Оплачено сполна

Ах, эти бури! Они нужны, верно, для того, чтобы после них всходило солнце. Туве Янсон «Мемуары Муми-папы»

Весна пришла в Британию в последних числах февраля, принеся с собой теплый ветер и легкость в ногах. Как ни пытался Драко, а сидеть дома не мог. Он бы с удовольствием уехал вместе с не-слизеринцами восстанавливать Хогвартс, но слизеринцы теперь все были под подозрением, даже несмотря на свою очевидную непричастность к битве и смягчающие обстоятельства. Слишком большой бардак творился в Министерстве, чтобы можно было попытаться оправдаться. В этот гудящий улей лучше было вовсе не лезть еще пару лет. Драко знал по Пророку, что выборы Министра искусственно задерживаются, многие послетали со своих постов, а реальной властью обладает только немногочисленный Аврорат, диктующий свои правила. Кто там теперь главный, сказать сложно, слишком многие погибли, вся информация устарела, а новая поступала в таком виде, что ничего не становилось понятно. То историческое оправдательное письмо Поттера у Драко почти сразу отобрали и затаскали по авроратским инстанциям. Все еще искали там намек на Imperius или может что еще. Драко и Люциуса до выяснения отправили под домашний арест и пока оставили в покое. Прочим было хуже. Крэбб писал, к ним в дом наведываются каждую неделю с обыском, Гойл жаловался на штрафы, из-за которых отцу пришлось продать бизнес, отца Тимоти, по слухам, уже заключили в камеры Аврората, старшему Нотту пришлось покинуть пост в Министерстве… Панси за все время прислала две коротких записки. В первой содержался гнев на то, что в поместье все разнесли, аптеки прикрыли под каким-то благовидным предлогом, мамины теплицы проверили на все возможные запрещенные растения и готовят процесс о найденных ядовитых («Любой книззл знает, что они тоже входят в состав лекарственных зелий!»), а во второй - неясный намек на то, что мама отправила ее куда-то, где никто не найдет. Между строк Панси была не так расстроена, как могла бы. Она у своего Энтони Дейна, - догадался он и немного успокоился. Март Драко встретил, шатаясь по тающему снегу земель Малфой-мэнора. Отец заперся в своей комнате, не желал видеть бумаги, не желал слышать о пожертвованиях на восстановление школы и вообще делах семьи… Эльфы докладывали, что хозяин ест, и то хорошо. Все, чего добился от него Драко за эти недели, это фраза: «Сынок, ты уже взрослый, делай что считаешь нужным». Папу было легко понять, но Драко, не меньше уставший от ответственности, приуныл. Ему ничего не оставалось, кроме как заняться этим самому. Зайдя в кабинет отца, он открыл шкаф с папками и кипами бумаг, вдохнул пыль… и сбежал в конюшни. Потребуется еще немало времени, прежде чем он найдет в себе силы взяться за дела. Пока их никто не трогал, и это было хорошо. Драко постарался избегать замкнутых помещений, навевавших на мысли о будущем. Так что его нынешний день начинался и заканчивался в конюшнях. Раньше лошадей было много, теперь почти не осталось. Эльфы заботились о них исправно, но без хозяйского внимания животные быстро хирели и заболевали. Отцовский черный жеребец Вихрь притопнул ногой и приветственно покрасовался перед Драко, желтый глаз светился норовом и надменностью. Когда-то Драко мечтал кататься на Вихре по владениям Малфоев и думать о величии семьи. Как давно это было… Теперь он не хотел садиться на место отца, ни дома, ни на спине жеребца, ни где-либо еще. Это было бы может и правильно, но как-то мерзко. Заржала и приласкалась Грейси. Драко подарил его отец на восьмилетие. С Грейси прошли веселые годы гонок и валяния в траве. Драко погладил ее морду и теплые губы, но сесть так и не смог. Грейси была игривой, веселой, на ней хорошо было мчаться против ветра… но не сейчас. В основном Драко гулял везде с Серым, жеребцом матери. Вообще-то леди полагалась кобыла, но Серый сам выбрал Нарциссу и больше никого к себе не подпускал. У него был на редкость мягкий и покладистый характер и деликатный нрав. Иной раз он ревновал маму к папе, подчеркнуто вставая между ней и Люциусом. Драко жеребец неожиданно принял. Они с Серым медленно проезжали по подтаявшим полям, впитывали живые запахи леса, грелись на солнце и черпали друг у друга тепло. Однажды Драко даже набрался мужества и рассказал ему о смерти матери, не уверенный, что Серый его поймет, а потом долго плакал, уткнувшись в теплый конский бок. Это уже пошло в привычку, все время говорить с ним, больше было не с кем. Рассказывал больше о маме, о том, как скучает по ней… иногда и о Поттере. О том, какой он несносный, что с ним сталось теперь, жив ли «этот псих» и как без него плохо. Серый понимающе ржал и, казалось, по-своему сочувствовал. Весна учила замерзший мир дышать, и Драко учился вместе с ним. Война кончилась. Жизнь - нет. *** Панси добавила в кастрюлю с жарким приправу, принюхалась, удовлетворенно кивнула и вышла на крыльцо вдохнуть свежего воздуха. Снаружи доносился мужской разговор, смех; Энтони с отцом заканчивали ремонт фасада. Панси смотрела на них, щурясь от весеннего солнца. Почти совсем не похожи, разве что фигурой и упрямым взглядом. Столько возятся, все руками и разными жужжащими приспособлениями… так странно. Она могла бы взять палочку со справочником и сделать всю эту работу одна, но во-первых, нельзя, а во-вторых - не стоит. Поначалу ей казалось, что магглы должны ненавидеть физический труд, ведь из-за него у них так мало времени и столько нужно денег, чтобы все сделать как следует, каждую обветшалую вещь починить или заменить… Но со временем она стала замечать, что ошиблась. Физический труд объединял, помогал наладить общение, и каждая починенная вещь ценилась чуть больше, чем новая, потому что в заклинание здесь могло быть комплексом действий или целым ритуалом. Накрыть на стол означало помочь миссис Дейн принести еду и приборы, а не бездумно махнуть палочкой. И эльфов здесь не было. Готовить Панси научилась легко, это почти как зелья, только ингредиенты соединяются по другому принципу и нет ничего магического типа глаз тритона или крылышек пикси. А вот с уборкой было откровенно не очень, никак не могла себя заставить взять тряпку или швабру. Энтони утешал ее, говоря маме, что она дочь погибшего чиновника, у которого дома никто ничего не делал сам… Может миссис Дейн и впрямь верила этому, а может у нее были свои мысли, но помощи с уборкой она просила редко. Иногда от ее взгляда Панси хотелось схватить палочку и показать, что она на самом деле не такая неженка, но она только стискивала зубы. Присутствие Тони искупало все, его тепло и поддержка помогали ей выдерживать печальные письма матери и брата, гостящего у родственников в Греции. Аптеки закрыты, Аврорат требует все новых санкций против бывших Пожирателей и почти не дает оправданий, на сей раз кто-то внес инициативу отбирать поместья в пользу приютов для сирот-магов, новых лечебниц или исследовательских центров. Пророк сюда не приходил, но мама кое-что пересказывала. Панси еще не знала, что будет дальше: мир магглов вместе с семьей Тони или мир магов, если Тони согласится принять это… Все было слишком сложно. Очень хотелось поделиться опасениями с Драко. Как он там? Что на самом деле случилось там, на холме? Куда пропал Поттер, каким-то чудом сумевший победить Лорда? Иногда хотелось просто схватить палочку, сесть на метлу и отправиться куда угодно от магглов подальше, но Тони так смотрел на нее и… Палочка уже несколько недель безобидно лежала в ящике стола в их комнате. *** Рон поднялся с жирной весенней земли и принялся отряхивать колени, безнадежно пачкая руки. Он мог бы достать палочку, но какой в ней толк, если он снова забыл заклинание. Да и знал ли он его вообще? Теперь и не упомнишь. Ветер попробовал на прочность саженец яблони, только что укрепленный в земле, и тот протянул к Рону свои веточки, словно бы вопрошая: «Почему ты покидаешь меня, когда я еще так мал?» Рон сходил в сарай и вернулся с длинной жердью и куском бечевы. Через пару минут сосредоточенного сопения яблоня была укреплена на новом месте, у холмика, начавшего уже покрываться робким зеленым ореолом первой травы. На памятнике были высечены выхолощенные слова: «Джиневра Молли Уизли, любимая дочь и сестра. Огонь, горящий в наших сердцах». Рон нахмурился. Это были неправильные слова, и все было неправильно, Джинни должна быть здесь, с ним рядом, а не в этой жирной земле. Говорят, на ней была Метка. Это все равно, она так и осталась его любимой младшей сестрой. Она должна была жить, у нее был шанс... Рон даже не сомневался, кто во всем этом виноват. Все вокруг Гарри Поттера были в опасности, но умирали лишь те, кто сильно любил его. Да, он Герой, избавил их от Волдеморта, но Рон знал, чем Поттер платил за победу, что это была за плата. Жизни Гермионы и Джинни, и всех тех, кто пал там, в битве за Хогвартс. В Норе было по-утреннему прохладно, но мама уже хлопотала на кухне так, словно ничего не изменилось. И Фред с Джорджем ведут свой бизнес как ни в чем не бывало, Билл работает, а Флер готовится рожать. Если она родит девочку, мама совсем забудет Джинни, а внучку избалует до ужаса. Все живут так, словно бы ничего не произошло. Рон прошел в комнату, переоделся в чистое и сунул в рюкзак зубную щетку. В коридоре висели колдографии в рамках, и Рон задержался у той, где они смеялись всей семьей - ну и с Поттером, конечно. Едва удержался, чтобы не сплюнуть. Он надеялся, что Гарри Поттер издохнет где-нибудь в дыре, одинокий и всеми покинутый, или его, если он и правда обратился в волка, убьет охотник маггл. - Рон? - он вздрогнул, но дверь так и не закрыл, встретившись с печальным взглядом матери. На секунду ему стало совестно: у ее рта залегли глубокие скорбные морщины, седые волосы почти укрыли рыжину, а глаза выглядели потухшими. Она держалась ради отца, ради оставшихся детей, ей нужна была поддержка... Но он не мог остаться. - Куда ты, сынок? - тихо спросила она, не препятствуя, и от этого было даже хуже; она всегда была такой громкой и деятельной. - В Школу Авроров объявили набор, - как мог ровно ответил он. - У них есть общежитие. Молли слабо улыбнулась, даже не спросив, почему он не хочет заканчивать Хогвартс, скрылась в кухне, а в следующую секунду протягивала ему сверток, пахнущий пирогом. Рон не нашел в себе сил отказаться и с благодарным кивком спрятал его в рюкзак. - Приезжай по выходным, - попросила мама и поправила какие-то детали одежды совсем привычным жестом. Он пожал плечами, опустив глаза, мол, как получится. Уходя за антиаппарационный купол, он спиной чувствовал ее взгляд. По крайней мере, во время службы в Аврорате он сможет поймать как можно больше Пожирателей и наказать их за то, что они сделали. Может, он даже найдет проклятого Поттера и тогда... В начале марта Рональда Биллиуса Уизли приняли на обучение в Школу Авроров. *** Восстановление Хогвартса было, наверное, самой важной и нужной частью того, что они делали. Даже если бы его не разрушили, стоило бы сделать это; по крайней мере, Невилл искренне так считал. Похороны - вот что самое страшное в любой войне. Когда ты уже с трудом понимаешь, что вы победили, так часто мелькают перед тобой лица погибших, многих ты знал хорошо, многих узнать не успел, многих знал преступно мало... Они все, наверное, чокнулись бы, если бы не Хогвартс. Ворочая камни, когда магией, а когда и руками, помогая замешивать специальный раствор, восстанавливая теплицы, вылавливая беглецов-животных и растений, вычищая классы и обучая малышню Wingardium Leviosa, они по капле с потом выдавливали из себя боль и горе, учились смеяться и жить дальше. Слизеринцев не было совсем, кроме младших, незнакомых курсов, и это парадоксально создавало пустоту, нехватку чего-то. Невилл несколько раз говорил об этом с профессором МакГонагалл, но та только вздыхала, помочь им было не в ее власти. Разве что если бы внезапно объявился Гарри Поттер собственной персоной. Да только кто знает, что там по-настоящему случилось и не соврал ли Малфой... Гарри мог погибнуть. Этого никто не произносил вслух, но многие подразумевали. Из Лондона доносились тревожные слухи, и привыкшие быть рядом выжившие члены АД как-то сами по себе стали собираться в Выручай-комнате и предполагать, строить теории... Больше им ничего не оставалось. Работа спасала, в основном они так уставали, что на тревогу о Министерстве и родителях не оставалось сил и времени. Уроки продолжались прямо на свежем воздухе с подручным материалом, Невилл часто ассистировал профессору Спраут, так и не отошедшей до конца от травмы. Оставшись им довольна, она как-то раз проговорилась, мол, из него получится превосходный преемник. Невилл был бы не против. Хогвартс придавал ему уверенности в том, что на каждое неопределенное «завтра» найдется свое дело, новое растение, которое нужно посадить, новый ученик, которому нужно помочь. Все внешние, не школьные дела были чем-то от лукавого, истинная жизнь сосредоточилась здесь. Иногда, выпрямив спину, он оглядывал окружавшие школу холмы, горы и леса, пробуждающиеся к новой жизни, и все чаще болтал за чашкой чая с Хагридом, словно бы всегда дружил с ним. Великану было одиноко без Дамблдора и неразлучной троицы. Часто рядом с ним обнаруживалась Луна, своим странным взглядом следящая за снующими туда-сюда учителями и учениками. Раньше она больше бывала с детьми, любила рассказывать сказки... Все они изменились. Сегодня она сидела на завалинке у теплиц и грелась на солнышке. У самого озера малышня возилась под присмотром кого-то из старших, во дворе Вектор, Синистра и несколько учеников восстанавливали последние арки. МакГонагалл и Флитвик занимались делами школы, и из раскрытого окна директорского кабинета доносились обрывки их несогласий. Хагрид у хижины учил ребят ухаживать за очередными животными. - Что думаешь делать дальше? - спросил он ее прямо, усаживаясь рядом и привычно беря ее руку в свою. - Ждать, - легко отозвалась Луна, по-прежнему изучая снующих вокруг хогвартсцев. - Грядут большие изменения. - Как думаешь, Гарри жив? - он знал, что Луна _знает_, но по привычке избегал подобных формулировок. Она кивнула. - Он поведет вперед, но путь укажет не он, - вздохнула она и устало потерла глаза. - По правде говоря, я ничего не знаю точно. Поэтому просто жду, когда он вернется и что-нибудь скажет. По-моему, мы все занимаемся именно этим. Невиллу вдруг стало обидно. Они восстанавливали школу без него, и они могут дальше жить без него, как бы он хорош ни был, и как бы много ни сделал, они и сами могут... - Не сердись, - она погладила его по торчащим вихрам. - Хогвартс выживет и без него, но мир должен стать другим, понимаешь? Без него мы поднимаемся, но с ним сможем идти, нет, бежать вперед. Она помолчала, созерцая его хмурый кивок. Улыбнулась своей потусторонней улыбкой и легко прикоснулась к упрямо сжатым губам. - Но без тебя в новом мире не будет солнца, - тихо проговорила она, - по крайней мере, для меня. Кажется, ей снова удалось найти нужные слова, потому что Невилл, наконец, улыбнулся и сжал ее руку чуть крепче. Луна положила голову ему на плечо и постаралась перестать думать. Перемены были неблизко, можно немного пожить и для себя. *** Парвати нашла Лаванду там, где и ожидала - в кабинете Прорицаний, протирающей оставшиеся хрустальные шары и сверяющейся со списком инвентаризации. Трелони записей, как выяснилось, почти не вела, но у них сохранились кое-какие конспекты, так что с помощью учебников можно было восстановить программу. - Тебе разрешили преподавать? - Парвати присела за один из столиков, наблюдая за занятой подругой. Лаванда разогнулась, вытерла лоб и покачала головой. - МакГонагалл сказала, я должна закончить седьмой курс, сдать экзамены и пройти специальные курсы в Министерстве. - А пока кто? - А пока Фиренц. Этот кабинет никому не нужен, так что я решила навести тут порядок и сдать Филчу списки. Несколько шаров не хватает, - она хихикнула, вспомнив, как Трелони, Вектор и Синистра превращали их в бомбы. Профессора Прорицаний хотелось помнить такой, как тогда, - лихой цыганкой, отважно выкрикивающей оскорбления врагу. Лаванда сглотнула. - Я ей обязана жизнью. Не допущу, чтобы ее забыли. У нее никого не было, так что... - она дернула головой и спешно вернулась к подсчитыванию пачек карт и мешочков с благовониями, чтобы не разрыдаться. Она понимала, что Парвати тяжелее, чем ей, но все-таки решилась спросить: - Как Падма? Та неопределенно дернула плечом и отвернулась к окну. Слезы тихо скатывались по смуглому лицу, поблескивая на солнце. Лаванда отложила списки и подошла, чтобы в сотый раз обнять подругу. По-другому утешать не получалось, слова у обычно говорливой девушки куда-то разбегались и не находились. - Врачи говорят, ей придется пить Аконитовое зелье или жить в общине оборотней, - всхлипнула она. - Я не знаю, как помочь... что делать, не знаю... - Тише, тише, - шептала Лаванда, покачиваясь вместе с Парвати. - Помнишь, у нас был профессор-оборотень? Поговори с ним, пока они с женой здесь. Хочешь, схожу с тобой? Парвати покивала, всхлипывая, пока подруга сновала туда-сюда. - Что ты делаешь? - хрипло спросила она, чуть успокоившись. - Тут где-то был чай, которым Трелони нас поила, помнишь? Сейчас заварю... - Так списки же... - Он из ее личных запасов, вместе с хересом стоял, - та подмигнула. Парвати не смогла удержать улыбку, когда у чая обнаружился привкус того самого хереса. Они любили Сибиллу Трелони, несмотря ни на что. *** - Как ты это чувствуешь? - Как будто проглотила пакет с водой. - Нет, когда шевелится. Тонкс посмотрела на мужа с лукавой улыбкой, наверное, впервые за месяцы с того дня, как они похоронили последнего погибшего. Он долго не мог понять, почему она злится, когда он заговаривает о смерти друзей и о том, что не смог помочь. Когда он заговаривал о Гарри, которого не смог защитить, «а ведь моя жизнь куда менее ценна, чем его», Тонкс сверкала враз темнеющими глазами и не разговаривала с ним неделю, а ее волосы белели до малфоевского оттенка. Когда Тонкс обижалась раньше, она не могла долго молчать, поэтому всякая ее обида была полна грусти (и мышастых волос) или злости (и волос красных). Теперь Люпин с тревогой смотрел, как по их квартирке передвигается этакая Нарцисса Малфой, в упор не замечавшая собственного мужа. Озадаченный, он просил прощения, но она только фыркала: «Ты даже не знаешь, за что, просто просишь, как будто ты виноват всегда!» Он мало что понимал в этом. Однажды она разозлилась так странно, что глаза стали серыми, а волосы побелели в снег, и она отрывисто, сильно напоминая этим свою мать (и ее сестер), выплюнула: «Сокрушаешься о других, но о том, что я могла бы остаться одна, а малыш - сиротой, тебя не беспокоит». Он несколько дней пытался понять, в чем же дело, пока Артур Уизли, один из немногих оставшихся друзей по Ордену, не проворчал: «Живи моментом, друг мой, забудь о прошлом, ты уделяешь сожалениям слишком много времени». Как ни странно, сработало. Тонкс, упрямо просившая называть себя так, несмотря на смену фамилии, начала улыбаться и подпускать его к себе: он гладил ее волосы, ставшие умиротворенно кофейного оттенка, болтал с Андромедой и Тедом, и жизнь потихоньку налаживалась. В Министерстве было много работы, и Дженкинс дал ему кое-что под собственную ответственность, так что он мог впервые за много времени почувствовать себя полноценным членом общества. Когда Тонкс впервые позволила ему почувствовать, как шевелится малыш, Люпин понял, что в мире еще есть что-то, ради чего стоит жить. - Так на что это похоже? Тонкс фыркнула и рассмеялась. - Как будто в животе у тебя плещется рыба. Он рассмеялся в ответ, и смех прозвучал бархатисто и радостно, без оттенков грусти и вины. Глаза Тонкс просияли в ответ. Вот только пропажа Гарри его все еще беспокоила, но Дженкинс уверял, что его ищут. *** Дженкинс оторвался от очередного донесения и устало потер глаза. Ему нужен был заместитель. Нет, по правде ему нужны были Бэйли и Лоуренс, а еще лучше, кто-нибудь вроде Скримджера, упокой господь их души. Но в глубине души он знал, что нужен сильный Министр и реформы. Аврорат кишел людьми: туда-сюда бегали стажеры следственного, таская бумаги, требовал внимания архивариус, восстанавливавший уничтоженные во время диверсии наемников дела; посаженные спешно главы следственного и оперативного не справлялись (по правде говоря, оба были слишком молоды). Аврорат на данный момент был единственным полностью восстановившим деятельность департаментом Министерства. И ему, что вполне понятно, пришлось временно брать власть в свои руки. Дженкинса это ужасало, но в самом деле! Приемная Министра все еще возилась с организацией выборов, Отдел Тайн окопался и отказывался общаться с кем-то, кроме официального Министра, дипломаты готовились посадить своего ставленника (по происхождению оказавшегося французом, нет-нет, французом был еще его дед, вы понимаете?), черт знает что творилось в департаменте по борьбе с непреднамеренным волшебством... И никто не мог сделать ничего. Дженкинс с тоской подумал об Уизенгамоте. Это было бы идеально, пусть эти старички займутся хоть чем-нибудь полезным... С другой стороны не все там старички, весьма приличное количество людей примерно его возраста погибло, и их место должны были занять темные лошадки из их наследников, а кое-кто вовсе находился под следствием... Господь милосердный! Аврорат, ко всему прочему, был завален донесениями на Пожирателей, мнимых и настоящих, скрывающихся и живущих открыто через дорогу. Требовалось колоссальное количество сил, чтобы проверить хоть часть, отделить зерна от плевел. Кое-кто и впрямь уже попал в камеры, пока авроратские, но вскоре Уизенгамот проведет спешные суды, и все они угодят в Азкабан, пока же выдвигаются идеи использования их имущества в целях восстановления, но что восстанавливать в первую очередь? Дженкинс тихо простонал, уронив голову на руки. Чертов Гарри Поттер сделал доброе дело, но обрушил им на головы такое количество дел, а сам слинял куда-то... Интересно, как движется дело по его поискам? Это было слабой надеждой, но... Появление Поттера многое могло решить. Его слово теперь самое весомое в стране, и если бы он только согласился им помочь или даже обучиться и принять пост, скажем, главы следственного... Это помогло бы им собрать большинство, посадить своего Министра, припугнуть обнаглевших. Но что толку мечтать... Дженкинс хмыкнул и снова погрузился в доносы. Гарри Поттер пропал. Если бы на его месте оказался сам Дженкинс, он бы и не возвращался в этот бардак. В конце концов, имеет право. *** В конце марта Драко впервые нашел в себе силы сесть и разобраться с бумагами. Не в последнюю очередь сподвигли его на это многочисленные вызовы по каминной связи: Аврорат, семейный юрист, снова Аврорат, экономический департамент, с которым были контакты по делам бизнеса (теперь бизнес был продан), семейный доктор (этот приходил осматривать отца)... Устав отвечать, что он не уполномочен, Драко, наконец, отважился подняться к Люциусу и потребовать прав на ведение дел. - Раз ты сваливаешь это все на меня, пап, будь добр дать мне право действовать от твоего имени. Я приглашу доктора Хенсли, и он подтвердит медицински, что ты не можешь больше вести дела поместья сам, - произнес он, как надеялся, сурово, получилось только устало и даже несколько обиженно; осекся, разглядев отца в полумраке комнаты. Люциус, казалось, постарел сразу лет на десять. Спина его сгорбилась, глаза потускнели и, как понял Драко, время он проводил в основном за разглядыванием колдографий в альбомах и чтением маминых записей. Он поднял на сына неожиданно мягкий взгляд, кивнул и без всяких возражений сделал требуемое. Драко казалось, на его плечи кто-то положил стальную балку. Отца он решил просто оставить в покое, как надеялся, временно. Может быть, вскорости оклемается. Первое, что он сделал после проверки счетов в Гринготтсе через переписку с гоблинами, это пожертвования в адрес Министерства «на восстановление». Потом сел разбираться в инвестициях и схватился за голову. Довольно приличная их часть была вложена... в бизнес и дела МакНейра, Крэббов, Паркинсонов, не очень законные проекты Нотта-старшего и прочих. А уж какие вливания ушли впустую, к Волдеморту в политические игры... Драко долго не знал, как правильно поступить: плевав на связи и сочувствие, отозвать деньги, что наверняка приведет к разорению и так находящихся не в лучшем положении семей его сокурсников (запрет на выезд, штрафы, рейды, намечающиеся суды, закрытые магазины, зельеварни и фермы), или стойко держаться, пожертвовав приличными деньгами во имя солидарности и дружбы. Неделя консультаций с юристами, две ничем не закончившиеся попытки поговорить об этом с папой, нервные ожидания Пророка с новостями (иногда только от них зависело то или иное решение)... Малфой перестал нормально спать, пока не догадался найти лабораторию и, вспомнив уроки крестного, сварить стройную шеренгу успокоительного и зелья сна без сновидений, после чего дело пошло на лад. Иногда, правда, мир выглядел несколько расплывчато, а просыпаться бывало сложно, но Драко примерно представлял побочный эффект этих зелий. Ему нужно было вести дела хорошо, а как он это устроит - дело десятое. Поняв это, он усмехнулся - вот и уроки, преподанные Поттером. Спохватившись, он вступил в переписку с десятком лиц, проверяя, как там идут дела по поиску пропавшего Героя. Дела шли неважно, что было нисколько не удивительно, учитывая ситуацию и нежелание Гарри показываться на глаза спасенному миру. Быть может, он и вовсе уже слился с животным или съехал с катушек, кто знает. Внутри шевелился холодный червячок угрызений совести. Еще Малфой очень сильно ненавидел себя. Так сильно, как только Малфой мог ненавидеть Малфоя, потому что он ждал и не мог сказать себе «Хватит», не мог забыть и смириться, не мог сказать себе «Я сделал все что было возможно». В гибель Гарри он не верил вовсе, во все остальное - едва-едва. Ночами, забыв выпить зелье, он бродил по лесам и холмам, пытаясь даже во сне искать Гарри. Он встряхнул головой, облизал сухие губы и снова погрузился в бумаги. МакНейр может идти лесом, ему самому первому грозит Азкабан. Нотты тоже пусть не взыщут, все равно сомнительные делишки скоро вскроются. Крэббы вытащат бизнес, он идет хорошо даже сейчас, несмотря на штрафы, в конце концов есть кредиты... Гойлы свой продали, новый владелец неплохо справляется, пусть деньги остаются, еще принесут процент. Паркинсоны... Драко вздохнул. Протеус, отец Панси, мертв, а Парис еще слишком мал, чтобы взять на себя его дела. Алиссандра в трудном положении. Нет, он этого не сделает. В конце концов он и так хладнокровно все оценивает, принял правильные решения. Один раз можно послушаться и сердца. Пусть доля Малфоев остается в их аптеках, возможно, когда-нибудь Панси сама наведет там порядок сильной рукой и все еще будет хорошо. Перед ним с хлопком появился эльф и почтительно склонился. Драко протер глаза и хотел сказать, что от обеда пока воздержится, но не успел открыть рот. - Хозяин, вы просили сказать, если большой волк… Вы сказали его впустить… - пропищал домовик, преданно заглядывая в глаза. Перо упало на стол, оставляя чернильные пятна на бумаге, стул с грохотом отлетел к стене, дверь ударилась об косяк. В каких-то полминуты Драко преодолел почти половину поместья, распахнул дверь и выскочил на улицу. Весна сегодня не радовала теплой погодой, забираясь ветром под одежду и гоняя по небу облака, грозившие собраться в первый в этом году дождь. Далеко, возле самых ворот, неуверенно оглядываясь, стоял большой грязный волк. Драко бросился к нему как был – в рубашке и тонких домашних брюках. Волк заметил его и замер, не решаясь сделать шаг. Он пах мокрой шерстью, лесом и дорогой. Но это был он, единственный зеленоглазый волк, который все-таки вернулся к нему. Волк лизнул Драко в щеку и прижался всем мохнатым телом.