Триумф черного короля

В том, что Гарри проснулся в своей постели, не было его заслуги. Фред и Джордж доволокли друга до кровати, а перед уходом влили в него флакон вонючей бурды, проявив ровно столько заботливости, сколько обычно достается заболевшему скручервю. Зелье полностью избавило от похмелья, но Поттер не испытывал благодарности к создателям чудо-средства. Если бы ему оставили выбор, он предпочел мучиться тошнотой и головной болью, а не валяться в кровати, вспоминая все, что вчера натворил. «Я — дурак», — нечто подобное Гарри предполагал и раньше, но теперь исчезли последние сомнения. Только дураки бросаются навстречу смерти, будто она родная мать, которая пришла забрать их домой. Колдун усмехнулся, и начавшие заживать ранки на губах снова раскрылись. Он прикоснулся к ним и посмотрел на кровавый отпечаток. На ум пришло нелепое сравнение с красной помадой. Впрочем, простенькие лечебные чары быстро поправили бы это дело. Нужно было только заставить себя двигаться: сначала встать, потом привести себя в порядок и, наконец окончательно победив унылую вялость, пойти позавтракать. Гарри пожалел, что не держал дома еды. Людей видеть не хотелось. Впрочем, деваться было некуда. Причем из дома его гнал не столько голод, сколько слабая надежда на силу привычной рутины. Вдруг она поможет отвлечься от невеселых мыслей. Что-то — не похмелье, но такое же тяжелое и вязкое — не давало Поттеру шевельнуться. Пришлось призвать на помощь все свое упрямство и как-то спихнуть непослушное тело с кровати. Сначала одна нога (он не обратил внимания, какая именно) опустилась на мраморный пол, потом другая. От босых ступней по коже побежал неприятный холодок. Каждое утро Гарри обещал себе, что поищет ковер, а пока на полу валялись только старые номера «Мира Квиддича» и грязная одежда. Он уставился на свои колени: в джинсах зияла приличная прореха. Поттер не удержался и сунул туда палец. Ни синяка, ни царапины, ни засохших следов заживляющей мази. Ничего, что бы подсказало, где и как он умудрился порвать свои почти новые джинсы. Тело начало клониться назад, кровать будто держала его тысячей и одной нитью. Гарри резко вскинулся и широко распахнул слипающиеся глаза, вид при этом у него был немного испуганный: собственная бодрость явно застала его врасплох. Колдун подслеповато огляделся. Очки, к удивлению хозяина, обнаружились на своем обычном месте. За пять лет Гарри наловчился засовывать дужку в полый столбик кровати, который остался без набалдашника. Проделать эту операцию он мог в любом, даже полубессознательном состоянии, чему и получил очередное доказательство. Казалось, после того как Поттер водрузил очки на нос, прояснилось не только зрение, но и сознание. Во всяком случае, руки и ноги уже не ощущались как бесполезные деревяшки, неумело прикрученные проволокой к туловищу. В правом углу стоял, широко распахнув покосившиеся дверцы, старый шкаф. Поневоле напрашивалась мысль, что поттеровская одежда была для него чем-то вроде несвежей селедки, которую он изверг из своего нутра. В ворохе на полу отыскались чистая футболка и целые джинсы. Гарри наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где он бросил мантию. Зеленая осталась в раздевалке, а в сорочьей он таскался по пабам и, видимо, забыл ее в одном из них. А нет… Щеки вспыхнули. Вчера ночью он укутывал мантией плечи грудастой блондинки и нашептывал ей всякий бред. Еще и раздувался от гордости, когда она широко улыбалась в ответ. Пусть в ее улыбке не было ни легкой насмешки, которую хотелось поймать губами, ни согревающего душу тепла, эта шикарная деваха улыбалась ему. И только ему. Выкуси, Том Риддл. Дьявол, забери весь алкоголь в мире! — Поттер пнул кучу одежды и задел деревянный ящик. Зашипел, но бездумно, как вода, попавшая на раскаленную сковородку. Нагайна обозвала бы его кретином, который даже выругаться по-змеиному не может. Гарри первым готов был признать, что его квартира требует уборки. К сожалению, дальше слов дело никогда не заходило: его всегда отвлекало что-то более важное. «Зато детям бы здесь понравилось», — утешал он себя. И это было верно. У него дома спиногрызы могли бы весь день играть в прятки, строить неприступные крепости из коробок с неразобранным хламом, воевать со старой вешалкой, которая чем-то смахивала на сгорбленную злую каргу… В общем, они бы неплохо провели день, если бы не убились в процессе. Поттер вот оказался опасно близок к смерти от несчастного случая. Едва он вышел из относительно чистой спальни, как сразу же споткнулся обо что-то и с проклятием полетел на пол. Первое его ругательство адресовалось судьбе и жизни в целом, второе — ушибленной коленке, а третье выскочило изо рта, пока он собирал одежду в кучу и нашаривал слетевшие с носа очки. Четвертое же, самое забористое, Гарри приберег для куска трольего дерьма, так некстати подвернувшегося под ноги. Но слова испарились прямо с языка, когда колдун увидел, что причиной его нелепого падения стало чучело крокодила, которое вольготно разлеглось посреди прохода. «Это что-то новенькое», — пробормотал Поттер себе под нос. Задаваться вопросом, откуда в его квартире взялся дохлый крокодил, было бесполезно. Алкоголь, точно наглый вор, стырил все канализационные люки с улиц его памяти, а события прошлой ночи разделили участь незадачливых прохожих: провалились вниз и пропали без следа. Может, крокодила подарили ему друзья? Или враги? Рептилия демонстративно сверкала зубами, будто предлагая написать на них пару-тройку незамысловатых угроз, вроде: «Не подходи, убью», «Ты — покойник», «Смерть всем и каждому». Гарри решил, что обязательно воспользуется этой идей, если его крепко достанет какой-нибудь назойливый журналист или фанат. От такого предупреждения даже Скиннер не отмахнется, не то что от запретительных постановлений. А пока крокодила следовало убрать куда подальше. — Акцио палочка, — произнес Гарри, не подумав. Ненаправленная магия действовала быстро, но грубо: нащупала искомое в кармане мантии, приволокла ее и бросила Поттеру на ноги, предоставив колдуну самому вытаскивать содержимое наружу. Он сначала удивился, почему мантия лежала спинке дивана, в то время как должна была валяться непонятно где, но потом сообразил, что эльфы, служившие на стадионе, в очередной раз оказали ему услугу. Гарри достал палочку и замер: превратить мантию, подаренную Риддлом, в пыль он не мог, хоть и собирался. Воспоминания цеплялись за ткань, будто обрывки неразвеянного колдовства. Ощущение тепла, дрожь в ответ на прикосновение, ложь, на которую он всегда был готов купиться… Заклинание подбросило крокодила в воздух и зашвырнуло на диван. А мантию Поттер скомкал и кинул в угол, где она, вместо того чтобы неприметной ветошью улечься на полу, накрыла полузасохшую пальму. Торчавшее из кадки фальшиво зеленое дерево мозолило глаза, но затевать войну с куском ткани не стало, — это было бы глупо. Сграбастав в охапку сменную одежду, Гарри поковылял в ванную. Там он провел минут двадцать, самое большее — полчаса, а когда вернулся, благоухая можжевельником и лечебной мазью, нашел в гостиной двух нежданных гостей. — Привет, — бодро крикнули ему близнецы. Они устроились на диване, поделив на двоих одну газету. — Мы подвинули Томми, ты не против? — спросил Фред. — Томми? — Ага, ты его сам вчера так обозвал, — Джордж махнул рукой в сторону крокодила, который прилепился к стенке над пустым зевом камина. — Сказал, что эта гадина напоминает тебе одну знакомую сволочь… — ехидно добавил Фред. — Ваш подарок? — Поттер присмотрелся к рептилии. Сквозь туман воспоминаний проступали смутные очертания чучела с красным бантом на горле; тогда оно выглядело намного дружелюбнее. Гарри пришла в голову странная мысль: вдруг крокодилу вместе с именем передался и мерзкий характер темного мага. При взгляде на зеленую морду так и хотелось сказать: эта тварь замышляет что-то недоброе. Колдун тряхнул головой, надеясь таким нехитрым способом выкинуть из головы безумные идеи. В мире Риддла магия проникала повсюду, но в его квартире правила обыденность, и чучело здесь было просто чучелом. — Не-а, Криви-младшего. — Мы подарили тебе наш особенный магический приемник. Он ловит музыку из прошлого, будущего и еще кучи альтернативных миров. Гарри вспомнил громоздкий деревянный ящик со шкалами и ручками, которые могли натворить не меньше бед, чем зубы «Томми». — Не волнуйся, мы покажем тебе, как им пользоваться, — Джордж без труда прочитал мысли друга и подбодрил его беззаботной улыбкой. — Кофе будете? — постарался увильнуть Гарри. Объяснение тонкостей работы магической техники стало бы плевком старой карги в зелье из стыда, надежд и сумбурных воспоминаний, бурлившее у него в голове. Оно бы взорвалось фонтаном едких брызг. Близнецы отложили газету и потянулись в кухню следом за хозяином. — Хочешь узнать, что о тебе пишут в «Пророке»? — спросил Фред. — Хочу узнать, что обо мне ничего не пишут, — мрачно буркнул Поттер. Заклинание дематериализации испарило грязную посуду в раковине и на столе. В его жизни давно наступил момент, когда чистые чашки проще было купить, чем помыть. — Не надейся. В ближайшие пару дней твое имя с первой полосы не сгонит даже новость о возвращении Мерлина. — Скиннер тут процитировала нашего министра. Он сказал, что ты летал убийственно круто, — заметил Джордж. — Вот это вряд ли, — возразил Фред. — Наверняка старый зануда выдал нечто вроде: «Мы все безусловно восхищены выдающимся мастерством мистера Поттера. Его беззаветная храбрость и готовность сложить голову ради победы в очередной раз явила нам пример неукротимого духа нашей великой нации…» — Ну да, а потом Рита пропустила его слова через себя, и их стало не узнать, — Джордж поспешил оборвать витиеватую нить фраз, пока Фред не запутался в ней и других не заморочил. — Но с тем, что вчера ты летал убийственно круто, мы согласны. — Ага. Скорее, самоубийственно, — рот Гарри дернулся в кривой улыбке, которую он подцепил от Тома Риддла. — Смотри-ка, ты не безнадежен. Близнецы хмыкнули и переглянулись. Гарри пожал плечами и принялся шарить по кухонным шкафам. Безалаберность сокращала посудные ряды быстрее, чем злой полтергейст. Его добычей стали лишь чашка и стакан, из которого магия без труда сотворила еще одну чашку. Поттер мог предложить гостям только кофе. Этого явно было мало, чтобы называть себя гостеприимным хозяином, но, к счастью, близнецы на многое не рассчитывали. Они не первый год знали Гарри и вообще терпимо относились к чужим странностям и недостаткам. Но хоть Уизли никогда его не осуждали, дружба не мешала им задавать неудобные вопросы. В этот раз не удержался Фред: — Парень, чем тебе не угодили домашние эльфы? Они бы в один момент всё здесь вычистили, окружили тебя домашним уютом и прочими радостями. — Конфликт принципов. Я вроде как в школе давал клятву, что никогда не буду использовать рабский труд. Они же наотрез отказываются брать у меня деньги. В последнее время Гарри часто облегчал себе жизнь, ловко вертя правду, как монету: так, чтобы была видна лишь одна ее сторона. Вот и сейчас он назвал первую причину, но умолчал о второй. Если что и могло бы заставить его рвануть на другой край света, так это постоянное присутствие дома существа, готового служить, обожать и преклоняться перед великим Гарри Поттером. — Тебя надо свести со Спэрроу, — Джордж азартно сверкнул глазами, предвкушая веселье. Гарри же нахмурился и с опаской переспросил: — С кем? Его внимание отвлек писк латунной кофеварки. Поттер быстро разлил черный деготь по кружкам и поставил на стол. — Есть у нас один знакомый эльф, — перед тем как продолжить, Фред глотнул кофе. Обжигающая горечь прошлась по языку жестким ершиком, унося с собой стойкое послевкусие от экспериментальных коктейлей и самопальной выпивки. Пока братец кривился, пытаясь понять, на какое именно «шило» он сменил остаточную гадость мандрагорьей самогонки, Джордж перехватил нить повествования: — …который решил перетащить своих товарищей в капитализм. Он собрал вокруг себя единомышленников и создал первую чисто эльфийскую клиниговую компанию. Они убирают в домах, но за деньги. — Спэрроу тот еще хитрюга и свое возьмет. Ты бы видел, как он ведет дела. Скидки, бонусы, наценки и промоакции тасует лучше, чем ловчила из Лютного переулка колоду карт. Клиенты всегда довольны. — Наша школа. Конечно, не все эльфы его поддерживают. Многие, наоборот, защищают старый порядок: верность одной семье, беспрекословное подчинение, наволочки и прочее средневековье… — Только что толку, если ветер перемен дует не в их паруса, — Фред ухмыльнулся, довольный, что под конец удалось ввернуть пафосное словцо. — Пока что работы у Спэрроу и его команды немного. Они в любой день могут отдраить твою несчастную квартиру за полцены. Думаю, для великого Гарри Поттера они могли бы и бесплатно, но сам понимаешь: здесь вопрос принципа. В новом веке любой эльфийский труд должен быть оплачен звонкой монетой. Хотя, если убедить Спэрроу, что твое имя сделает ему неплохую рекламу, а заодно улучшит репутацию среди других эльфов, то, уверен, он скинет еще галеонов 20—30. — Спасибо, но я попробую своими силами… — пробормотал Гарри. Перспектива стать козырем в чужой идеологической войне его не привлекала. — Дело твое, — легко согласились близнецы и одновременно отставили пустые чашки. — Ну что, Гарри, — в своей беспечной манере произнес Фред. — Ты не передумал насчет зелья? — Какого зелья? — Отворотного. Помнишь? Ты вчера попросил принести его тебе. — И как можно скорее, — Джордж поставил на стол флакон с длинным горлышком. За тусклым зеленым стеклом чернело непонятное варево, в котором одинокой звездочкой крутилась сверкающая искра. — Наше зелье отличается от обычного, — когда дело доходило до презентации их совместных проектов, Фред со своим блудливым красноречием выходил на первое место. — Старое отворотное хорошо избавляет от желаний, вызванных магией, но в случае, если чувства подлинные, сводит с ума. А у нашего побочных эффектов нет. Никакого безумия, депрессии или внезапной смерти. — Только цыплята, — вставил честный Джордж. — А цыплята — это пустяки, — поспешно заверил Фред. — При чем тут цыплята? — растерялся Поттер. — Ты принцип действия отворотного зелья представляешь? — не дожидаясь ответа, Фред схватил пустую чашку. — Он очень прост. Представь, что зелье — это полный ярости и смертоносной энергии демон, которого послали уничтожить врага. Враг же — это чужой приворот, — рыжий повертел в руках чашку, прикидывая, как бы использовать ее для наглядной иллюстрации своих слов. Гарри неверно истолковал его намерения и подлил кофе ему и Джорджу. — Когда враг на месте, все хорошо: отворот уничтожает чужие чары. Но если врага нет, зелье все равно срабатывает, ты ведь помнишь: оно у нас как заряженный демон. А значит, не может не взорваться. Но в этом случае уничтожается не чужое колдовство, а то, что придется. Говорят, так можно убить в человеке душу. — А мы нашли способ трансформировать эту силу в материальный объект, от которого организм избавится без дополнительного колдовства, — продолжил Джордж. После того леса сравнений, который нагородил Фред, его четкие и простые объяснения казались ровными квадратиками полей, аккуратно разделенными живыми изгородями. — В то время мы работали над пером, несущим яйца. Удобная получилась штука: исписал пять страниц — получи яйцо всмятку. Всегда можно перекусить, не вставая из-за стола. Видимо, расчеты немного перепутались между собой, и поэтому нерастраченная магическая энергия начала принимать форму цыплят. В принципе, не самый худший вариант. По сравнению с иголками и булавками. — Ладно, братец, с правилом Кушакса Гарри точно не знаком. Пощади его неведение. — Как скажешь. Так будем пробовать или нет? — Есть другие варианты? Нет, Поттер понял все, о чем говорили близнецы, хотя это было все равно что следить за ловкими движениями шельмоватого наперсточника. Но когда дело касалось магии, не обычной, бытовой, а той, другой, его решимость, упрямство и безрассудство исчезали. Взрослый колдун превращался в сопляка, которого старшие мальчишки сначала подбили влезь в чужой двор, а потом бросили, стоило только хозяину показаться в окне. — Ты говорил, что хочешь проверить, настоящие твои чувства или наколдованные. Это зелье дает стопроцентную гарантию. Нет — свобода. Да — цыплята. — А что я теряю? — Гарри вытащил пробку из флакона. Но он терял. И пусть это была лишь надежда, что рядом есть кто-то важный и нужный, ему стало не по себе. Собственные руки предавали его: они дрожали. Руки слабака. С какой готовностью они цеплялись за Тома Риддла — стыдно вспомнить. Поттер глубоко вздохнул: оправданий у него не было. Только понимание, что он заслужил все побочные эффекты старого отворотного зелья, а судьба почему-то давала ему шанс отделаться по-легкому. Стеклянное горлышко почти коснулось губ. Зелье пахло на удивление приятно — брусникой. Поттер медлил: почему-то черная жидкость внушала ему не надежду на освобождение, а страх. — Не бойся, в нашем зелье нет ничего такого, чего бы мы сами не съели, — заверил Фред. — Слово колдуна, — подтвердил Джордж. Близнецы встали и подняли чашки. И Гарри из одинокого грешника, сжимающего в руке свою судьбу, стал частью бесшабашной компании. На душе полегчало. Они шутливо чокнулись, и каждый сделал по глотку. Некоторое время ничего не происходило, — Поттер не мог понять, хорошо это или плохо. Близнецы настороженно ждали. Гарри внимательно прислушивался к своему организму, однако странное шебуршание в горле застало его врасплох. Сначала оно было пылью, неприятной и раздражающей, но почти не имеющей плотности. Колдун закашлялся: пыль обрастала пухом, щекотавшим гортань, и коготками, неприятно царапнувшими нежную слизистую. Оно увеличивалось в размерах, перекрывая доступ к воздуху. Хрипя, Гарри согнулся пополам — то ли Фред, то ли Джордж хлопнул его по спине. А потом в ход пошло заклинание, которое подцепило и выдернуло наружу желтый комок. Упав на пол, тот как-то съежился и усох. Секунду назад Гарри казалось, что в горле у него застряло нечто величиной с грейпфрут, но цыпленок, что жалобно пищал и копошился у него под ногами, был меньше, чем кулачок младенца. — Вот чушь и плешь, — пробормотал Джордж. — Ага, — хотел сказать Поттер, но пришлось поберечь воздух. Новый цыпленок прокладывал себе путь в мир.

* * *

Дематериализация целой оравы цыплят оставила неприятный осадок. Ни на взгляд, ни на слух они не отличались от тех, что вылуплялись из яиц, а кто будет чувствовать себя на миллион, уничтожая слабых, беззащитных и жалобно пищащих. Фред предложил открыть птичник, но его идея успеха не имела ни как деловое предложение, ни как шутка, что помогла бы развеять общее уныние. После того как близнецы ушли, Гарри допил остатки чая с зельем на меду и принялся бестолково бродить по квартире. Он хотел выждать час перед тем, как рвануть к Риддлу. Нужно было убедиться, что цыплячья икота точно прекратилась. Его терпения хватило только на двадцать минут, — как и любому влюбленному идиоту, Поттеру не терпелось выяснить отношения. — Где Том? — спросил он у Нагайны; та мирно дремала в гостиной, обвив диван, будто гигантского кролика. — Ушел, — желтый глаз распахнулся и выжидающе уставился на колдуна. От змеи не укрылось его волнение. Определенно, глупый мальчишка опять во что-то вляпался. Предчувствие хорошего веселья прогнало остатки сна. Совсем близко маячила возможность поиздеваться над Поттером, и Нагайна уже была готова наброситься на нее и заглотнуть одним махом, — так она обычно поступала с самой желанной добычей. Но следующий вопрос отбил охоту к развлечениям: — Ушел к той рыжей? В одну секунду змеиная морда оказалась прямо напротив лица Гарри. Нагайна заговорила, и в ноздри ударил запах тухлого мяса. — Какой рыжей? Медно-рыжей, как вампирьи слезы? — Что? — колдун отшатнулся. Не из-за запаха, хотя тот и сшибал в нос, а из-за злости в ее глазах. — О, тупой человек! Какие точно у нее волосы? Цвета слез вампира? — Откуда мне знать. Я не видел ни одного плачущего вампира. Эй! Раздвоенный язык ткнул Поттера в щеку. Нагайна нависла над ним, будто собиралась проглотить. Но вместо этого зашипела, выталкивая слова с придыханием, будто они ее душили: — Красные, как рубин, или зимний закат, или глаз демона, или что там еще может придумать влюбленный дурак, которому взбрело в голову писать стихи. — Понятно, — Гарри потихоньку отступал. Нагайна была из тех существ, чья злоба сродни магии: преодолев определенный рубеж, она строила волосы на голове дыбом, нагоняла панику на собак и замораживала кишки. Он ударился спиной о выступ камина и только тогда выдавил из себя: — Нет, волосы у нее просто рыжие. Обычные… — Значит, не эта… — змея снова легла на спинку дивана. Атмосфера изменилась; шаровая молния, что невидимым сгустком напряжения висела между Поттером и Нагайной, отыскала выход и вылетела из комнаты. — О ком ты сейчас говорила? — рискнул спросить Гарри. Сторонний змееуст разобрал бы в ее шипении лишь фразу: «Тебе лучше не знать», — но Поттер, хорошо изучивший риддловскую гадюку, услышал за резкими словами нетерпеливое: «Ну давай же, расспроси меня получше». — Она была любовницей Тома? — он уселся в кресло. Новый всплеск змеиной ярости не позволил ему расслабиться. — Если бы! — диван, который все еще томился под грудой тяжелых колец, заскрипел. Нагайна крепко стиснула его в своих объятиях. За годы совместной жизни с Риддлом она переняла людскую привычку вымещать свой гнев на мебели. — Тогда бы Том перестал к ней неровно дышать. Но нет, эта хитра как дьявол. Она дразнится, а близко не подпускает, обещает и потом ускользает, оставляя нас с кучей проблем. — Может, ты просто ревнуешь на пустом месте? Гарри запустил пальцы в волосы. Взъерошил. Должно быть, им двигала подсознательная уверенность, что его лохмы — антенны, и если их хорошо настроить, то они смогут принимать сигналы от вселенной. И та, наконец, объяснит ему, что вокруг творится. А пока история о безответной любви, длящейся долгие годы, никак не хотела становиться частью биографии злого чародея, страха и ужаса магической Британии. Хотя, с другой стороны, люди знали о Лорде лишь то, что Том Риддл позволял им узнать. — Поттер, я не раз называла тебя тупым, глупым, ограниченным, недоделанным… — И теперь ты хочешь передо мной извиниться? Сарказм Гарри разделил судьбу мелкого космического мусора, попавшего в гравитационное поле земли. Самолюбие Нагайны, как и земная атмосфера, не знало жалости и сжигало любой посторонний объект, а если какому-нибудь оскорблению удавалось уцелеть, то оно разбивалось о непрошибаемую уверенность змеи в собственном превосходстве. — Пора бы тебе понять, бестолковый колдун, что существа высшего порядка никогда не извиняются. Во всяком случае, не перед такими, как ты. Прости, ты что-то сказал? — Нет, ничего. Продолжай, карма моя. — Какая такая карма? — Незаслуженная. — Поттер лишь вздохнул, обезоруженный ее возмущенным тоном. В этой словесной дуэли он не мог рассчитывать на победу. — Ох, не важно. Я лишь хотела сказать, что, несмотря на все твои недостатки, ты все-таки меньшее зло, чем эта. От нее одни неприятности. Другие ведьмы тоже доставляли много проблем. Но эта… Эта все равно хуже вас всех. Даже той дурочки, которая пыталась завязывать мне на хвосте бантик. За одно это ее следовало бы придушить. А потом глупышка сунула свой нос в Питакрикс 13-го века. Ты представить себе не можешь, какой начался ужас, когда она случайно открыла портал в преисподнюю. Я тогда еле ноги унесла. — У тебя же нет ног. — А это были ноги мистера Пита, домовладельца. Он, бедный, всего лишь захотел узнать, какого дьявола у нас творится. Вот и узнал дьявола. Нагайна могла выдумать эту байку просто ради того, чтобы посмотреть, бросится ли душа Поттера искать надежное убежище в пятках. Такие шуточки были как раз в ее мерзком характере. Здравый смысл, со свойственной ему подозрительностью, заметил, что вряд ли радость Риддла вымахала бы до тридцати футов, если бы разбрасывалась чужими ногами. К явному разочарованию змеи, Гарри не выскочил из кресла и не побежал в камин. Немного поерзав, он неуверенно произнес: — Ты все время называешь ее «эта»? Странное имя… — Эта — не имя, а уменьшительное прозвище, — почти пропела Нагайна, бросив все возможности змеиной глотки на то, чтобы изобразить высокомерную стерву. — Тому не нравится, когда любовь всей его жизни называют «эта дешевая потаскушка». Диван сломался, судя по громкому треску, — старое дерево сопротивлялось до последнего, но в этом случае мог выстоять только гранит. Видимо, рыжая ведьма сильно насолила Нагайне, если один лишь разговор о ней привел змею в бешенство. Все бы ничего, но Гарри начинал проникаться к таинственной любовнице Риддла похожими чувствами. — Она красивая? Змея расползалась по полу. В другое время Гарри не пожалел бы для обломков дивана Репаро. Сейчас же колдун мазанул по ним взглядом и снова уставился на змею, нетерпеливо ожидая ответа. — Моби Дик, издание 1951 года. — При чем тут кит? — Призови книгу, дубина! — Прекрати обзываться, — Поттер взмахнул палочкой. — А ты сначала вылечи свое хроническое слабоумие, — Нагайна вскинулась и едва не получила по голове книжкой, которой не терпелось попасть в руки поманившего ее колдуна. Между пожелтевших страниц лежала фотография. Старая, неподвижная. Счастливая парочка сидела на спинке деревянной скамейки, прижимаясь друг к другу. Тому на вид было не больше семнадцати, но он сильно отличался от того молодого Риддла, которого Гарри узнал позавчера: аккуратная прическа, разделенная на прямой пробор вместо нестриженых лохм, безупречно отглаженная мантия вместо залатанной хламиды, школьный галстук, туго стягивающий воротник рубашки… Ироничная улыбка, а также упрямый вызов в глаза давали знать, что в объектив фотографа Риддл попал не по собственному желанию, а из-за каприза подружки. Ее волосы и правда были почти красными, даже на полувековой бумаге они горели, будто костер. Поттер так и не рискнул их коснуться — побоялся обжечься. Слово «красивая» было для нее слишком плоским: оно ставило ее на одну доску с такими обыденными вещами, как розы, закаты, глянцевые кинозвезды, пейзажи с туристических открыток… Но рыжая, казалось, пришла из другой жизни, другого мира, в ней будто бы текла иная кровь, огненная, заговоренная, и жар ее просачивался сквозь молочно-бледную кожу. Может, поэтому Том Риддл рядом с ней перестал походить на самого себя. Он отогрелся, отжился, почувствовал себя счастливым… Шпаги в руках влюбленных Гарри заметил в самую последнюю очередь. Они скрестили клинки буквой «Х», явно рисуясь перед друг другом, а заодно перед всеми, кто когда-нибудь увидит этот снимок. — Шпаги — ее идея, — будто поймав его мысль, сказала Нагайна. — Подарок. На клинке Тома выгравировано слово «Память». Догадайся, что на другом. Поттер нахмурился: что-то такое было в скандинавской мифологии… связанное с воронами. — Знание, — предположение прозвучало нерешительно, как шаги подвыпившего мужа, который боится потревожить сон сварливой жены. Нагайна вытолкнула из пасти ком свиста и шипения. Это было не самым лучшим подражанием язвительному смешку, но ее настроение Гарри уловил. — Забвение. Вот как она окрестила свою зуботычку. Думаю, намек весьма ясный. Даже ты бы сообразил, что эта всего лишь наглая вертихвостка. А Том — нет… Гарри бросил последний взгляд на влюбленных и вложил фотографию обратно между страниц. — Как они познакомились? — Не знаю, это случилось еще до меня, — неохотно призналась Нагайна. — Ну а тебя Том как встретил? — этот вопрос давно мучил Поттера, и он не упустил возможности его задать. — О, Том спас меня. От мерзкого змеееда. Монстр тоже умел говорить на языке, но использовал слова как привязь. Каждый день убивал одну из нас и хвастал этим, вешал мертвую кожу на дверь своей лачуги. Том хорошенько его проучил и забрал меня с собой в вашу колдовскую школу. С тех пор он всегда заботился обо мне. И разве он не заслужил кого-нибудь получше этой или вот тебя? Нагайна замолчала. Гарри не принялся ей возражать. Впрочем, она взяла паузу не для того, чтобы собеседник мог высказаться, а чтобы самой собраться с мыслями. Гнев, ревность и обида были тем материалом, который трудно переплавляется в слова. — Ты представить себе не можешь, сколько мы от нее натерпелись. Она приходит и уходит, как те разрушительные ураганы. Каждый раз я надеюсь, что насовсем. Ведь Том ей не нужен, так почему бы не перестать его дергать. Это было бы честно. Но эта понятия не имеет о честности. Она как война: метит мужчин, залезает им в мозги. И живет в уверенности, что у нее есть право в любой момент призвать их обратно. Готова спорить, эта чертова дрянь еще ни разу не получала от них отказа. Гибкое тело возилось на полу, мышцы сокращались. Нагайна, ослепленная злобой, не понимала, что пытается раздавить воздух. — В первый раз, когда она его бросила, Том угодил под арест. Разнес что-то там, нарушил ваш идиотский протокол. Они ведь собирались пожениться, но эта не пришла, и он кинулся ее искать. Узнал, что его невеста, — из последнего слова, как оборотень из человечьей кожи, лезло другое, непечатное и грязное, — сбежала в Париж с другим. А я ведь предупреждала, что она двуличная дрянь. Знаешь, из-за чего она взъелась? Она хотела во Францию, а Том собирался пойти в ученики к магу, который жил в унылой глуши, где ни танцев, ни светского общества, ни роскоши… И наивно верил, что эта будет торчать там, пока он постигает чародейскую мудрость. Ха! Она скорее пополам переломится, чем пожертвует своими желаниями. Вздорная, капризная, самовлюбленная эгоистка. И поверь мне, она неслучайно затеяла этот фарс со свадьбой, знала ведь, что Том обиду не проглотит и совершит какую-нибудь безумную глупость. Эта никогда не могла смириться, что он все делает по-своему вместо того, чтобы плясать под ее дудку, как другие. И она добилась того, чего хотела: вместо ученичества у великого мага, Том целый год работал на общественных началах в гнусной занюханной лавчонке. А потом мы отправились в ужасную школу на Востоке Европы. Все назло ей. Мне там было ужасно холодно. Гарри сидел в своем кресле как на острове, окруженный морем змеиных колец. Однако на месте его удерживали не они. Поттер сам не понимал, почему все еще здесь. «Я Риддлу не нужен, — подумал колдун. — И не буду нужен». Умом он знал: если уйдет, унесет с собой и свое сердце, и прочие потроха. Но душа считала, что, как бы далеко он ни бежал, рано или поздно ему придется вернуться. За тем, без чего жить нельзя. Нагайна ждала новых вопросов, но получила непривычное, долгое молчание. Оно заставило ее отложить обиды и внимательно посмотреть на собеседника. — С тобой все в порядке, Поттер? — В полном, — для себя Гарри усвоил одну вещь: как бы плохо ни было ему на самом деле, на все подобные вопросы нужно давать только один ответ. — Тогда почитай мне. Ты испортил мне настроение, так что должен все исправить. Выбери что-нибудь сказочное. Я хочу выкинуть эту из головы. — Хорошо, только освободи мне дорогу к книжному шкафу. Поттер и сам был не прочь отвлечься. Один черт знал, когда Том вернется домой, тем не менее Гарри твердо решил дождаться любовника. «Вот и проверим, правда ли, что с хорошей книгой время летит незаметно», — его пальцы пробежались по корешкам, а глаза вчитывались в названия, едва различимые в тусклом свете. Наконец он увидел что-то интересное, но, к разочарованию Нагайны, это была не книга сказок.

* * *

— Ты заболела? — спросил Том у любимицы. — Я в порядке, — ответила Нагайна, не поднимая морды со спинки заново собранного дивана. — Неужели? Тогда почему ты еще не проглотила эту кучу мелких цыплят? — темный маг подошел к ней и ласково погладил по голове. Змея соизволила открыть глаза: — Они вылезли из Поттера. Я такое в рот не возьму. — Вот как, — Том, наконец, перевел взгляд на своего любовника. Гарри выпрямился в кресле и захлопнул книгу с интригующим названием «Все, что нужно знать темному магу…» на обложке и подзаголовком «…о жабах, тритонах, червягах и прочих земноводных», который можно было обнаружить, лишь открыв титульный лист. Том Риддл был колдуном с большим вывертом, поэтому его врагам не грозило превращение в абстрактную жабу, похожую на иллюстрацию из детской книжки. Каждому из них он заранее подбирал наиболее подходящее обличье, учитывая индивидуальные черты внешности и характера. Некое суеверие, сродни религиозному трепету, не позволяло Тому портить книгу пометками, поэтому над страницами витали магические надписи. Они-то и увлекли Поттера настолько, что Нагайна оставила попытки стрясти с него сказку. Вместо этого она потребовала починить диван. Не поднимая взгляда, Гарри наколдовал Репаро. Риддлова радость пошипела немного и задремала, признав свое поражение в битве за внимание Поттера. Но то, чего не удалось добиться капризной змее, получилось у магических цыплят. Когда очередной желтый пролаза рвался в реальный мир из тесной и неудобной глотки, колдуну волей-неволей приходилось прерывать чтение. Теперь ему предстояло весьма неловкое объяснение. — Я… — горло перехватило, как от очередной магической материализации. «Нет, только не сейчас», — взмолился он. Обошлось. Это обычное волнение встало комком в горле. Поттер посмотрел на пол: там, где всего минуту назад пищало с десяток цыплят, теперь никого не осталось. Едва Риддл оказался рядом, материализации разбежались, также как и мысли их несчастного создателя. Гарри перевел взгляд на любовника, пытаясь прочитать выражение его лица. Тени давно захватили комнату, а слабый Люмус давал мало света. Честно говоря, маленький и дрожащий сгусток магии напоминал еще одного цыпленка, только зависшего в воздухе. — Они наколдованные, — пробормотал, наконец, Поттер. — Я это понял, — снисходительно произнес Том, не меняя равнодушной маски. Самой худшей из всех. По ней невозможно было понять, чего ждать дальше: уничижительной иронии или добродушной насмешки. — Ты можешь изложить суть происходящего в пяти предложениях? В его вопросе не было ничего, кроме спокойной деловитости, и Гарри пришлось признать: ему никогда не просчитать своего любовника. В ответ на неуверенный кивок Том бросил: — Тогда пойдем со мной. Объяснишь все, пока я буду собираться. На пороге Гарри обернулся, вспомнив про своих цыплят, но они уже исчезли. В отличие от него, Риддл расправлялся с иллюзиями молча и без лишних сантиментов. Пока парень мешкал, Том ускользнул в лабораторию. Дверь он оставил открытой, но Гарри все равно ощутил легкий трепет, будто без разрешения вторгся в чужое убежище. Здесь был недружелюбный колючий воздух, пахло озоном, старой бумагой, воском и дымом, а наглые сквозняки лезли за шиворот. Поттер никак не мог решить: то ли глупый призрак принял его за новую игрушку, то ли он приглянулся похотливому невидимке. — Ты уезжаешь? — едва задав вопрос, Гарри сообразил, что сморозил глупость. Обругал себя, но исправляться было уже поздно. Хотя, Риддл вроде бы не заметил его промаха. Том полностью сосредоточился на пузырьках и флаконах, выстроившихся перед ним на столе. Три десятка пузатых, округлых, длинных, а также плоских стеклянных солдатиков, готовых послужить темной магии. Внутри — порошки черные, красные, серые, желтые; странные маслянистые жидкости; свежие, будто сегодня сорванные травы… а еще — мерцающие искры, клочки тумана, семена, сонные черви и даже золой песок. — Да, на три недели. Может, дольше, — Том отобрал с десяток пузырьков и поместил их в деревянную шкатулку. Остальные, повинуясь взмаху его руки, прыгнули в разные стороны. «Как напуганные лягушки», — только и успел подумать Гарри. Тихо звякнув, они затерялись на темных, забитых колдовской утварью полках. — Куда? — Нагайна высунулась из стены, едва не задев висевшую на погнутом гвозде шкуру водяного. Стремительной рекой она пронеслась по полу, на секунду замерла у хозяйских ног и медленно потянулась вверх. — Неужели опять к ней? Эти двое были вместе полвека и понимали друг друга с полуслова. Риддл не стал переспрашивать, кого именно его змея имела в виду. — Нет, — он обошел свою любимицу и направился к окованному железом сундуку. Связка черных свечей лежала на самом дне, и ее проще было достать руками, чем магией. Нагайна потянулась следом. — Так куда же ты собрался? Ее появление отбросило Поттера на самую обочину беседы. И он был этому рад. Немного. У него никогда не хватило бы наглости устроить Риддлу допрос. А если бы хватило, Том наверняка бы отделался пустыми отговорками. От Нагайны ему так просто было не отвертеться. — На трехночное бдение, радость моя, — внутри сундука царствовала густая ночь. Риддл опустился на колени и без колебаний сунул в эту черноту руку. — А, — голова Нагайны маячила у него за плечом. Ведь из сундука могло выпрыгнуть что-нибудь съедобное. — Кто в этот раз? — Ты его не помнишь. — Том вытащил свечи и отправил их на стол. Крышка сундука захлопнулась с громким металлическим щелчком. — Барбарайн Крипсел. — Почему же, прекрасно помню. Он хотел вырвать твое сердце и съесть его сырым, еще истекающим кровью. — Они все хотят, — самодовольная улыбка скользнула по бледным губам. Том был из тех, кто измеряет свое величие количеством врагов — как живых, так и почивших. Он направился к большой плетеной корзине, по пути выдернув из зубов сушеной головы черный шелковый платок, похожий на те, что обычно используют фокусники. Голова едва не свалилась с полки. От падения ее спасла магия. Черный платок полетел на пол, где увеличился в размерах до небольшого коврика. — Он клялся, что призовет на помощь все силы ада, лишь бы тебя убить, — Нагайна ни на шаг не отставала от хозяина. — Это не клятвы, радость моя, а корм для ветра, — Том пнул корзину. Опрокинувшись на бок, та выпустила из себя черепа. Заклинание перекинуло их на шелковый платок и уложило аккуратной горкой. Риддл пересчитал добычу, нахмурился. — Ты будешь один? — змея попыталась пригвоздить хозяина к месту недовольным взглядом, но тот извернулся, будто тень. Одна секунда, и он уже был на другом конце чердака — снимал со стопки книг череп карликовой мантикоры. Между прочим, вещь редкую и дорогую. — Думаю, да, но все равно лучше поторопиться. — Ты с ума сошел! Там может быть опасно! — Не волнуйся, все будет хорошо, — решение расстаться с артефактом далось Риддлу не без борьбы. Но поиски более дешевой замены требовали времени, а он не хотел терять ни минуты. Когда последний череп увенчал общую кучу, платок еще больше растянулся, концы завязались в узелок. Его содержимое уменьшилось и переместилось на стол. — Он наверняка подстроил тебе ловушку. Том, не ходи! — Знаю, — голос темного мага оставался ровным. Гарри был уверен, что предстоящая поездка вызывает у его любовника столько же интереса, сколько квиддичный матч. Он ошибался и понял это, наконец поймав взгляд Риддла. Бдение еще не началось, а глаза Тома уже лихорадочно блестели, как у человека, которому несколько суток еду и сон заменял адреналин. — Когда умирает один из нас, из темных магов, кто-то должен провести три дня и три ночи рядом с его телом. Обычай требует, чтобы у гроба собралось семь колдунов и ведьм. Все они ставят по одной черной свече, тем самым закрепляя за собой право на долю наследства покойного… — Но только никто этому обычаю не следует: каждый хочет оказаться у трупа первым, поставить семь свечей сразу и заграбастать себе все, — Нагайна выплеснулась на пол вся, до самого кончика хвоста. Длины ее тела как раз хватило, чтобы изобразить на полу запутанный узор и заключить Риддла в подобие магического круга. — Так и есть, радость моя, мы не любим делиться, а еще меньше любим компанию себе подобных. Гарри несильно удивился, узнав, в чем именно заключалась суть трехночного бдения. Практичность была отличительной чертой темных магов, и порой она пугала больше самого страшного безумия. И нет, он почти не расстроился, в очередной раз оказавшись тем единственным человеком, которому нужно все объяснять и разжевывать. По-настоящему задело его то, что, даже обращаясь к нему, Том смотрел на змею. Эти двое вели молчаливый, но от этого не менее напряженный спор. Нагайна плотнее сдвинула кольца, не нарушая их замысловатого хитросплетения. Увы, тот круг, что сгодился бы для адского демона, не смог удержать темного мага. Риддл выскользнул. С плеча забившегося в угол скелета сорвалась дорожная сумка. Пузырьки, свечи, уменьшенные черепа свалились в ее бездонное нутро. Сборы продолжались под яростное шипение. Гарри топтался на месте, не зная, куда себя деть. На ум пришло одно единственное слово, вечная палочка-выручалочка: — Ааа… Понятно… Его заглушило недовольство Нагайны. Она ворочалась на полу, пытаясь поймать хозяина за ноги, но тот был проворнее. Как болотный огонек, он возникал то тут, то там, забирал нужную вещь и снова просачивался сквозь половицы, чтобы появиться на другом конце мансарды. Когда поиски очередного магического артефакта задержали Тома у длинного стола с горой деревянных шкатулок, Гарри рискнул перебраться через раздраженную Нагайну. Про себя он вспоминал детскую считалку, что заканчивалась словами: «Раз, два, три — замри». К сожалению, змея замирать не собиралась. — Теперь твоя очередь объясняться, — сказал Том и усмехнулся, будто глазами на затылке видел все нелепые подскоки и спотыкания своего любовника. — Цыплята… — Гарри передернуло. Риддл не обратил внимания на его смущение, продолжая разбирать шкатулки на столе. Ловкие пальцы ощупывали поверхность, вступали в диалог со сложным орнаментом и, получив «нет» в ответ, откладывали пустышку в сторону. Вся процедура не занимала много времени, но шкатулок было много. Гарри надеялся собраться с мыслями раньше, чем Риддл закончит с ними и опробует тот же метод на его голове. — Я тебя люблю, — Поттер не стал ждать ехидной улыбки и затараторил дальше: — Это факт, доказанный отворотным зельем. Модифицированным, поэтому вместо того, чтобы сводить сума, оно заставляет меня икать цыплятами. Заставляло. — Необычное применение эффекта Колфера, — Том отложил очередную шкатулку и теперь разглядывал Гарри. На человека, который внезапно нашел свое счастье, он не походил. — Но ты, конечно, понятия не имеешь, как твои рыжие друзья решили парадокс зависимости Бодера—Мойра? — Эээ… правило Кушакса, — Поттер вскинул подбородок. — Занятно, — трудно было понять, к чему именно относился этот комментарий: к экспериментам близнецов, правилу Кушакса или ребячливой попытке Гарри уесть самодовольного темного мага. Уловив краем глаза едва заметное движение, Риддл резко повернулся и схватил одну из шкатулок. «Попалась», — говорила, нет, скорее кричала его широкая улыбка. Крышка покорно распахнулась. Добыча не впечатляла: невзрачная бутылка с желтоватой жидкостью внутри. Этикетки не было, но горечь забродившего меда и спирта лучше слов давала понять, что плещется внутри. Несмотря на крепко завинченную пробку, она просочилась в комнату, разогнав по углам запахи бумаги, специй, дыма и озона. Расчистив себе место, вонь гордо встала во весь рост и громко заявила: «Мандрагорья самогонка», — но у Риддла нашлось заклинание, заткнувшее ей рот. Бутылка отправилась в сумку. Мантию на плечах сменил дорожный плащ. Том переместился к чучелу виверны и вытащил из ее зубов старую шпагу. — «Память»? — не удержался от вопроса Гарри. Риддл соображал так же хорошо, как скрывал эмоции. Поэтому удивляться и выпытывать, откуда Гарри знает его тайну, он не стал. Вместо этого темный маг тихо произнес: — Нагайна, — и смерил питомицу укоризненным взглядом. — Что я? — откликнулась та. — Ты сам притащил в дом змееуста! Он меня расстроил, сказал, что вчера ты был с какой-то рыжей! Том помолчал секунду, потом повернулся к Поттеру: — Ты поэтому пытался убиться на своей несчастной метле? Приревновал и захотел привлечь мое внимание? Уши Гарри покраснели, гордость требовала сказать решительное «нет», но он плохо врал. — Нет, не только. Еще ради игры. Ловец должен поймать снитч, иначе она не будет настоящей. — Обе причины друг друга стоят, — каким-то образом Риддл умудрился спрятать шпагу в сумку, а потом перекинул ремень через плечо. — Ты хороший враг, Гарри: чтобы убить тебя, не нужно строить коварных планов — достаточно дать тебе в руки метлу, и твоя собственная глупость сделает все остальное. — Думаешь, то, что делаешь ты, не глупость? — наконец-то Гарри стряхнул с себя странное онемение, и слова полетели как пули. — Я гоняюсь за снитчем. Ты гоняешься за своими тайнами. А все потому, что мы просто не можем по-другому. Я знаю, что там, в воздухе, мое место. Тот, кто летает ради славы или денег, никогда не летает по-настоящему. И я думаю, нет, знаю, что тот, кто колдует ради денег, славы или власти, никогда не колдует по-настоящему. Всё это мы делаем ради того, чтобы остаться собой. — Нет, ради того, чтобы стать кем-то большим, — Том улыбнулся. — Но ты не перестаешь меня удивлять. — Что ж, если Поттер такой удивительный, пусть он отговорит тебя от бдения, — пробурчала Нагайна. — Боюсь, никому не под силу меня отговорить. — Эта бы смогла… — А если я пойду с тобой? — Гарри прикинул, получится ли у него исчезнуть на три дня. Да. Вот только нужно было выторговать у Риддла полчаса, чтобы договориться с Джеем. — Поверь мне, бдение рядом с гниющим трупом — неподходящее занятие для юного колдуна. — Зато мы сможем спокойно поговорить. Без помех. Нагайна сделала вид, что хмурый взгляд Поттера предназначался не ей, а бутылке с трехрогим козлом внутри. — Серьезные разговоры совсем не то, чем я бы хотел заниматься три ночи подряд, — Том усмехнулся уголком рта. Однако раньше в его глазах не было грусти. Гарри собирался возразить и едва не прикусил язык. Лаборатория растаяла как мираж. Они стояли в спальне Риддла, которая после хаоса наверху выглядела вопиюще аккуратной и пустой. На общем фоне выделялась прикроватная тумбочка, заваленная магловскими детективами в мягкой обложке. Том окинул книги взглядом. Понять навскидку их содержание было намного сложнее, чем выпытать у магической шкатулки, что она прячет внутри. Поэтому он решил взять все. Щелчок пальцев — сумка раздулась, будто глубоко вздохнула, и опала. Чары сделали свое дело, вместив невместимое. Гарри не знал, прихватил ли Том с собой смену одежды или туалетные принадлежности. Маг уделял личным вещам не столько же внимания, сколько магическим артефактам. Поттер чувствовал, что время уходит, шансы уносятся прочь, как вагоны поезда, и вот-вот промелькнет последний. А он все никак не мог заставить себя прыгнуть и схватиться за один из них. Все, пора: сейчас или никогда. — Я сказал, что люблю тебя… Это для тебя что-нибудь значит? Тяжело было побороть смущение, но выдержать пристальный взгляд Риддла оказалось еще тяжелее. — Нет, я не люблю тебя, — Том коснулся его щеки, все еще не отводя взгляда. — Это несправедливо, обидно и даже больно. Но только сейчас… Риддл был прав: его слова задевали, ранили, злили, но его прикосновения утешали, ободряли, исцеляли. Их власть была сильнее. Гарри нашел в себе силы освободиться от сдавивших грудь тисков. — Через некоторое время любовь пройдет, и ты поймешь, как тебе повезло. Тебе не придется отвоевывать свою свободу у одержимого темного мага. Я дам тебе уйти. Последняя фраза прозвучала нежно, заменив собой прощальный поцелуй. — Присмотри за Нагайной, пока меня не будет, — Том отступил на шаг и растворился в воздухе. Одиночество обрушилось на Гарри, как весь небесный свод. Казалось, сейчас самое время открыть камин, сделать шаг в никуда, а там пусть магия разметает его по всем временам и пространствам. Но гриффиндорцы не ищут легких решений. И Поттер выбрал другой путь — вернуться к обычной жизни: тренировкам, друзьям, товарищам по команде, захламленной квартире, доставучим приживалам-пикси, куче нераспечатанных писем и крокодилу. Вспомнив о чучеле, Гарри усмехнулся. Ну, хотя бы этот Томми всегда будет ждать его дома.