***
— Валя, что-то нашла? — ты заглядываешь через пару часов, привычно замираешь позади меня. — Да, Галина Николаевна, — отходишь от тела и останавливаешься возле экрана с подсветкой. — Поперечно-зубчатые переломы больших берцовых костей и поперечные малых берцовых костей обеих ног. Я стою к тебе в пол-оборота, параллельно с докладом замечаю твой уставший взгляд. Будь моя воля, накачала бы тебя снотворным и оставила отдыхать. И чтобы никакой работы. Но увы, ты меня точно не поймешь, да и применять насилие к друзьям как-то не красиво. Разобравшись с результатами экспертиз, не выдерживаю и решаюсь. — Галина Николаевна, а можно вопрос? — киваешь в ответ. — Когда вы в последний раз спали? — А что? — непонимание в твоем голосе настораживает. Может, остальным и не очень заметно, но я-то вижу, что ты работаешь на пределе возможностей. — Галь, у тебя очень уставший вид, — стараюсь выразиться деликатно, помня о твоих «колючках», но сочувствия все равно больше, чем ты можешь принять. Сейчас точно последуют возмущения. И оказываюсь права. — Валь, закончим это дело, отосплюсь, — недовольно кривишься, после чего выходишь из морга. Галя, Галя… Ну разве можно вот так?***
Пока подготавливаю тело для опознания, стараюсь отодвинуть эмоции и все личное в сторону. Но сделать это не так просто, как кажется. Самое сложное в моей работе — опознания и когда на столе оказываются дети. Вот и сейчас ты заходишь в помещение, поддерживаешь под локоть отца погибшей, Илью Ильича. Традиционное: «Вы готовы?» и откидываю с тела простыню. От того, как мужчина касается лица дочери, по телу бегут мурашки. Родионов отошел от каталки, а я немного суетливо накинула белую ткань обратно. Сдавленные рыдания красноречивее любых слов. Ты уводишь генерала, у самых дверей оборачиваешься, и мы обмениваемся понимающими взглядами. Тяжело, конечно, но наши чувства не сравнятся с тем, что чувствуют родные и близкие, в данном случае отец, потерявший единственную дочь.***
Включаю вытяжку, прохожу к столику, чтобы забрать лоток с инструментами и отправить его на обработку. Задумавшись, не сразу различаю топот за дверями, а когда в «царство мертвых» врывается лаборантка, вздрагиваю. — Что случилось? — Сказали врача позвать — кому-то в коридоре плохо! — девушка убегает обратно, а я через несколько секунд устремляюсь за ней. Перебираю лица коллег, гадая, с кем же случилась беда, в памяти мечутся и отрывки из лекций по оказанию первой помощи. Замираю на пороге, вглядываюсь в лежащего на полу человека… И с ужасом понимаю, что это ты, Галя. Подбегаю к тебе, тут же проверяю пульс. Слава Богу, есть… Кожа под пальцами прохладная и липкая, похоже, что обморок, да еще и давление упало. — Галя, Галочка… — зову по имени, чувствуя, как подбирается предательская паника. Лаборантка что-то причитает и безмерно раздражает своей суетой. Ко мне присоединяется Андрей с нашатырем в руках. Краем уха слышу, как Амелина вызывает скорую, пока я пытаюсь привести тебя в чувство. От противного запаха нашатырного спирта уже першит в горле, но положительного результата нет. Убираю вату подальше. — Так, надо ее перенести… — поднимаюсь на ноги. — Нужна каталка. Лаборанты, кучкующиеся рядом, сразу же за ней пошли. — Валя, ты Галину Николаевну в морге собираешься положить? — Холодов нервно посмеивается. — Не смешно, — смотрю на программиста в твоих лучших традициях, и начинается привычная суета. — Извини, — пробормотал Холодов, отходя в сторону. Все это не так важно, главное тебя привести в чувство. Андрей остается в коридоре, пока я занимаюсь тобой. Пледы, тонометр, распотрошенная аптечка на столике, твои туфли возле каталки. Рядом со мной испуганная Оксана: — Валь, что с ней? Это серьезно? Держу руку на манжетке тонометра, поворачиваюсь к Амелиной в пол-оборота. — Низкое давление, плюс бессонная ночь, магнитные бури, нервы… в общем… — негромко объясняю ситуацию, которая совсем не радует. Тревога перебивает возмущение твоим поведением, правда, Галь. У тебя начисто отсутствует инстинкт самосохранения, а еще нас постоянно ругаешь, если что-то такое случается. — Бедная Галина Николаевна, — девушка так же с тревогой вглядывается в твое лицо. Запоминаю показатели с аппарата, пока не критические, но все равно не слишком хорошие. Ты открываешь глаза, с трудом осматриваешься, отчетливо вижу твое возмущение. Ну да, очнуться в морге, наверняка, не слишком приятно. — Галь, ну, как ты? — осторожно касаюсь твоего лица и мгновенно пресекаю попытку подняться, удерживаю за плечо. Господи, ты бы только знала, как мы все перепугались. — Да нормально, — пытаешься убедить в этом меня, хотя сама чувствуешь, что до нормы далековато. — Ты лежи, лежи, скорая уже едет, — все еще держу тебя за плечи. Дай тебе волю, ты бы прямо сейчас пошла работать. — Девочки, да не надо скорой, все нормально… Просто голова закружилась, — ну да, Галь, по тебе видно, как все «просто и нормально». — Ничего не нормально, — в собственных словах слышу упрек, за то, что не бережешь себя и наши нервы за компанию. Вздыхаешь в ответ, а я пытаюсь отодвинуть некоторую обиду на задний план. Плохо себя чувствовала, но не зашла, как всегда, все сама. Амелина, кажется что-то нам говорит, но я реагирую только на стук ее каблуков. Ушла. Вот теперь можно говорить спокойно, без свидетелей. Начинаю привычную песню, что так нельзя и что ты сама врач, все прекрасно понимаешь. Держу тебя за руку, попутно считая пульс. Стараюсь возмущаться умеренно, ты все-таки не в том состоянии, чтобы выяснять отношения. Просто хочу дать понять — ты не одна, мы за тебя переживаем. А ты, Галина Николаевна, всячески демонстрируешь, что друзья тебе не нужны. Слишком привыкла полагаться только на себя. — Валюш, я все понимаю… Просто хотелось это дело поскорее закончить, Илья Ильич так просил, — хоть и пытаешься бодриться, голос выдает тебя с головой. - Ну, выпила таблетку, думала, нормально будет. Поджимаю губы на такое твое заявление. Что-то мне подсказывает, что одной таблеткой дело не ограничилось. — То, что ты хотела, не имеет никакого значения, — все так же негромко, почти копирую твой собственный тон. — Главное, результат. Гипотонический криз, — киваю на тонометр. Чуть отодвигаюсь к столику, достаю из упаковок шприц и ампулу. Все это прекрасно, даст нужный эффект, но кратковременный. По-хорошему, надо полечиться в стационаре, но для тебя это недоступная роскошь, знаю. Ты, конечно же, соглашаешься на укол, никакой больницы. Ампула с раствором хрустит в пальцах, пока я набираю лекарство, а у тебя оживает мобильник. Неожиданно резво достаешь его из кармана, и такое привычное: — Слушаю. Пока я закатываю рукав, физически ощущаю, как ты вздрогнула. Вот что там за новости такие? — Лучше? — в голосе неприкрытое облегчение, а я, похоже, начинаю догадываться. — Спасибо, — благодаришь негромко и добавляешь уже обычным голосом. — Спасибо! — Что там? — риск нарваться на глухую стену, но все равно спрашиваю. Мне далеко не все равно, что с тобой творится. Острый запах спирта, комок ваты, прозрачный раствор, а на плече жгут. Пока я медленно ввожу лекарство, ты все же рассказываешь. — Отца ночью на «скорой» забрали, я с ним до утра сидела. Прогнозы были самые разные… А тут еще Родионов со своей дочерью… — делаешь паузу. — В общем, позвонили, сказали, что кризис миновал. — Ну, слава Богу, — теперь точно можно выдохнуть. - Эх, Галя, Галя… Собственные эмоции сдержать не удается, смотрю на тебя и устало, и разочарованно, и по-прежнему с тревогой. Ведь ты никому ничего не говоришь, тянешь до последнего, как сегодня. Страшно, Галочка, мне просто за тебя страшно. Говорить что-то тебе бесполезно. Поэтому занимаюсь посторонними делами — собираю лекарства в аптечку, использованные материалы отправляются в ведро. Замечаю твою попытку привстать. — Лучше полежать, — советую, не отрываясь от своего занятия. Отчего-то возникает желание обо всем рассказать Круглову, чтобы он на тебя хоть как-то повлиял. Но это желание тут же испаряется — ты уже взрослая девочка, любишь решать все сама. Контрольное измерение давления, убеждаюсь, что ты можешь вставать и возвращаться к своим обязанностям. Пока ты приводишь себя в порядок, надеваешь туфли, к нам заглядывают врачи со скорой. Тебе удается избежать повторного осмотра — бригада и без того измотана. Берешь никому не нужный рецепт, в пол-уха слушаешь рекомендации и, подписав отказ от госпитализации, кажешься довольной жизнью. Как ни в чем не бывало уходишь руководить, а я, пока складывала пледы, решила сделать перерыв. В коридоре, по чистой случайности, снова встречаю тебя — разговариваешь по телефону, похоже, сейчас пойдешь на допрос. Быстро выпиваю свой кофе и возвращаюсь обратно в свое «царство». Недоделок масса, до окончания рабочего дня вожусь с ними. Кидаю мимолетный взгляд на часы, достаю блистер из аптечки, уже собираюсь заглянуть к тебе, однако ты меня опередила и пришла сама. «Укол точно был животворящим», — смотрю на тебя «ожившую» и чуть улыбаюсь. — Валь, предлагаю поехать по домам, на сегодня мы все, — твое предложение неожиданно и заманчиво. Очень хочу к детям, да и с мужем давно нормально не общались. — Если начальство разрешает, то конечно, — киваю с серьезным видом. — Кстати, это тебе. Одну перед сном, вторую утром, — отдаю таблетки с самой искренней надеждой, что ты не отправишь их в ведро. — Спасибо, Валюш, — убираешь пластинку в карман. — И знаешь, ты меня извини за то, что ничего не рассказала… Все так неожиданно произошло, а потом было просто не до звонков. Да и тебя будить не хотелось. Не обижайся, ладно? Смотришь на меня с оттенком грусти, в какой-то момент мне хочется тебя обнять, заверить, что все хорошо. Галь, ты же очень в этом нуждаешься, просто не желаешь признавать. — Больше так не делай, — смотрю на тебя снизу вверх и, наверное, выгляжу смешно. — Постараюсь, — киваешь в ответ, а в глазах знакомые смешинки. Только мне вот не смешно. — Тебя подвезти? — спрашиваю, заранее догадываясь, что ты откажешь. — Валечка, я в порядке, сама доберусь, — начинаешь ты, а я, видимо выгляжу очень разочарованной. — Но как только приеду, позвоню, что доехала в целости и сохранности. Компромисс, конечно, так себе, но другого варианта нет, и я киваю. — Ладно, пойдемте, товарищ полковник, — забираю сумку, спустя несколько секунд мы выходим в коридор.