Сумеречные корабли

Любить — это глагол. Когда понимаешь, что чувства, которые ты испытываешь, называются любовью — ты начинаешь действовать. Будто внутри человеческой души начинает работать некий механизм, делая все вокруг совершенно иным. Я молча стоял, утопая в объятиях человека, чье ровное дыхание заставляло меня медленно успокаиваться. Капли дождя били по волосам и раскрасневшимся щекам, смешиваясь с солеными дорожками слез. Я не мог понять, вновь ли я плачу или это холодные капли умывают мою побледневшую кожу. Ничего вокруг не могло быть важнее того чувства. Моей вселенной была лишь белоснежная рубашка, пропитанная терпким, но приятным ароматом знакомого одеколона, и эти холодные руки, сжимающие плечи, словно самый драгоценный клад. — Артур… — пробормотал я, с новой силой вцепляясь в отглаженный хлопок его рубашки. — Все в порядке, уймись, — голос юноши был холоден, как и всегда, но в этот раз я мог почувствовать в нем трепещущую ласку. Он был предельно нежен. Тонкие пальцы с особой осторожностью вплетались в потемневшие пряди моих волос. Я все еще мог ощутить прикосновение его губ, на вкус подобных кубику льда. Постепенно дрожь, пронзающая мое тело, начала медленно успокаиваться, заменив себя неприятным колющим ознобом. Я был готов отдаться вечности, лишь бы эти руки не отпускали меня снова… — Саша, — горячее спокойное дыхание обожгло мою щеку, — прошу, признай, что твоя мама давно мертва. Прозвучал раскат грома. На секунду мне показалось, что это небо раскололось надвое. Видимо, в тот момент во мне тоже что-то сломалось, отдавшись неуемной болью в груди. Казалось, что мое сердце вырвали, сломав все ребра в одно мгновение. Я простонал от боли, пытаясь отстраниться от Артура, но тот лишь сжал мои плечи с новой силой. — Тебе станет легче, — шептал он, но я не мог принять его жестоких слов. Это было предательством. — Моя мама ждет меня дома, прости, — сделав попытку вырваться, я отступил на шаг назад, испуганно отводя глаза в сторону, на темный асфальт. — Ты лжешь. Глухо закашляв, спиной я откинулся на серую кирпичную стену здания библиотеки. Всё, чего хотелось в тот миг — бежать. Бежать домой, в свою нору, где я смогу спрятаться от людей под бесконечным холодным одеялом. — Да что знаешь?.. — мое тело содрогалось от неуемной дрожи. Казалось, дрожал я и внутри. Это землетрясение в доныне спокойном мальчишке спровоцировало целое цунами слез. Я никогда не чувствовал себя настолько безумно. Все это время я строил плотину, оттесняя настоящее внутрь себя. Но сейчас… Сейчас она рухнула, позволив потоку моей обиды, скорби и жалости вылиться наружу. — Да! — вскричал я. — Моя мама мертва уже год, но она здесь! Пафоса мне было не занимать в тот момент: с размаху я ударил себя кулаком в грудь, намекая, что пристанище моей матери отныне в сердце ее сына. Артур прятал глаза под челкой, ставшей длинной и тяжелой от капель дождя. Я не мог понять, что он чувствует, не поймав его взгляда. — Ты устал, — пробормотал он. — Идем домой. Я лишь отрицательно помотал головой, хрупким телом вжимаясь в каменную кладку здания, словно загнанное животное. — Мы идем домой. Вольным жестом руки Артур подхватил меня, в буквальном смысле взвалив на плечо. Мои пальцы с силой сжали кожу на его спине, но юноша не дрогнул, терпеливо ускоряя шаг. Наверное, мне не хотелось идти с ним, отчего я зажал нижнюю губу меж белоснежных зубов до самой крови, вновь страдая от возмущения и бескрайней обиды. Или хотел?.. Цепочки моих мыслей обрывались, то и дело заполняя себя другими звеньями. Веки казались тяжелыми, отчего держать глаза распахнутыми было невыносимо. Я знал лишь то, что отныне одиночество мы делили на двоих. Незаметно для себя я впал в забвение, уснув на вымокшем, но теплом плече.

***

Мои ресницы затрепетали от неяркого света, заставляя разлепить веки, а после этого смахнуть со щек соленые капли. Артур лежал совсем рядом, носом нежно касаясь моего обнаженного плеча. Обнаженного?.. Тяжко выдохнув, я приподнялся на широкой кровати, застеленной белоснежными простынями. Вспомнить, как я оказался именно здесь, было нереально. Нить мыслей обрывалась где-то возле центрального входа библиотеки. Скосив глаза в сторону своего соседа по кровати, я понял, что тот дремлет, то и дело шумно посапывая и перебирая хрупкими пальцами во сне. Соскользнув с краешка, босыми стопами я почувствовал, что утопаю в мягком ворсе пушистого ковра. Все вокруг привлекало внимание, так как в этой комнате до этого я не бывал. Вероятнее всего, это была спальня. Приблизившись к подоконнику, ладонями я прижался к гладкому стеклу, наблюдая за пляской ветра за прозрачной стеной. Дождь еще уверенно царапал небо, будто усиливая свою ярость с каждым мгновением. — И чего ты тут путешествуешь? Обернувшись, я увидел пару серых мутных глаз, наблюдающих за мной с ироничным интересом. Приложив прохладные подушечки пальцев к зардевшимся щекам, я лишь хмуро сдвинул брови, проигнорировав вопрос Артура. Он слишком смущал меня. — Зачем ты меня раздел? — Думаешь, я позволил бы тебе улечься на мою кровать в таком виде? — слова его сопровождались демонстративным широким зевком. — А почему ты не мог спросить об этом меня? — Ты спал. Подай мои сигареты с подоконника. Раздраженно я подхватил пачку «Мальборо», запустив ею в собеседника, который тут же ловко ее и поймал. Комната моментально наполнилась знакомым запахом. — Расскажи мне, Саша, расскажи. — О чем? Вновь обратив взгляд за гладь стекла, я почувствовал, как на мои хрупкие плечи легла пара рук, пронизанная терпким ароматом табака. — О прошлом. Я приглушенно закашлял, сложив ладони домиком у самого рта. Прошлое — это воспоминания. Мы храним их внутри сердца, желая этого или нет — не столь важно. Но прошлое — это лишь пролог. Вечно оборачиваясь назад, мы никогда не начнем новой главы. Я знал, что если не расскажу обо всем, то не смогу обрести нечто важное. Меня останавливал лишь страх того, что мои шрамы вновь откроются, истекая неутомимой скорбью и отчаяньем. Но рядом со мной был он. Наконец я понял, что готов начать все с чистого листа.