Строчки на салфетке

Не привыкнуть никак к тишине на войне, на войне, на войне. Тишина — это только обман, лишь обман.

Ни под одним обстрелом тебе не было так страшно, как сейчас. Над ущельем медленно поднимался рассвет, невольно напоминая кровь, разведенную дождевой водой — тебе часто приходилось видеть «кровавые реки». В голове все еще грохотали взрывы, автоматные очереди, выстрелы… Лица товарищей смешались, а в то, что ты еще жив, попросту не верилось. От тишины, казалось, звенит в ушах. Закрываешь лицо руками, в надежде отогнать дурные видения и хоть немного собраться с мыслями. Знаешь, что офицер, что на слабость не имеешь права — особенно сейчас. Но вас, оставшихся в живых, судить сложно. — Бача*, держи, — фляга с водой касается твоего локтя. Послушно берешь, скручиваешь пробку и приникаешь к живительной влаге. — Спасибо. Ночью ваше подразделение подняли по тревоге — нужно было выручать попавший в окружение мотострелковый батальон. Вводные данные не радовали, пока вы продирались сквозь незнакомый район, по советским солдатам и офицерам били сильным «ружейно-пулеметным огнем», как позже доложили руководству. А когда вы все-таки добрались вглубь ущелья, то сами оказались в западне, продвинуться вперед, к своим, не могли физически. Огонь с трех сторон за какой-то час оставил от личного состава четверть. Лидер группировки моджахедов подтянул новые силы, а тебе, и пятерым совсем еще мальчишкам каким-то чудом удалось не сдать позиций. — Командир, а что теперь? — задаешь вопрос, лишь бы не молчать. Тишина пугает, режет острым лезвием и без того вспоротые адреналином нервы. — Домой, Боря. На караван, — усмешка подполковника совсем не привычно-ехидная, скорее злая и безжизненная. По инерции. — Нам могли устроить засаду, душманы просто так не сдаются, — недоверчиво косишься на старшего по званию. Леонид Андреевич, для вас просто Андреич или командир. Батя. Даже несмотря на то, что ты на год старше — он для тебя непререкаемый авторитет. Надежное плечо, ты ему доверяешь безоговорочно. Так же, как и оставшиеся в живых ребята. — Русские тоже не сдаются, — просто, буднично, со знанием того, о чем говорит. — Как рука? — короткий взгляд на перевязанное плечо заставляет досадливо поморщиться. Ты умудрился забыть о царапине, все же неприятно ноющей и пульсирующей, если двигать рукой. — Царапина, ерунда, — отмахнувшись, поднимаешься с деревянного ящика. Солнце заливает вовсю неприметные серые скалы и темноту ущелья. Есть надежда, что скоро весь этот ужас закончится. Ну, а прежде нужно добраться до места назначения живыми. Ты почти уверен, что победившие смерть однажды, вы справитесь с этой задачей.