Триумф черного короля

Поттер играл за Соммервильских сорок. Было их семеро, что обещало великую тайну. Бросив школу, Гарри зарекся иметь дело с тайнами, но судьба не оставила ему другого выбора. Ее злое орудие — паршивая врунья Рита Скиннер, раздери ее тролль, — написала суперпопулярный бестселлер «Рок обреченных: Гарри Поттер и проклятие смерти». На страницах романа она изобразила гриффиндорца Тифозной Мэри мира магии. Вместо заразы колдун приносил окружающим беды и несчастья. Причем настолько вселенские, что любому благоразумному магу, при виде Поттера, тут же следовало броситься наутек. Мешкать не следовало, ведь проклятие — вещь прилипчивая, притащишь в дом — и все: молоко навсегда останется кислым, а нежно любимые скручерви больше никогда не принесут здорового потомства. В характере Скиннер полное отсутствие моральных принципов прекрасно сочеталось с невероятным даром убеждения — Гарри сам чуть не поверил ее вракам. Что до других… Не бывает дыма без огня, — эту мудрость колдунам и ведьмам внушали с детства. И пусть на дворе 21 век, а летает Поттер так, будто мама родила его на метле, лучше взять игрока, у которого в прошлом нет Авады Кедавры от Темного лорда и других странных приключений. Но даже после третьего отказа гордость и упрямство не позволили Гарри обратиться за помощью к Люпину или Уизли. Он хотел поискать работу на континенте, когда ему на глаза попалась короткая заметка в Пророке (напечатанная, кстати, в разделе «Забавные факты и необычные происшествия»). В ней говорилось, что некий американец Дженсон Варден Вумбс набирает квидичную команду и жаждет побороться за кубок Англии. Впрочем, автор заметки больше уделял внимание шляпе американца и его манерам, чем планам. Если верить язвительным замечаниям, Джей В. В. был просто богатым бездельником, который нашел себе новую игрушку. Тем не менее, кинув полусобранный рюкзак на диван, Гарри решил в последний раз попытать счастья. Американец не то чтобы совсем не верил в проклятия, но считал: большие барыши стоят риска. «Выиграй мне кубок, — сказал он, — И гори оно огнем. Пусть твой Темный лорд приходит в мой дом и трахнет мою жену». Сороки становились чемпионами три раза подряд, и, будь жена Джея В.В. страшна, как холера в аду, Гарри бы не удержался и передал его слова Риддлу. Увы, техасец предпочитал длинноногих, пышногрудых блондинок. С боссом Гарри столкнулся по дороге в раздевалку. Стадион походил на древнеримский амфитеатр, и коридор изгибался полукругом, что мешало обзору. Поэтому собраться с мыслями он не успел, а без подготовки любезная улыбка вышла немного нервной. — Вот и наш именинник. Где тебя, к черту говоря, носит? — по лицу Джея сложно было понять, рад он встрече или, наоборот, хочет отвесить хорошего пинка. Американец напоминал строгого учителя, который в каждом ученике видел законченного балбеса. Громкий голос, сурово насупленные брови, грозный взгляд заставляли вспомнить все школьные отработки, вместе взятые. Неудивительно, что слово «сэр» само собой соскакивало с языка Поттера в конце каждого предложения. Не довольствуясь своим местом, оно дергало голос вверх в тщетной попытке перепрыгнуть в самое начало. — Тут с утра дела были, сэр. — Я все твои дела знаю. Девчонки, гулянки — подвали только повод. Ты мне смотри, — он наставил толстый палец прямо Поттеру в сердце. — Сначала игра, потом праздник, запомнил? Чтоб ни мысли ни про выпивку, ни про баб, пока снитч не поймаешь. — Да, сэр. — То-то, — Джей хмыкнул. — Как настроение? — Настроение всех их сделать, — честно признался Гарри. — Вот так, малышок, это я понимаю. Поймаешь снитч, а потом веселись до утра. Утопи слона в шампанском, я все оплачу. Считай это моим подарком. — Спасибо, сэр, — Гарри помялся: он не совсем понял, зачем ему слон в шампанском. — Но я как-нибудь поскромнее… — Как знаешь, — босс не обиделся и хлопнул его по плечу. Удар получился чувствительным. Джей вложил в него всю свою надежду, что каким-то чудом Поттер из законченного балбеса станет приличным малым. — Иди уже, ребята заждались. Команда закончила переодеваться и теперь маялась ожиданием. Морковка оседлал стоявшую посреди раздевалки скамейку и подкидывал яблоко. Лонс нервно егозил расческой по редкой темной шевелюре, стараясь убрать все мертвые волоски. Наудачу. Эбернот полировал сапоги, которые и так во всей красе отражали его кислую вытянутую физиономию. Грегс, парень крепко сбитый и чуть полноватый для квиддича, методично чистил прутья метлы. А так как матч был в воскресение, то он наверняка мучился угрызениями совести из-за того, что съел слишком много маминых пирожков на субботнем обеде. Шустрый Юрген, по его примеру, тоже взялся проверять метлу, но делал это больше для вида и в какой-то мере передергивая своего вечно спокойного напарника. Ну а Джой, как обычно, заперлась в туалете, чтобы в одиночестве настроиться на игру и тайком выкурить сигаретку-другую. В глубине души она, также как Поттер, робела перед суровым Джеем. — Эй, у Гарри новая мантия, — Морковка позабыл в очередной раз подкинуть яблоко. — Новая? — голос Лонса задрожал от неподдельного ужаса. — Но ведь сегодня игра. Нельзя надевать перед игрой новые вещи: это отпугивает удачу. — Она не новая, — Гарри открыл шкафчик. Объект их пристального внимания исчез с глаз долой, но обсуждение, вопреки его смутной надежде, не прекратилось. — Конечно, ведь все знают, что самый высокооплачиваемый ловец Англии не покупает новых вещей, — съязвил Эбернот. От его голоса Поттера передернуло, как от приглашения на лекцию о жизненном цикле скручервей. — Ага, а еще все знают, что ты, Эбернот, так любишь свои сапоги, что даже спишь в них. Да, и всем доброе утро. — А что случилось с той фиолетовой? — капитан в два укуса расправился с яблоком, а теперь задумчиво вертел огрызок. — Пес сожрал. — Что, Гарри, у тебя не нашлось пачки галет для голодной псинки? — хмыкнул Юрген. — Правда? Эй, Лонс, сдвинься вправо, ты на линии огня, — яблочный огрызок пролетел через всю комнату и угодил точно в мусорное ведро. — Собаки мантии не жрут. — Однажды сова сожрала мое летнее задание по трансфигурации. Чистая правда, но мне почему-то никто не верит, — Грегс отложил метлу. Казалось, этот здоровенный парень, по детской привычке, сейчас перекрестит сердце. — Псы… совы… что за бред… — процедил Эбернот, не отрывая взгляда от своих сапог, хотя, после реплики Поттера, их блеск уже не так сильно грел ему душу. Гарри слушал этот треп вполуха. Он по-быстрому сменил футболку на рубашку, застегнул пуговицы, расшнуровал кроссовки, стараясь не обращать внимания на маячившего рядом Лонса. Квиддичная мантия висела в шкафу. Белая, с черными рукавами. «Но что поделать, — в очередной раз повторил про себя ловец, — если назвался сорокой, терпи». — Пусть она не новая, но раньше ты ее точно не надевал, — пробормотал Лонс. — Ты меня просто в ней не видел, — вздохнул Поттер и попытался отвлечь товарища. — Зато я сегодня встал с правой ноги. — Ты сделал это нарочно? Если нарочно, то не считается. — Нет, совершенно точно случайно, — соврал Гарри со всей убедительностью, на которую был способен. Когда на Лонса накатывало, его лицо как бы разделялась надвое. Одна часть будто принадлежала одержимому маньяку: рот кривился, язык нервно облизывал губы, щека подергивалась в странном тике; другая же, а именно серые блеклые глаза, наводила на мысль о несчастном парнишке, только что потерявшем любимую собаку. Пока колдун решал, уравновешивает ли подъем с правой ноги новую мантию, его тонкие пальцы крутили верхнюю пуговицу, вдетую не в свою дырку. По мнению Лонса — и один черт знает, откуда он это взял, — удача благоволила не только храбрым, но также колдунам в перекошенной одежде, с медными монетами в сапогах и зубом гарпии в правом кармане. — Но ты впервые надел фиолетовую мантию именно в тот день, когда мы обыграли Соколов. — Разве?.. — Поттер переступил босыми ногами. Ситуация выходила из-под контроля. Он бросил взгляд через плечо Лонса, но никто не горел желанием ему помочь. Эбернот мерзко хмыкнул. Хотя в школе они учились в разное время, Гарри готов был поспорить, что их загонщик закончил Слизерин. Такой подлый характер надо годами холить и лелеять в обстановке, приближенной к условиям банки с пауками. — Брось, та мантия совсем невезучая. Меня в ней трижды останавливали за превышение скорости. А еще… — он замолчал, стараясь придумать, чем бы успокоить друга. Символический язык предупреждений и благих знамений, на котором вселенная разговаривала с Лонсом, был сложен и запутан. Поттеру ничего не оставалось, кроме как — вот же ирония — положиться на удачу и ткнуть пальцем в небо. — Сегодня утром я видел паука. — С восемью ножками. В ответ на осторожное «вроде бы» собеседник облегченно выдохнул. — Тебе сегодня перебегали дорогу кошки? — Нет. — В последнее время ты не встречал женщин с разноцветными глазами? — Да нет, кажется… — Поттер снова переступил босыми ногами. Лонс стоял слишком близко, чтобы он мог спокойно стянуть джинсы и переодеть бриджи. — А кошек с разноцветными глазами? — Разве такие бывают? — Все, Лонс, отстань от Гарри. Иначе он теперь до конца жизни будет ходить в одной и той же мантии. — Ага, дай человеку штаны переодеть, — поддержал капитана Юрген. — Игра ждать не будет. Лонс отошел, но почти сразу же вернулся и протянул Гарри запасную кроличью лапку. Когда та оказалась в правом кармане поттеровской мантии, его лицо снова стало лицом обыкновенного парня: рот перестал дергаться, а из взгляда исчезла обреченность. За десять минут до начала игры в раздевалку вошла Джой, точная, как королевский гвардеец. Юрген тут же рассказал ей о новой мантии Поттера, но охотница была девчонкой с мозгами и в ответ лишь бросила: — Ну и что? По ее мнению, обсуждать здесь было нечего, — Гарри улыбнулся единственному нормальному человеку в команде и пошел за метлой. Чары надежно приковывали Спитфаер к деревянной стойке. Бдительные, духи-охранники звякнули невидимыми колокольчиками, но, опознав хозяина, тут же утихли. Если судить по метле, Гарри Поттера можно было легко принять за аккуратиста и фанатика порядка: Злючка радовала взгляд, будто ее только что сняли с витрины. Колдун привычным движением поднял ее в воздух — гладкая полированная ручка ткнулась в ладонь, успокаивая возбуждение. Шестое чувство подсказывало, что метла в отличном состоянии, но он все равно, от начала до конца, провел весь ритуал с диагностирующими чарами. В раздевалке Лонс выстроил команду в неровную шеренгу, где каждому было отведено свое место. Никто, даже Эбернот, не пытался с ним спорить. Пусть они и сомневались в силе крольчих лапок или вдетых не в ту дырку пуговиц, но ни один скептик не стал бы отрицать: без спокойного, уверенного в себе вратаря удачи в игре не видать. Гарри досталось место перед Джой, — та шла замыкающей. Он постарался поймать ее взгляд, но охотница низко опустила голову, спрятавшись где-то в своих мыслях. Каштановые волосы были стянуты в короткий хвост, а тонкий металлический ободок удерживал длинную лохматую челку. Лонс называл ободок ее талисманом и, скорее всего, был прав. Только Джой никому не рассказывала, чем именно ей дорога детская безделушка, которую и украшением-то не назовешь. Сам Гарри обычно ходил на игру с пустыми карманами, считая, что одно желание выиграть стоит больше целой связки амулетов. Рука крепче сжала древко метлы, — вот где его удача, и сегодня она понадобится ему вся, до последней капли. Коридоры стадиона были пусты: перейти дорогу команде считалось дурной приметой. Игроки шагали не торопясь, доверившись чувству времени Морковки: их капитан никогда никуда не опаздывал. Другая команда уже стояла у массивных деревянных ворот. Если бы они столкнулись лицом к лицу часа за два до матча, то обязательно перебросились бы парой-другой острых подколок. Но сейчас все молчали, слишком взволнованные, чтобы острить и петушиться. Нервы Гарри превратились в туго натянутую леску. Нетерпение болталось на крючке, как огромная рыба. С каждой секундой оно росло, превращаясь из карпа в осетра, из осетра в щуку, потом — в акулу… пока, наконец, не стало размером с кита. Тяжелые ворота медленно разъехались в стороны. Полоска света ширилась, игроки застыли по двум сторонам солнечной дорожки, как статуи. Нетерпение рвалось с крючка, последние секунды тянулись бесконечно долго. Но вот Морковка повернулся, ухмыльнулся и с шальным блеском в глазах сказал любимую фразу: — Ну что, черти, полетаем.

***

Перед каждым матчем старые ворчуны неизменно твердили, что квиддич уже не тот. Коммерция — вот что превратило честный спорт в дешевое шоу. Стадион был увешан рекламами метел, пива, котлов, газировки. Движущиеся картинки раздражающе мельтешили, нагло лезли в глаза, заставляя слезиться от ярких красок. Но вот команды вылетели на поле, и приветственный вопль толпы разметал иллюзии по стенкам, где они поблекли, всеми забытые. Стадион не сводил глаз с 14 фигурок, которые, сделав приветственный круг, разлетелись в разные стороны. «Игроки теперь тоже не те, что раньше», — повторяли вредные критики. Однажды Гарри пришлось выслушать порцию поучений от старика, который утверждал, что видел, как летал сам Молния Файт. И, глядя на сморщенное, как драконья морда, лицо, в этом сложно было усомниться. «Теперь, — прошамкал дедок и позволил себе долгую паузу, уверенный, что уважение к его почтенному возрасту не даст слушателю смыться, — все выделываются. Крутят финты на публику, а толку? Ведь настоящего огня нет. Вот у Файта был огонь, и у остальных был. Они бы никогда не ушли с поля только потому, что закончилось какое-то там время. Настоящий ловец никогда не отступится. Вы все думаете, что смерть ждет впереди, но она всегда идет следом и хватает того, кто мешкает, трусит, топчется на месте… Молния был не из таких, — в жизни, ясное дело, смерть его все равно догнала. Но на стадионе у проклятой не было над ним власти. Вот как надо летать. А теперь никто не вкладывает в игру ни риска, ни огня, ни даже чертового упорства. Сто лет назад никому бы не пришло ограничить время игры двумя часами, — старик не смог удержаться и снова сковырнул корку с той раны, которую нанес ему Международный квиддичный комитет. — Тогда игроки поднимались в воздух, готовые оставаться там хоть десять часов, в любую погоду, и болельщики были им под стать. А теперь…» Если бы Гарри умел спорить, то возразил: сама суть игры осталась и всегда останется неизменной. Для него квиддич означал бурлящую от азарта кровь, ледяной ветер и желание отдать все, что есть за душой, ради победы. Увы, он был не силен в словесных перепалках и поэтому при первой же возможности улизнул к своей команде, которая весело галдела в другом конце старого паба. Стадион походил на котел, где никак не могли смешаться два зелья: черно-белое и зелено-малиновое, — он бурлил, кипел, шумел… Колыхались огромные островерхие шляпы, похожие на буйки; вспыхивали магические надписи; бешеными драконами трепетали флаги. Лица, обращенные к небу, складывались в пеструю мозаику: как обычно, болельщики не пожалели красок, чтобы продемонстрировать силу своей любви. Гарри быстро привык к шуму и перестал замечать толпу. На удивление легко он справился и с искушением отыскать внизу Тома Риддла. Впрочем, он и так мог представить, чем сейчас занят его любовник: стоит и равнодушно глазеет по сторонам, не скрывая, что ведет отчаянную войну со скукой. Одну из тех, где все средства хороши, включая попытки припомнить полный перечень арифмантических формул. Ничего, пройдут первые минуты, в течение которых команды с некоторой ленцой присмотрятся друг к другу, и начнется настоящая игра, — вот тогда Риддл глаз от него не отведет. А пока Поттер воспользовался затишьем перед бурей и нашел другого ловца: тот был совсем еще мальчишкой, худым и мелким. Гарри не разглядел его лица: перед матчем соперник потерялся за спинами более широких игроков, а теперь замер на другом конце поля, внимательно осматриваясь. Недооценивать его не следовало, ведь пять лет назад великого Гарри Поттера тоже принимали за полного недотепу. Люди, которые никогда не поднимались вверх, считали, что воздух лишь пустота. Но для Гарри небо было как море или как невидимый тропический лес, где каждое дерево что дракучая ива. Непредсказуемое и опасное, оно становилось таким же участником игры, как ловцы, загонщики, вратари и охотники. Сначала ветер встретил его тепло, можно сказать, по-дружески, а потом в один момент переменился. Резкий порыв чуть не сбросил с метлы, отвлек внимание, и бланджер едва не ударил в бок. В последний момент Поттер увернулся, дернулся вверх, порадовав болельщиков эффектным поворотом. Они встретили маневр бурными воплями, которые разлетелись по всему полю. «Знали бы вы, перед кем я выделываюсь», — хмыкнул колдун и едва удержался, чтобы не повторить свой фортель. Тело опьянело от адреналина и, казалось, могло парить в воздухе без всякой метлы. Бланджер отстал, но ненадолго: через семь минут они снова с трудом разминулись, и в этот раз Гарри не удержался, бросил взгляд в сторону Эбернота. Ничего не говорило о том, что подлюга намеренно подпустил к нему бланджер. Даже самый опытный загонщик не всесилен, но за четыре года игры в одной команде Поттер успел убедиться: в голове этого скользкого гада работает счетчик. Он определяет, сколько раз нужно проявить инициативу, а когда, наоборот, можно предоставить ловца его судьбе. Ну, да в ад Эбернота вместе с его комплексами! Колдун забрал чуть выше, уходя от общей сутолоки, и сделал круг над стадионом. Их пути с мальчишкой, наконец, пересеклись. Другой ловец был на расстоянии нескольких футов — теперь Гарри ясно видел и следы от угрей на юном лице, и потрескавшуюся кожу на губах. Сильнее всего неуверенность соперника выдавал потерянный взгляд. Не зря опытные игроки называли новичков «птенчиками». Ловец и правда выглядел оглушенным, будто только что выпал из уютного гнезда. Момент требовал остроумных реплик, но ни Гарри, ни его противник с колкостями не дружили. Золотой блеск внизу оборвал неловкое молчание: колдуны рванулись вперед. Они были быстры, как новобранцы, услышавшие набат, и так же рвались показать себя в деле. Скорость меняла все: спокойный воздушный поток превратился в бурную стремнину, которая подбрасывала метлу, словно щепку. Мальчишка не отставал от Поттера, хотя стоило ли удивляться: не умей он летать, как сильфов сын, его бы здесь не было. Они промчались через стадион, взбаламутив игру и поломав своим командам четко выверенную стратегию нападения и защиты. На очередном повороте солнце ударило Гарри по глазам. Ловцы не использовали солнцезащитные чары: боялись упустить проблеск снитча. Чувство равновесия, мышечная память, интуиция не подвели и помогли завершить маневр. А снитч все еще дразнил преследователей: то сбрасывал скорость, давая приблизиться, то, как подстегнутый, уносился прочь. Между командами была договоренность не заканчивать игру слишком рано. Болельщики должны уйти со стадиона с чувством, что деньги, потраченные на билет, окупились сполна. И все-таки… Снитч обладал собственным характером и любил смелых, отчаянных — тех, кто жил одним моментом. Поэтому ловцы добавили скорости, отправив договоренности ко всем чертям. Получить очередную выволочку от босса или разочаровать журналистов было не так уж и страшно. Намного страшнее утратить расположение таинственных сил, из переплетения которых рождалась магия игры. На взгляд тех, кто сидел на земле, их суеверия казались незначительными мошками, но тот, кто летал не имея крыльев, быстро учился ладить с нематериальными силами: ветром, холодом, «мистикой»… Азарт погони привел Гарри к кольцам противника, другой ловец не отставал. Снитч устроил преследователям петляние в трех соснах. Вратарь облил их потоком брани, жалея, что под рукой нет ведра с чем похуже. Мяч, залетевший в кольцо, едва не снес Поттеру голову: доли секунды решили его судьбу. В тот раз монета легла счастливой стороной — Гарри шепнул «спасибо» своему хранителю. На метле колдун удержался, а вот снитч упустил. Мальчишка тоже остался с носом, и вид у него был глупее некуда, но это совсем не утешало. «Он должен быть где-то здесь», — Поттер поправил очки. Они сидели на носу лучше, чем приклеенные, — спасибо чарам. Привычный жест был всего лишь попыткой унять волнение. Сердце бухало в груди: передышка его не успокоила. Напряжение выматывало не меньше, чем попытка пробежать милю за четыре минуты. Интуиция не желала мириться с тем, что добыча упущена, и дать телу расслабиться. Снитч прятался на самом виду, тихо висел, держась рядом с прутьями метлы мальчишки. Он потускнел, поблек, каким-то хитрым образом умудряясь избегать солнечных лучей, но Гарри все равно его видел. Видел и ничего не мог сделать. Слишком большое расстояние их разделяло. А сопернику нужно было лишь развернуть метлу и сграбастать победу в перчатку. «Проклятие!» — взвыло разочарование, и колдун быстро опустил голову. Взгляд мог его выдать, и тогда конец игре. Нет, он не должен упустить снитч. Не сегодня. Решение пришло за секунду. Поттер, с трудом удерживая на лице растерянное выражение, посмотрел вверх, резко вскинулся и рванул метлу в небо. Обман не сработал бы с более опытным противником, но птенчики-новички всегда летали с оглядкой на других, больше доверяя чужому опыту, чем собственному. Мальчишка не раздумывая бросился следом за Гарри. «Ладно, — со злым азартом подумал тот. — Посмотрим, на что ты способен!» И ввинтился в воздушный поток. Спитфайер дрожал, подойдя к пределу магической мощности. Обернуться назад было как подписать приговор на вечность в аду, но Гарри чувствовал: преследователь все еще дышит в спину, тоже выжимая из метлы всю душу. У него был Штормбрингер — хорошая модель для гонки, а вот подъемы давались ей тяжело. Забирали больше энергии. Перед тем как бросить метлу вниз, Поттер окинул взглядом стадион и сообразил, как использовать свое преимущество. Картинка мигом сложилась в голове. Каким чудом ему это удавалось, Гарри не смог бы объяснить даже под пыткой. Его расчеты в арифмантике никогда не получали больше чем удовлетворительно, а Трелони не уставала повторять, что пророческого дара в нем не больше, чем в старом ботинке. Тем не менее он предчувствовал, как сложится игра, и собирался обратить это знание на пользу команде. Мальчишка все еще не отставал. Погоня шла слишком быстро, и у него не было возможности понять, что они преследуют ветер. Штормбрингер выдохся, и отрыв между ловцами чуть увеличился. Весь расчет (хотя «расчет» — это слишком сильно сказано) строился на бланджере, который летел наперерез. Эбернот отбил его в их сторону, защищая Джой. Если все пройдет как надо, то опасность просвистит за спиной Гарри, но прямо перед носом у мальчишки. Отскочит от магической границы, заставив соперника резко дернуться в сторону и выскочить за пределы поля. И тогда у Джой будет право забить штрафной. Смутный план стал реальностью еще до того, как Гарри сумел продумать его до конца. В этом заключался главный плюс стремительного полета: не было времени для сомнений. Когда Поттер развернул метлу, бланджер уже унесся прочь, а мальчишка замер в воздухе. До него начало доходить, что его обвели вокруг пальца. Возмущение побороло неуверенность, и у ловца прорезался голос: — Я все равно поймаю снитч! — крикнул он. Обида предательской дрожью проскользнула между слов, и угроза прозвучала не так свирепо, как бы ему хотелось. — Поймаешь, — спокойно ответил Гарри. К достойному противнику он испытывал уважение, а не злость. — Но не сегодня. Эта игра — моя. Вместо ответа мальчишка поспешил вернуться туда, откуда его увели хитростью. Гарри же решил облететь стадион, держась поближе к северным трибунам. Вдруг получится ненадолго встретиться глазами с Риддлом. Ему хотелось узнать, оценил ли любовник его игру, понял ли, что в небе ему нет равных? Ну или хотя бы убедиться, что темный маг не смылся по-тихому. — Эй, Поттер, ты опоздал на пару секунд, — пренебрежительно бросил Эбернот, стоило ловцу оказаться поблизости. — Еще бы чуть-чуть, и бланджер сбил птенчика с метлы, — этот парень был одним из тех, кто никогда не упустит случая обозвать кого-нибудь «птенчиком». — Я не подписывался на твою работу, — процедил Гарри сквозь зубы. Он слишком хорошо помнил, что значит столкновение с бланджером. Ребра не ломаются: они превращаются в острую крошку. Такого он не желал никому, даже своим противникам. Риддл был на месте, а рядом с ним — рыжая ведьма. Рука в зеленой перчатке по-хозяйски лежала на плече чародея, сочные алые губы почти касались мочки его уха. Что-то в горячем шепоте рыжей определенно пришлось Тому по душе, и он широко улыбнулся, поощряя ее продолжать. Гордость не позволила Поттеру рассмотреть парочку внимательнее. Вместо того чтобы задержаться, он, наоборот, увеличил скорость. Все, что он сейчас желал — оказаться как можно дальше от любовника. Злость цепкой удавкой сдавила горло и затягивалась все туже, стоило вспомнить ту чертову улыбку. И где же чертов бланджер, когда он нужен? Он бы не пожалел собственных ребер, лишь бы перенестись в пустую комнату, где чужие взгляды не мешают выпустить ярость наружу. Заорать, выругаться во весь голос, со всей силы вмазать по стенке, в кровь разбив костяшки… Оставалась одна надежда, что ветер хлесткими оплеухами выбьет из головы дурь. Гарри стиснул зубы, — не помогло. Попытался прокусить нижнюю губу, как герои сентиментальных романов, — не получилось. На глаза наползла серая пелена, превращая его в бешеную собаку на метле. «А, плевать! — решил он. — Врежусь, и хорошо!» Отрезвление наступило внезапно. И снова захотелось ударить, но не стенку и не Риддла, а себя. Кем он станет, если сейчас забьет на игру, на команду, на людей, которые верили в него и ждали победы? Ответ был ясен и безжалостен: никем. От того, кто предает себя, остается лишь тень, пустое место. Злая решимость стиснула ярость в ледяном коконе, заморозив ее. И хотя этот осколок ворочался, царапая побитую душу, эмоции больше не мешали смотреть, соображать, заниматься делом. Следующие полчаса тянулись, как жалобная песня голодного уличного музыканта. Снитч провалился сквозь землю. Счет был 70:40, все еще в пользу Сорок. Но их превосходство таяло с каждой минутой. В начале игры Лонс, убежденный в благосклонности вселенной, отражал удары лучше стенки из самых надежных чар. Так продолжалось до первого пропущенного мяча. А потом сомнения набросились на вратаря кровожадными стервятниками, голодными псами и прожорливыми гулями. Неудивительно, что скоро от его уверенности в себе не осталось и следа. 70:50. Противник стремительно сокращал отрыв. Поттер сильнее всех на поле жаждал завершить игру, но пока вместо снитча ловил лишь неодобрительные взгляды Морковки. Круги и восьмерки, что он выписывал над стадионом, не приносили результата. Один бессмысленный вираж за другим… Гарри тихо выругался, в ответ на призыв Юргена поднапрячься. Правила жили в голове, традиция — в сердце. И какая бы команда ни выиграла, если ловец не поймает снитч, ее победа останется пустой формальностью. Противник растерял остатки задора и тупо повторял его блуждания, оставив надежду самостоятельно отыскать снитч. Понукания команды и нетерпение болельщиков подрезали ему крылья. Гарри хотел подлетать поближе и сказать пару ободряющих слов, но передумал. Вряд ли бы мальчишке пошли на пользу заезженные фразы и покровительственные похлопывания по плечу, скорее, они бы дали ему еще один повод загнобить свою самооценку. Чем дальше, тем больше матч походил на неудавшуюся вечеринку. Зрителям не терпелось побыстрее свалить и выбросить из памяти несбывшиеся надежды. Реклама сыграла с Поттером злую шутку. Люди ждали от него чего-то невероятного, того, о чем можно будет с восторгом вспоминать спустя годы и рассказывать внукам. Но он не умел творить чудеса, он просто хорошо летал. Три минуты до конца. 80:70. Взгляды болельщиков приковала к себе схватка у ворот Сорок. Малиново-зеленые охотники отчаянно боролись за последний шанс сравнять счет или даже вырвать победу. Черно-белые сплотились вокруг своего ловца и, казалось, готовы были подставиться под удар, лишь бы спасти шаткое преимущество. Про ловцов все забыли. Гарри осматривал поле больше для того, чтобы занять время, уже ни на что не надеясь. Снитч он заметил, когда 3:00 на табло сменилось на 2:59, — тот скользил обманчиво медленно, будто позолоченный кораблик на тихой глади пруда, однако, почувствовав приближение Поттера, тут же рванул вверх. Он будто играл с ним, так же, как сам колдун недавно играл с мальчишкой. «Покажи мне, на что ты способен!» — теперь этот вызов бросили Гарри, и он его принял, поднимаясь все выше и выше. Другой ловец попытался вклиниться в их гонку, но быстро отстал. Не ему было тягаться с Поттером в мастерстве и одержимости, которая крепкой нитью привязала колдуна к ускользающей цели. Тело одеревенело, прижалось к метле, стараясь составить одно целое, уменьшить сопротивление воздуха. От ручки исходило тепло, метла летела на пределе своих заклинаний. И когда Гарри пришлось резко повернуть вниз, прутья протестующее затрещали. Но даже эта угроза не могла заставить его остановиться. Снитч превратился в его падающую звезду, в обещание исполнения заветных желаний. Чем выше была скорость, тем больше свободы ощущала его душа. Как если бы он вырвался из тесных запруженных улиц города на пустую дорогу. Кругом простор — привольно, одиноко. Желание лететь быстрее смерти хлестало сердце, как кнут. Подгоняло и подгоняло. Кровь неслась по венам, рот жадно кусал воздух, бьющий в лицо. Кто-то крикнул «стой!» или показалось? Ветер выл в ушах, хором голодных призраков отсекая все звуки. Земля приближалась, стиралась грань между полетом и падением. Мелькнула и тут же исчезла мысль: «Не успею вывернуть!». Дикая погоня собирала свою дань: страх, боль, надежды, желания. Она не церемонилась, обдирая его душу, спешила, как хозяйка, которая хотела успеть к обеду очистить рыбу от чешуи. Тяжело было скинуть с себя взгляд небытия. Оно гипнотизировало, по-змеиному вкрадчиво и незаметно. Не решать, не выбирать, не разрываться на части, не платить за ошибки, груз которых с каждым годом все тяжелее… Стать свободным. Собственная жизнь вдруг стала неподъемной, как небесный свод, а Гарри не было дано силы атланта. Время текло обманчиво медленно — казалось, вечность приняла сторону сумасшедшего колдуна, но счет шел уже не на секунды, а на удары бешено бьющегося сердца. Сейчас или никогда. «Пошла ты на хрен, вечность», — Поттер ухмыльнулся так, что треснули искусанные губы. Он отвел руку в сторону, и, когда метла начала поворот, снитч ударился в подставленную ладонь. Спитфаер кидало в сторону, искры сыпались с помела, как из ноздрей простуженного дракона. Зеленый газон усеяли черные точки проплешин. Но каким-то чудом метла все еще держалась параллельно земле, хоть и подпрыгивала, будто плоский камешек на воде. Скорость гасла. «Давай, девочка, вытащи меня. Ты сможешь», — шептал Гарри верной злючке. Он дернул ее в сторону, уводя от столкновения с деревянной стенкой. Прутья отплевывались яркими искрами. Но девочка не подвела, не дрогнула, не вспыхнула и не взорвалась, навсегда похоронив надежду, что когда-нибудь в роду Поттеров появятся более благоразумные колдуны. Метла остановилась. Гарри разжал руки и кулем рухнул вниз. Крылышки снитча трепыхались в левой руке. Лед в груди растаял, ярость угасла, и он почувствовал странный, неестественный, покой. Голубое небо завораживало своей глубиной. В него хотелось закутаться, как в одеяло, и уснуть прямо здесь, на траве, под теплыми лучами солнца. Снитч выпорхнул из ослабевших пальцев. Над стадионом висела мертвая тишина. Гарри еще не сообразил, что для тех, кто оставался на земле, его головокружительный полет вниз выглядел чистым самоубийством. Тысяча человек, как один, затаили дыхание в ожидании трагедии. Первым очнулся комментатор и выдавил из себя одну емкую фразу: — Еб тебя, Гарри Поттер. Стадион разразился ликующим ревом. Люди вскакивали с мест, вопили во все горло, обнимались, махали флагами, смеялись, плакали… И никто из них в тот момент не думал, что «квиддич, мол, уже не тот».