Строчки на салфетке

Белые стены допросной, зеркальная стена по правую руку, за моей спиной дверь, на белой столешнице — очередная папка с материалами. Любимая, но изматывающая работа.Глаза в глаза. Мои, серо-голубые, против темных, почти черных, задержанного. Все как обычно, стандартная схема: вопрос-ответ, правда против лжи. На нашей стороне факты и результаты экспертиз, а у подозреваемого — желание оправдаться, разве что чудом избежать строгого наказания. В какое-то мгновение теряю контроль над происходящим, оказываюсь на месте задержанного, затем, его пальцы смыкаются на моем плече, шеи остро и больно касается заточка. «Чёрт, ну это ж надо…» — паника, накатившая так внезапно, мешает первые секунды четко соображать. Знаю, чтобы адаптироваться, нужно всего полминуты. — Пожалуйста, нажмите на «тревожную кнопку», — в голосе подозреваемого попытки быть вежливым. Касаюсь гнезда, пальцы дрожат, стараюсь не делать резких движений. Жить все же хочется. Зашедший лейтенант, потеряв дар речи, смотрит то на меня, то на задержанного. Во вскинутом табельном физически чувствую угрозу. Позвоночник противно сковывает холодом, ноги и вовсе как чужие. — Оружие на стол, — холодный, четкий приказ. — Делай все, как он говорит, — мне уже наплевать, как я выгляжу и как говорю. Ощущения, надо сказать, не из приятных. Металл легко входит в кожу, чувствую, что появляется кровь и мгновение спустя боль. Легкая, как от ссадины или укола. Происходящее словно в ускоренной съемке кажется абсурдным. Лейтенант, без табельного, полусидит в углу, я, снова посаженная на стул, смотрю на рацию. После шипения раздается голос Майского. «Представляю, какая там паника… Не каждый день начальника ФЭС берут в заложники», — майор говорит, что сумка с деньгами и документами готова. Низкий голос Сергея как ниточка, связующая с внешним миром и нормальной жизнью. Хотя, нормально с нашей работой не может быть по определению. — Освободите все коридоры, мы выходим, — удается говорить так, как привыкла. А подсознание назойливо подсказывает самые худшие варианты. В красках представляю, как заточка оставляет несовместимую с жизнью рану, алую, темно-красную кровь, свое тело на полу, из которого медленно вытекает жизнь. Сказалось медицинское прошлое, подарив специфическое чувство юмора. Появляется ощущение, что меня, как какое-то животное, ведут на убой. Или, как в старину, на казнь. Дурацкие мысли, возникшие от недосыпа и усталости, перемежаются с прикидками, что могут сейчас делать ребята, и из-за какого угла ждать их действий. Пустые коридоры и помещения кажутся чужими, пока меня ведет задержанный. К шее прижимается острие заточки, место прокола щиплет. Вдох-выдох. Шаг за шагом продвигаемся вперед. Тишина кажется всеобъемлющей, на мгновение становится неуютно от мысли, что здесь я совсем одна, и никто не поможет. Услужливо подсказываю, что сейчас нужно направо, а самой противно от всей этой клоунады. Мужчина, похоже, серьезно полагает, что ему дадут уйти. Вдох-выдох, не в полную силу, негромко, зацепить боковым зрением пустующую лабораторию, коридор, ведущий к гаражам. Каждая секунда на вес золота. Проходим дальше. Не успеваю как-то отреагировать, но рука преступника странно дергается, тело обмякает, и он оказывается на полу. Обернувшись, замечаю перед собой Гранина, скручивающего задержанного. Подбегают ОМОНовцы и Майский, перепуганный, кажется, больше, чем я сама. Опускаю плечи, наконец-то свободно выдыхаю. Все закончилось. — Галь, ты как? — моих плеч снова касаются руки, на этот раз бережно и заботливо. Мгновенная передышка, чтобы прийти в себя. Собраться и успокоиться. В глазах Сергея — недоверие. Почему-то заставляет усмехнуться. — Да, нормально, — отмахиваюсь, делаю вид, что все и вправду, лучше некуда. — У тебя вон кровь… Касаюсь рукой шеи. На пальцах, и правда, капельки крови. — Этого в допросную, я еще не закончила. Ухожу в обратном направлении, эмоции удается загнать обратно, туда, на второй план. Допрос номер два проходит быстро и как-то смазано. Горе-захватчик все рассказывает, уже уверенным жестом вызываю охрану. В дополнение к лейтенанту заходит Майский, и что-то мне подсказывает, что обвиненному в убийстве будет непросто. «Такими темпами до пенсии просто не дотяну…» — скептическая мысль сигналит о том, что я действительно в порядке. Суета и не думает успокаиваться. Телефон терзает начальство, проявляет якобы заботу. А пока я иду по коридору, ловлю на себе косые взгляды, на которые, фактически, наплевать. — Галя! — Галина Николаевна, ну, как вы? — Все нормально? Возгласы сливаются воедино, когда я заглядываю в комнату отдыха. — Все в порядке. Давайте по рабочим местам, - они, улыбающиеся, расходятся кто куда. Чашка кофе, горячего и сладкого, как раз то, что нужно. Пока наливаю, успеваю отметить, что руки все еще дрожат. Непорядок. Позади снова появляется Сергей, замирает возле стола, невольно вздрагиваю. «Рогозина, возьми себя в руки», — мысленно приказываю себе собраться и не строить истеричку. Начальница же, полковник. — Я бы ему голову прямо там оторвал. Но потом с бумажками затаскают… — за его улыбкой читается явный страх. Приятно до невозможности и вместе с тем неловко. — Ему и так пожизненное, — безразлично отмечаю этот факт, откладываю чайную ложку. — Слушай, Галь. Время позднее, давай отвезу домой, — майор, наливает кофе и на свою долю, выпивает его в два глотка. — Сереж, еще отчеты… Да и вообще, — что «вообще», не уточняю. И правда, что я имела ввиду? Он смотрит на меня и улыбается, понимающе, с особой, майской интонацией. Сама чуть улыбаюсь в ответ. — Ты меня уговорил. Поехали, — генерал, кажется обмолвился, что могу ехать домой. И правда, на сегодня, пожалуй, хватит. Кофе выпит, все проблемы можно смело отложить на завтра — чертовски приятно. Внезапно наваливается дикая усталость, Майский, словно мой персональный ангел-хранитель, поддерживает под руку, потом, убедившись, что все в порядке, оставляет меня собираться. Выходим на улицу, рука Сергея совсем недвусмысленно опускается на мою талию, пока мы идем к парковке. — Как же все испугались, Галь… Учти, теперь буду твоим охранником, — бывший ГРУшник мягко улыбается, открывает передо мной двери авто. Джентльмен. Именно в его объятиях мне надежно и спокойно. Все равно, что подумают остальные.