Строчки на салфетке

В который раз убеждаешься, что большинство преступлений совершаются из-за любви. Точнее, из-за того, что ее мало, или наоборот, много. Снова допросная, черно-белая, по ощущениям словно стерильная, минимализм линий и цветов. Перед тобой сидит девушка, убившая свою одногруппницу Лену, желая прикрыть любимого человека. Когда она говорит, что беременна, внутренне «включаешь» более деликатный режим. Происходит это бессознательно, однако оправдывать девицу совсем не собираешься. С одной стороны, ты можешь ее понять, как женщина женщину… Но в данный момент — ты полковник, глава ФЭС, апеллирующая только буквой закона. Беседа идет по накатанной, от рассказа Кристины по спине невольно пробегают мурашки — хладнокровный расчет, так не совпадающий с миловидной внешностью. Обычное дело в вашей работе. — Я не могла позволить ей разрушить все то, что я с таким трудом создавала, — задержанная заметно нервничает. Задаешь вопрос про наушники, девушка скомкано отвечает, что выбросила их. Все происходит слишком быстро. — Ой, больно… — Кристина оседает на пол, согнувшись от боли. Страх сковывает всего на мгновение, ты тут же оказываешься рядом с задержанной, скорчившейся на полу допросной. Мысли, нервно и хаотично перескакивают с одного на другое. Конечно, после нескольких часов в заложниках ей было бы полезнее отдохнуть, но… Так сложились обстоятельства. Она виновна и должна понести наказание, предусмотренное законом. — Господи, — склоняешься над испуганной девушкой, кричишь в сторону двери. — Срочно «скорую», она теряет ребенка! Знакомая ситуация возвращает тебя на энное количество лет в прошлое, но сейчас не до собственных чувств, растревоженных воспоминаний. Ты нужна здесь и сейчас. — Держись, девочка, держись, — теряя вид строгого полковника, не пытаешься скрыть собственной растерянности и паники. — Возьми меня за руку. Насильно отнимаешь ее ладонь от живота, заставляешь держаться за свою руку. Помнишь, как это важно в такой момент — когда очень страшно и очень больно. — Я не хочу… Помогите, пожалуйста… Естественно, даже несмотря на срок за убийство, роды в тюрьме и прочее, потерять ребенка ей не хочется. Касаешься Кристининой головы, тебе плевать, что могут подумать сотрудники, наблюдающие за ситуацией из теневой. Отдаешь долг, своего рода, с нарастающим напряжением смотришь на часы, тормошишь будущую мать, не давая потерять сознание. — Держись, не отключайся, скоро приедут врачи, — уговариваешь ее, как ребенка, рядом оказывается Борис, с чемоданчиком и нужными медикаментами. Но помощь Селиванова не понадобилась, бригада прибыла довольно быстро. Пропуская к девушке врачей, ты вышла из переговорной, желая хотя бы ненадолго остаться одной. Лучшего места, чем рабочий кабинет не придумать. Садишься в привычное уже кресло, прикрываешь глаза и позволяешь себе отстраниться от работы на несколько минут. Каждый такой эпизод вытаскивает из памяти отрывки о том, что ты долгое время старалась забыть. Лето, жара, повсюду запах пороха и крови. Крики, четкие военные команды, кажется, одна из групп попала в засаду, накатившая паника мешала дышать — там Слава. Но тут парни принесли раненного товарища, ты занялась его ногой, пуля прошла навылет. А потом кто-то из офицеров забежал в палатку, толком не отдышавшись, выпалил: «Галя, Слава погиб… Это не ошибка, увы», и рванул обратно. Ты держала в руках лоток с окровавленными бинтами, сначала он грохнулся на пол, а следом и ты, не понимая, что происходит. Резкая боль внизу живота заставила согнуться пополам, осознание, что ты беременна, пришло не сразу. Было больно, мысль, что Славы больше нет, никак не желала дойти до сознания. Ты помнишь, что врача тогда рядом не оказалась, только медсестры, они суетились, что-то говорили, а одна из них держала тебя за руку. Стерильный запах, её маленькая ладошка, в которую ты вцепилась, как в последнюю надежду. А потом наступила темнота, ты отключилась. Когда открыла глаза, безумно хотелось пить. Услышав, что ты завозилась на кровати, подошел доктор, полевой-хирург, твой наставник. Он помог напиться, поправил одеяло, по-стариковски вздохнул. Отвел глаза в сторону и признался, что беременность сохранить не удалось. Затем что-то про кровопотерю и осложнения, но ты не слышала. Все было понятно. Даже факт, что матерью ты никогда не станешь, воспринялся без истерики. Тебе дали отлежаться и началась новая жизнь, без любимого человека и четких планов на будущее. Каждый день был как последним, ты вытаскивала с «того света» ребят, с головой ушла в работу. В Москву, несколькими месяцами позже вернулась уже подполковником. — Галь, разреши? — в реальность тебя вернул голос Селиванова. Открыв глаза, вопросительно смотришь на Бориса. Сколько прошло времени сказать сложно, может, час, а может, пять минут. — Да, Борь. Что-то случилось? — По поводу этой девушки, Кристины, — патологоанатом проходит к столу, но не садится. — В общем, ребенка удалось спасти, её положили на сохранение, прогнозы, вроде, неплохие, — Борис чуть улыбнулся. — Хорошо, что успели, — внутренне напряжение отпускает, ты позволяешь себе улыбнуться в ответ. Берешь в руки отчеты. Обязательная рутинная работа, даже к ней успела привыкнуть и некоторым образом полюбить. — Ну, я тогда пойду, — Селиванов уходит, а ты остаешься заполнять бумаги. Спокойно относишься к вопросам о детях и разговорам на эту тему, вопреки расхожему мнению. Ты ненавидишь жалость, особенно взгляды близких тебе людей. Даже с Валей эту тему затронуть так и не решилась. Думаешь, что не поймет. Ты приняла как данность, что материнство — не твоя история. Смирилась и увлеклась любимым делом. Но это твой выбор, за который ты несешь ответственность. А для Кристины, похоже, все сложится иначе.