Сказка, написанная украдкой в тетрадке.

Я по уши погряз в работе. Мало того, что я сценарист, так еще и Хичоль свалился с жуткой простудой. Теперь к моим обязанностям добавился еще и стульчик сценариста. «Минсок, а как там?..» «Минсок, а где?..» «Минсок, как тебе?..» «Минсок, подскажи, пожалуйста…» Я злился, психовал, рычал, но помогал. Потому что знал, что больше некому. Потому что очень хотел, чтобы все было идеально. Поэтому нужно было все держать под контролем. Но все равно мне кажется, что Хичоля очень боятся и так не достают! Видимо, его статус внушает некоторое уважение и страх. Хотя, по-моему, все банально боятся, что следующая сплетня будет о ком-то из них. Хичоль всегда боролся с неугодными ему людьми своеобразными способами. Через неделю я начал все посылать. Недалеко. К вышедшему режиссеру. А сам я начал запираться в той самой аудитории, где по-прежнему очень редко бывали занятия. Там стояло старенькое пианино, на котором я наигрывал мелодии, сочинял песни и иногда даже спал. Еще мною был оккупирован широкий подоконник, на котором я помещался даже лежа. И, конечно, свободное место между партами, где можно было танцевать. Я не был против тех изменений, которые со мной происходили. Просто иногда мне нужно было побыть одному. Сегодня я не творил. Я просто сидел у открытого окна на подоконнике, пил кофе и читал книгу. По пути в университет зашел в книжный магазинчик и купил томик Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея». Я знаю это произведение почти наизусть, но всякий раз, при очередном прочтении, нахожу там что-нибудь новое. Голос Чондэ прозвучал очень неожиданно. - Привет, - этот тембр последнее время вызывал во мне странные чувства. Парень стоял на улице, прислонившись плечом к стене. Чехол гитары за плечом, косая челка, спадающая на правый глаз, сложенные на груди руки и полуулыбка, что скрывалась в приподнятых уголках тонких губ. Непонятный и какой-то нереальный. Наверное, единственный человек, которого хотелось разгадать больше, чем прибить. Черт, почему я так долго на него пялюсь?! - Ты что-то хотел? – мой вопрос сопровождался отведенными, словно случайно, глазами. Чисто физически я почувствовал, что Чондэ улыбнулся. - Хотел, - отозвался он. – Я закончил парочку основных песен для вокальной части. Хочу, чтобы ты послушал. Только не посылай меня, пожалуйста, к Хичолю. Он сейчас там рвет и мечет и поводу и без. Даже и не знаю, кто его мог разозлить до такой степени. Какая длинная реплика. Я неожиданно поймал себя на мысли, что до сих пор с ним толком-то и не разговаривал. Чтобы больше пяти минут и о чем-нибудь, кроме строчек в песнях. Чондэ всегда был улыбчивым, смешливым, ярким и веселым. А еще очень заботливым. Я обратил на это внимание совсем не давно и постоянно убеждаюсь в свой правоте. Чондэ замечательный. Иногда даже хотелось влюбиться в кого-нибудь такого, как он. Но только иногда. Так, Минсок, хватит так много думать! - Не пошлю я тебя к нашему горе-режиссеру. Запрыгивай, - я слез с подоконника и открыл шире окно. Чондэ улыбнулся и одним движением перемахнул через препятствие. Заметив мой взгляд, он выгнул бровь. - Что-то не так? - Ты профессионально занимаешься спортом? – вырвалось у меня. - Это тебя так удивляет? – хмыкнул парень. – Но, на самом деле, нет. Только спортзал, немного баскетбола и велосипед. Моя любовь женского пола. И имя ей Музыка. Я только кивнул, принимая к сведению, и отмечая, что в этом мы похожи. - Хотя с тобой мне не сравниться, - добавил он. - Угу. Стоп… Что?! - Ничего, - рассмеялся Чондэ. – Бегаешь ты хорошо. Особенно, когда на пары или репетиции опаздываешь. Вопрос, казалось, был написан на моем лбу большими буквами. - Я не слежу за тобой, - ответил брюнет. – Просто однажды ты не вписался в поворот и использовал меня, как тормоз. Я густо покраснел. - Извини, пожалуйста. - Ничего. Я же не злюсь. Просто ответил. - Все, все, все. Хватит заставлять меня чувствовать себя идиотом! Покажи, наконец, что ты там сочинил! Чондэ согласно кивнул и расчехлил гитару. Лучше бы его ни о чем не просил. Потому что… Он, наверное, гений. Я не знал, что классическая гитара так хорошо умеет передавать эмоции, облаченные в ноты. Я не знал, что Чондэ обладает поистине великолепными вокальными данными. Я не знал, что сочетание его музыки и моих стихов даст неповторимый микс, убивающий своей похожестью на то, что я испытывал три года назад. Кажется, Ким Чондэ должен был быть не композитором, а побороться за главную роль с Кенсу. - Ну, как? – спросил брюнет, закончив играть. Я вынырнул из раздумий и с удивлением обнаружил, что он закончил свое выступление. - Скажи, - это что, мой голос? – как ты можешь общаться с Бэкхеном? Музыка – это откровение. Она позволяет понять, каков человек на самом деле. И если мое чутье меня не подводит, то Чондэ совсем не похож на Бена. Совсем. Тогда что заставляет этого брюнета быть рядом с нашим Величеством? - Я спрашивал тебя о песнях, а ты начал с причин моего поведения, - улыбнулся Ким. – Но я отвечу. Бэкхен, настоящий Бэкхен, абсолютно не похож на того человека, которого все видят в университете. Я понял это, едва поговорил с ним один раз. И однажды я просто услышал разговор, не предназначенный для своих ушей. Я не могу тебе рассказать его содержание, но поверь, там мало приятного было. Думаю, если бы ты знал настоящего Бэкхена, вы бы даже смогли нормально общаться. - Мы? – горько усмехнулся я. – Во-первых, у него слишком странный отбор даже просто в знакомые, а, во-вторых, он слишком сильно похож на моего старого друга. Слишком сильно. - Как ты все это пережил? – тихо спросил Чондэ, а я замер. И, правда, как? Нет. Ни за что. Никому. Даже ему. - Долгая история, - вынужденно отвожу взгляд. – Кстати, мне понравилась финальная песня. Ты очень талантлив, поздравляю. Рад, что дядя привлек тебя в работе. Брюнет напротив меня только как-то печально улыбнулся и начал укладывать гитару в чехол. - Спасибо. Вот только… Не надейся, что я забуду. Я просто спрошу тебя об этом в следующий раз. Я почувствовал его разочарование. Ведь Чондэ уже второй раз получает отказ на подобную просьбу. И эти потухшие глаза… Черт, ну, нельзя так. Нельзя! Парень уже подошел к двери. Плевать. Будь, что будет. - Стой, - Чондэ замер. – Я расскажу. Только не словами. Это слишком сложно. Я расскажу с помощью музыки. Не зря мама когда-то настояла на том, чтобы я пошел в музыкальную школу. Теорию я не любил, частенько сбегая с занятий и практикуясь в одном магазинчике, владелец которого занимался починкой и настройкой пианино. Музыка спасла, когда мать ушла. Все свое свободное время я проводил в каморке на чердаке, окруженный книгами, нотными тетрадями, в тени старенького пианино. Музыка стала мои утешением, воплощение родительской любви с теплыми черно-белыми крыльями клавишами, мягким голосом, нашептывающим мне слова утешения на фоте звучащих мелодий и взглядом, который мне часто снился. Маминым взглядом. Взглядом женщины, которая верила и надеялась, что ее сын сможет если не все, то очень многое. Так продолжалось 3 года. Потом я ушел из дома, но музыку уже не бросил. Она спасла даже после предательства друзей. А сейчас она поможет рассказать то, что словами не вымолвить. Касаюсь пальцами клавиш и начинаю вспоминать, стараясь оставаться на плаву. Друзья. Нас всегда было четверо. С детства. Но до 14 лет я больше любил одиночество. После смерти мамы первыми людьми, которые меня поддержали, были они. Я выплыл. Почти. Веселился со всеми, смеялся, шутил, планировал будущее, играл в школьной рок-группе, впервые напился в каком-то клубе, встречался с девушками и парнями, ушел из дома… Когда началась вся эта история с влюбленностью, я помогал. Радовался за друзей. Даже за Минхека, к которому испытывал симпатию другого рода (ничего не вышло, потому что он был натуралом). Я искренне желал им счастья. Но потом я начал чувствовать одиночество. В компании все были парочками, мне очень часто приходилось проводить вечера без шумного гвалта над ухом. А друзья знакомились, встречались, вновь расставались… Подобное отношение я чувствовал в течение полугода. К концу этого срока я боялся даже звонить, потому что рисковал нарваться на «ненужный момент». А они обо мне забывали. Потом пришло сообщение: «Минсок, мы улетаем в Токио на месяц. Возможно, подпишем контракт с одним агентством. Устроимся – напишем». Но так и не написали… Я прождал год. А потом на машине влетел в столб. Частичная амнезия, перелом руки и ноги, ребер, многочисленные гематомы и ушибы, внутреннее кровотечение, которое удалось вовремя остановить, осколками порезало всю грудную клетку и лицо. Не понятно, как я остался в живых. Половина ран была на грани смертельных. Но я выжил. И не помнил бы лица «друзей», если бы последняя девушка Минхека не пришла навестить брата, лежавшего со мной в одной палате. Я долгое время сидел на успокоительных. Осознавать, что ты никому не нужен в этом мире, все же больно… Просыпался по ночам от собственных криков, что-нибудь разбивал после звонков отца, весь день мог просидеть в одной позе, прослушивая какой-то трек, поставленный на повтор, читал запоем книги, дважды сбегал из больницы, чтобы навестить могилу матери, ни с кем не общался… Существовал, как дикое животное в клетке. Это продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный момент дядя не забрал меня из больницы. Хо буквально насильно заставлял жить. Пинками вытаскивал из того мира, в котором я находился до этого. Всевозможные встречи, поездки по стране, выпускные вечера студентов КУИ, концерты… Только, чтобы я не был один. Только, чтобы вокруг были люди. А потом я ушел в музыку с головой. Писал песни, занимался вокалом, танцами… Однажды дядя услышал мой голос и заставил поступить в его университет. Я с легкостью миновал порог первого курса и начал учиться. Я почти забыл. Почти. Именно поэтому случались срывы. Я напивался, дрался, уходил в себя, пропадал на недели… Но дядя находил, обнимал и говорил: - Все будет хорошо. Ты справишься. Ты справишься, потому что ты - это ты. Я не смог не оправдать его надежду. Я вылезал из дерьма, вставал с колен и шел дальше. Больно. Тяжело. Паршиво. Но шел. Идея открытия «Infinity» возникла спонтанно. Я увидел, как студенты КУИ выступают на улице, и решил создать место, где они смогут делать это «легально». И вот сейчас клуб очень популярен. Парни и девушки радуют зрителей своими номерами, получая большой процент от выручки в день их выступления. Помню, как мгновенно дядя оформил документы (на себя, ведь я был в тот момент еще несовершеннолетним). Еще бы… Любимый племянничек чем-то заинтересовался. После открытия «Infinity» прекратились истерики. Зато появился Сюмин. Тот кусочек души, который пережил все без ущерба для себя. Часть меня, что тянулась в небо, не хотела погрязать в отчаянии. Я, который когда-то играл в рок-группе и мечтал стать известным всему миру. Жить… Хотя бы попытаться. Но потом Сюмин начал брать во мне главенство. Время лечит. Как бы пафосно это не звучало. Время лечит и припорашивает пылью все то, что так долго ранило своей яркостью. Я сыграл попурри своих песен, написанных в разные периоды моей жизни. Надеюсь, Чондэ понял, что именно я хотел сказать ему. - Знаешь, - произнес брюнет, когда мелодия отзвучала, - в твоем повествовании кое-чего не хватает. - Да? – удивленно поднял я брови. – И чего же? - Теплых ноток в конце. Ведь ты пережил все и нашел новых друзей. Которые не предадут, - он улыбнулся. – Я дождусь того момента, когда ты расскажешь мне все это словами. Я знаю, что тебе нужно время, чтобы набраться сил и просто привыкнуть к тому, что за спиной кто-то есть. И этот кто-то не воткнет кинжал между лопаток. Я дождусь. Меня слишком сильно зацепила твоя исповедь, и я не отступлюсь. А ты не отвертишься. С этими словами Чондэ подхватил гитару и вышел из аудитории, оставив меня в компании с бешено колотящимся сердцем. Ким Чондэ… Кто же ты такой?