Строчки на салфетке

Новый рабочий день, еще одно дело, попытка восстановить справедливость, наказав преступника. Привычное однообразие, снова людские пороки, грехи и мотивы. Как итог — две жертвы, третья школьница пропала, пока никаких новостей. Накидываю на плечи стального цвета халат и прохожу в лабораторию, снова с поручениями для прекрасных дам-экспертов. — Оксан, у нас новое дело, — оповещаю красотку Амелину, на что получаю скептический взгляд Белой. — Еще один, — Таня проходит мимо меня, кинув выразительный до невозможности взгляд. Миниатюрная, с темными, почти синими от освещения глазами, Белая показалась мне как никогда красивой. Переключаю внимание на работу, хотя думается мне совсем не о пропавших девочках. Точнее, мысли все о девушке, коллеге, с совсем нетипичной и безусловно интересной профессией. Суета, офис сменяется адресами, дорогами по заснеженному, простуженному городу. Он уже несколько недель такой же, как и Танечка — белый. Светлый, чистый, многогранный, волшебный, сияющий. Любимый. Странно признаваться себе в этом, но факт остается фактом. Это похоже на игру — держать все мысли и чувства в себе, прятать себя настоящего за сухими формулировками и доводами разума. «Я ей не нужен», — повторяю про себя в особенно тяжелые мгновения. Вот как после утреннего взгляда. Иногда с неба крохотными бриллиантами падают снежинки, дарящие ощущение чистоты и праздника. Жаль, что чаще замороченные работой мы этого не замечаем. То же самое я могу сказать об улыбке Танюши — она способна возродить меня к жизни, даже когда я зверски устал или расстроен. Пока едем к школе, в которой училась пропавшая девочка Лиза, представляю, как если бы мы с Татьяной гуляли просто так по парку, проспекту или скверу. А может быть, пошли бы в театр, кино, может быть, в кафе. Туда, где живая музыка и негромко. Но личное нагло и бесцеремонно перебивает работа, как и всегда. Снова вопросы, допросы, экспертизы, кофе, крепкий и горячий. Наше бессменное «топливо». Хотя и его совсем не хочется после непростого допроса, закончившегося оказанием медицинской помощи. Каждый раз после такого чувствую себя работником «гестапо», прости Господи. А никак не офицером, интеллигентом. Уже вечером, когда несовершенство мира кажется просто чудовищным, находим девочку Варю, заварившую всю эту кашу. Высокопоставленный папа юной нахалки вызывает глухое раздражение. — …и бабушка — вечно молодой ужас, — презрительно отзывается девчушка, хорошенькая, но взрослая не по годам. Пока она, ничуть не смущаясь, рассказывает, как организовала похищение, поднимаю глаза вверх. В потолок переговорной. Такая разная любовь — Ольга, жена Бори-кувалды, даже беременная, стала его соучастницей: пытались угнать автобус. И с «зоны» его будет ждать, надеяться и верить. Варвара ради первой, подростковой любви пошла на такой, по сути, ужасный поступок. Преступление. И все ради этого всепоглощающего чувства. По окончании хочется сбросить с себя весь этот ужас, налет реального, просто пугающего мира. На доклад к Рогозиной иду словно на эшафот. «Заряд батарейки» фактически на нуле, но пока еще есть дела. Сначала коротко обсуждаем ситуацию, даем выход эмоциям, тщательно скрываемым при задержанных и потерпевших. — Об Ольге? — Ну да… Вот если бы меня так любили… Может, того, в криминал податься? — и не могу сказать точно, в шутку я это или на полном серьезе. Кажется, что взаимность — восьмое чудо света, такого не случается в принципе. — Сложно найти вот такую преданную половинку, особенно на нашей работе, — Галина Николаевна, уловив интонацию, едва улыбается в ответ. Одними глазами. Невольно вспоминаю историю с Колосовыми. И почти уверен, что полковник тоже об этом вспомнила. — Ладно, Костя. Доделай отчеты и можешь быть свободен, — глава ФЭС заканчивает разговор, и я поднимаюсь на ноги. Теперь предстоит занятие умеренной противности. — Будет сделано, — отзываюсь уже на пороге кабинета. В качестве бонуса решаю пригласить Таню на чашку кофе — после такого насыщенного дня точно требуется перерыв. К моему счастью, баллист соглашается, и до комнаты отдыха я иду с огромным воодушевлением. Кофе, ради разнообразия, с молоком. — Таня, а я тебе говорил, что у тебя очень красивая улыбка? — явно, перетрудившись, заявляю, не подумав. У девушки отвисает челюсть, но спустя пару секунд Танечка заливается румянцем: — Нет, не говорил. — Говорю. У тебя очень красивая улыбка, — повторяю второй раз, более легко и плавно. — Спасибо, мне приятно, — окончательно смутившись, Белая делает глоток из чашки. А я успел забыть, что кофеек остывает. — Слушай, а почитай что-нибудь? — неожиданно просит Татьяна. Чуть не выпустив кружку из пальцев, судорожно соображаю, не ослышался ли я. — С удовольствием. Только для тебя, — Таня, сидит напротив и медленно потягивает кофе. Кажется, смотрит с надеждой. Отставляю чашку на всякий случай подальше. — Мело, мело по всей земле, во все пределы, свеча горела на столе, свеча горела… — Как летним зноем мошкара, летит на пламя, слетались хлопья со двора к оконной раме, — неожиданно дополняет Белая, а я приятно удивлен. — Мне всегда нравился Пастернак, — пояснив это как данность, Танюша удивила меня еще больше. — А может быть, я провожу тебя до дома? — испытываю судьбу, не иначе. Нагло, хотя, скорее, решительно, беру Белую за руку. И совсем не замечаю за стеклом, разрешеченным жалюзи, Галину Николаевну, не решившую портить момент. — Человеку, читающему Пастернака, никак не могу отказать, — улыбнулась Татьана, а у меня по спине пробежали мурашки. Допит кофе, отчеты второпях, какая-то странная улыбка Рогозиной в ответ на наше с Таней «до свидания», темная улица, золото снежинок при свете фонарей, дорога домой, в сто раз более приятная чем обычно. Пока я слежу за дорогой, Татьяна коротко на меня смотрит и улыбается, светло и красиво. Вот сколько этих коротких импульсов украдкой мы пропустили? Наверное, много. Хватит на целую жизнь. Потом был легкий поцелуй у ее подъезда, горячие, маленькие ладошки в моих больших, прощание до завтра, а уже после разговора фантастическая усталость, смешанная с радостью и недоверием. Вроде бы не новый год, чтобы вот так чудеса происходили. Около одиннадцати заявляюсь домой. Ботинки и мех на куртке в снегу. Губы все еще горят от поцелуя. Глупые ответы матери, домашняя одежда, умывание ледяной водой, четкое желание упасть и не шевелиться. Вода на кухне из графина, будильник на утро. Затем короткий отдых, а перед закрытыми глазами улыбка Белой.