Оплачено сполна

Я сбыл мечты и откровения в руках судьбы мое спасение Би-2 «Вечная призрачная встречная»

- Присаживайся, мой мальчик, - вздохнул Дамблдор. - Это было нечестно с моей стороны, намеренно делать тебя свидетелем столь приватного разговора, но я должен был убедить тебя, что нахожусь на твоей стороне. Гарри, не в силах унять дрожь, почти упал в кресло. Внутри разлилось нетерпеливое тепло. «Он знает! Он попытается прогнать! Убей его!» - вопила Тьма, панически выбрасывая новые щупальца к сердцу; лицо Поттера покраснело, словно от натуги, но как только становилось слишком, все куда-то пропадало. Сравнить это ощущение можно лишь с тем, когда раскаленное клеймо на миг задевает вашу кожу, и вы чувствуете боль, но шрама нет и последующей боли тоже нет. В этот момент Гарри не видел Дамблдора, в глазах было темно, весь мир замер - внутри. Он слышал ее. Она уже давно заимела свой голос и, как оказалось, научилась выстраивать его эмоции так, как ей хотелось. Еще она могла сделать ему больно. Раньше могла. Теперь все, что оставалось от нее или могло остаться - Гарри еще помнил головные боли, повышения температуры, тошноту, рвоту, - уходило. Раньше ее это… радовало. О да, он понял, эмоции у нее были свои и, в сущности, нескольких видов. Довольство, паника, злость - это он знал по себе. Теперь она отчаянно пыталась причинить ему боль - и не могла. Наконец, Тьма успокоилась. Или может быть, Дамблдор как-то утихомирил ее, потому что когда Поттер очнулся, он понял, что директор насильно поит его чем-то. Поперхнувшись, он закашлялся и долго и жадно глотал кислород. - Что это было? - наконец прохрипел он. - Зелье, смягчающее последствия ментального вторжения, - мягко ответил Дамблдор, снова усаживаясь в кресло, в его облике почти видным было облегчение. - Создано оно не для такого, но я полагал, сгодится. Оказался прав? Гарри измученно кивнул и откинулся на спинку кресла, бледный и смирившийся. Ему казалось, с его плеч свалилась гора. Он мог больше не пытаться изображать эмоции и чувства, он мог быть собой. Говорить о том, о чем хотел. Раз Дамблдор знал и не осуждал - значит, позволял. - Приношу извинения за ту маленькую ложь, которая мне понадобилась, - директор был серьезен, хотя облик его оставался добродушным. - Это не совсем ложь. Трактат действительно был здесь, только я изъял его некоторое время назад. Посмотри, - он указал юноше на объемистый свиток на краю стола, перевязанный потерявшей цвет лентой. Гарри послушно развернул пергамент, напряженно вглядываясь в буквы знакомого острого почерка. Читал он медленно, но думать о прочитанном не мог. Заметив это, старик кивнул и как бы невзначай сказал: - Все это, безусловно, заинтересовало бы светлые умы волшебного мира в более мирные времена. Но в нынешние, тревожные, рекомендую прочесть исследовательскую часть, восьмой абзац снизу. Поттер опустил глаза и вчитался. По мере прочтения и понимания, его глаза за стеклами очков становились все больше. - Зачем это? Сэр? - он нахмурился. - Трудный вопрос, - спустя время ответил директор, глядя в сторону. - Зачем нужна древняя кровавая магия? В то время, когда я этим занимался, у меня была совершенно определенная цель, но зачем это вообще и всем остальным? Правду сказать, я не знаю, мальчик мой. - И какова была ваша цель, сэр? - недоуменно спросил Поттер. - Отразить смертельное проклятье. Кровь за кровь. Гарри думал около минуты, покачал головой. Удовлетворившись этим, Дамблдор продолжил. - Смертельное проклятье невозможно отразить, это знает каждый, - строго начал директор. - Но это не совсем правда. Существует защита крови. - То, что сделала моя мама, сэр? - Гарри напрягся и сосредоточился. Директор покачал головой и секунду помолчал, подбирая слова. - Многие считают, что смертельное проклятье призывает в мир Смерть в неурочный, не назначенный ею час. Без жертвы она уже не уйдет, поэтому проклятье неотразимо. И все же существует добровольная жертва. Магия сложнее, чем законы физики, Гарри: если магглу придется встать на дороге пули, то волшебник перенаправит пулю в себя. Гарри покачал головой. Дамблдор понимающе улыбнулся. - Да, мой мальчик, это слишком сложно, но я все же попытаюсь. Поскольку эта правда - не вся. Тебе нужно понять. - Хорошо, попробую, сэр, - покорно ответил Поттер. - Такой магии нужен «маятник», приманка. Иными словами, метка, которая перенаправит магию именно на него. Поскольку магия эта древняя, как сам мир, лучше всего она привязывается к крови. - Это все как-то связано со мной? - отважился Гарри. - Самым прямым образом, - ответил старик, как показалось, с грустью. - Потому что ты был объектом этого обряда. - Но… как? И зачем? И чья жизнь..? - Гарри тряс головой, потеряв нить понимания, но уже смутно беспокоясь о том, что услышит. - Дай мне время, мальчик мой, - вздохнул директор, - и я расскажу кое-что. Поттер растерянно кивнул и воззрился на Дамблдора с испугом. - Моя сегодняшняя ложь не была первой, - отозвался, будто эхом, старик, отводя глаза. - Я говорил всем о том, что тебя спасла любовь твоей матери. Ты верил в это, ты рос добрым и хорошим мальчиком. Я уверен, что поступил правильно, сказав тебе так. Твоя мать была прекрасной женщиной и тоже пожертвовала собой… Она достойна этой лжи и твоей веры. Он помолчал. - Но спасла тебя не она. Тебя спас твой отец. Его кровь и этот обряд. - То есть он принял мою смерть?! - воскликнул Гарри в ужасе. - Гарри, Гарри, прошу тебя! - остановил его Дамблдор строго. - Это был единственный щит против смертельного проклятья, и твой отец сознательно оплатил эту цену. Я не был уверен в том, что это потребуется. Ты помнишь, вас двое, тех, кто родился на исходе седьмого месяца? Поттер кивнул. - Я и Невилл, так? - Так. У меня была причина думать, что Том выберет именно Невилла, поэтому я был там, в доме Лонгботтомов. Я был почти уверен в этом. Это «почти» и спасло тебя, потому что я все же провел обряд. - Но почему умер Волдеморт? Кто-то успел…? - потерявшись, дрожащим голосом спросил Гарри. - А это уже другая история, мальчик мой. Не спеши, привыкни к этой мысли, ибо правда еще страшнее, чем ты думаешь. А пока… Повисло молчание. Что-то во взгляде директора было строгим, но не осуждающим. Гарри показалось, что старческая рука с узловатыми пальцами протянута к нему, но Дамблдор сидел неподвижно. Юноша вздохнул и зажмурился, а рука вдруг стала иной - но она была. И Гарри протянул свою. Поток мыслеобразов был спокоен, как могучая река на равнине. Это было… странно. Будто он и Дамблдор были как-то связаны, и Поттер ощущал успокаивающее течение его мыслей. Он знал теперь, что директор по-прежнему его наставник, и он верит, что Гарри справится со своей ношей. Потому что знает, каково это - иметь за плечами такое. Так юноша впервые понял, как ощущается канал двух легилиментов, для которых первый же контакт с чужими мыслями оборачивается открытием нового мира, где лишь они, легилименты, интуитивно знают каждую дорогу, только их шаги неслышны. Дамблдор был таким с детства, он слышал шепот реки. Река стала отдаляться, и он снова понял, что сидит на стуле в кабинете директора. Тьма внутри беспокойно ворочалась, будто беспокоилась. Это походило на ожидание беды. - Помни, что каждый свободен в своем выборе. И ты был. Вспомни Дом Блэков, после битвы в Министерстве, библиотеку. Гарри нахмурился и моргнул. - Вы оставили… это? Для меня? - Мало быть связанным с Томом, чтобы победить его. Ты старался быть сильнее, старался тем больше, чем меньше у тебя получалось. И я решился. Отыскал эту книгу, фактически изъял у тех, кто ранее украл ее. Я оставил ее там, где ты мог бы найти. - А если бы я не взял? - мертвым голосом выговорил юноша. - Это был бы твой выбор, и я принял бы его, - смиренно кивнул Дамблдор. - Мы нашли бы другой путь. - Но зачем так… жестоко? Как вы решились?! Вы же знали, что я могу убить множество людей и умереть сам! - вскричал тот. - Мальчик мой, прости меня, - вздохнул директор. - Тебе кажется, что я обрек тебя на смерть, но это не так. Гарри тяжело кивнул. Внутри была звенящая пустота, без мыслей, без решений. Среди нее даже Тьме было неловко, словно посреди холодного зимнего поля, и она уползла в дальний угол, оставив холод хозяину. Эмоций не стало. - Я надеялся, что канал связи между тобой и Волдемортом сыграет свою роль, и он сыграл. Со временем канал расширился, ты ведь уже чувствуешь это? - Туда и уходят все физические последствия? - Именно так, - кивнул директор. - Видишь ли, создание вместилища для куска души, - ритуал некромантии, высшей ступени Темных Искусств, - преследовало не только очевидную цель. Тело Тома - единственный приемлемый сосуд для Тьмы. Оно обеспечено лишь минимальными системами, что позволяет проводить несложный ритуал очищения от физиологических последствий. Тьма - это вирус, Гарри, паразит. Он мыслит примитивно. Ты - лучший сосуд, доставшийся ей, ибо продукты ее на тебя не влияют. Это же и минус, но не столь существенный для нее. Главное, она может усиливать тебя без последствий. И она усиливает. И будет усиливать, пока Том жив. Молчание длилось несколько минут. Гарри с трудом сглотнул и хмыкнул. Что ж, он и сам интуитивно чувствовал это. Он и хотел. - Когда он умрет, она переполнит меня. То есть я в любом случае не выживу? - с кривой ухмылкой спросил он. - Любовь странная вещь, Гарри. Иногда те, кто любят тебя, делают невозможное и находят твое спасение, - загадочно пояснил Дамблдор, снова напоминая доброго сказочника. - Я надеюсь, ты достаточно оправился, чтобы заняться более серьезными делами. Прости меня, но у нас не так много времени. Мы должны сделать еще одну важную вещь. Директор открыл один из загадочных ящиков своего стола и достал связку обыкновенных ключей. Гарри смерил их подозрительным взглядом. В мире волшебников он уже давно не видел предмета настолько немагического. - Это портключ? - поинтересовался он, нахмурившись. - О да, - весело ответил Дамблдор. - Но не опережай события, мальчик мой. Мы воспользуемся им на обратной дороге. А пока я бы советовал тебе взять уже известную тебе Шляпу и достать оттуда меч Гриффиндора. Несмотря на беззаботный тон директора, говорящего будто о познавательной прогулке, Гарри почувствовал опасность. *** - Вы ничего не чувствуете? - спросил Гарри тихо, оглянувшись назад. Ворота проявлялись около минуты, обдавая ощущением неправильности и жути, словно бы давали пришельцу в полной мере осознать свой поиск ошибкой. Черные завитки решетки прорисовывались прямо в воздухе, на них остались сухие завитки дикого вьюна. Распахнулись они бесшумно, быстро и гостеприимно. Только вот закрылись за спиной с хищным лязгом, вселив ощущение неуверенности и страха. Помимо прочего, Гарри начинало тянуть. Чувство было необъяснимо странным, не слишком приятным, но и не отвращающим. Гарри сжал рукоять меча сильнее, будто ища ободрения у древней магии. Дамблдор покачал головой, настороженно озираясь вокруг. Его походка стала мягкой и пружинистой. Гарри запоздало вспомнил, что Дамблдор воевал и участвовал во многих военных операциях. Вокруг было не на что смотреть: мертвые кусты и деревья укрывал свежий снежок, старые песочницы и беседки облезли и прогнили. В самом центре располагалось серое трехэтажное здание довоенной постройки. Только веяло жутью. - Ты что-то ощущаешь? - спросил Дамблдор, удостоверившись, что пока им ничего не угрожает. - Тянет, - неуверенно отозвался Гарри. Казалось, ответ был именно тем, чего ожидал директор. На его лицо вернулась привычная полуулыбка, но быстро сошла. - Как ведет себя Тьма? Поттер прислушался к себе. - Опасается, но интересуется, - неохотно выдал он. Старик кивнул и перевел взгляд на здание. - Должен тебе признаться, мальчик мой, я лишь смутно догадываюсь, что внутри. Как ты знаешь, для создания хоркрукса нужно убийство. Из воспоминаний ты знаешь, что Том не любил приют, и потому убийство, скорее всего, не одно, - он пристально посмотрел на поежившегося Гарри. - Мы можем услышать и увидеть разные вещи. Возможно, мне понадобится твоя помощь, поскольку задача хоркрукса - вытянуть как можно больше сил. - Как на втором курсе сделал Дневник, сэр? - Именно. Я пойду первым, следуй моим указаниям… если сочтешь их целесообразными, - и директор направился к двери. Гарри был несколько ошарашен - ему дали свободу маневра. Неужели ситуация настолько плоха? Хуже, чем бойня в деревне? Как выяснилось, ситуация действительно была иной. За дверью ничего страшного не оказалось. Не набрасывались монстры, не стремилась уничтожить чужая магия. Только тянущее чувство усилилось. А на лестнице Гарри услышал голоса. Голоса были далекими и невнятными, детскими. Они что-то говорили, не разобрать. Потусторонняя жуть обернула сердце коконом и мягко сдавливала стенки. Гарри взглянул на Дамблдора и приостановился от удивления: тот переставлял ноги с таким трудом, будто каждый шаг стоил ему жизни. - Что с вами, сэр? - осторожно спросил Поттер, когда они достигли второго этажа. Взгляд Дамблдора был тяжелым и несколько нездоровым, однако голос по-прежнему оставался спокойным. - Ты слышишь голоса, Гарри? Это не голос хокрукса. - Детские, - кивнул Поттер, и страшная догадка пронзила его. - Это их он… убил? Детей? - Тех, кто жил в этом приюте, - с трудом кивнул старик. - Ты слышишь, что они говорят? Юноша прислушался, голоса стали четче и тревожнее, но не яснее. - Нет, сэр, - покачал он головой. Дамблдор, казалось, почувствовал облегчение. - Что ж, нам необходима комната в конце коридора, когда-то она принадлежала Тому. Не мог бы ты мне помочь? - Магия тянет из вас силы? - взволнованно спросил Гарри. Директор долгое время молчал, тяжело передвигая ноги, с виска его стекло несколько капель пота. - Наверняка, - отозвался он едва слышно. - Пробуждает в воспоминаниях самые худшие поступки и страхи. Я рад, что ты не слышишь. Вон та, левая. Однако Гарри не требовалась указка. Он ощущал хоркрукс всей душой, тем странным дергающимся кусочком, который тянуло к нему. Поддерживая Дамблдора, другой рукой он открыл дверь - она не была заперта. - Я подожду здесь, - прохрипел директор, поднимая палочку. - Если я смогу… то постараюсь помочь. Главное, не слушай их. Гарри стало страшно. Если бы не это тянущее, он бы не смог дойти до старой тумбочки. Рубашка прилипла к спине, захотелось взорвать здесь все, сжечь и забыть навсегда как страшный сон. Дверца снялась с крючка и отъехала в сторону. Узорчатая чаша блеснула, и Нечто появилось из нее. Гарри быстро отполз, почуяв ледяную хватку на сердце. Он судорожно дышал и наблюдал, как серый туман принимает знакомый облик, не раз виденный во сне. - Беллатрикс… - прошептал он, целиком поглощенный ненавистной женщиной, надменно и насмешливо крутящей в руках палочку. - Для тебя - мадам Лестрейндж, грязнокровка, - прошипела та, знакомо наклоняя голову. - Я не могу убить тебя, но убью всех, кто тебе дорог. У ее ног появилось чье-то тело, содрогающееся в рыданиях. - Crucio, - проговорила Лестрейндж, и человек закричал надломленным женским голосом, повернувшись лицом в обрамлении рыжих волос. - Джинни… - потрясенно проговорил Гарри, и крик оборвался. Лицо девушки было страшно изуродовано, одна рука вывернута под неестественным углом. Серый туман, будто почуяв горе от потери, обрисовал еще два тела, сцепившиеся за руки - уже посмертно… Гарри понял, что это Рон и Гермиона. Хриплый смех Беллатрикс Лейстрейндж вывел его из ступора, порожденного ужасом. Он тяжело встал, ярясь, позабыв, что она не настоящая. - Я убью тебя! - заорал он что было мочи, из палочки ударил красный луч, но Беллатрикс исчезла. Из тумана вышла другая фигура, и шрам пронзило болью. - Мы победили, Гарри, - прошипел змеиный голос. - Ты остался совсем один, пожертвовал всеми, кого любил. Призрачный Волдеморт подошел совсем близко. - Ты научился убивать, как это похвально, - продолжил Темный Лорд. - Стал так похож на меня. Я великодушен, Гарри, я прощаю тебе все, что было до этого. Присоединяйся ко мне. Тебе нужен последний шаг - убить его, - тонкий палец показал за спину Поттера. Юноша оглянулся. За спиной Дамблдор тяжело опирался на стену, озираясь вокруг испуганным взглядом обреченного. Будто услышав, он заткнул уши и зажмурился, не в силах выдержать что-то, что слышно было только ему. Гарри никогда не видел директора настолько потерянным и жалким. Тянущее чувство прошлось по телу волной. Что-то ударилось об пол, и Гарри перевел взгляд вниз. Меч Годрика Гриффиндора светился, и серые щупальца тумана огибали его, будто страшась притронуться. Это отрезвило и помогло вспомнить, зачем они здесь. - Нет! - завопил Волдеморт, пятясь, но серебристое лезвие пропороло туман, будто мягкую плоть. Гарри спешно кинулся к тумбочке, кончиком меча зацепил чашу и рубанул ее. Туман с человеческим воплем рассеялся, что-то ударило в грудь и… Поттер услышал голоса в два раза громче и намного отчетливее. «Освободи, освободи…» - выли они детскими голосами, перемежаясь шорохами и шагами. Он в ужасе вскочил и бросился в коридор. Дамблдора увидел не сразу - тот, бормоча и не держась на ногах, полз в сторону лестницы. Гарри попытался помочь ему подняться. - Уйдите, уйдите, я виноват, это было давно! - выдохнул Дамблдор, отталкивая его. - Сэр, это я, Гарри! - крикнул тот ему в ухо. Глаза старика стали более осмысленными, и отталкивать он перестал. Юноша помог ему добрести до лестницы, обливаясь потом; меч, висящий за поясом, бил по ногам. Они преодолели пролет, когда Гарри показалось, что он увидел ребенка. Нет, детей… Дети стояли и смотрели на них, безостановочно прося и требуя освободить их. «Убил, убил, - скандировали они. - Освободи». Кажется, Дамблдор слышал нечто другое, потому что вцепился в руку Гарри сильнее и забормотал: - Уведи меня, сделай что-нибудь, я не хочу здесь оставаться! Помилуй! - Все будет хорошо, сэр, - пообещал взмокший Поттер. - Мы выберемся. Дети не мешали, но их взгляды вселяли ужас. Если бы не Дамблдор, вероятно, Гарри бежал бы отсюда без оглядки. У самого входа стоял ребенок, чьи губы не шевелились. - Ты выйдешь, если освободишь, - сообщил он. - Как?! - в отчаянии крикнул Гарри. - Сожги нашу клетку. Ты уничтожил тюремщика, но не разрушил тюрьму, - прошелестел он. Гарри кое-как вытащил палочку, прислонив, кажется, сошедшего с ума Дамблдора к косяку. Тот постепенно приходил в себя, перевел взгляд на ученика и проговорил: - Flamma Sacra. Гарри кивнул и воспроизвел заклинание. Огонь вспыхнул сразу везде: на стенах, на ступенях, на полу, на мебели. Призрачный ребенок пропал. Гриффиндорец спешно сунул палочку за пазуху и, щурясь от дыма, помог старику выйти; меч мешал идти, набивал синяки. Поттер не оглядывался, слыша за спиной треск, до самых ворот, почти волоча за собой директора. Будто переступив невидимую границу, он едва не упал. - Сэр, я не смогу аппарировать, - выдохнул он. Дамблдор, видимо, пришедший в себя, вытащил откуда-то связку ключей и протянул ему. Знакомое чувство возвестило о переходе, Гарри упал на мягкий ворс ковра в кабинете директора и остался лежать там, ощущая себя пустой раковиной, выкинутой морем на берег. *** Гермиона мирно жевала тост, попутно читая «Пророк». Утро выдалось на редкость мирным, даже солнце редко-редко, но проглядывало из-за осенних туч. Иллюзия, такая иллюзия, - думала Гермиона устало. Подступал декабрь, бил в лицо жестким снегом. Зима обещала быть суровой, ставя подножки на скользких местах. Вести из Франции приходили неутешительные: на границах видели оборотней, усилился криминалитет, была поймана радикальная группировка молодых магов в масках Пожирателей, но после допроса обнаружилось, что они - просто молодые идиоты, решившие попугать народ. Министерство Магии Франции смогло только наложить на них штраф, и дураку было ясно, что если реальные агенты Того-Кого-Нельзя-Называть объявятся там, почва уже подготовлена. Рядом шумно опустился еще сонный МакЛагген. - Что там пишут? - она молча протянула ему газету. Кормак покачал головой и отобрал листы. - Аппетит испортишь. Девушка фыркнула и, приготовившись дать отповедь, наткнулась на поднятые в веселой насмешке брови и смутилась. - Это важно, - слабо возразила она. - Важно, - МакЛагген вздохнул, - никуда не денешься. Но иногда лучше всего не знать. Она потерянно кивнула, но тут же встряхнулась. - Нет, так нельзя! Ты разве не чувствуешь? - ее глаза лихорадочно загорелись. - Войну? - Кормак опустил глаза и вдруг взял ее за руку; она не отдернула ее. - Да, чувствую. Все чувствуют. Но пока ее здесь нет. Все, что нам остается - ждать и пытаться жить, пока это возможно. Теплое чувство защищенности залило Гермиону с головой. До смерти захотелось прижаться к нему, чтобы надежные руки обхватили со всех сторон и спрятали от тяжелых мыслей и ответственности, которая лежит и на ней тоже. Многие знания - многие беды, какая-то пословица, которую любила мама, комментируя жажду знаний дочери. Только теперь Гермиона могла понять ее до конца. Ум лежал как камень на ее плечах, заставляя каждую секунду осознавать, что мирное время они берут в долг. Она зажмурилась, стремясь подавить это стыдное желание. Они смотрят. Все смотрят. Нужно было отдернуть и руку, но на это не хватало воли. Нет поддержки, ей неоткуда взяться. Кормак может ее дать, но что подумают остальные? МакЛагген слегка пожал ее ладонь. - Я бы очень хотел попросить тебя быть со мной, но вижу, что ты откажешься, - печально сказал он. - Я только не понимаю, почему. - Это сложно, - Гермиона замялась, не отваживаясь смотреть ему в глаза. - Так объясни! Ты это умеешь! - сожаление в голосе Кормака было ощутимым, Грейнджер поморщилась и закусила губу. Нелегкий разговор. - И что будет? Ты не знаешь Рона, он обязательно начнет драку, ты унизишь его; он никогда не простит мне этого. Ты не видел, как он умеет обвиняюще смотреть, а я видела, - прошептала она быстро. - А Гарри? Он ничего не поймет, ему придется выбирать между мной и Роном, а ему и так нелегко… - Он же ваш друг. Он должен понять. Да и что он такого в конце концов делает? - недовольно спросил тот. - Ты не понимаешь, - она нервно постучала пальцами по столу. - АД, квиддич, учеба, занятия с Дамблдором, это все… - Какие занятия? - удивился МакЛагген. Гермиона готова была откусить себе язык от досады. Но ведь это просто Кормак, так? - Я не знаю, и никто не знает. Это вообще-то неважно, - раздраженно бросила она. - Прости, - поправился он. - Для меня сейчас нет ничего важнее тебя. Она замерла. Давно ей не приходилось слышать подобного, и по груди разливалось тепло, но что-то ей не нравилось, что-то было не то. Или может она просто не любила громких фраз. - Я не стану разрушать нашу дружбу, - твердо сказала она. Кормак кивнул, принимая ее решение, и отпустил руку. Чувство пустоты было почти оглушительным. Как Рон, ухитряясь просто быть в ее жизни, мог так сильно разрушать ее? Гермиона в досаде принялась безжалостно щипать себя за руку. Ей нельзя так думать. Она слишком долго любила его, она и до сих пор, наверное, любит его, а МакЛагген… это пройдет. Наверное. Она сглотнула вставший вдруг в горле ком несправедливой обиды. На что она подписывается? Извини, Кормак, ты слишком идеален для меня? Я заслуживаю нянькаться со своим мужем всю жизнь и наталкиваться на непонимание в его глазах? Рожать ему детей и мириться с тем, что по-настоящему меня считают личной версией Молли Уизли, которая просто почему-то занимается ерундой? Нет, она так не сможет никогда. Но может быть потом, когда эта чертова война закончится, когда все это пройдет, она найдет в себе силы сказать Рону правду. Может быть, ей даже повезет, и он смирится с этим. Только Кормака рядом может уже не быть. *** Это было туманное утро начала декабря, хотя и не обычное туманное утро в Шотландии. Каждый знает, что всякий добропорядочный туман бывает по утрам, кое-что сквозь него видно, но самое главное, туман бывает снаружи. Этот туман белыми кольцами клубился по коридорам Хогвартса, захватывая территорию. Запаниковавшие (и подозревавшие диверсию, что уж там) преподаватели диагностировали его заклинаниями на опасность: туман охотно подвергался исследованиям и подтверждал, что он ну совершено безопасен. Но вот уходить он никуда не желал. И если Минерва Макгонагалл еще могла ошибиться с редким противотуманным заклинанием, то профессор Флитвик, когда-то писавший дипломную работу по туманным чарам, ошибиться уже не мог. Нахмурившись, маленький профессор перепробовал восемь способов разогнать туман: прямые чары рассеивания, осушение воздуха, повышение температуры, понижение температуры… Максимумом его результатов служили большие густые облака, медленно курсирующие по коридорам и способные заставить кого угодно заблудиться в двух шагах от двери. Покраснев от усилия, Флитвик даже пробовал чары особого зрения, но этот туман не пробивали даже они. - Филиус? - поинтересовалась Макгонагалл слабым голосом; вместо сна они с пяти утра прогоняли этот треклятый туман, так и не выследив его источник. - Занятия, дети… - Ничего, найдутся, - вздохнул маленький профессор, вытирая лоб, и тут же встрепенулся, воинственно шевеля усами. - Готов поспорить, это сделал кто-то внутри Хогвартса. Интересно бы отследить. - Нарушение тянет на сто баллов в минус, - кивнула декан Гриффиндора, поджав губы. - Мы не в том положении, чтобы нарушать порядок внутри… - И на двести в плюс! - Флитвик поднял вверх палец, глаза его фанатично светились. - Вы хоть представляете, какой комплекс чар я употребил, чтобы его разогнать? Это совершенно новый вид тумана! Макгонагалл незаметно вздохнула. Рэйвенкло есть Рейвенкло. Кстати о… - Знаете, Филиус, - начала она осторожно, - я не очень верю, чтобы кто-то из моих ребят был на это способен. Вот если бы что-то рухнуло или взорвалось… Тут я бы подумала о своих или о хаффлпаффцах. Флитвик деловито кивнул. - Значит, или Слизерин, или мои. Проверьте, вдруг что пропало, тогда это точно Слизерин для отвода глаз устроил. А если нет… - он хихикнул, потирая ручки. - Тогда мои ребята готовы поступать в университеты. Декан Гриффиндора кисло улыбнулась. - На вашем месте я бы прямо с их домашних лабораторий и начала. - Именно так, воистину так и сделаю! - воодушевленно заявил тот и пошел, нет, помчался проверять. - Чертовы гении, - фыркнула Макгонагалл и передернула плечами. Ей, как кошке, было очень неуютно в разведенной сырости. И почему директор не направил сюда вместе с Флитвиком своего любимого Северуса? Такой ценный кадр? Отсыпается после шпионажа? Украдкой закатив глаза, она вдруг не удержалась от смешка. Действительно, что за глупость. У Северуса по Чарам в ТРИТОНах стояла «Выше ожидаемого», и Филиус как-то обмолвился по большому секрету, что его тянули прямо-таки за уши. Как бы Снейп ни задирал свой клюв, слабые места есть и у него. Опомнившись, она зашагала в Башню Гриффиндора - предупреждать старост. Нисколько не удивительно, что источник тумана действительно оказался в Башне Рейвенкло, где в маленькой общей лаборатории, приписанной факультету еще по настоянию Ровены, трое ребят проводили исследования. Туман жил в Хогвартсе еще пять дней, пока, наконец, троица вместе с деканом не вывела его каким-то изобретенным заклинанием, после чего запатентовала от греха подальше и состав, и заклинание. А баллов Филиус начислил все-таки двести пятьдесят - сто сразу ушли в минус, сто за изобретение и пятьдесят, как он с гордостью выразился, «за быстрый поиск решения». *** - Я боюсь оборачиваться. - М. - Ты строишь там Вавилонскую башню? - Ммф. - Драко, я серьезно, - Дафна передернула плечиками под хлопковым домашним платьем. - Никогда в жизни… - Дафни, не отвлекай, не то я фобьюфь, - пробормотал Малфой, сосредоточенно считая пряди, закусив приготовленные шпильки. - Это вы, деффонки, мофете плефти их хоть ф закрытыми глазами, а я нет. - Так коса-то одна, не две! - заерзала в волнении та. - А ты возишься уже час! - Не час, а фятнадцать минут, и я пофти закончил. Тьфу, - он наконец перевязал упрямую косичку белой лентой, сплюнул шпильки и принялся сопеть, закручивая ее в требуемую шишку и закалывая. Гринграсс только ойкала и подскакивала, нисколько процессу не способствуя. Ох уж эти девчонки, чего им без всех этих премудростей не живется, ну или подстригались бы коротко… Он мельком погладил рыжие волосы Дафны и подумал, что все-таки жалко такую красоту, уж лучше повозиться лишний час. В коттедже Гринграссов на рождественских каникулах стояла блаженная предпраздничная тишина. Драко, правильно истолковав взгляд отца и предложение родителей невесты, принял возможность некоторое время насладиться покоем, хотя иногда ему и казалось, что он предавал родителей, бросал их наедине с неприятностями (в доме по-прежнему находилась ставка Повелителя), слизеринцы так не делают. Но потом груз ответственности давил на него, хотелось забыться и снова стать беззаботным ребенком, пусть даже таким заносчивым гаденышем, каким был он в детстве. Малфой хмыкнул. Кому что. Дафна, тем временем, подскочила к зеркалу и простонала, поняв, что странный комок вермишели на голове мало напоминает желаемую прическу. - Вот так прелесть, - протянула она и вдруг звонко расхохоталась. - Мама с папой будут в ужасе! - однако не походило, чтобы она была этим хоть как-то расстроена. - Как уж вышло, - проворчал Драко, разминая ноги. - Сама попросила. - Пошли, не то пришлют Никки, а ты знаешь, какая она лопоухая зануда, - Гринграсс схватила Драко за руку и потянула к двери. Иногда ему казалось, что между ними не год разницы, а все семь. А ведь они учились на одном факультете и, фактически, жили одной жизнью Почему на Дафне этот серый пепел неприятностей не оседал? Какой добрый ветерок сдувал с ее рыжих локонов эти воспоминания? И все же это было потрясающе заразно. С потолков в коридоре сыпался искрящийся снег и исчезал, не долетая до пола; звенели колокольчики над каждой дверью, в гостиной под разлапистой елью, упоительно пахнущей хвоей, ждали своего часа подарки. Вчера они с Дафни почти всю ночь гадали, что им подарят в этом году и догадается ли мистер Гринграсс, что на шоколадном прянике, который они пекли для него, сглаз мяуканья. И если не догадывается, то как быстро они успеют сбежать, прежде чем в наказание их наградят зелеными ушами или проклятьем пятиминутного кваканья. Увидев «шедевр» на голове дочери, Патрик Гринграсс прижал руку к гладко выбритому подбородку, чтобы не дать хохоту вырваться наружу, а Патрисия, мать Дафны, весьма красноречиво подняла бровь, но никто так ничего и не сказал. Со второго взгляда за дальним концом стола обнаружилась как всегда всем недовольная Астория, при виде парочки еще больше насупившаяся. Ее херувимно пухлые щеки очаровательно покраснели, искусно прикрытые круто завитыми белыми локонами. Весь ужин она неодобрительно следила за хихикающими над чем-то Драко и сестрой, машинально таща в рот конфеты. - Тори! - мама быстренько положила ладонь ей на запястье, прерывая кражу неизвестной по счету конфеты из почти опустевшей вазочки. - Тебе хватит. Драко, заметивший жест, обаятельно (и так по-взрослому!) улыбнулся Патрисии: - Да ладно вам, миссис Гринграсс, Рождество же. К тому же, они у вас обе очаровательные, уверен, у Тори не будет отбоя от женихов. Астория вспыхнула, моргая накрашенными ради такого случая ресницами (готовилась к приезду Драко она, в отличие от Дафны, три дня). Патрисия вновь приподняла брови: - Если бы к ангельской внешности прилагался ангельский характер, отбоя бы не было уже… - они переглянулись с Патриком и сдержанно фыркнули, оба прекрасно зная взрывной характер младшей, умноженный ревностью. «Никогда бы не подумала, что малышка Астория уже в четырнадцать станет такой ревнивой», - пожаловалась как-то миссис Гринграсс мужу. «Малфои - те еще разбиватели сердец, Триш, - вздохнул в ответ Патрик. - Вспомни Люциуса. Зато уж сами известные однолюбы. Жаль, что нельзя отменить помолвку в пользу Тори, но ведь и ей придется понять, что не все бывает так, как мы хотим - в конце концов, вопрос ее брака решал сам Повелитель». Вскоре они перевели тему на школу, чтоб совсем не довести до слез беззлобным хихиканьем и без того недовольную Асторию. Когда Драко провожал Дафну в ее спальню (хотя все и так знали, что он придет к ней, чтобы болтать, и уснут оба только под утро), над их головами вдруг выросла волшебная омела, вокруг закружились фейки. - Ой, - Гринграсс покраснела и замахала палочкой, - дурацкие папины фокусы. Я точно знаю, он любит такие штуки, говорит, под такой они с мамой нашли друг друга… - Не получится, - Малфой с притворной грустью вздохнул. - Придется. - Ты же не против? - она нервно потеребила край платья. Что каждый раз заставляло ее смущаться рядом с ним? Почему не получалось так естественно, как у других? Ведь они многое делали вместе. - Конечно нет, - он наклонился и целомудренно поцеловал ее в губы; фейки издали торжествующий звон, и омела втянулась в потолок, чтобы расцвести в другом месте. - Через час, когда все уснут. - на прощание шепнула ему Дафна. Драко кивнул и ушел умываться и переодеваться в пижаму. Дафна была чудесна, он обожал ее детские порывы, ее душевную невинность, ее незлобивость… И все же это была скорее любовь к младшей сестре. Но он хотел на ней жениться. Возможно, среди их детей будут рыжие… Да, неоспоримый минус, но, по крайней мере, это будут воспитанные рыжие дети. И Малфои на сто процентов. Глядя на себя в зеркало, Драко вдруг вспомнил совсем другой эпизод, совсем другой взгляд - темный, жестокий, жадный, - и прикрыл глаза. Не нужно вспоминать о Поттере здесь, когда все так хорошо. Даже если почему-то хочется. *** Он уже почти уснул, когда открылась дверь и в комнату прошли легкие женские шаги. Головная боль вернулась с новой силой. Не то чтобы это была Тьма - нет, слава всем существующим богам, она сидела тихо, не то подавленная всеобщей родственной любовью, царившей в Норе, не то еще почему. Это была банальная головная боль от нервотрепки и волнений: Гарри почти ежедневно отлучался в Дом Блэков, якобы чтобы найти новые заклинание для АД в библиотеке. Причина нравилась не всем, - миссис Уизли упорно бормотала, что им не придется, только через ее труп, не понимая, что так оно и может оказаться в итоге, - но отпускать отпускали. Особенно если Дамблдор одобрял, а он одобрял, практически выдав Гарри разрешение на все. На самом деле Гарри искал, как именно Малфой может сигналить ему о рейдах - в библиотеке нашлась старая заколдованная монетка, что использовались на четвертом курсе во время партизанской войны с Амбридж. Но больше он ломал голову над тем, как Метка, в которой нет магии, может быть угрозой. Перерыл не менее восьми толстенных трактатов; в некоторых светлыми были только страницы, но никак не заклинания, однако так ничего и не нашел. Даже вызвал слезу умиления у Кричера, заявившего, что «хозяин Гарри так напоминает мастера Регулуса, так же много читает». Поразительное отсутствие информации наталкивало на неожиданные мысли... Хотя снова проникнуть в сознание Волдеморта за подтверждением им Гарри так и не решился. Возможно, после последнего раза вернуться в родную голову он может не один. Это пугало. Радовало только то, что по возвращении в Нору его откармливали, обласкивали, втягивали в шумную деятельность семейства и даже спать клали в отдельную комнату (Чарли так и не приехал, Перси тоже); даже близнецы оторвались от бесценного бизнеса, чтобы как следует побузить на праздниках. Вчера ночью они, например, запускали обалденный магический фейерверк, от которого все плохие мысли в голове Поттера попросту разбежались. Краем глаза он заметил, как в кои-то веки умиротворенные Рон и Гермиона украдкой целуются, и вздохнул - как хорошо, что они не ссорились, создавая помехи, при определенном градусе пробивающие даже «колпак легилимента», который Гарри принимал, чтоб не свихнуться в любимом муравейнике. Половицы скрипнули справа, на кровать опустилось гибкое тело, и Гарри понял, что притвориться спящим не удастся. Тем более, что теплая рука с длинными пальцами, неуклюже царапнув по животу, принялась хозяйничать. - Ты не спишь, я знаю, - жарко дохнула Джинни на ухо. Ему ничего не оставалось, кроме как повернуться. Рядом с ней трудно было себя контролировать, но - к счастью или нет, - с каждым днем становилось все легче. Может, он привыкал, а может просто… Нет, это было бы подло. - Почти уснул, - попенял он ей. - Слушай, я ужасно устал, правда. У меня уже голова пухнет от всех этих сведений… - Так не мотайся туда каждый день, - фыркнула она, взбираясь на него. - Сейчас каникулы. - Мы же вчера… - начал он, но она не дала закончить, сверкнув в темноте глазами. - А я хочу и сегодня. Брось, тебе не тридцать лет, я же прекрасно чувствую… - Это другое, - он вздохнул; проще было дать, чем отвязаться, и так он теперь поступал все чаще, к своему стыду. - Ты красавица, ты потрясающая, я просто устал и не хочу… Она вдруг нехорошо замерла. Тишина показалась Гарри опасной. - Ты меня любишь? - спросила она. Черт. Не объяснять же, что сейчас у него внутри такая дрянь, которая почти ничего чувствовать не позволяет. - Конечно. - Когда он научился так легко врать? Малфой будет в восторге. - Но это же не значит, что… Я просто ничего не хочу, понимаешь? Такое бывает. Ответ, видимо, был тем тайным кодом, который сделал Джинни менее упрямой. Копна мягких волос проехалась по его лицу, и девушка улеглась рядом, закинув ногу ему на бедро. - Хорошо, Гарри, как скажешь. Пронесло. Не то чтобы секс с ней был неприятным, совсем наоборот. Просто… Гарри не чувствовал любви. Он, если быть честным, ничего глубокого не чувствовал, чертов Малфой был кругом прав. Не в его правилах было так поступать с Джинни, и все-таки она была так настойчива, так хотела этого, была так красива, что… Да, дерьмовое оправдание. А еще где-то на уровне интуиции маленький червячок подсказывал, что с каждым разом он обязан семье Уизли все больше. Пользоваться их гостеприимством, их защитой, их привязанностью, дружить с ними, спать с Джинни и… отказаться от нее, продолжая лопать пироги и дружить с Роном и близнецами? Он должен, обязан был отказать Джинни и все прекратить как можно мягче, пока не стало поздно. Смотреть в глаза Молли становилось все сложнее. Ему казалось, к ноге его пристегнута цепочка, красивая и тонкая, но прочная. Это тяготило его. Он уставал. *** - Дай газету, пап, - Драко протянул руку из кресла, сделав просящее лицо. - У тебя есть палочка, - невозмутимо сообщил Люциус, прихлебывая утренний кофе. - Ну дай, - в глазах сына зажглись чертенята. - Возьми сам, - Люциус заинтересованно взглянул на него, но вставать принципиально не стал; любимая игра еще с детства любящего бессмысленные капризы Драко. Только вот нечасто он в последнее время впадал в детство. Нарцисса тоже обратила внимание, отставила чай с молоком, и на ее лице мелькнула улыбка. - Ты же меня любишь? - продолжил ухмыляться юноша, чьи длинные ноги свешивались с кресла. Вырос мальчик-то. Нарцисса закусила губу, чтоб не расхохотаться. Старый трюк, активно использовавшийся маленьким Драко, которому было лень учить движения палочкой, нудные заклинания и сосредотачиваться. - Люблю, - согласился Люциус, развеселившись. - Тогда дай. - Колдуй. И так еще две минуты, пока, наконец, сдавшийся первым смеющийся Люциус не запустил в Драко «Пророком», причем прежде чем попасть в руки, газета выдала юноше набор дружественных подзатыльников. Старший Малфой величаво кивнул. - Какой довольный, - Нарцисса погладила его по плечу, не удержавшись; она любила, когда Люциус делал каменную рожу, пряча под ней веселье. - Выполнил план по отцовскому воспитанию на сегодня, - сообщил он довольно. Им было лучше - всем троим. Легче дышалось. Три дня назад поместье Малфоев наконец-то освободили от ставки - временно, на праздники, но все же освободили. Проследив путь последнего «гостя» за антиаппарационный барьер, Люциус позволил себе грязно выругаться и, упав на диван безо всякого внутреннего достоинства, затребовать себе виски. Он собирался спать до обеда. Нарцисса понимающим взглядом смерила мужа, но проявила больше сдержанности: опустилась рядом, освободила длинные волосы Люциуса от ленты и принялась перебирать пряди. - Потускнели, - вздохнула она едва слышно. - Ты весь потускнел. И похудел. - Можно подумать, ты у нас выглядишь пухленькой и здоровой, - устало улыбнулся тот. - Чуть больше аристократической бледности и худобы нашей репутации уже не повредят. - Нечему вредить, - тихо отозвалась Нарцисса и, вдруг коротко всхлипнув, не удержалась и уткнулась мужу в шею, бесшумно расплакавшись. - Я устала, родной мой, я каждый день боюсь, что расплачусь прямо перед ним… Прости, я не хотела, я ужасная хозяйка, - она спешно вытерла слезы, отстраняясь, но Люциус только крепче прижал ее к себе. - Мы что-нибудь придумаем, дорогая моя. Всегда придумывали. Драко, случайно увидевший эту сцену, почувствовал, как совесть вцепляется в его сердце острыми когтями. Пока он там развлекался и впадал в детство с Дафной, его родители здесь… Собственно, потому он и устроил миниатюрный спектакль с впадением в детство - просто чтоб напомнить, что есть еще капелька радости где-то внутри. Кажется, у него получилось. «Пророк» порадовал отсутствием плохих новостей - хотя скорее всего, их просто не внесли в тираж, чтобы дать волшебникам спокойно отпраздновать Рождество. Некстати вспомнился Поттер; вот уж точно кладезь плохих новостей. Как он там? Чем занят? Делает ли дело или тоже, как Драко, пытается вернуться в детство, в иллюзию безопасности? И почему сам Драко о нем думает? Хотя здесь-то нет ничего удивительного. Иногда Поттера хотелось просто убить. Малфой-младший уже век не дрался как маггл, и вот поглядите-ка, во что он превратился. Он просто не думал рядом с Поттером о культурном выяснении отношений - нет, хотелось ударить, почувствовать, что этому придурку больно, что он очень даже чувствует. Но Поттер нынче - козырь в колоде. Он темная лошадка, хотя все думают, что он белый король, способный лишь на один ход в руке Дамблдора - зато какой! Но теперь он сам начал думать, в полном смысле этого слова, своей головой. Да, его решение - это полный… в общем, полный, но оно настолько неожиданное, особенно от него, что теперь он - джокер в колоде. Неуправляемая взрывчатка, непонятно, когда рванет. Но если вовремя подсунуть его куда надо… Конечно, сам Драко вполне мог оказаться в эпицентре взрыва. Но, видимо, он всегда был немного игроком. Да и, бросив взгляд на родителей, он испытал такой прилив нежности и любви, что поклялся во что бы то ни стало сделать все, чтобы их спасти. Даже ценой своей жизни, черт с логикой. Если понадобится, и ценой жизни Поттера. *** - Посмотри, какой шикарный список! - Гермиона помахала свитком перед носом у Рона, неохотно вынырнувшего из своих дел. Перед ним лежало сразу три журнала по квиддичу (рубрика «Самые популярные тактики ведения матча») и справочник с именами игроков аж с 1905 года. Он упоенно перечерчивал схемы, высунув от усердия язык. Скоро они должны были разделать под орех Слизерин, который уже успел сделать Хаффлпафф (с небольшим отрывом) и Рейвенкло (почти всухую, как всегда на грубой игре). Матч Хаффлпафф - Гриффиндор прошел в последние теплые деньки перед зимой, в ходе него выяснилось, что капитан у них ни хрена в квиддиче не смыслит; что если бы смыслил, его загонщики могли бы сделать игру без снитча, просто посбивав всех к чертям; что везение иногда значит больше умения (снитч все время оказывался за спиной у ловца хафферов, Гарри боялся, что тот обернется, пришлось выдать задание Ричу отвлечь парня); что Рону катастрофически не хватает знания классической тактики, зато хватает его трудолюбивым охотникам-хаффам. Выдернутый из увлекательного и нужного занятия, Рональд недоуменно моргнул в адрес девушки. Гермиона вздохнула. - Это список заклинаний для АД, я собирала его несколько недель, нужно дать Гарри, вдруг мы сможем внести что-то в программу… - светясь энтузиазмом, протараторила она. - Держи! Ты должен ознакомиться! - Я немного занят, тебе не кажется? - Рон указал на разложенные чертежи. - Квиддич? - Грейнджер прищурилась. - До матча почти три недели, ты еще успеешь… - Так я и список успею почитать, - буркнул он и проворчал: - Не одна учеба в мире существует. Плечи Гермионы поникли, но она почти сразу прищурилась. - Квиддич - игра, а у нас война на носу, помнишь? Такие у тебя приоритеты, Рональд Уизли? Пожирателям будешь рассказывать, как на метле правильно сидеть и этот ваш квоффл ловить? Рон насупился и покраснел. - Мы со Слизерином играем! - со значением выдал он. - И что? - не поняла та, не сбавляя издевательского тона. - Мы должны сделать их, повысить боевой дух, разве не ясно? Пускай слизеры знают, что мы как на поле, так и на войне… Гермиона нервно рассмеялась. - Я большего бреда уже давно не слышала. Вам бы с Джинни пропагандой заниматься… - Чем? - Рон, услышав непонятное слово, еще больше разозлился. Сначала отвлекала, потом доказывала, что все, чем он занимается - это ерунда на постном масле, теперь еще и интеллектом снова давит? Девушка бессильно вздохнула и махнула рукой. - Если упрощенно, это когда тебя пытаются всеми возможными способами убедить, что именно то, что тебе предлагают - верно, хорошо, нужно тебе и нужно всему миру, - она взглянула на список так, словно он был ядовитой змеей. - Ладно, может, Гарри это будет интереснее. Она направилась к выходу из комнаты (в отсутствие близнецов в ней царили тишина и покой, Гарри теперь предпочитал спать отдельно), Рон снова уткнулся в тактику, но почти у самой двери вдруг обернулась с замершим и решительным лицом. - После войны… - она на секунду замялась, - что ты будешь делать? Рон озадаченно посмотрел на нее. - Жить дальше, - и замолчал, словно растерявшись, потом добавил: - Только ее еще надо пережить. Гермиона поежилась и собралась уйти, но остановилась, пригвожденная сбивчивыми словами Уизли: - Я раньше ее боялся, войны, - он облизал сухие губы и уставился в окно решительным, суровым взглядом, - а теперь не боюсь. Я прямо чувствую - она нужна, чтобы выжечь все лишнее, чтобы расставить все на свои места, понимаешь? Она медленно покачала головой, но он даже не заметил; в всегда простоватых глазах зажегся знакомый по Джинни огонек. - Сколько их, таких как Малфои всякие, которые нас унижали из-за денег… Нипочему, потому что им больше повезло, потому что родители много наворовали. А когда мы победим, все поменяется, все получат по справедливости! - он замолчал, будто испуганный своими словами, но потом выплюнул, яростно и со злостью: - Когда мы победим, я зайду в их богатенькое поместье в грязных ботинках и посрезаю все портреты их бледномордых предков! Они считают нас отбросами, а после войны мы будем считать отбросами их! Наваждение пропало: Уизли несколько секунд посмотрел в окно взглядом горящим и мечтательным, а потом уткнулся в свою тактику, снова высунув язык для пущего успеха. Снова стал знакомым Роном, добродушным и не слишком далеким, но верным, как, как… Но слова его продолжали звучать эхом в голове Гермионы, причиняя неясную боль. Она аккуратно затворила за собой дверь и замерла, желая поделиться и спросить совета, но не зная, у кого. Не у Молли же. Стало страшно и… противно. И так обидно и грустно! Махнула рыжим хвостом предательская мысль. Почему из всех Уизли это… эту горячечность, эту скрытую жестокость… унаследовал именно Рон? Не Чарли, не Билл, не Перси, даже не близнецы? Только Рон и Джинни? Как будто гены безумных Блэков протянули через поколения руки к ним обоим. Перед глазами Гермионы встало яростное, искаженное фанатизмом и слепой воинственностью лицо Беллатрикс Лейстрейндж. И тут же вспомнилось лицо Джинни, когда она атаковала манекен спаренными заклинаниями и проклятьями. Когда играла в квиддич на поле. Лицо Рона, оказывается, тоже умело преломляться в такое же выражение. Отчаянно захотелось оказаться в чьих-то сильных и добрых руках, хотелось, чтобы рядом был папа или… Или Кормак. *** За два дня до Рождества, улучив момент между украшением дома и уборкой, уставший и довольный результатами обоих процессов, Гарри ввалился в занимаемую им комнату, чтобы написать, наконец, ответное письмо Бену. Рождественские подарки ждали на тумбочке, Поттер напомнил себе отослать их завтра к Греям. Письмо от Китона пришло в самом начале каникул: кажется, инициатива написать принадлежала Оливии, но она попросту не усидела на одном месте столько времени, так что пришлось Бену брать дело в свои руки. Никто не удивился, когда Оливия выпросила у родителей разрешение на рождественского гостя, а ей хватило такта не объяснять, каким таким образом она это сделала. Так что Бен наслаждался семейным уютом дома Грей и невольно влипал в те же авантюры, без которых не могла жить Оливия, но смягчал их последствия, а то и предотвращал вовсе, за то был уважаем и отблагодарен родителями непоседы. «Бери пример», «как хорошо, что кто-то на тебя может повлиять», - это уже резкий летящий почерк Оливии вклинивался в письмо, Гарри так и слышал ее детское передразнивание отца и матери. Вот, например, что писали они вместе: «Вчера Лив утащила кактус миссис Грей и намазала его валерьянкой - она сказала, это привлекает котов. Я считаю, что это очень злая шутка: коты хотят лизнуть, но колются. Я сказал: «Если бы тебе в самый-самый вкусный шоколад на свете насыпали перца, тебе было бы очень больно и обидно». Она мне сказала, что шоколад с перцем бывает и даже деликатес. Какие сумасшедшие такое едят?» Потом тщательно выведенные китоновские предложения с точками в конце сменялись скачущими волнами фраз Лив. «Зато какой опыт поставили! Вот ты представь, больно же есть кактус? Вокруг него штук десять кошек, все мявкают, тычут лапами и носами, а достать не могут! Ой, ору было! Мама меня, конечно, кактус отмыть заставила, а папа еще ругал, но это все равно, потому что опыт удался!» Бен объяснял сбивчивые мысли Оливии: «Не опыт, а мы поспорили. Я сказал, что кошки посмотрят на кактус и уйдут, а Лив - что найдут способ его съесть. Получилась ничья, потому что способ они не нашли, кактус снова живет на подоконнике, даже не покусанный». Потом, видимо, улучив момент, когда Лив куда-то убежала, Бен писал более открыто: «Тут лучше, чем в приюте: кормят вкуснее, везде ковры, на диване подушки и телевизор можно смотреть хоть целый день. Никуда не надо по расписанию ходить, только спать в девять ложиться, но это ничего, можно дальше разговаривать. Но главное, конечно, взрослые. Я еще в Хогвартсе понял, что, оказывается, бывает строгость и правильная, и добрая. В приюте как-то по-другому. Бывает, что по справедливости ругают, но все равно неприятно - то плюются, то нависают, то руками машут, ничего хорошего. А бывает, что по-доброму, но по всяким пустякам: то руки не помыл, то повернулся не туда. Еще таким тоненьким голоском и всякие сюсюканья, вроде и ничего плохого, но лучше б ругали. А в Хогвартсе ни то, ни другое, а как-то посередине». Возвращалась из своего похода Оливия, и два жирных пятна на свитке приоткрывали тайну цели ее похода (видимо, кражи с кухни пирогов или печенья). Ее почерк складывался в описание достижений: «Мы с Беном постоянно что-нибудь делаем, ты не думай! Отрабатываем чары, которые ты сказал, у Бена получается Щит, а у меня пока нет, но я стараюсь. Он меня учит-учит, а получается, что мне надоедает одно и то же. Зато вышел Stupefy, и какой сильный! Мама прибежала, папа всполошился, ругались на нас, а мы что? Сказали чуть ли не хором, что задание домашнее. Так они поворчали и ушли. Отличное оправдание! Всегда прокатывало». Гарри не удержался от смеха, перечитывая, и взялся за перо. Обстоятельно описал, чем они тут занимаются, несколько приврал по поводу интереса к учебе и количеству тренировок; намекнул на то, что в АД не даст обоим спуску, и велел тренировать Aquamenti (нарисовал схемы и описал идею), лучше на улице, но тихо и тайно, чтоб и дело делать, и на горке кататься. Что-то внутри от этих писем загоралось огоньком, но не темным, а теплым, светлым и правильным. Он отчетливо чувствовал, как этот огонек отгоняет лапы Тьмы от его души, даже кошмары стали реже. Он надеялся, что это блаженное состояние продлится подольше. *** Луна Лавгуд была поразительна - и другое слово к ней подобрать крайне сложно. Начать с того, что она никак не выглядела обычной: волосы у нее были молочные, глаза - большие и почти прозрачные, взгляд - отсутствующий, одежда - странная, а речь то наполнялась непонятными животными вроде мозгошмыгов или морщерогих кизляков, то намекала на что-то, известное кроме нее лишь одному присутствующему. Самым поразительным в ней, однако, было вовсе не это, а то, что Луна абсолютно точно угадывала, кому сейчас плохо, и безошибочно находила именно те слова, которые нужны. Может потому и письма она писала странные и поразительные: вот сквозь строки просматривается обычная пятнадцатилетняя девочка, у которой есть папа, любимое занятие и рождественская суета; вот фирменное лавгудовское дает о себе знать поисками нового странного вида животных, которых никто никогда не видел, но «мы с папой ищем их, потому что бывают же откуда-то странные мушки в глазах - это наверняка они»; а вот и оно, то, что отличает Луну от всех еще сильнее. «Не удивляйся, что я иногда говорю что-то странное и пока непонятное (Ужасно дико слышать такое от Луны, которая сама по себе не самая обычная). Это приходит само, я всегда чувствую, что у кого-то что-то не в порядке. Когда я начинаю говорить с этим человеком, я стараюсь ни о чем не думать - и тогда что-то говорится само, а потом оказывается, что это было очень нужно или что это похоже не предсказание будущего. Так было перед тем, как мама умерла, я видела темноту и холод. Мама говорила, что это дар, я стараюсь ей верить. А вот папа считает, что это проделки мозгошмыгов, но я надевала правильные шляпы, так что все-таки он не прав». И снова совершенно нормальные рассказы о подготовке подарков, о друзьях на Рейвенкло, о планах на лето… Только в конце на две строки было приписано: «На твоих руках темнота, она скоро потребует расплаты, и кто-то расплатится в последний раз. Но кто пришел с мечом, тот сам умрет от меча. Помни это. Не знаю, что это значит, но ты наверняка поймешь - так всегда и бывает». Отсылая подарок Лавгуд (самые странные серьги, которые помогала ему искать Джинни), он думал, что Тьма и впрямь давно не давала о себе знать, и глупо было считать, что она куда-то уйдет. При мысли о новой жертве перед глазами встало лицо той, что лишила его последней надежды на семью. В груди глухо зарокотали ненависть и все стирающая ярость. Гарри спешно глотнул воздуха и, забившись в ванную, сунул голову под кран с ледяной водой. Ярость отступила. Он знал, что она вернется и, если понадобится, заставит его желать крови. Гарри Поттер уже не понимал, что заставляет его желать Беллатрикс Лейстрейндж смерти - его собственная жажда мести или Тьма. *** - «Сто заклинаний путешественника»? И куда же это он путешествует? - раздался непередаваемо язвительный голосок от дверей. Дафна вздохнула. И как она забыла закрыться… Впрочем, Астория не так часто чтила ее своим присутствием: пока напомажется, пока примет заносчивый вид, пока придумает, чем уколоть. Откуда в ней эта тяга к якобы аристократизму? С чего она вообще решила, что то, что она делает, - это аристократизм? Дафна бы честно назвала это позерством, но не в ее правилах было отвечать грубостью на грубость; хотя иногда и случались накладки. Сложно было поверить, что этот голос на минус пятьдесят по Цельсию мог быть теплым, веселым, озорным, томным - уж точно не с ней. С Дафной Астория общалась исключительно оскорблениями, сквозь зубы или елейно. Старшая Гринграсс отложила серебристую фольгу, которой намеревалась обернуть книгу - рождественский подарок для Драко. Астория, конечно, ничего не знала о том, куда старшая сестра пропадает с учебы и из дома. Для нее, тщательно оберегаемой родителями от Повелителя (пока позволял возраст), это были какие-то «дела выпускников» или, что еще хуже, «дела с Малфоями». От этих страшных слов Тори становилась невыносимой: в ее головушке прочно обосновалось непонятно откуда взятое заблуждение, что у Малфоев происходят какие-то званые балы, фуршеты и мероприятия, куда ей, в силу возраста и того, что невеста Драко не она, вход воспрещен. - Сейчас может и никуда, - проговорила Дафна, чтоб не придумывать большую ложь, - но после окончания школы наверняка будет. - Все аристократы завершают образование путешествием, - важно кивнула Астория и тут же злорадно добавила: - Но они берут с собой домовых эльфов, и никакие заклинания им и не нужны. Хотя откуда тебе знать? - И что же даришь ему ты? - устало вздохнула Дафна; все та же история: аристократы то, аристократы се, Малфои такие аристократы, ты не такая, как они… Курносый нос сестры вздернулся выше небес: - Я уже послала ему «Историю магических семейств Англии». В лучшем переплете, который нашла. Старшая снова вздохнула и покачала рыжей головой. - Если бы ты спросила меня, я бы тебе рассказала, что в их библиотеке есть такая; по-моему, даже раритетная. Личико Астории порозовело от гнева и стыда, она бессильно фыркнула и хлопнула дверью. Всего год разницы, а как сложно общаться! Дафна продолжила заворачивать книгу, обдумывая, почему, например, они не дарят друг другу просто сладости или «Сто магических проделок», или, на худой конец, «Сказки Барда Биддля». Почему не всю эту веселую чепуху, которую читают на ночь или с помощью которой пакостят те же гриффиндорцы? Да потому что нет у них больше времени это читать. Потому что приходится учиться выживать в экстренных ситуациях. Потому что они ничего не могут с этим сделать. Это сестра уверена, что они заняты аристократическими делами с загадочным Темным Лордом, а Темный Лорд - это просто великий волшебник и большой меценат, влиятельная личность магического мира. «Тот-Кого-Нельзя-Называть» из газет - вовсе не он, если, конечно, Тори вообще читает газеты, а не только справочники по косметическим заклинаниям и не журналы для ведьмочек. Еще Астория почему-то уверена, что пару Драко должна была составить именно она: якобы, она больше подходит аристократам Малфоям, а еще она блондинка, а значит, их фамильная черта будет сохранена. Иногда Дафна почти завидовала сестре - ее неведению, ее увлеченностью мелочными проблемами. Но хватит об этом. Завтра Рождество, и все проблемы нужно забыть, потому что на улице выпал снег, потому что они пойдут в магазин Чудес Дроссельмайера, где купят все, что захочется, и обязательно прокатятся на санях, посетят мессу, съедят рождественскую индейку и будут радоваться. Кто знает, сколько еще радости им осталось. *** В Кэнери Уорфе каждое дерево сверкало так, будто тысячи светляков устроились на нем на веки вечные. Идея провести рождественское утро на катке (на маггловском катке!) принадлежала Драко и была воспринята с молчаливым любопытством. - В последний раз мы были здесь… когда, дорогой? - Нарцисса, легко стоящая на коньках, румяная от морозца, в своем сером пальто смотрелась девчонкой, вновь вставшей на лед: первые две минуты она только и делала, что вертелась и так, и эдак, будто всю жизнь занималась фигурным катанием. - Ох, - Люциус, которому наклоняться было уже не так легко, несмотря на худощавость, поднял голову от зашнурованного конька и задумался. - Когда Драко устроил скандал, мол, ему с нами скучно, и он проведет рождественскую неделю у Крэббов. Сколько тебе тогда было? Драко смутился, но многозначительно хмыкнул: теперь-то он прекрасно видел, каким капризным гаденышем тогда был. - По-моему, двенадцать. На самом деле мы собирались, чтобы запланировать травлю Поттера и его дружков, - признался он. - Ого! - Нарцисса фыркнула и переглянулась с закатившим глаза мужем. - Мы-то думали, это спонтанные идеи. Дорогой, тебе помочь? - Не надо, - Люциус шумно вздохнул и тяжело поднялся на ноги; ноги, впрочем, тут же предательски начали подрагивать, пришлось Драко и Нарциссе его ловить под руки. Все трое даже не замечали магглов вокруг или искусно делали вид. Никому не хотелось думать о плохом в Рождество, да и Повелитель закрывает глаза на некоторые вещи. Драко понимал, почему: чтобы держать семьи в повиновении, сплоченными и неделимыми, нужно не только связывать детей браками, но и давать проводить вместе как можно больше времени, чтобы цепляться друг за друга еще сильнее. В чистокровном мире это важно. Как говорится, кровь - не водица. Драко спешно прервал поток мыслей, чтобы не портить такое прекрасное рождественское утро. В эти часы с родителями он был абсолютно и непередаваемо счастлив. Многие в те краткие часы были счастливы. Например, Оливия Грей и Бен Китон, которых привели в зимнюю «Страну Чудес» Гайд-парка, чтобы увидеть фестивали, выпить горячего какао, побродить по волшебным лабиринтам из льда и, конечно, покататься на каруселях. Сидя на качающей кабинке огромного колеса, они разглядывали Лондон внизу. - Почти на самом верху, - выдохнула Оливия. - А давай закричим! - Зачем? - опасливо поинтересовался Китон. - Поздравим всех с Рождеством, конечно, - шапка Оливии сползла на спину, и рыжие кудри растрепались. - Давай, - обреченно вздохнул Бен. - С Рождеством, Лондон! - завопила та так внезапно, что мальчик едва не подпрыгнул. - Мы тебя любим! Теперь ты. - Не могу, - Китон насупился и покачал головой. - Это глупо. - Это здорово, - она взяла его за руку и пожала ее. - Тогда давай вместе! Эй, Лондон! - С Рождеством! - завопил Бен, зажмурившись. Из нижних кабинок им кто-то отозвался, весело махали руками другие дети. У семейства Лавгуд вместо елки в гостиной стояла пышнохвостка хамелеоновая в бумажных фонариках, и Луна пила в кресле травяной чай, читая книгу, когда раздался стук в дверь. За ней стоял Невилл в нелепой шапке с помпоном и с подарком в руках; Луна улыбнулась и молча пошла наливать чай во вторую кружку. Невилл оставил подарок на столе и прислушался к мерному бормотанию отца Луны наверху - кажется, тому не нужны были пояснения, кто этот гость и что ему надо. Луна все так же молча отдала ему кружку и развернула свой подарок, засияв. Этим двоим, казалось, вообще не нужны были никакие слова. Гермиона рождественское утро провела дома, в последний момент сбежав от Уизли еще накануне. Она и так слишком мало видела своих родителей, к тому же, не хотела видеть Рона после того разговора. Ей о многом надо было подумать, и родная постель, мягкие игрушки и знакомые книги на полке очень этому способствовали. Вчера она весь вечер колдовала веселые и красивые иллюзии для родителей, чтобы не отвечать на их точные и тревожные вопросы. Ее никто ни о чем и не спросил. Только утром в комнату бесшумно зашел папа с чашкой горячего шоколада, уселся на краешек кровати, поправил очки и попросил: - Мы с мамой понимаем, что у вас есть секреты, но ведь… - он на секунду замолчал. - Но ведь тебя вовсе не волшебные беды гложут, правда? Гермиона намеревалась улыбнуться как можно беззаботнее и рассказать про отличные оценки; поняла, что не сможет достоверно изобразить веселье, подумала о том, чтобы ограничиться усталостью, но папа вдруг отставил шоколад, пододвинулся и крепко стиснул ее в объятьях. Гермиона разрыдалась, и слова полились из нее водой. И ей тоже было в этот момент хорошо, прекрасно и легко. А во дворе Норы семейство Уизли и Гарри заканчивали горку. - Готово! Гарри, давай вместе! - крикнул Рон, заканчивая ровнять скат. - На счет три. Раз, два… Aquamenti и Glacio прозвучали почти одновременно, идеальный скат горки засверкал свежим слоем льда, и Джинни, заскочив наверх, с хохотом скатилась с нее прямо стоя, сбила с ног не успевшего отойти Гарри, и оба долго валялись в снегу. Мистер и миссис Уизли, только что вышедшие из дома, тоже решили прокатиться, охая, ахая и смеясь. - Давай, братец Дред, покажем им, как надо, - завопил Фред, таща за собой Джорджа и включаясь в игру. - Эгей, братец Фордж, что они знают о заклинании ускорения? С заклинанием ускорения вышла накладка: длины горки не хватило, и оба великовозрастных рыжих ребенка улетели прямиком на замерзшие грядки, на которых когда-то росла репа. Правда, быстро реабилитировались, парными водно-заморозочными заклятьями протянув скат до тех самых грядок. - Пойдем! - позвал Билл, потянув Флер за руку. - Я не готова к таким… 'азвлечениям, - заявила та и завизжала, барахтаясь на руках у мужа. Уехала, в итоге, дальше всех, хоть и вперед головой. Впрочем, отряхнувшись, она даже не обиделась, а коварно запустила в Билла снежком, после чего в развлечение включились все. Рождество присыпало беды и горести сверкающим снегом, позволяя видеть лишь праздничный блеск и ажурные бока снежинок. Но на третий день после Рождества потеплело, и снег растаял. *** Коттедж Паркинсон на самом деле назывался Паркинсон-холлом; это было большое каменное строение в стиле, копирующем Средневековые стандарты. На самом деле дом перестраивали совсем недавно - лет двадцать назад; со всех сторон его окружали отапливаемые теплицы и оранжереи. Семейство Паркинсон владело сетью аптек и зельеварен (в магическом мире это практически одно и то же), часть ингредиентов выращивалась прямо здесь, чтобы сэкономить на поставках. Мистер Протеус Паркинсон (сокращенно Тео) занимался непосредственно аптеками, а миссис Алиссандра Паркинсон - теплицами и оранжереями. На самом деле, конечно, не она сама - у Паркинсонов был самый большой штат домовых эльфов, три семьи, две из которых работали с растениями. По сравнению с Малфой мэнором прилежащих территорий у Паркинсонов почти не было, антиаппарационный барьер захватывал всего ничего; но Драко, конечно, об этом не думал. Его путешествие было значительно короче - поместья были связаны частной каминной сетью. Снег растаял, и все проблемы снова показались из-под праздничной обертки. Драко думал рассказать все Панси - в конце концов, ему было просто не с кем больше разговаривать о таком. Старая подруга, бывшая девушка, Панси знала и понимала его как никто. Ему требовалась ее поддержка - молчаливая, серьезная, разумная. Слишком много секретов, слишком большой груз. Поначалу он думал послать сову, но отбросил эту мысль - в Паркинсон-холле он был желанным гостем для любого из членов семьи, включая семилетнего малыша Париса - брата Панси. Да и такие вещи лучше рассказывать напрямую. У всех семей свои традиции: Малфои предпочитают оставаться блондинами, Блэки предпочитали жениться на членах своего клана, у Паркинсонов все носили греческие имена, хотя следов греческой крови уже не найти. Где там они затерялись, в каком веке и поколении… Вышагнув из камина и даже не отряхнув мантию, Драко огляделся, готовясь поприветствовать семейство подруги, но никого не обнаружил. - Эй! - позвал он и перед ним тут же с хлопком появился домовик, похожий на всех прочих их породы: лопоухий, большеглазый, в полотенце с гербом семьи. - Мистер Малфой желает видеть хозяев? - осведомился он и тут же помотал головой. - Хозяин и хозяйка вместе с молодым мастером Парисом уехали развлекаться в Лондон. - А Панси? - нетерпеливо спросил Драко, расхаживая по гостиной, все еще полный решимости поделиться всем, что случилось за это время. - Мистрис Персефона в своей комнате и никого туда не пускает, - сообщил эльф; Малфой отмахнулся. - Мне можно, - и быстро прошел к лестнице. Эльф мгновенно возник на верхней ступеньке. - Никого не велено пускать, - упрямо потряс ушами он. - Панси давала мне допуски, - Драко нахмурился, вспоминая специальную формулировку, обозначающие пределы допустимого для гостя, которую дала ему подруга когда-то. - Ты не можешь меня не пропустить. «В этом доме тебя ждут как члена семьи», тебе это о чем-то говорит? Эльф грустно поник ушами и покосился на дверь хозяйкиной спальни в конце коридора второго этажа. Долг перед всей семьей требовал пропустить гостя, долг перед молодой хозяйкой - не пускать. Тот, что перед всей семьей, был важнее, но… Не дожидаясь решения домовика, Драко оттолкнул его с дороги и прошел в коридор; однако не успел он дойти до двери, как та распахнулась и навстречу ему вышла сама Панси… В коротком шелковом халате, из-под которого выглядывала кружевная сорочка. Драко замер, с трудом поднимая глаза от голых ног к лицу подруги. - Что происходит? - насторожился он. - Тебя не учили, что вламываться нехорошо? - окрысилась Паркинсон так откровенно, что внутри Малфоя закопошился червячок сомнений; что-то точно происходило. И было оно там - за дверью комнаты Панси. - Ты дала мне все допуски сама, - ответил он, делая шаг вперед; Панси не отошла. - И уже жалею об этом, потому что такта в тебе - ноль. - Дай пройти, - Драко замер в шаге, косясь на дверь, за которой происходило какое-то шевеление, и достал палочку. - Нет, - отрезала та. - Атакуешь заклинанием? - ее темная бровь насмешливо изогнулась. - Проще, - огрызнулся Малфой и, бесцеремонно оттолкнув ее, походкой уверенного в своем праве человека вошел в комнату, держа палочку перед собой. Дерьмо. Возле разворошенной постели стоял парень лет двадцати - русые волосы, большие голубые глаза. Успел натянуть только штаны. Драко облегченно выдохнул и опустился на мягкий пуф, махнув парню, чтоб расслабился. - Вот дерьмо, извини, я думал, тут что-то страшнее, - сказал он вошедшей и сложившей руки на груди Панси. - Он - тоже? Как ты? - спросил «гость», с откровенной неприязнью косясь на палочку, которую Драко все еще держал в руках, забыв убрать. - Да, - Паркинсон опустила глаза. - Мой сокурсник по школе, про которую я тебе рассказывала. Малфой наоборот, поднял на них прищуренные глаза, снова напрягаясь - что-то ему во всем этом не нравилось. Судя по жесткому лицу Панси, она не собиралась ничего скрывать. - Он был среди тех… когда вы…? - глаза юноши загорелись, кулаки сжались, и Малфой задержал палочку в руках, перетекая в боевую стойку; Панси кивнула, не поднимая глаз - Кто он? - требовательно спросил он у Паркинсон. - Откуда? - Энтони Дейн, - сквозь зубы процедил тот. - Как это вы называете? Такое мерзкое слово? Он помолчал, на скулах заиграли желваки, в глазах - ненависть. - Маггл, - закончил, будто опуская лезвие гильотины. Драко снова упал на пуф, с недоумением, переходящим в ужас, переводя глаза с Панси на маггла, Энтони Дейна. Маггл. Мерлиновы потроха, маггл в постели Панси Паркинсон. Невозможно! Малфой, конечно, считал себя прогрессивным - в конце концов, ему нравился мир магглов, он искал в нем что-то противоположное их миру, находил в нем свою магию, думал о побеге в него, купался в свободе и незаметности, но… Но ему бы и в голову не пришло лечь в одну постель с магглой! Это же… это… Он встретился с темными глазами Панси, в которых полыхала решимость пополам с гневом. - Вот так это и случается, Драко, - бросила она тяжеловесно. - Как ты дошла до… - Малфой махнул рукой в сторону этого… этого… - Паркинсон улыбнулась так, как умела она одна: многообещающе и жестоко одновременно. Весь ее вид - эта кружевная сорочка, струящийся шелк, распущенные отросшие до плеч волосы, - не вязался с выражением ее лица. Такое лицо бывает у обреченного, но не раскаявшегося человека, который плюет в лицо обвинителям. Драко прикрыл глаза рукой. Морганова отрава, да как можно было успеть разглядеть, наверняка она его еще и вытащила оттуда; а успела ли семью или… Он спешно задавил в себе эти сочувствующие мысли и взглянул на Панси снова. Ее взгляд замер на присутствующем маггле, и Малфой с отвращением и удивлением увидел в этом взгляде знакомую по отцу и матери спокойную любящую нежность. Была ли ответная, он и смотреть не стал. Ситуация была откровенно дерьмовой для всех участников. В тишине прозвучал звенящий голос Паркинсон: - Я знаю тебя очень давно, - она прищурилась, - и клянусь тебе, Драко, когда ты полюбишь кого-то по-настоящему, это будет самый неподходящий человек на свете. Но ты будешь любить его - так, как никого другого, пойдешь против всех и против себя, пройдешь через унижение и холод. Потому что мы с тобой похожи, и у тебя не будет по-другому. - Панси на секунду замолчала и, словно отмерив последний удар, закончила: - Ты узнаешь, что это такое - любить не того, кого положено. Малфой замер, оправляясь от почему-то ударивших слов, встряхнулся и огрызнулся: - Пророчества ситуацию не меняют. Где ты его… - он брезгливо покосился на маггла, - взяла? Маггл негодующе открыл рот, чтобы ответить, но Панси покачала головой и сделала шаг, взяв его за руку. - Он был в одном из тех домов, которые мы сожгли по приказу Лорда, - выплюнула она титул, словно ругательство. - Хочешь наступить своим мнением на мою личную жизнь? Не выйдет. Я плевала на все это, когда пустила его в свой дом, когда заставила эльфов поклясться молчать, когда решила отказаться от всего этого дерьма во имя того, чтобы найти свою дорогу. Ты ведь тоже был у Дамблдора, Драко, не мог не быть, разве тебе он не сказал? Мы сами выбираем свой путь. - И ты выбрала, - пробормотал Малфой и покачал головой в бессилии. - Как ты собираешься скрывать это от Повелителя? - Окклюменция. Тони, не мог бы ты пока выпить кофе или поесть? - мягко, непривычно женственно попросила она и потянулась поцеловать Дейна; тот был выше нее почти на голову. Маггл неохотно кивнул, чмокнул ее, покосившись на залетного блондинчика, захватил футболку и, бросив последний ненавидящий взгляд на Малфоя, вышел. Драко надеялся на то, что когда ЭТОТ уйдет, Панси станет похожей на знакомую ему, но ошибся. Перед ним возникла разъяренная фурия. - Ты дерьмо, Малфой, как ты мог считать, что имеешь право лезть ко мне в жизнь?! - прошипела она, и Драко растерялся. - Я же сказал, доступ… - Это формальность для эльфов, а не позволение заходить ко мне в спальню! Ты мог бы хоть задуматься! Тот мгновенно подскочил с пуфа и вызверился. - Я пришел к тебе, чтобы поделиться тем, что не знает никто, довериться тебе! Но теперь вижу, что доверием тут и не пахнет! Счастья и удачи в маггловском мире. Кстати, когда ты туда собираешься - прямо сейчас или когда Повелитель подчинит себе их мир и сделает их рабами? Не дождавшись ответа, он вылетел в коридор, а затем и в гостиную, мимо сидящего на диване Дейна. В последнюю секунду, сжав в кулаке горсть пороха, обернулся и бросил: - Ты даже не сможешь ее защитить, даже не осознаешь, куда лезешь! К черту вас всех, - и, не глядя на собиравшегося что-то ответить маггла, бросив порох, шагнул в камин, чтобы оказаться в родном поместье. Он никак не мог понять, что чувствует и что должен чувствовать, от этого злясь еще больше. Она еще и в тайне от всех его держала! Паршивого маггла! Он боялся, что мать и отец заметят его раздерганное состояние, и постарался принять вид как можно более легкий. Но этого не потребовалось. Отец сидел за столом, прикрыв глаза, мать крепко держала его за руку, бледная, с потерянным взглядом. Перед ними на столе валялся «Пророк». - Что случилось? - спросил Драко замершим голосом. Отец оторвал руку от лица и молча протянул ему газету. На первой полосе красовалась тревожная надпись: «Армии Того-Кого-Нельзя-Называть сдалось Министерство Магии Франции».