «Союзом», то можно слегка подпортить ему праздник. За 8 лет, после знаменательной встречи с благородными в переулке, Франкенштейн узнал, что Союзом называлась могущественная организация, которая из тени управляла человечеством. Она стояла за всеми правителями людей, но самым интересным было то, что организация сотрудничала с благородными – древней расой, которая была намного старше человечества, и то чем они занимались, очень не нравилось Франкенштейну, однако, ему нужны были доказательства. Он долго их выслеживал, и теперь ему улыбнулась удача, этот благородный был слишком не осторожен, слишком уверен в своем превосходстве над людьми. Франкенштейн приблизился к кубкам, и снял их с постамента. Представив, какой завтра будет скандал, если они исчезнут, он довольно ухмыльнулся, а ведь король знал, что ночью здесь были лишь двое – вельможа и благородный. Интересно, кого из них обвинят в пропаже? Повертев кубки в руках, Франкенштейн спрятал их, в дальновидно прихваченную с собой сумку. После чего сосредоточился на удаляющейся ауре благородного и последовал за ним. Благородный был беспечен и особо не скрывался. Франкенштейн с легкостью следил за ним. Ранним утром благородный направился в таверну, на окраине города, хозяин впустил его без вопросов, хотя таверна открывалась не ранее полудня. Франкенштейн притаился за окном и прислушался. Тран вполголоса давал распоряжения кому-то из своих. Франкенштейн пока не очень хорошо понимал их язык, но все же разобрал, что речь шла о мутантах и нападении. Закончив с приказами, Тран отослал своего подручного, а следом ушел и сам. Когда он покинул таверну, утреннее солнце едва взошло над горизонтом. В этот час на улице было пустынно, лишь редкие прохожие брели по улицам. Благородный быстро пересекал площадь, на нем все так же был низко надвинутый капюшон, скрывающий большую часть лица, и плащ, колыхавшийся в такт шагам. Франкенштейн возник перед ним. – Не хотите ли осмотреть город, господин? – Тоном опытного торгаша начал он. – Мало кто знает, но здешние подземелья, были построены задолго до римлян, древнейшей из известных цивилизаций. Я вам все покажу, недорого. Благородный не успел ни среагировать, ни растеряться, как в следующий миг, Франкенштейн резко поднес к его носу дурманящее зелье. Секунду спустя Тран лишился сознания, обмяк и начал падать на землю. Франкенштейн поймал благородного и, заметив обернувшегося стражника, кивнул ему, что все хорошо и его «друг» просто выпил лишнего. Как только стражник отвернулся, Франкенштейн погрузил Трана на плечо и мгновенно исчез в ближайшем переулке. Франкенштейн с гордостью нес свою добычу по подземному ходу. По мере продвижения, его все время сопровождал гул воды, становившийся все тише, чем глубже он погружался. Нырнув в один из залов, он остановился, и поднес факел к стене. Масляные светильники, соединенные тонкими нитями, ярко вспыхнули один за другим, словно костры в ночь празднования Белтейна*2 . Зал был огромен, потолок, поддерживаемый несколькими колоннами, терялся в бесконечной темноте. Не было ни запаха сырости, ни запаха затхлости, что так часто витает в заброшенных подземельях, лишь запах кладбища заполнял пространство. Огни разогнали тьму, и она затаилась в углах, клубясь плотным сумраком и терпеливо дожидаясь своего часа. Ощущение опасности витало в воздухе, заставляя задуматься о давно ушедших временах, и умерших вмести с ними, кровавых ритуалах. И словно в доказательство того, что множество безымянных жертв расстались здесь со своими жизнями, прикованный к стене весел высохший труп. Франкенштейну нравилась его новая лаборатория, с некоторых пор он пристрастился к чистоте и поддерживал в ней порядок. Книги ровными рядами стояли на стеллажах, и их обтрепанные корешки свидетельствовали о том, что ими часто пользовались. Прямо на стенах громоздились столбцы бесконечных расчетов и формул. По полу тянулись трубы, исчезавшие за границей света. Целое скопище игл выглядывало из мягкой вышитой подушечки, покрытой пятнами бурого цвета. Кованые сундуки недружелюбно поблескивали позеленевшими от времени боками. На них лежали покрытые рунами ящички, издававшие едва уловимый запах можжевельника, орешника и миндаля. Кипы рисунков, прикрепленные к тянущейся через весь зал веревке, подробно описывали процесс вскрытия трупов. Закопчённый подсвечник, с застывшими потеками воска, надгробием возвышался над стопкой рукописей, сложенных в углу. Несколько черных и багряных потеков впитались в пол безмолвным свидетельством экспериментов. Франкенштейн положил свою ношу на пол, провел пальцем по ближайшей полке и нахмурился, разглядев пылинки. «Необходимо прибраться, но это потом, а сейчас, - Франкенштейн обернулся к неподвижно лежащему благородному, - нужно достойно принять гостя».***
– Как продвигаются поиски? – Спросил седовласый мужчина, в длинном белом плаще, лицо его было покрыто сетью мелких морщин, но не утратило признаков благородного происхождения – прямой нос, высокий лоб и проницательный взгляд. На вид ему было уже за 60, но, не смотря на полностью седые волосы, никто не посмел бы назвать его стариком – с годами он не потерял ни идеально прямой осанки, ни твердости в руках, ни уверенности в голосе. – Ловушка расставлена и «он» в нее попадется, – не преминул с ответом собеседник, скрывавшийся от солнца в густой тени цветущей магнолии, и от того, казавшийся лишь черным силуэтом. – От чего вы так уверены, что «он» попадется? – Он интересуется благородными и мутантами, там будут и те и другие, он не устоит перед соблазном. – Вы использовали благородных? – Голос мужчины стал слегка встревоженным. – Да, – просто ответил собеседник. – А «Они»? Было бы крайне неприятно, наткнуться на «Них». – Вы о том случае 13-летней давности? – Да, – голос мужчины впервые дрогнул, – «Они» вполне могли тогда сорвать наши планы. Впрочем, – вернулся он к своей обычной манере, – сейчас важно другое. Поймаете «его» и склоните к сотрудничеству. Тогда «он» станет ключом к осуществлению наших планов. –А если «он» откажется? – Осторожно осведомился собеседник. – Устраните «его», – холодная сталь блеснула в серых, как осенние тучи, глазах мужчины, – все, что мешает Союзу должно быть уничтожено. – Как пожелаете старейшина, – склонил голову собеседник.***
Сознание возвращалось медленно и плавно, словно волны неведомого моря накрывали его и несли к берегу. Он испытывал блаженство и лишь нарастающая с каждой минутой, ноющая головная боль, все больше мешала. В конце концов, не выдержав, он открыл глаза, которые тут же заслезились от света. Попытавшись вытереть слезы, он понял, что прикован к стене и раздет до пояса, а руки затекли от пребывания в кандалах. – Куда-то собрался? – С явной издевкой произнес мужской голос. Тран повернул голову вправо и заметил незнакомца, из-за слезящихся глаз он мог видеть лишь силуэт, незнакомец же продолжил. – Вероятно, у тебя болит голова, не переживай это скоро пройдет, глаза тоже перестанут слезиться. – Где я? И кто ты? – Можешь считать, что ты у меня в гостях, – отозвался незнакомец. – Что?.. – Растерялся Тран, в этот момент зрение, наконец, прояснилось, и он увидел молодого мужчину с золотистыми волосами и бирюзовыми глазами, в которых плясало пламя светильников. Вслед за зрением вернулась и память. – Ты! Благородный узнал его, чем несказанно обрадовал Франкенштейна, это означало, что в этот раз, он, верно, рассчитал дозу лекарства. Тран был немолодым мужчиной, с короткими черными волосами и алыми, как и у вампиров, глазами. Он дергался в цепях, но выбраться не мог, Франкенштейн видел, как на его лице попеременно проступали удивление, ярость, злость и, наконец, страх, который благородный тут же спрятал и, скрипнув зубами, обратил на него бешеный взгляд. – Я представитель Центрального ордена*3! Нападать на меня преступление по законам благородных! – Хаа, – устало зевнул Франкенштейн, – все вы так говорите. Ваши законы распространяются лишь на вас, а я не имею к благородным никакого отношения. – Что? – На этот раз Тран был искренне изумлен, – но ты… ты не можешь быть человеком!? – Почему нет? – Хищно ухмыльнулся Франкенштейн. – Даже если так! Ты не имел никакого права нападать на меня! – Да нуу… то есть вы можете нападать на людей, а нам нельзя отвечать той же монетой? – Все нападения были санкционированы! Спроси у своего руководства! – А вот мы и добрались до самого интересного, – Франкенштейн облизнулся в предвкушении, – значит, нападения были санкционированы? А кем если не секрет? – Ты, что не… – благородный, казалось, окончательно запутался, – чего ты хочешь? – Наконец, спросил он. – Я жажду знать, как устроен этот мир. – Что?.. – Ты расскажешь мне в подробностях, кто такие благородные? Что такое Союз? И как вы связаны? А также, что это за санкционированные нападения? Кто еще в этом замешан? При чем здесь вампиры? И, не забудь самое главное, кто за всем этим стоит? Кто получает выгоду? – Я ничего тебе не скажу! – Оскалился Тран. – О, нет, ты все мне расскажешь, если, конечно, не хочешь закончить, как он, – Франкенштейн кивнул в сторону и Тран проследил за его взглядом. Увидев высохший труп, он невольно вздрогнул. – Он тоже не пожелал отвечать на мои вопросы, – скучающим тоном заметил Франкенштейн, – если и ты не захочешь говорить, то следующему «постояльцу» я покажу уже два трупа. У меня есть зелье, которое будет медленно, часами разъедать кожу и внутренние органы, пока не прожжёт твою плоть до костей, а ты все это время будешь в сознании. – Ты не посмеешь! Если я буду кричать, сюда немедленно придут люди, – и его голос зазвенел от страха. – Кричи сколько хочешь, мы глубоко под землей, и над нами течет подземная река, она скроет все звуки, никто не услышит тебя, и никто не придет. Я, знаешь ли, не врал тебе про подземелья. Тран судорожно сглотнул и не ответил. Франкенштейн прищурился. – Не хочешь говорить? Или не можешь?.. Наверное, ты очень редко испытывал это чувство и потому не можешь понять, что происходит, не переживай, я расскажу тебе. Ты боишься. – Я!? Боюсь!? Какого-то человека?! – Неожиданно взревел благородный и попытался выдрать кандалы. Понаблюдав за его бесполезными усилиями, Франкенштейн приблизился. – Страх – это дикое животное чувство, что похоронено внутри каждого и неважно человек это, вампир или благородный.***
Яркое полуденное солнце играло лучами, и океан блестел, отражая его свет. Вода цвета лазури шумно разбивалась о скалы, пенные брызги солеными каплями разлетались во все стороны. Рубиновые глаза внимательно следили за разыгравшимися альбатросами, которые парили над побережьем. Птицы были свободны и всегда могли улететь, Лорд иногда завидовал им, в отличие от него птицы не были «прикованы» к одному месту, однако, как бы долго они не летали, птицы всегда возвращались. Возвращались к местам, где когда-то появились на свет и вили собственные гнезда. Очередная волна разбилась о скалы, ветер растрепал волосы, и, вдохнув всей грудью, Лорд обернулся. К нему приближались каджу. – Мое почтение, мой Лорд, – склонил голову Геджутель, и Рейгар повторил его движение. – Эхх, – с деланным раскаянием в голосе начал он, – быстро же вы меня нашли, а я так надеялся, что смогу сбежать из дворца хотя бы на несколько дней. Сокрушительно покачав головой, он застыл глядя в даль. – Не так уж и быстро, мой Лорд, – пробурчал Геджутель, – мы потратили почти сутки. – Даа? – медленно протянул он и приоткрыл один глаз, внимательно разглядывая кислое лицо подчиненного, – а сколько каджу меня искало? – Все тринадцать, Центральный орден и Раскрея-ним, – совсем спал с лица Геджутель. Лорд довольно улыбнулся. – Могу ли я просить Вас вернуться? – Продолжил сереброволосый каджу. – Государственные дела ждут Вашего внимания. Лорд не ответил, несколько минут прошло в молчании, лишь волны разбивались о скалы, вода подымалась на дыбы, атаковала неприступный берег, падала и снова вздымалась. Океану не было дела до существ, стоящих на берегу, безбрежный и старый, как мир он вновь и вновь бросался на камни. Однажды он сточит их, и камни распадутся на части, обратятся в песок, станут прахом, а потом все начнется сначала. Жизни всех живых существ, будь то люди или благородные незначительны по сравнению с его ужасающей мощью и безграничным терпением. Седой океан вздохнул, и шапка белой пены взметнулась к ногам Лорда, забрызгав черное одеяние. – Мой Лорд? – Геджутель вопросительно смотрел на него. – Рейгар, Геджутель, для вас есть задание, – голос Лорда неуловимо изменился, приобрел ощутимую властность и растерял веселость. Оба каджу мгновенно выпрямились, слушая со всем вниманием. – Уже долгое время от наших наблюдателей в мире людей, приходят донесения о странной активности мутантов и опустошенных городах, вы должны будете лично разобраться с этим. – Мы можем привлечь рыцарей? – Впервые заговорил Рейгар. – Лишь нескольких, чем меньше посвященных в дело, тем лучше. Каджу переглянулись. – Возможно ли, Вы хотели поговорить здесь, а не во дворце? – Осторожно спросил Геджутель. – Ты проницателен, – слегка улыбнулся Лорд. – Неужели, Вы чего-то опасаетесь? – Опасаюсь ли я чего-то? – Он с самым серьезным видом прижал палец ко лбу и задумался. – Пожалуй, я боюсь сороконожек, они так выглядят, что просто брррр! – Что?.. – Растерялся Геджутель. – Вы можете идти, – Лорд обернулся к океану. Главы кланов поклонились и бесшумно исчезли. Он еще какое-то время смотрел на кружащих над берегом птиц, а после развернулся и неспешно направился к замку.***
Лошадь, тяжело дыша, взобралась на холм и остановилась. Марон недовольно нахмурился и нетерпеливо топнул ногой. – Ну, где там этот? Благородный? – Он еще не пришел, господин Марон, – с поклоном отозвался слуга. – Пф, всегда они опаздывают. Стоило ему произнести это, как со стороны леса раздался шорох ветвей и показалась фигура в черном, с низко надвинутым на лицо капюшоном, когда она приблизилась, он поспешил соскочить с лошади. – Приятно снова видеть Вас, – с легким поклоном поприветствовал он прибывшего. В ответ тот лишь небрежно кивнул. – Я надеюсь, – продолжил Марон, – все готово? – О, да, – отозвался благородный. Марону почудилось, что его голос изменился, он был все так же низок и груб, но в то же время, казалось, в нем появилась толика безумия, что придало голосу совсем иное звучание. Благородный подошел к краю холма и остановился. Внизу раскинулась деревня, крестьяне возвращались домой, усталые и довольные. Лето медленно приближалось к концу, в полях уже колосилась пшеница, и в отличие от нескольких предыдущих лет этот год был урожайным. Люди радовались простым вещам – их дети смогут пережить зиму, и запасов хватит, чтобы продать часть урожая на ярмарке. – Эй ты, человек, а сколько тебе заплатили? – Что? – Растерялся Марон, благородный никогда ранее не задавал таких вопросов. -– Сколько, по-твоему, стоит человеческая жизнь? Марон недовольно нахмурился. «Этот нелюдь, он считает, что ему мало заплатили? Как же это раздражает. Все благородные заносчивые и жадные создания. Впрочем, если все пойдет по плану, то жить ему осталось не более получаса. Или же… возможно, нам удалось, госпожа». Марон улыбнулся своим мыслям, и обратил взгляд на благородного. Солнце озаряло землю последними лучами, тени вытянулись и были похожи на когти хищной птицы, протянувшиеся к беззащитным людям внизу. Благородный стоял спиной к заходящему солнечному диску, от чего вся его фигура, была окутана красным сиянием. Марон невольно дернулся, на миг ему показалось, что с плаща стекает кровь, он прикрыл глаза, чтобы прогнать наваждение. – Вы, можете не беспокоиться, Союз щедро заплатит за вашу помощь, – наконец, отозвался он, – король нашей страны высоко ценит жизни своих подданных. – Господин, – к Марону приблизился слуга. м Подавай сигнал. Одинокая стрела взлетела в воздух, оставляя огненный шлейф. В этот момент, солнце окончательно скрылось за горизонтом. С другой стороны деревни из леса, тут же раздался рев и атака началась. Толпа мутантов в считанные секунды «накрыла» словно саранча. Фигура в черном дернулась. – Ах, ты ублюдок, что же ты делаешь!? Мы договорились напасть лишь через полчаса после захода солнца! – Я договаривался с Траном, а не с тобой! – Марон сорвал капюшон с головы. – Попался! Показались светлые длинные пряди и перекошенное от злости лицо неизвестного ему человека. Слуга протрубил короткий сигнал, и из укрытия появилось около полусотни мужчин, каждый с оружием. Они тут же окружили Франкенштейна. Вельможа торжествующе смотрел на него. – А теперь отойди меня, – промолвил Марон, с не скрываемым злорадством. Франкенштейн почувствовал движение за спиной, все лучники нацелились на него и, скрипнув зубами, отошел. Вельможа изучающе уставился на него. – Так вот как ты выглядишь, таинственный защитник людей, – в его голосе сквозила насмешка, – я ведь не ошибусь, если скажу, что последние 5 лет ты намеренно срывал нападения мутантов на деревни и города? Ты хоть представляешь, сколько экспериментов ты испортил? И чье внимание привлек? Теперь так просто ты не отделаешься, однако, я великодушен, – вельможа приложил руку к сердцу, – и если ты сейчас же выразишь мне свое почтение, поклянешься в верности и признаешь меня своим сюзереном, то я, возможно, помилую тебя. Франкенштейн согнулся, и его плечи затряслись. – Ты меня помилуешь?! – Дикий смех вырвался из легких и разнесся над поляной. – Большей глупости в жизни не слышал! Фиолетовые искры мелькнули на дне бирюзовых глаз, вокруг Франкенштейна заклубилась тьма, и люди, стоявшие рядом, невольно отшатнулись. – Да, кем ты себя возомнил, Марон!? Ты не более чем жалкий человек! Сила выплеснулась наружу, накрыв все вокруг погребальным саваном и центром образовавшегося ураган стал Франкенштейн. Вельможа упал, люди кинулись в рассыпную, но в бушующем вихре тьмы не могли найти дорогу. Фиолетовые молнии и злые ветра рвали на них одежду, тьма проникала в глаза, застилая их черной пеленой. Мир окрасился кровью. Франкенштейн был смертью, он рвал мягкие податливые человеческие тела на части. Он точно знал, что эти люди, продавшие своих сородичей, недостойны жизни. В считанные секунды с вельможей и солдатами было покончено. Франкенштейн стер с лица чужую кровь и уставился на собственные руки. Все его существо ликовало. «Да, Да! Наконец! Ему удалось! После восьми лет и стольких экспериментов, он смог продвинуться дальше, и получить силу не только мутантов, но и самих благородных!» Франкенштейн обратил взор вниз, из деревни доносился шум, а от крайних домов уже поднимался дым, они разгоралась быстро, словно сухая трава от искры. – Черт! Поняв, что заигрался, Франкенштейн ринулся вниз. [Сутки назад] – Как интересно, – повел плечами Франкенштейн, разминая затекшие мышцы, – выходит ваши каджу и Лорд ничего не знают? – Нет, – замотал головой Тран, быстро усвоивший, что лучше не лгать. Обнаженный живот благородного сжимался то ли от холода, то ли от судорог. Весь он был исколот и маленькие струйки крови, потихоньку стекали на пол. – Что ж, надо признаться, ты оказался весьма полезен, – произнес Франкенштейн, осматривая целый галлон собранной крови, – во всех аспектах, – саркастично усмехнувшись, добавил он, оглянувшись на побледневшего и тяжело дышащего благородного, – а теперь, раз уж ты рассказал мне все. Франкенштейн потянулся к своему любимому кинжалу и проверил его на остроту. Заметив это Тран дернулся. – Нет! Я же все тебе рассказал! Отпусти меня! – А я обещал, что отпущу тебя, когда ты все мне расскажешь? И с каких это пор ты вообще веришь словам человека? Франкенштейн приблизился к благородному и заглянул в красные глаза, которые дико метались от страха и горели безумным желанием жить, а потом медленно проткнул кинжалом его сердце. – А ты кого-нибудь отпустил? Благородный предоставил интересные сведения, получалось, что завтра вечером на деревню неподалеку нападут мутанты. Тран был мелкой сошкой, одним из винтиков в системе, помогающим организовывать такие нападения. Он договаривался с мутантами и людьми, за что ему платил Союз, о самом Союзе Тран знал не многим больше Франкенштейна, в сущности лишь то, что Союз был полностью человеческой организацией и во главе его стояли так называемые старейшины. Более важные сведения он смог предоставить о благородных, он рассказал, что во главе благородных стоят Лорд и тринадцать каджу, однако, ни Лорд, ни каджу, согласно сведениям Трана, о «санкционированных» нападениях мутантов на людей не знают. Так же существует Центральный орден, представляющей собой нечто вроде организованного отряда мгновенного реагирования. Кто стоит во главе благородных, сотрудничающих с Союзом, Тран не знал. Он окончательно подтвердил догадки Франкенштейна о происхождении вампиров, которых называл мутантами, они были людьми «заключившими» контракт с другими, наделенными силой людьми, которые сами когда-то заключили контракт. Вся эта цепочка контрактеров обязательно замыкалась на каком-либо благородном, а мутанты, по сути, были побочным ее продуктом, чье создание было строго запрещено самими благородными. Все эти сведения, несомненно, были важными, но беспокоило Франкенштейна другое, Союз платил Трану за организацию нападений на людские поселения, людей из деревень или городов похищали, после запускали туда мутантов, оставляли им лишь тех, кто был непригодным материалом – увечных, больных и стариков. Франкенштейн не знал, зачем Союз финансировал похищение людей? Кто это организовал, и кто получал выгоду? И что значит – «непригодный материал»? Разве что... Франкенштейн нахмурился и взглянул на часы. Он дважды пересек зал, а потом резко остановился, подошел к столу, стащил с себя плащ и рубашку. Оставшись по пояс голым, он на минуту остановился, его губы беззвучно шевелились, резко распахнув глаза, он схватил дневник, что-то проверил и принялся готовить аппарат. Постаравшись максимально расслабиться, он глубоко вдохнул, наметил на локтевых сгибах места разреза, протер их и взялся за нож. Аккуратно и быстро разрезав кожу, он вставил две трубки, аппарат негромко загудел и принялся вливать в его организм черную вязкую жидкость. По венам мгновенно пробежал жар, а потом холод, как будто кровь подменили льдом. Его парализовало и вечная спутница экспериментов – боль вспыхнула в каждой клетке тела, словно злая отравительница, выбравшая самый болезненный яд. Франкенштейн не знал, как долго он был в таком состоянии, самым ужасным было то, что в течение всего эксперимента он оставался в сознании – лишенный возможности слышать, видеть или понимать, запертый в клетке из живой плоти, и не сошедший с ума лишь потому, что был уверен в успехе. Он мог это сделать, более того он был должен. Чувства вернулись неожиданно, мир упал на него всей тяжестью и бесконечным многообразием – свет, звуки, запахи, ощущения. Франкенштейн резко распахнул глаза, он лежал в луже собственной крови, трубки отсоединились, но в аппарате не было жидкости, а значит, он перекачал ее всю. Во рту застыл металлический привкус. Он попытался вдохнуть и закашлялся, изнутри хлынула кровь вперемешку с черным веществом, та же вязкая жидкость полилась из ушей и носа. Живот скрутил спазм, и он едва успел встать на колени, его рвало кровью и желчью. Сознание помутилось, и следующие несколько часов рвота продолжалась – желудок болезненно сокращался и, лежа на полу, Франкенштейн ощущал лишь, что все его органы «пылают» невыносимым жаром. Когда рвота, наконец, прекратилась, человек встал, зло сплюнув на пол – зал был залит бурого цвета жижей. Согнувшись, мужчина доковылял до стула, поднял его и сел. Пару минут он просидел неподвижно, положив голову на стол, после чего резко вскочил. – Сколько время!? Найдя часы и уставившись на них, он гневно выругался. Подбежал к бочонку с водой, резко сорвал крышку, с легкостью поднял его и облил себя, смывая кровь и грязь, после натянул рубаху и накинул плащ благородного. Подняв правую руку вверх, он сосредоточился, и даже скрипнул зубами от напряжения, от руки медленно и неохотно отделилась черно-фиолетовая, похожая на язык пламени субстанция, в глазах человека мелькнула радость. С мокрых волос капала вода, лихорадочно пробежав глазами по лаборатории, мужчина заметил кусок тесьмы, схватил его, на ходу отжал волосы и собрал их в хвост. Времени, чтобы погасить свет не осталось, мерцающие огни светильников, словно свечи покойников*4 , провожали его, ярко пылая во тьме.***
Франкенштейн вбежал в пылающую деревню. Крики, детский плач, стоны раненых и умирающих, хрипы мутантов. Сколько раз это уже повторялось? Неистовый огонь стал ему таким же верным спутником, что и боль-отравительница. Молодая женщина пробежала мимо, мутант гнался за ней с диким рычанием. Под ноги попался иссушенный труп, мужчину выпили и разорвали на части. Свора собак неслась по деревне, исступленно лая. Мать с ребенком металась, силясь найти укрытие. Безупречная картина ада. Франкенштейн огляделся, все выглядело слишком реалистично, слишком натурально, слишком театрально?.. «Тран сказал, что людей должны похитить, так почему они все здесь? Или этот благородный все-таки сорвал? Нет. Он сам был свидетелем множества таких нападений, и прекрасно помнил, что людей в городах действительно было меньше, чем должно быть. Значит, что-то не так, но что?.. Не важно, нужно спасти людей». Мимо бежал мутант – мерзкая разукрашенная кровью рожа. Франкенштейн сосредоточился – сгусток темной энергии отделился от него и впился в мутанта, тот захрипел и упал, не успев понять, откуда пришла смерть. Раздавшийся справа крик подсказал ему, где искать следующую жертву. Недалеко от деревни, закутанный в плащ всадник наблюдал за пожаром, заметив Франкенштейна, он улыбнулся. – Вот ты и показался. Яростный рев разнесся над лесом, Франкенштейн раздирал тела, темная сила била фонтаном, пламя взметнулось в неистовой попытке, пытаясь сорвать звезды с небосвода. – Совсем, как демон. Всадник потянул поводья, и лошадь тронулась, оставляя позади огненный ад.