Триумф черного короля

Гарри оказался среди пляшущих язычков пламени, но не адского. Оно не жгло и не стало удерживать колдуна, когда тот решил взмыть вверх. Все еще легкий, как облако, он без труда проделал этот маневр. — Что ж, юный отрок, теперь мы точно знаем, что у тебя есть склонность к стихии огня. Звук опередил изображение. Гарри понял, что он все еще в прошлом, и догадался, к кому именно обращался скрипучий голос. Мир вокруг представлял собой суп из акварели. Поттер всмотрелся в мешанину красок, стараясь не заострять внимания на деталях, а охватить все и сразу… Картинка вырвалась из тумана и прильнула к нему. Она осталась немного размытой, завернутой в полупрозрачную янтарную дымку. Место было знакомым: магазин волшебных палочек, который выглядел почти так же, как в воспоминаниях Гарри. Та же дверь с витражным стеклом, бросающим пятна света на темный пол, тот же прилавок с тяжелым железным кассовым аппаратом. Латунь блестела чистотой, как оружие хорошего солдата. На стеллажах — ни пылинки, а футляры с палочками были разложены аккуратно, словно по линейке. То ли из-за угла зрения, то ли из-за мрачного настроения, но сейчас они напоминали Поттеру маленькие гробики. Свет, покрывающий каждый предмет, немного сбивал с толку. Куча заклинаний была необходимой мерой для защиты магазина от неуправляемой магии юных колдунов, впервые подбирающих себе палочку. Пламя, сотворенное Риддлом, не просто гасло, а втягивалось в стену, поглощаемое более сильными чарами. Странно: в свой первый визит Гарри не чувствовал, что магия здесь буквально распирает материю, которая вздувается блестящими волдырями. Хозяина Поттер тоже узнал сразу. В прошлом у мистера Оливандера было больше волос на голове, темных и прилизанных. Двигался он живее и увереннее. Старость еще не сковала его тело артритом, артрозом и остеопорозом. Мастер быстро обошел магазин, отбирая футляры по одному ему известному принципу. Том остался у прилавка; он немного подрос, но все еще был мелковат для своего возраста. Коричневый пиджак, штаны до колена и вязаный жилет сидели на нем плохо: скорее всего, их покупали на вырост. Возможно, для кого-то другого. Одежда не выглядела сильно потрепанной, но чем-то напоминала униформу: практичную, безликую, не сильно красивую. Оливандер разложил футляры на прилавке и начал их открывать. Риддл наблюдал за ним отстраненно, почти холодно. А ведь он должен был лопаться от любопытства и шарить вокруг загребущим взглядом, одновременно засыпая мага сотней вопросов. «Что же с ним случилось за эти годы?» — спросил себя Гарри, подавшись вперед. Он держался у самого потолка, подальше от глаз Тома. Пока что присутствие чужака засекли лишь чары магазина — они притягивали его к себе, но Поттер не терял бдительности. Оливандер заговорил — пришлось пожертвовать картинкой ради звука. Предметы утратили четкость, утонув в теплом свете. — …что ж, пожалуй, начнем вот с этой, — он протянул Тому короткую палочку. — Дуб и чешуя дракона. Ты, должно быть, не знал, что драконы существуют не только в сказках. — Я не интересуюсь драконами, и сказками тоже, — Риддл повертел палочку в руках. Его ответ нельзя было назвать грубым, но, видимо, Оливандер посчитал отсутствие интереса за оскорбление. Он продолжил суше и строже: — Следует также обращать особое внимание на то, из какой именно части существа была взята чешуя. Палочка, внутри которой находится чешуя из груди дракона, подойдет лишь человеку, наделенному большой храбростью и отвагой. — Она жжет мне руку. — Тогда попробуем ольху и драконий зуб. Маг вел себя с мальчишкой как дворецкий с незваным гостем неблагородных кровей. Может, мистер Оливандер и правда представлял себя кем-то вроде привратника, пропускающего детей в мир серьезного взрослого волшебства. В таком случае неудивительно, что он ждал большего почтения к своей работе. Риддл несколько раз взмахнул палочкой, оставив в воздухе огненные росчерки. — Сойдет. Мастера передернуло; он поджал губы и повторил: — Сойдет? — каждый звук в этом слове был смешан с презрением, как с грязью. — Вы, мой юный друг, пришли к нам из другого мира и, конечно, не понимаете всю важность волшебной палочки для настоящего колдуна. Со временем до вас дойдет этот очевидный факт, а пока поверьте мне на слово: палочка должна быть продолжением вашей руки. Нет большей глупости, чем выбрать палочку, которая всего лишь «сойдет». — Она лучше, чем остальные двадцать или сколько их было, поэтому я ее беру. Лицо Оливандра выдало желание надрать наглецу уши. В полку риддловских недоброжелателей прибыло. «Что с тобой, Том? Где твое чертово обаяние? — Гарри завертелся волчком. — Почему ты ведешь себя так, будто на завтрак дерьма наелся. Ты же ребенок, ты впервые в магическом мире. Да это же наверняка самое яркое приключение в твоей жизни!» Потер увлекся, переживая за Риддла как за себя, и позабыл, что мальчишка может его услышать. Но в этот раз обошлось: голос Оливандра заглушил его возмущение. — Вот уже пятьсот лет моя семья делает и продает волшебные палочки, и ни разу за все это время не было случая, чтобы наши клиенты не нашли то, что им нужно. — А среди ваших покупателей был кто-нибудь по фамилии Риддл? — Нет. А почему ты интересуешься? — Да так. Мне говорили, что здесь это распространенная фамилия. — Бузина и зуб дракона должны подойти. — Нет, спасибо. Я возьму эту, — будь Том лет на 15 постарше, эта фраза положила бы конец разговору, но от слов одинадцатилетки было легко отмахнуться, что Оливандер и сделал. — Эта палочка тебе не подходит, а значит, я не могу ее продать. — У меня нет времени… — Мы потратим столько времени, сколько нужно, чтобы подобрать идеальную палочку. Ты еще скажешь мне спасибо, когда поймешь, что заклинания не творятся по щелчку пальцев. — Щелкать пальцами мне не нужно, — буркнул Риддл и, поборов желание швырнуть палочку на прилавок, аккуратно положил ее в пустой футляр. — Миссис Поттер, — Оливандер согнал раздраженное выражение с лица и улыбнулся. — Пришли выбрать палочку для маленького Уинфреда? Любопытство развернуло Гарри к двери. Его прабабка была красивой женщиной, с глазами снежной королевы. Вместо короны она носила высокую прическу. Светлые волосы держались вместе благодаря тонким длинным шпилькам, украшенным на концах подснежниками скорее матовыми, чем белыми. Поттер различил серебристые прожилки на лепестках, вспомнил, чем заканчивается такое пристальное внимание, и отцепился от нежных цветочков. Серо-зеленая мантия скрадывала очертания фигуры, — не то чтобы он собирался оценивать формы своей прабабки, но… немного интереса ведь не считается за извращение. На груди мантия была застегнута на множество маленьких стеклянных пуговок, внизу ее полы расходились в стороны. Голубая юбка блестела. Когда ведьма двигалась, казалось, что по ее ногам бежит водопад и обрывается чуть-чуть не добравшись до лодыжек. Гарри давно не попадался человек, который носил не просто одежду, а статус, образ власти, неприступности и больших денег. Пылинки завертелись, взбудораженные смутным подозрением, что, если дотронуться до ее одежды, пальцы пройдут сквозь ткань, как сквозь поток, немея от холода и страха, но в результате поймают лишь пустоту. Рядом с ведьмой топтался мальчишка, один из тех, кто сначала тянется в длину, а уже потом набирает мясо на костях. Короткие светлые волосы чуть торчали вперед, будто небольшой козырек надо лбом, по бледной коже рассыпались золотистые веснушки, серые глаза чуть косили, ресницы были почти не заметны. Поттер искал сходство со своим собственным лицом и заметил кое-что общее в форме скул и лба, но этого не хватило, чтобы ощутить родство. А тем временем прабабка что-то говорила; большая часть ее утомительного монолога протекла мимо Гарри. Он успел ухватить лишь концовку: — …только никаких болотных тварей. Наследник благородного рода Поттеров не может иметь палочку с жабьей костью внутри. Это вопрос престижа нашей семьи. — Увы, не в моей власти удовлетворить ваше желание. Волшебная палочка сама выбирает себе хозяина, — вымучил из себя Оливандер. Дни перед началом учебного года были для него таким же испытанием, как рождественская неделя для магла. Много беспокойства и еще больше радостных ожиданий, с трудом сдерживаемая улыбка при виде еще одного ребенка, получившего свою первую палочку, и тихая гордость, которую вызывает в человеке ощущение отлично сделанной работы. Однако всякий раз, когда в магазин заходил кто-нибудь похожий на миссис Поттер, Оливандер испытывал почти непреодолимое желание послать все к черту и забаррикадироваться в спальне, притворившись больным. Ведьма пропустила его слова мимо ушей и как ни в чем не бывало продолжила: — Я слышала, вы закончили две палочки, обе с пером феникса внутри. Что ж, это очень удачно. Уверена, перо феникса — именно то, что нужно крошке Уинфреду. — Возможно, но я бы предложил попробовать что-нибудь попроще. Палочка с пером феникса… — Предназначена великому волшебнику. Все это знают. Лицо мистера Оливандера исказилось, будто слова миссис Поттер тяжелым грузом упали ему на ногу. Ведьма открыла мастеру глаза на весьма неприятный факт: сегодня его весь день будут доставать надутые мамаши, которым зашло в голову, что именно их чадо должно получить палочку с пером феникса и тем самым утереть нос всем знакомым. Если Гарри переключал внимание достаточно быстро, звук и картинка почти становились единым целым. Он мог не только услышать реплику, но и увидеть реакцию, которую она вызывала. Осознав свою способность, колдун попробовал проделать этот трюк специально — конечно, воспоминание тут же смешалось, пошло рябью, всколыхнулось, как разноцветный ковер-самолет, разогнавшийся на полную скорость. Он не знал, сколько времени потребовалось прошлому, чтобы успокоиться, но картинка успела измениться. Теперь двое взрослых смотрели на Тома Риддла, причем с таким видом, будто мальчишка напомнил им о завтрашнем визите к зубному. Сама же причина их дурного настроения опустила глаза и разглядывала палочку. — Он маглорожденный? — в этот раз самодовольный тон ведьмы еще сильнее колол уши. Ей бы следовало знать, что нельзя говорить о людях так, словно их рядом нет, но чистокровные колдуны имели собственные представления о вежливости. Для них она была еще одним оружием в словесных дуэлях. — Миссис Поттер, простите мальчишку за дерзость. Он переживает из-за того, что не может найти подходящую палочку. — Ничего удивительного: я слышала, способности маглорожденных отличаются от наших. Примесь пустой крови плохо влияет на магию. Видимо, в этом молодом человеке плохой крови слишком много. Сомневаюсь, что он способен на серьезное колдовство. — Тем не менее дар у него есть, можете мне поверить. Как раз родственный драконьему зубу. Прошу прощения за небольшую заминку, пусть он опробует палочку. Мы покончим с этим делом, и тогда я смогу все свое внимание уделить вашему Уинфреду. Том не стал дожидаться разрешения ведьмы — палочка рассекла воздух. Злой свист не обещал ничего хорошего. Бледная молния забилась в воздухе, как придавленная змея, свернулась сердитым шаром, втянулась в себя, ужавшись до размеров наперстка и, стоило только всем подумать, что худшее уже позади, взорвалась. По воздуху побежала искрящаяся волна — Гарри успел увернуться, а вот прическе миссис Поттер повезло меньше. Роскошная башня золотистых кудрей обратилась в кучу грязи, которая начала распадаться на отдельные пряди. Женщина окаменела, ее глаза расширились, а рот распахнулся. Воспитание придушило крик ужаса до тихого всхлипа. Внимание Поттера перескочило на Уинфреда: тот морщил лоб и, поднеся руку ко рту, пытался затолкать смешок в кулак, — потом на Оливандера: мастер смотрел на ведьму с беспокойством, но без тени сочувствия, — и наконец на Риддла. — Простите, я не хотел. Я случайно, — запинаясь сказал Том. Он выглядел очень расстроенным. — Мерзкий мальчишка, позже я обязательно поговорю с твоими родителями, даже если мне придется послать этим маглам сову. — Я сирота, — Риддл посмотрел на ведьму проникновенным взглядом, способным выжать жалость даже из камня. Гордость не мешала Тому доставать свое сиротство, как козырь, из рукава. Он делал это с небрежностью опытного игрока, которая чуть ли не кричала: «Да, детка, у нас тут не вшивая дыра, а Лас-Вегас». К удивлению Гарри, трюк сработал — разъяренная мегера сбавила тон. — Кто привел тебя к нам? — кривясь, она отлепила мерзкую прядь от своей щеки и закинула назад. На коже осталась грязная полоса. Женщина поднесла руку к глазами. Дорогая белая перчатка была безнадежно испорчена. Черные пятна ползли по ткани от кончиков пальцев к запястью, будто грязь сочилась из-под ногтей. Впрочем, прабабка обладала завидной выдержкой. Гарри вряд ли смог стоять столбом, пока его лохмы холодной грязью расползались по шее, плечам и спине, пропитывая одежду и распространяя вокруг адскую вонь. Будь здесь Фред и Джордж, они бы в один голос возмутились: «Эй, откуда этот мелкий засранец знает секрет самой ядреной из наших бомб-вонючек?!» Прошлое не баловало запахами, но от этого конкретного хотелось избавиться как можно скорее, что Поттер и сделал, сосредоточившись на звуках. — …директриса нашего приюта привезла меня в Лондон, но сюда со мной не пошла. Вы ей не нравитесь. Ну, не именно вы, а все колдуны и ведьмы, — свою издевку Том выдал за детскую непосредственность, мол, я еще слишком мал, чтобы соображать, что говорю. Взрослые купились — махнули на него рукой, решив, какой спрос с глупого ребенка, вдобавок еще воспитанного маглами. — Миссис Поттер, позвольте мне помочь… — Нет, — женщина резко дернула головой, и та грязь, которая еще оставалась у нее на макушке, съехала на бок. — Вы сделаете только хуже. Мне срочно нужно в больницу. Уинфред, ты справишься без меня? Вот деньги и портключ, вернешься домой, когда закончишь с покупками. Дожидаться ответа было не в привычках миссис Поттер. К тому же самообладание ведьмы держалось на последней тонкой ниточке. Ее горло дернулось, сглотнув комок желчи. Маленькие белые зубки впились в нижнюю губу. Не попрощавшись, она побежала к двери. Полы мантии и подол длинной юбки крутились вокруг лодыжек, как свора веселых щенков. Звякнул дверной колокольчик. Оливандер позволил себе облегченно выдохнуть, а Уинфред, состроив хитрую мордочку, подбросил в руке кожаный кошель, и только Том все еще держался настороже. — Досадно, весьма досадно, — пробормотал мастер из чувства долга. Нужно было показать молодому поколению, что он не одобряет всякие шалости, но его тону не доставало строгости. Ведь мальчишка был не виноват. Мастер как никто другой знал: неуправляемая магия способна выкинуть любой фокус. Он не заметил, что за пару секунд до «взрыва» Том тряхнул пальцами левой руки. Хотя, это движение могло оказаться неосознанным жестом, в который поттеровская паранойя вложила злой умысел. — Случившееся еще раз доказывает, как важно подобрать правильную палочку. Вот этим мы и займемся. Будет справедливо, если ты, прирожденный возмутитель спокойствия, уступишь свою очередь Уинфреду: есть у меня предчувствие, что мы с тобой долго провозимся. Том пожал плечами, но пальцы как-то нехорошо стиснули палочку. Он перевел взгляд на свою руку. Щека дернулась, будто, сжав челюсти, мальчишка надавил на больной зуб. Однако он без возражений вернул палочку. Бледное лицо ничего не выражало; его можно было вертеть и так и этак, как старую монету со стершейся чеканкой, но не получить ни кусочка важной информации. Вот почему Поттер едва не посыпался на пол тонким слоем золотистой пыли, когда его осенило. Всё равнодушие и спокойствие Риддла было напускным. Том напялил на себя невозмутимость, и она сидела криво. Будто манера держаться, также как одежда, досталась ему от кого-то другого. Более взрослого. Стоило лишь присмотреться, и сквозь щели слабой брони проглядывали страх, неуверенность, смущение и злость… Том не успел купить палочку, но уже решил, что магический мир ему враг, который только и ждет случая его унизить. Риддл не понимал, как вести себя среди волшебства, а спрашивать совета не хотел: боялся показать себя дураком. Он бы скорее съел собачью какашку, чем обратился за помощью к чванливым магам или ведьмам. Том знал, что они о нем думали: «Тебе здесь не место» — вот что. Может, и всю эту канитель с выбором палочки придумали только для того, чтобы показать чужакам: вы уроды, вот и убирайтесь туда, откуда пришли. Риддл устал, держался из последних сил и готов был на все, лишь бы положить конец позорищу. Даже разнести тут все к чертям. Все лучше, чем расплакаться. Мысли сыпались на Поттера, как оплеухи, — он отступал, съеживался и наконец опустился на пол за прилавком. Его сознание погрузилось в темноту: колдун больше не пытался удержать прошлое. Наоборот, он бы все отдал, чтобы вернуться в настоящее: найти Тома, обнять крепко прижав к себе и в ответ на обычную насмешку пообещать: «Что бы ни случилось, я всегда буду рядом». Чем дальше, тем сильнее давило одеяло темноты: оно уже не казалось уютным, скорее — удушающим. Еще больше беспокоила тишина, пришедшая с темнотой. Вдруг Риддл успел разгромить магазин, пока Гарри страдал тут от собственной беспомощности, — в воспоминаниях не стоило полагаться на чувство времени. Колдун полез обратно к нечетким звукам и образам, напоминающим перемешанный паззл. Голос, который он услышал первым, звучал весело и беззаботно; хотелось бы, чтобы это был голос Тома Риддла, но нет. Тараторил Уинфред: — Можно хотя бы посмотреть на палочку с пером феникса. Все кругом твердят: она особенная, самая лучшая. — Они лучшие, — поправил Оливандер. — Я создал две палочки с пером феникса в сердцевине. Они сестры и ни в чем не уступают друг другу. Я, конечно, еще не собираюсь на покой, но могу сказать твердо: они — мой шедевр. Ничего подобного я больше не сделаю. — Я спрашивал, что такого особенного в пере феникса, но никто не знает. Только дедушка сказал, что у вас есть книга, где все расписано. Ну, рассказано, как по палочке понять, какая у кого магия. Только текст там непонятный, зато картинки — блеск. Дед до сих пор их помнит. — Та книга называется «Сущность силы колдуна» Добгаера Полки; говорят, тот, кто ее расшифрует, узнает все тайны волшебства, — Оливандер грустно улыбнулся. — К сожалению, у меня ее больше нет. — Но палочки вы нам покажете? Пожалуйста. Уинфреду осталось дожать совсем немного: наверняка мелкий паршивец подкрепил свою просьбу милой улыбкой, а может, умоляющим взглядом. Гарри не видел. Зато он ясно различал блестящие зеленые ботинки Оливандера. Остальная картинка была замарана чем-то похожим на сажу, поэтому ботинки выглядели самостоятельными существами вроде больших зеленых крыс, обритых наголо. Вели они себя очень беспокойно: топтались на месте, переминались, постукивали друг о дружку. — Что ж, мне придется спуститься в мастерскую… «…и оставить вас, двух юных балбесов, одних в моем магазине», — добавил мастер про себя. Поттер, на чью долю выпало сомнительное счастье разделить эту мысль, не мог с ним не согласиться. Еще Гарри не нравилось, что Риддла совсем не было слышно. Он поднялся и замер у края прилавка. Том старательно делал вид, что происходящее за стеклом витрины интересует его намного больше, чем разговор Уинфреда и Оливандера. — А за вами, мои юные друзья, будет присматривать глаз василиска. Мальчишки уставились на странную штуковину, которую маг достал из-под прилавка. Из плоской, как блин, подставки торчал тонкий стержень, закрученный в кольцо; внутри кольца плавал стеклянный шар, и было непохоже, чтобы он держался на чем-то, кроме воздуха. Но самое интересное находилось внутри шара: большой желтый глаз беспокойно крутился, будто оболтус, ожидающий звонка с урока. — Ух ты, — выдохнул Уинфред, а Том лишь хмыкнул и снова отвернулся. — Будете безобразничать, — Оливандер с напускной строгостью погрозил пальцем, — он превратит вас в камень. Спрятавшись за кассовым аппаратом, Гарри наблюдал за мальчишками. Мастер ушел, и некоторое время они стояли молча, искоса поглядывая друг на друга. Первым заговорил Уинфред: — Как тебя зовут? — Тебе какое дело? — Хочу знать, кому я должен пять шоколадных лягушек. Ты знатно проучил Маго-злючку. — Это вышло случайно. — Мне можешь не заливать. Ну так как, скажешь свое имя или это секрет? — А что если секрет? — Глупый секрет, все равно мы будем учиться в одной школе и попадем на один факультет — Слизерин. Это без гадалки ясно. Мальчишки разговаривали быстро, быстрее, чем два жонглера перебрасывались булавами. Их голоса передавали эмоции не хуже, чем лица, и, даже не имея возможности разглядеть детали сквозь мутную дымку, Гарри прекрасно понимал, что чувствует каждый из собеседников. Голос Уинфреда едва ли не сыпал во все стороны восторгом, как оголенный провод искрами, а голос Риддла, наоборот, звучал холодно и враждебно. — Том Риддл, — произнес он, делая одолжение и ясно давая понять, что ждет ответной услуги. Но так как слова «а теперь отцепись от меня» сказаны не были, Уинфред от него не отстал. — Я Уинфред Поттер. Так как насчет лягушек? Фамильный кодекс велит мне всегда отдавать долги, и чем скорее, тем лучше. — С чего ты вообще взял, что мне нужны твои тупые лягушки? — Они вкусные и всем нравятся, — Уинфред беспечно пожал плечами. Картинка снова скрылась под бликами и яркими пятнами, будто ее засыпало солнечными зайчиками. — Здесь неподалеку в переулке есть лавка со сладостями, давай туда заглянем. — Ты набиваешься мне в друзья? Уинфред широко улыбнулся. Том еще больше замкнулся, сунул руки в карманы и протянул: — Зачем? Его собеседник переступил с ноги на ногу, метнул быстрый взгляд на сферу: глаз прильнул к стеклу. Со своего места Гарри видел лишь серый мутный шарик. Вся инфернальность чародейской страшилки была сосредоточена в узком змеином зрачке и золотой блестящей радужке, которые в данный момент наводили жуть на Уинфреда. Однако тот даже не дрогнул. «Молодец, дедуля», — подумал Поттер, и тут до него дошло, что, может, зря он записал долговязого сорвиголову себе в дедушки. Он не знал имен своих предков, не знал, кем они были и чем занимались. Запретил себе интересоваться всем этим, будто прошлое было рукой, зараженной гангреной: не отрубишь ее — умрешь. Теперь, когда прошлое окружило его со всех сторон, колдун понял: незнание не лечит, не защищает, не утешает. Оно никогда не даст ему то, в чем он по-настоящему нуждается, — понимание. — Как думаешь, он нас только видит или еще и слышит? Может превратить в камень? — Ничего он не может, — еще не родился мальчишка, который упустил бы возможность перещеголять другого мальчишку. Осторожность на секунду дала слабину, и неугомонный характер Риддла показался во всей красе, как чертик из коробочки. Рука дернулась вверх. Раз! Шар вместе с подставкой подпрыгнул в воздух, покачнулся в пародии на учтивый поклон, крутанулся, перевернулся. На секунду Гарри поймал взгляд глаза василиска. Тот продолжал смотреть хмуро и сурово. Напрасно: его слабая власть над мальчишками окончательно исчезла. Но что взять с фальшивки? — Ого, — Уинфред сам чуть ли не подпрыгнул, когда глаз снова опустился на прилавок. — Я в тебе не ошибся. Будем дружить? Но не по-гриффинорски, со всякими сопливыми клятвами на крови, а по-слизерински. Квипрокво, как говорит мой дядя. — Типа баш на баш, — Том хмыкнул цинично, по-взрослому. — Типа я покажу тебе магический мир и расскажу, как все здесь устроено, а ты проведешь меня к маглам. Риддл долго не отвечал. Его взгляд растерянно блуждал по полкам, а ум, казалось, был поглощен сложной задачей, не имеющий никакого отношения к предложению будущего однокурсника. — Ну так что? — не выдержал Уинфред. — Решай уже быстрее: Оливандер скоро вернется. — Наверняка тебе нельзя туда соваться. — Ну и что. Никто ведь не узнает: у меня с собой мантия невидимка и портключ, он перенесет меня домой из любого места. А Маго-злючка все равно не хватится меня до вечера. — Она не похожа на любящую мать. — Она мачеха, — мальчишка не пытался скрыть неприязнь, — очередная новая жена отца. — Ты ведь из богатой семьи. С такими все хотят дружить. Гарри позабыл про осторожность и вился над громадой латунной кассы, сосредоточив все внимание на мальчишках. Они стояли друг напротив друга; Уинфред был чуть выше, что давало ему преимущество, но Том держался наглее. И легко было догадаться, кто из них будет верховодить. — Если мы будем дружить, все вокруг будут смотреть на меня как на твоего подпевалу. Мне это не нужно, я сам всего добьюсь, безо всяких друзей. — А ты непростая птица, Том, — юный маг с уважением покачал головой. Его восторг никуда не делся, но присмирел, загнанный в русло под названием «деловитость». — Но мы можем дружить тайно, так даже лучше: это… Звук шагов заставил его замолчать. Оливандер вернулся, и Гарри инстинктивно подскочил под потолок. Оттуда он и наблюдал за хвастовством мастера, попытался уловить торжественную речь, несомненно подготовленную заранее, но быстро сдался. Мерлин не даст соврать: даже главы в учебнике по истории магии и те были не такими длинными. Что до его вероятного деда и Риддла, оба пытались изобразить интерес, но их глаза медленно стекленели от скуки. Гарри впал в какой-то полусон и едва не упустил момент, когда Оливандер передал палочку Уинфреду; тот, даже измученный нетерпением, не забыл уроки хороших манер и взял ее аккуратно, пробормотав слова благодарности. Чуть отошел в сторону, приготовился. Он собирался сделать картинный взмах, достойный великого мага, но рука в последний момент подвела, будто скованная смущением, и палочка лишь чиркнула по воздуху. От легкой дымки, что змейкой взвилась вверх, защитные чары вздыбились, грозя устроить бурю в стакане воды. Змейка растаяла, не дав им разгуляться. — Не моя. Хотя по голосу не чувствовалось, что Уинфред сильно расстроился, Оливандер открыл рот, собираясь его подбодрить. Мастер всегда держал наготове пару успокаивающих фраз, веря, несмотря на отсутствие всяких доказательств, что они действуют на его юных клиентов лучше, чем чашка горячего шоколада. Мелкий Поттер не дал ему и слова вставить. — А теперь ты, — мальчишка протянул, нет, скорее сунул палочку Риддлу; тот принял ее с явной неохотой. — Да нет же, лучше в левую. Тебе же левой рукой удобнее колдовать. — Всемогущая магия! — Оливандер выпустил из себя негодование, как громила тролль выпускает дым вонючей сигары: резко, дерзко, с явным намерением достать собеседника. — Зачем ты сказал мне, что ты правша? Мы столько времени потратили впустую! — Вы спросили, какой рукой я пишу, — Том вертел в руках палочку. — Я пишу правой. — И зачем, скажи на милость, левше писать правой рукой? — Так правильно, — все еще не поднимая глаз, Риддл положил палочку на прилавок. — Ох уж эти маглы. Не перестаю удивляться их чудачествам. Надеюсь, они еще не додумались надевать штаны через голову, — мастер бережно вернул палочку в футляр, придвинул к себе другой, но открывать не спешил. Знал ведь, что должен дать Риддлу шанс, но мальчишка был чужим, непонятным. Совсем не такому хозяину он мечтал вручить свой шедевр. А если говорить начистоту, Оливандер не хотел расставаться ни с одной из своих палочек. «Опять засмотрелся», — одернул Гарри себя, когда картинка принесла ему чужие мысли и чувства. Долг перевесил предрассудки — мастер открыл футляр. — Тис и перо феникса. Весьма противоречивое сочетание, подойдет в лучшем случае одному магу из тысячи; впрочем, можешь попробовать. — Не надо, — Том демонстративно утопил руки в карманах. — Я возьму что-нибудь попроще и подешевле. Он поднял глаза, метнул пренебрежительный взгляд, защитился кривоватой улыбкой. И то и другое служило оружием людям разочарованным и больше не ждущим от жизни ничего хорошего. «Одиннадцать, ему же всего одиннадцать», — Поттер почти лег на плечо Оливандера, придавленный чувством вины. — Одиннадцать, — сначала Гарри подумал, что маг каким-то образом прочитал его мысли, но тот имел в виду совсем другое: — Все палочки в моей лавке стоят ровно одиннадцать галеонов. Ни монетой больше и ни монетой меньше. — Давай, Том, попробуй. Или ты боишься, что эта палочка цапнет тебя за руку? Уловка, старая, как род человеческий, сработала. Том бросил на Унифреда колючий взгляд: тот подмигнул ему в ответ. Даже не зная будущего, Гарри легко бы догадался, что именно эта палочка предназначена Тому Риддлу. Лицо мальчишки смягчилось, взгляд подобрел. «Вот так меняется человек, когда выскакивает из темного переулка на широкую светлую улицу», — подумал Поттер. Палочка медленно начертила в воздухе галочку. Гарри не знал, что увидели остальные, но ему показалось, будто феникс развернул яркие, огненные крылья. От этого зрелища захватило дух. Все предметы стряхнули с себя дымку, а тощая фигурка Риддла обрела черную контрастную тень с острыми изломанными гранями. Гарри она не понравилась: в ней было что-то неестественное. Словно она только притворялась тенью, чтобы подобраться поближе к беззащитному ребенку. Внутри облачка золотистых пылинок завертелся холодный червячок страха. По уму, стоило убраться куда подальше, хотя бы под защиту стеллажей, а не ждать, гадая, повернет непонятная дрянь к нему голову или нет. Она повернула. Поттер взглянул на Риддла, но и Том, и Оливандер с Уинфредом, и сам магазин отдалялись от него, возвращаясь в небытие, а тень, теперь длинная и тонкая, как лягушачий язык, тянулась вперед. У колдуна была секунда, чтобы решить, броситься ли ей на встречу или убежать. Он выбрал первое и очутился в пустоте.

* * *

Гарри не успел испугаться, не понял, как близко он был к тому, чтобы исчезнуть полностью и безвозвратно. Тень притянула его к себе и чуть ли не швырнула под ноги худой женщине с прямой спиной, которую колдун поначалу принял за призрак Флоренс Найтингейл. И не столько из-за старинного фонаря в руке, сколько из-за строгого выражения лица, мертвенно-бледного в тусклом свете. Было в нем нечто такое, говорившее: эта железная леди служит суровому господину Долгу. Он отскочил, царапнул темноту, ощутив ее как острые крупинки сахара. Женщина прошла мимо. Поттер все еще соображал неважно, не лучше, чем мальчишка, только что свалившийся с бешеной карусели. Пылинки прыгали, мысли метались вместе с ними. Здравый смысл подсказывал: следуй за светом, — и Гарри послушно пристроился за спиной женщины, гадая, кто она и в какое именно воспоминание его занесло. Сходство с Флоренс Найтингейл развеялось, как дым: у «призрака» были светлые волосы, вдобавок ее одежда, серая твидовая юбка до колен и кремовая блузка относились к совершенно другой эпохе. Колдун попытался изучить обстановку, но быстро обнаружил, что темнота вокруг не сажа, которую можно стереть, а нечто более стойкое, вдобавок умеющее давать сдачи. Оно погнало его все ближе и ближе к свету, пока Поттер наконец не забрался внутрь стеклянного колпака лампы. Женщина ускорила шаг и вдруг резко остановилась перед дверью, покрашенной белой краской. Распахнула ее. — Что за шум, Том? — Простите, Мадам, мне приснился кошмар, — Риддл стоял возле кровати, вытянув руки по швам, будто часовой на посту. — Тебе уже одиннадцать. Ты слишком взрослый, чтобы видеть кошмары. Женщина (воспитательница, как решил Гарри) шагнула в центр комнаты и высоко подняла лампу, чтобы та осветила все вокруг. Казалось, ее больше интересует сохранность скудной обстановки — тяжелого старого шкафа и металлической койки, чем мальчишка, нервно переминающийся с ноги на ногу. Поттер же, наоборот, хотел видеть только Риддла. И пока воспитательница осматривала доски, закрывавшие окно, он, отогнав все прочее в темноту, разглядывал Тома. Не слишком пристально. Колдун не хотел, чтобы его неуклюжее внимание проломило картинку, выпустив на волю чужие мысли. Он и так слишком остро чувствовал страх мальчишки и отчаянную просьбу о защите, обращенную к прямой равнодушной спине женщины. И больше не мог отрицать того факта, что есть правда, которую не следует открывать самому. Эту правду нужно ждать, нужно услышать от любимого человека тогда, когда он сам решит ее рассказать. Иначе она будет жечь как ворованное добро, но не руки, а душу или что там осталось от глупого «львенка». — Завтра ты дежуришь на кухне вместо Билли Конвея. А сейчас, Том, ложись спать, — женщина отвернулась от окна, собираясь уходить. Гарри воспользовался возможностью посмотреть ей в глаза. Лед. Хотя она была миловидна и не слишком стара, у Поттера не возникло желания задержать на ней свое внимание. Наоборот, он постарался как можно дальше отстраниться от неживого лица и жесткого взгляда. — Мисс Коул, — тонкий голос Риддла остановил ее у самой двери, — я не хочу ехать в ту школу. — Это не обсуждается. — Но тот человек… Дамблдор… — Мистер Дамблдор. — Мистер Дамблдор, — Том скривился, как от глотка горького кофе. — Он… он мне не нравится. Он скользкий, и мерзкий, и весь лживый — все равно что какашка в обертке от конфеты! Свет лампы бил в глаза; Риддл говорил не поднимая головы и, может, поэтому сказал так много. — Посмотри на меня, Том. Мальчишка стиснул кулаки, но приказ исполнил. — Ты не такой, как остальные дети, и должен радоваться, что нашлись люди, готовые научить тебя пользоваться… — женщина замялась, подбирая слова. Задачка была не из легких — все равно что найти подходящую обувь для козлиной ноги. — …твоими особенностями. — Я сам могу справиться. Я умею это контролировать! — Тем не менее завтра мистеру Гроуману снова придется заменить доски в твоей комнате. Воспитательница решила, что на этом разговор точно окончен, но Том — вот так наглость — опять подал голос: — Это наказание за то, что я убил свою мать? Вы поэтому хотите отдать меня им? — голос Риддла дернулся, будто человек, выпрыгивающий из засады в надежде застать противника врасплох. Но эту женщину невозможно было удивить или смутить. Гарри переместился так, чтобы видеть ее лицо, надеясь уловить хотя бы какие-то эмоции. Ничего. — Откуда в твоей голове эти мысли? Впрочем, я знаю. Из разговоров с Бетти Росс: только она одна достаточно глупа, чтобы видеть в новорожденном младенце нечто большее, чем беспомощное, жалкое существо. Твоя мать умерла не по твоей вине; она была больна, слаба, бедна и слишком истощена, чтобы бороться за жизнь. Запомни: ты не отвечаешь за то, что случилось до твоего рождения, — только за то, что совершаешь сам. — Мисс Росс говорит, что грехи отцов всегда переходят их детям. Моя мать грешила, мой отец грешил, поэтому я, как только родился, сразу совершил страшный грех. Тогда это и вошло в меня. Том дрожал, и было трудно понять почему — из-за холода или от страха. Ведь вместо помощи он вполне мог получить звонкую оплеуху. Зная, как трудно одинокому сироте довериться взрослому, Гарри не мог не задаваться вопросом, насколько же сильно темные мысли душили, изводили, травили Риддла, что он все же решился поделиться ими с воспитательницей. — Не ты ли в прошлом году получил синюю ленточку за знание Библии? Том не успел кивнуть: женщина сразу же задала другой вопрос, куда более заковыристый: — Но понимаешь ли ты то, что знаешь? Мальчишка озадаченно заморгал. — Сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается. Тебе знакомы эти слова? — Да… и я понимаю… А моя мать? Она что, получается, навсегда останется грешницей? — Говорят, в глазах Господа всякий человек достоин прощения. Ее тон звучал знакомо. Придет время, и Том Риддл возьмет его на вооружение и будет пользоваться им так же умело, успокаивая глупого запутавшегося мальчишку, свалившегося ему на голову как драконья лепешка. — Даже немцы? Как их можно простить, они же сбрасывают на нас бомбы? — Для нас это сложно, но мы всего лишь люди. Может, если бы мы могли проследить за каждым движением чужой души, разделить с ней и плохое и хорошее, мы бы намного легче прощали. Ложись спать, Том. Утром перед завтраком зайдешь в мой кабинет. — Миссис Коул… — он нерешительно подался вперед. Неужели он собирался схватить ее за руку? Задача, на взгляд Гарри, была невыполнимой. Вокруг женщины будто клубилось магическое поле, державшее других людей на расстоянии в сотню миль. Она замерла, наполовину заслоненная приоткрытой дверью. Лампа, поднятая к груди, освещала маленький подбородок, строго поджатые губы и светло-серые глаза, полные не холода, а усталости. Гарри не мог точно сказать, чем именно эта усталость отличалась от обычной, той, которую ощущаешь после пары бессонных ночей или нескольких дней тяжелой работы. Инстинктивно он угадал, что так человек начинает смотреть на мир после того, как многие месяцы живет с болью: спит с ней, ходит с ней, лежит, пока она беспокойно ворочается внутри, делит с ней еду, питье и проклятую уборную, вдавливает ее в зубы, когда стиснув челюсти принимается за повседневные дела. Тогда во взгляде и появляется выражение, которое будто бы говорит: мне уже ни до чего, и лишь черт знает, почему я все еще продолжаю клыпать. — Да, Том? — Спасибо, — пробормотал он, явно испуганный тем, сколько чувств он вложил в одно короткое слово. Женщина в ответ едва заметно кивнула. Риддл лег и некоторое время ворочался, сопя и шумно елозя пятками по простыне. Гарри радовался затишью, рассчитывая обдумать все, что он видел и слышал. Не получилось. Минут через пять Том оставил попытки заснуть и тихо позвал: — Шед, ты здесь? Поттер мигом встряхнулся и посмотрел по сторонам. Темнота на полу загустела, превратившись в нечто тяжелое, на вид липкое как нефть, а затем прильнула к двери, закрыв щель между ней и полом. Вспыхнул тусклый волшебный светлячок. На стене, прямо над кроватью, распластался неестественно ровный круг света. Он напоминал Гарри окно в сумрачный нечеловеческий мир; тень и примостилась в нем, будто в обычном окне, уперев пятки в одну сторону круга, опершись спиной о другую. Она все еще была острой, волосы топорщились иголками, плечо торчало как сложенное крыло летучей мыши, а нос выдавался вперед. Тонкие, ломкие пальцы танцевали паучий канкан. Их движения сплетались в слабый шепот, который выскользнул из круга и зашелестел по комнате: — Ты же знаешь, я всегда рядом. Риддл сел в кровати, возясь с тонким одеялом, и не успокоился, пока не закутался по самую макушку. Так он и замер, сжавшись в плотный комок, пристроив подбородок на коленках. Тень тоже не меняла своей позы. Шевелились только ее пальцы, быстро выплетая еще одну нить слов: — Почему ты не рассказал Коул, что тот сальный гусак пытался залезть в твои мысли? — Она бы не поняла. А я из-за чертового Дамблдора и так напросился к ней на угощение. — Как думаешь, сколько она тебе всыплет? — Ударов десять, не меньше, я ведь обозвал своего будущего учителя какашкой. Шепот тени находил Гарри независимо от того, внимательно ли он прислушивался к прошлому или нет. Это беспокоило. Поттер начинал воспринимать шепот как чувствительное щупальце, что, обшаривая пространство, собирало информацию и в любой момент могло предупредить хозяина о присутствии чужака. Колдун распластался на шкафу среди пыли, старой бумаги и дохлых мух, только самым краешком поглядывая на странную парочку: мальчишку и четкий темный силуэт на стене. «Да что же ты такое?» — его внимание сконцентрировалось на пространстве вокруг тени, опасливо обходя острые грани, но ответа не нашло. — Что тебе снилось, почему ты так сильно испугался? — Целиком уже не помню. А ты правда не можешь разделить со мной сны? — Не могу. Я никогда не вижу снов. На что они похожи? — Ну, у тебя в голове будто продолжается обычная дневная жизнь, только она вся спутанная, странноватая. Сегодня мне приснился бассейн, похожий на тот в парке, куда нас водили еще до войны. Тебя тогда со мной не было. Бассейн во сне был глубже и с зеленоватой водой. Кто-то из наших плавал со мной, но мы оба были одеты. А потом я заметил женщину: она висела в воде; тот, другой, сказал, что она мертвая. Я не поверил, думал, что она просто заснула в воде. Потом присмотрелся к ней и понял, что неправ. Ее черные волосы крутились вокруг головы, затянутые в водоворот, и тут она открыла глаза. Жуткие. Ее взгляд меня напугал — я рванулся вверх, мертвичиха тоже. Но она не успела меня схватить: я проснулся, — при этих словах Риддл вздрогнул всем телом. — И чуть не вышиб тупое окно. Снова. Пальцы тени задвигались, едва Том закончил рассказывать. — Я бы тоже хотел видеть сны. — Это было бы здорово, — лицо мальчишки оживилось, — это не была та равнодушная маска, которую он демонстрировал Оливандеру. — С тобой никакой кошмар нестрашен. А здесь, наяву, ты отправишься со мной куда угодно? — Да. Не бойся, ты не поедешь в ту школу один. — Я думал не про школу, а про Америку. — Разве ты не хочешь научиться магии? Том подался вперед, и одеяло сползло с худеньких плеч. — У них — не хочу. Даже если не все там уроды, как Дамблдор. Все равно не пойду в их тупую школу. И не дам Коул всучить меня чужакам, как ненужного щенка. Так ведь щенков хотя бы стараются пристроить в хорошие руки, а меня… Не верю, Шед, что чертовых колдунов заботит моя судьба. Где они пропадали, когда были нужны? Когда мне было страшно, потому что я не понимал, что со мной происходит, а все вокруг называли меня больным, уродом и чокнутым. Тогда никто не пришел, а сейчас… сейчас мне уже все равно. Сам справлюсь. — Неправда, — по сравнению с быстрым и сбивчивым шепотом Тома, ответ, сплетенный тенью, звучал холодно и отчужденно. — Я пришел. — Да, — Риддл вроде бы успокоился и снова натянул одеяло на плечи. — Без тебя я бы не справился. — Но ведь проблема не только в Дамблдоре, — тень чуть наклонилась, будто хотела свеситься со своего мнимого окна. — Здесь ты особенный, единственный самый сильный, а там… там все будет по-другому. Ты боишься, что другие ученики окажутся лучше тебя, одареннее, умнее. — Гад ты, Шед, — Том встал на колени и протянул левую руку, — правая придерживала одеяло у горла. Он будто намеревался ухватить острую ладонь и сдернуть тень со стены — не ради настоящей драки, а чтобы подурачиться. Гарри чуть не крикнул: «Осторожно! Не порежься!» Прошлое было лишь фильмом, впопыхах склепанным волшебным зеркалом, но цепляло его так, как не цепляли даже ночные гонки. — Я друг, а друзья должны говорить правду. Риддл плюхнулся на задницу и запахнул одеяло, устроив из этого небольшое представление. Ему не слишком удалась роль оскорбленного наследного принца, но ребячливая выходка показала, что в нем осталось что-то от задиристого сорвиголовы, который когда-то таскал яблоки прямо у взрослых из-под носа. — Ну, Дамблдор мне точно житья не даст. Ты видел, как он кривился. Гусак надутый. Вот бы сделать так, чтобы его бороду сожрали крысы. Смех тени был похож на пинок по куче опавшей листвы. Шорох, шорох, шорох — и вот звуки разбросаны по всей комнате. Пока они затихали, пальцы плели новый узор. — Ты помнишь его полное имя? — Не-а, оно же длинное, как у того мальчишки из сказки. Гусаку точно не стоит падать в колодец: помощи не дозовутся. — А еще оно странное. Как и у тебя. — Считаешь, мой отец один из них? — Возможно, но мы этого не узнаем, если вместо школы сбежим в Америку. Давай хотя бы взглянем на этот магический мир. — Ладно, — Том широко зевнул и потер глаза. Теперь уже двойник потянулся к человеку, но темнота за пределами круга не пустила. Шед резко выпрямился. — Ты больше не будешь слушать чокнутую Бетти? Теперь, когда сама Коул дала тебе прощение. — Я никогда не верил Бетти, просто некоторые слова застревают в голове. Даже если знаешь, что тебе просто парят мозги, — Том замолчал, подергал край одеяла. — Ты прав, Шед. Мне нужно найти отца. — Мы его найдем. А теперь спи и ничего не бойся. Я позабочусь о тебе.