Триумф черного короля

Такси свернуло на Прайвет драйв, и Гарри уставился в окно. Улица почти не изменилась, хотя в его воспоминаниях она выглядела солиднее. Колдун решил, что всё дело в погоде. Небо было хмурым: недавно лил холодный дождь, но теперь его сменил мелкий, похожий на толченое стекло, снег. В сером свете унылого дня все изъяны будто вылезали на первый план, создавая в целом жалкое впечатление. Белая краска на штакетниках облупилась, незажженные гирлянды выглядели обычными черными проводами, рождественские венки на дверях, которые, скорее всего, были куплены в хороших магазинах, а то и сделаны на заказ, ничем не отличались от дешевой штамповки из Китая. На лужайке перед домом номер пятнадцать стоял огромный снеговик в черном цилиндре. Гарри вспомнил, как в детстве пытался подловить момент, когда сосед будет собирать этого гиганта, но у него никогда не получилось. Казалось, снеговик приходил сам, через какую-нибудь волшебную дверь, хотя даже в белое Рождество трудно было представить, чем именно ему могла приглянуться Прайвет драйв. А сейчас, когда лужайка превратилась в небольшое грязевое болотце, его выбор и вовсе… — Сэр, мы приехали, — голос таксиста вырвал Гарри из задумчивости. Колдун торопливо расплатился, поблагодарил и вылез из машины. Сразу же поежился, так как не надел ни шапки, ни шарфа, привыкнув полагаться на согревающие чары. Скользкие ступеньки были присыпаны прозрачной крупой. И всё же Поттер поднимался медленно, давая себе последний шанс упорядочить мысли и проверить список вопросов. Кто знает, будет ли у него второй шанс их задать. Когда он разговаривал с тетей Петунией по телефону, то не услышал в ее голосе особой радости. Пожалуй, визит родного племянника воодушевлял ее не больше, чем встреча с налоговым инспектором. Дверь открылась почти сразу. Скорее всего, миссис Дурсль караулила у окна, придумывая, как будет объяснять соседям, зачем к ней приходил чудик в нелепой одежде. Несколько секунд они разглядывали друг друга. Петуния выискивала странности, которые выдали бы в госте колдуна, но Гарри хорошо подготовился: сменил мантию на дафлкот, нашел джинсы поприличнее и простой черный свитер, купил конфеты и небольшой подарок, причесался. В общем, с какой стороны ни посмотри, он выглядел обычным парнем, решившим навестить родню. Тетка пришла к такому же выводу и разжала стиснутые губы. Улыбка вышла немного вымученной, и всё же Поттер приободрился: — Здравствуйте, тетя Петуния. — Здравствуй. Пожалуйста, проходи. Неловкость шмыгнула в дом следом за ним, затаилась, пока Гарри раздевался, но вскинулась, когда он вручал тетке конфеты и пакет с шелковым шарфом. Миссис Дурсль напряженно поблагодарила, но, услышав, что подарок куплен в магловском универмаге, успокоилась и принялась извиняться. Ведь она ничего не приготовила для Гарри. Поттер вежливо пробормотал: «Ничего страшного». Он помыл руки в туалете на первом этаже. Чуть задержался перед зеркалом, рассматривая не себя, а трещинку в левом углу. Работа Дадли. Зеркало, стеклянная мыльница, марка мыла с запахом лимона, медные крючки, белые полотенца с двумя синими полосками — всё было таким же, как раньше. Впрочем, стоило ли удивляться, ведь прошло шесть лет, не шестьдесят и даже не шестнадцать, да и Дурсли — это Дурсли. Сколько Гарри себя помнил, дядя Вернон любил повторять, что при любых обстоятельствах выпивает перед сном бокал бренди для улучшения кровообращения. А тетя Петуния всегда встречала гостей в одном и том же наряде: темная твидовая юбка и светлая блузка с высоким воротником, сколотым брошкой в виде тюльпана. Лепестками служили крупные темно-красные, почти багровые, камни. Не рубины, конечно, но тетка очень дорожила именно этой брошью и даже отшлепала Дадли, когда тот попытался выковырять камешки. Да, морщин на ее вытянутом лице стало больше, особенно вокруг глаз, а волосы теперь были светлее и длиннее, завиваясь на концах в локоны, но все эти мелочи лишь подчеркивали общее постоянство. «Не забыть бы похвалить ее новую прическу», — сказал себе Гарри, осторожно погладив мягкую махровую ткань: нормально вытереть руки он постеснялся. В прошлом он не раз и не два выслушивал, как тетка вздыхала, когда кто-то мял красивые складки на ее полотенцах. Миссис Дурсль накрыла чай в столовой. Гарри не ожидал, что ради него она достанет свадебный фарфор или, как его иначе здесь называли, «фарфор для особых случаев». Вроде бы даже тетушка Мардж ни разу не удостоилась подобной чести. Поттер осторожно сел, стараясь не скрежетать ножками стула по паркету. Неловкость была тут как тут; пока она вела себя тише воды ниже травы, но в любой момент могла вспрыгнуть на стол и, будто вконец охамевший чертенок, устроить свой хвостатый зад между вазочками с печеньем и тарелкой с кексом. Шанс ей представился после того, как чашки были наполнены, угощение предложено, с благодарностью принято и отмечено вежливой похвалой. Пригубив черный цейлонский, собеседники перешли, собственно, к разговору. — Как поживаешь? — спросила тетя Петуния. — Неплохо. А вы? — О, у нас всё по-старому, — женщина оживилась и перестала вертеть обручальное кольцо. — Вернон работает с утра до ночи. В его возрасте вредно перенапрягаться, но он говорит, что в наше время невозможно найти ответственного помощника. У людей в голове один ветер. Никто не хочет ничего делать, только получать деньги. А конкуренция с каждым годом растет, и налоги… Мы надеялись, что Дадли будет помогать отцу, а он занялся машинами… Находит старые модели и вместе с другом доводит их до ума; еще у них есть какие-то свои проекты. Я в этом плохо разбираюсь, но работа приносит неплохой доход. Вернон считает это ерундой, всё ждет, что мальчик одумается и возьмется за серьезное дело. Впрочем, современная молодежь редко прислушивается к мнению родителей. Дадли сейчас живет в Челси со своей девушкой, — Петуния запнулась: для нее двадцатидвухлетний сын всё еще оставался мальчишкой, и если машинки этому образу не противоречили, то с наличием девушки ей было сложно смириться. — Чем ты занимаешься? — сделав над собой усилие, спросила она. Неловкость, которая во время ее торопливого монолога затаилась в тени большого чайника, снова выпрямилась во весь рост. — Да так… спортом. Миссис Дурсль промычала что-то одобрительное, но расспрашивать дальше не стала. По ее мнению, заговорить о магии было всё равно что помянуть черта. Гарри тихо вздохнул и не стал дальше затягивать вступление: этот кот уже достаточно настрадался. — В последнее время я много думал о родителях, о том, какими они были и… Я о них почти ничего не знаю, вы не могли бы рассказать мне… — Видишь ли, — Петуния снова взялась за обручальное кольцо, — мы с твоей матерью никогда не были близкими подругами. Разница в возрасте… да и в характерах… Лили всегда была слишком активной, лезла во все дела. Не со зла, а ради того, чтобы помочь. Она умела ладить с людьми, они доверяли ей, охотно делились проблемами, и она старалась их решить. Она заступалась за слабых, не терпела несправедливости. Однажды ее на три дня отстранили от занятий, потому что она поспорила с учительницей. Кажется, та сказала что-то обидное ее подруге. Девочка смолчала, а Лили — нет. Она никогда не могла пройти мимо брошенного щенка, котенка, раненой птички. Дети в нашем районе рано понимали, что мир не самое счастливое место и всех в нем не спасти; Лили тоже это понимала, но не хотела мириться. — Я представляю. — Но не представляешь, какого это — жить с таким человеком в одном доме, — выпалила миссис Дурсль и тут же осеклась: — Прости, я не хотела… — Ничего страшного, — машинально ответил Гарри. Если бы он таил обиду всякий раз, когда люди со зла или не нарочно ударяли его по больному, то давно бы стал вторым Темным Лордом. — В одиннадцать лет Лили уехала в вашу особую школу, и мы стали совсем чужими, — сделав над собой усилие, Петуния отпустила кольцо и взялась за чашку. — Сначала она приезжала на каникулы, потом навещала родителей по праздникам, но для нас общаться с ней было всё равно что разговаривать с жительницей Луны. На свадьбу она нас не пригласила, не потому, что стыдилась, как мне кажется… Сама свадьба вышла несколько поспешной. — Я знаю, что мои родители поженились, потому что мама забеременела. — Да, хотя, по-моему, причина была не только в этом. Лили не боялась общественного осуждения. Она смогла бы воспитать ребенка одна. Конечно, я не знаю, как у вас относятся к матерям-одиночкам и их детям… — Примерно так же. — Значит, твой отец нравился ей достаточно сильно, чтобы дать ему шанс, — миссис Дурсль отставила чашку и встала, чтобы включить люстру. Тусклый дневной свет почти весь вышел, хотя еще и трех не было. Гарри даже не заметил, что некоторое время они сидели в полумраке. — Вы знали моего отца? — Я видела его лишь один раз, — Петуния резко задернула тяжелые бледно-зеленые шторы. По ее голосу Гарри понял, что одной встречи ей хватило, чтобы невзлюбить Джеймса Поттера до конца жизни. Таким ледяным тоном тетя Петуния говорила о мистере Майлзе — учителе английского, которого подозревали в приставаниях к старшеклассницам. — Он сделал что-то плохое? — Тебе не понравится то, что я расскажу, — тетка села и вскинула подбородок. — Неважно, понравится мне или нет, я должен знать правду, — твердо сказал Гарри. Миссис Дурсль грустно улыбнулась, и между ними впервые за долгое время проскочило чувство, похожее на привязанность. Впрочем, надолго оно не задержалось. Следующие слова Петуния произнесла не скрывая своего осуждения. — Когда я видела твоего отца в первый и, к счастью, в последний раз, он был пьян как свинья. Поттер подавил возмущенный возглас, но что-то такое всё же мелькнуло в его глазах. Тетка нахмурилась и поджала губы. — Мы приехали на юбилей матери Вернона. Вернон остановился у нее, а мы с Дадли — у моих родителей. Дадли капризничал, и мне пришлось рано уйти с праздника, — в ее голосе до сих пор звучала обида на свекровь. — Родители были на работе, и мы как раз собирались немного отдохнуть, когда внизу послышался шум. Я спустилась и увидела Лили. Она стояла привалившись к стене; тебя она крепко прижимала к груди. Меня напугало дикое выражение ее лица; вся левая половина была как один большой синяк, а губа — разбита… Петуния продолжала дергать свое кольцо туда-сюда, будто хотела сорвать, но никак не решалась. Кожа на пальце покраснела. — Я повела ее в кухню, заварила чай, нашла мазь, принесла чистые пеленки. Дадли вертелся рядом. Он уже тогда был подвижным, а вот ты вел себя тихо, таращил на нас свои большие глазенки, улыбался и тянул к маме ручки. Гарри посмотрел на Петунию, попытался представить, что когда-то она брала его на руки, меняла ему пеленки, купала, укладывала спать, но не сумел. — Лили не рассказала, что с ней случилось, но я не вчера родилась и сама догадалась. Она собиралась переночевать у родителей и, может, остаться на пару дней, чтобы спокойно всё обдумать. Мы сидели в гостиной, разговаривали; наверное, за эти полтора часа мы сказали друг другу больше слов, чем за все прошедшие десять лет. Двум матерям всегда найдется, о чем поболтать. Потом явился ее приятель. Неприятный тип. По нему, в отличие от Лили, всегда было видно, что он странный. Не понимаю, что она в нем нашла. Они ушли в кухню, а я осталась в гостиной присматривать за вами. Ты тихо себе возился среди подушек, а вот Дадли всё время норовил что-нибудь опрокинуть, поэтому мне некогда было вникать в их разговор. Возможно, он был слишком настойчив, а Лили не любила, когда ей указывали, как поступать. Петуния сделала глоток и посмотрела на свои руки, заметила, что до красноты натерла кожу, и прикрыла левую ладонь правой. — Твой отец не дал им договорить. Помню, как с грохотом распахнулась входная дверь, а дальше начался бардак, будто в каком-то притоне, — у нее перехватило горло, — Ругань, крики, детский плач, угрозы… Мужчины сцепились — я подхватила Дадли на руки и забилась в угол. Лили не растерялась: яркая вспышка остановила драку. Ваши полицейские прибыли буквально через пару минут. Мне казалось, что они разбирались бесконечно долго, может потому, что я никак не могла успокоить Дадли. Еще я боялась, что шум привлечет внимание соседей. Это было несправедливо. Лили должна была подумать о родителях, прежде чем приносить в наш дом свои разборки. Ведь им предстояло жить на этой улице и слушать шепотки за спиной. Потом один из полицейских увел твоего отца. Я решила, что всё плохое осталось позади, но тут его коллега сказала, что мне нужно подправить память. Она говорила об этом, так будто речь шла о прививке собаке. Впрочем, для вас это нормально — относиться к нам как к дурачкам или несмышленым детям. Иногда я замечала, что даже Лили смотрит на нас, на свою семью, с легкой снисходительностью — тогда мне хотелось, чтобы она больше не приходила. Проще было попрощаться с ней навсегда, чем терпеть присутствие чужачки. Сначала она промолчала, и я поверила, что она позволит им стереть мне память, но потом она всё же заступилась за меня. Больше мы не виделись. Миссис Дурсль снова коснулась кольца, тут же спохватилась и сцепила пальцы. Выдохнула, собралась, завязала свои растрепанные чувства в тугой узел. — Мой отец… Он не был плохим человеком, — неуверенно начал Гарри. — Не нужно ничего объяснять, — резко одернула его Петуния. — Я знала людей вроде него. Большинство из них были неплохими людьми, пока оставались трезвыми, но становились скотами, когда напивались. У половины моих школьных подруг отцы или братья засиживались в пабах чуть ли не до самого закрытия, срывали злость на ком придется, чаще всего — на домашних, наутро просили прощения и обещали измениться. Хотя, чаще всего не просили, потому что были уверены, что виноваты все кругом, кроме них: прохожий не так посмотрел, жена не успела разогреть ужин, дети слишком громко шумели… Наш отец тоже мог нагрузиться, но руки, к счастью, не распускал. Для себя я решила, что никогда не выйду замуж за мужчину, который позволяет себе выпить лишнего, и думала, что хоть в этом мы с Лили похожи. Впрочем, неважно, нет смысла сейчас копаться в прошлом. Этим ее не вернешь. Миссис Дурсль хотела закончить неприятный разговор, но прошлое так просто не отпускало. — Он ничего мне не рассказал, — вырвалось у нее, — тот господин, который принес тебя. А я не смогла спросить. Он не был груб, но держался со мной так, будто я прислуга, которая должна говорить только то, что от нее ждут, потому что таков порядок вещей. Он — тот, кто раздает указания, я — та, кто соглашается. На словах у меня был выбор. На деле… я знала, что я не могу отказаться от его предложения. — Вы пожалели, что согласились меня взять? — Сначала нет, — Петуния вздохнула. Она ругала себя за то, что коснулась неприятной темы. Хотя кто бы на ее месте смолчал, подвернись ему возможность откровенно высказать всё, что много лет лежало на душе тяжелым грузом? — Ты был очень милым ребенком, добрым, как Лили, но не таким… — тетка замялась, ища подходящее слово, — бескомпромиссным. Дела у нас шли хорошо, как и обещал ваш главный… А потом с тобой стали происходить странные вещи, и я испугалась. Вспомнила другие его слова: про темные силы, от которых тебя нужно защищать. Я не могла отделать от мысли, что мы привлекли их внимание и зло кружит вокруг нас. Самое страшное было в том, что я не представляла, откуда ждать беды. Никто не объяснил мне, в чем заключается опасность, как работает ваша таинственная защита, будет она защищать только тебя или нас тоже и что делать со странностями. Они ведь привлекали внимание. И я подумала, что если мы будем меньше о тебе заботиться, то, — голос миссис Дурсль дрогнул, — твои друзья придут и заберут тебя к себе или хотя бы поговорят с нами как с людьми. — Я понимаю, — Гарри не знал, что еще добавить, и уставился в свою чашку. — Прости меня. — А вы — нас. Они посмотрели друг на друга, будто без взгляда, глаза в глаза; сказанное не имело силы. Теперь Гарри мог поверить, что сидящая напротив женщина когда-то хотела заменить ему мать. И смутное ощущение, что она не просто кормила его, мыла и укладывала спать, но и как могла пыталась избавить от чувства одиночества, превратилось в робкую улыбку. — Спасибо вам за всё. — Гарри, я не жалею, что взяла тебя. Я жалею, что не сумела позаботиться о тебе так, как Лили позаботилась бы о моем сыне. И о том, что так и не спросила, что с ней случилось и где она похоронена. — Если хотите, я могу рассказать и мы сходим к ней вместе. — Да, — Петуния сморгнула слезы. — Боюсь, сегодня уже поздно, но ты ведь сможешь прийти еще? Гарри кивнул. — Я рада, что у тебя всё в порядке, — Миссис Дурсль перевела взгляд на стол. Ей нужно было что-то обыкновенное, нейтральное, о чем можно заговорить и не разрыдаться. — Ты так и не попробовал лимонный кекс… — внезапно она оборвала фразу на полуслове. — Я только сейчас вспомнила: у меня же остались старые альбомы. В них в основном детские фотографии Лили, но, может, ты захочешь посмотреть. — Конечно. — Они в коробке на чердаке, — миссис Дурсль встала и замерла на секунду, растерянно оглядев себя. — Но там очень пыльно. — Ничего страшного, — быстро отозвался Поттер. — Я могу слазить. Теперь Петуния окинула взглядом племянника: его чистую одежду ей было жалко не меньше, чем свою. — Хорошо, если тебе очень хочется. Гарри кивнул с таким энтузиазмом, что очки съехали на кончик носа. Миссис Дурсль улыбнулась и повела его наверх. Неловкость за ними не последовала.

* * *

Гарри остановился на пороге. Зеленый огонь в камине тихо грыз вурдалачьи кости. Нагайна лениво ворочалась на диване, который едва угадывался под ее плотными блестящими кольцами. В клетке около окна раскачивалась жердочка, пустая на взгляд простых смертных. Поттер хмыкнул и еще раз обвел комнату внимательным взглядом, прикидывая, может ли гостиная темного мага стать приютом для двух карликовых елочек. К его удивлению, ответ был скорее положительным, чем отрицательным. Приободренный этой мыслью, колдун зашел в комнату и осторожно поставил горшки с пушистыми деревцами на ковер. Нагайна распахнула глаза: — Это мне? Поттер, куда делись остатки твоего разума? Я не ем метелки. — Нет, это всем нам. — Зачем? — Скоро Рождество, а на Рождество принято наряжать елки. — Том не одобрит, — Нагайна прикрыла глаза, спрятав за показным безразличием жгучее любопытство. Ей не терпелось увидеть, как Поттер будет уговаривать ее хозяина оставить елочки в доме. — А где он? — Наверху в лаборатории. — Уже нет. Гарри резко обернулся и успел заметить шкодливую ухмылку, которая скользнула по лицу Риддла. «Могущественный чародей, а ведет себя как боггарт», — подумал он, не в первый раз замечая, что игра «поймай как можно больше людей врасплох» доставляет его любовнику какое-то особое удовольствие. — Как прошла встреча с родней? — спросил Риддл. — Скучно, как еще, — за Гарри ответила Нагайна. — Это же родня Поттера. — Не будь грубой, радость моя, — Том подошел к парню, заглянул ему в глаза, а заодно и прямо в душу. Недолгий зрительный контакт заменил крепкое объятие. Гарри приободрился: — Нормально поговорили. Я думал, будет хуже… — Узнал что хотел? — Риддл перебрался к камину. Огонь, начавший было угасать, тут же вытянулся, будто нерадивый часовой при виде командира. — Ну да, — Поттер запнулся, пытаясь понять, жаждет ли Том узнать детали. Соображать следовало быстро, пока в разговор снова не влезла Нагайна. Риддл отвернулся от камина. Его глаза сказали: «Продолжай», — а теплая улыбка стала чем-то вроде ласкового обращения: «любимый» или, может быть, «милый». В общем, это было одно из тех слов, которые приличные темные маги никогда не произносят вслух. Гарри старался оставить в своем рассказе одни лишь голые факты, но переживания еще не потускнели в памяти, поэтому факты не хотели раздеваться, а, наоборот, кутались в яркие одежки из ненужных подробностей. Нагайна не выдержала первой: — Да, да, мы поняли: ты и твоя тетя сидели на диване и смотрели старые фото, потом пришел твой странный кузен и принес вам кучу елок, потому что у него есть девушка и у них непонятная любовь, от которой вместо детей получаются елки. Незачем тратить столько слов на такую простую историю, — змея посмотрела на колдуна с немым укором, как бы спрашивая: «Разве ты не знаешь, какая это для меня страшная пытка — молчать дольше пяти минут?» — Нет, всё не так, — нахмурился Гарри. — Дадли не странный, просто он сильно изменился. Теперь он выглядит стильным и добродушным, уверенным в себе. Ничего общего с тем прыщавым засранцем, которого я помнил. Хотя он всё еще выше меня на полторы головы. И что удивительно, он был рад меня видеть. Его девушка любит выращивать карликовые деревья, а так как Дадли очень любит ее, то помогает их пристраивать. Ходит с ними, как бойскаут с печеньем… — Ну и что? — протянула Нагайна, изогнувшись вопросительным знаком. — Я не хочу знать о каких-то там девушках. Меня интересует, останутся ли метелки? Они посмотрели на Риддла. Том сидел в кресле, поставив локоть на подлокотник и философски подперев подбородок. Под двумя вопрошающими взглядами он выпрямился, вздохнул: — Гарри, ты знаешь, зачем в домах ставят елку? — Потому что эти символ Рождества. — Нет, в силу более старых традиций. Люди использовали вечнозеленые растения для защиты от злых сил задолго до появления христианства. — Получается, у тебя аллергия на хвою? — спросил Гарри. — Значит, метелки отправляются в камин, — Нагайна злорадно хмыкнула. — Нет, но как темного мага меня не могут радовать обереги от меня же в моем собственном доме. — А если… — Гарри смутился, — мы ненадолго забудем, что ты темный маг, и проникнемся духом Рождества. — Я не праздную Рождество. — Из-за детства в приюте? — Нет, — Том поднялся, подошел к Поттеру, но смотрел он не на любовника, а на елочки, причем те под его взглядом будто бы съежились и крепче сжали ветки. — На Рождество у нас было весело. Каждый получал апельсин и кусок пудинга. Мы ставили пьесу, и я два года подряд играл Бальтазара. А в сочельник все ходили петь рождественские песни. — Ты пел? — Гарри и Нагайна спросили почти одновременно. — Это не так уж сложно представить: я был мелким тощим паршивцем, которого вечно оттесняли в сторону, поэтому меня распирало от желания привлечь внимание. Я пел громко и немелодично. Надеюсь, мои объяснения удовлетворили ваше любопытство и никто из вас не полезет в Зеркало Мира, чтобы своими глазами увидеть это печальное зрелище? — И в мыслях не было, — пробормотал Гарри, не решаясь поднять на любовника глаза. — А я хочу послушать, — Нагайна подалась вперед. — Том… — Не сейчас, радость моя. Змея легла на спинку дивана и обиженно замолчала. Причем на Поттера она злилась не меньше, чем на хозяина, ведь Гарри не бросился ее утешать, а как ни в чем не бывало спросил: — Вам дарили подарки? — Нет, директриса обычно читала нам рассказы, — ладонь Тома коснулась спины Гарри, замерла на секунду между лопаток и двинулась вверх, легла на затылок. Поттер вздрогнул от легкой щекотки и чуть откинул голову назад, закрывая глаза. Нагайна неодобрительно зашипела. — Больше всего Коул любила «Дары волхвов». Она считала: сиротам полезно знать, что собой представляет настоящая любовь — глупая, жертвенная и ценная сама по себе. А так как семьи у нас не было, то примеры нам следовало брать из книг. Эта история, по ее мнению, была одной из самых искренних и полезных. И пожалуй, сейчас я склонен с ней согласиться. — Я этот рассказ не читал, о чем он? — Неважно, — Риддл убрал руку. — Лучше вернемся к настоящему. Тебе стоит подыскать для елок другую гостиную. — Но… — Гарри повернулся — теперь они с Томом стояли лицом к лицу. — Они милые и создают уют… помогают сохранять природу… делают атмосферу здоровее и чище. Как можно от них отказаться? — Говоришь о метелках, будто о щенках. Странно, что ты им имена не дал, — пробурчала Нагайна. Поттер прикусил нижнюю губу, едва удержавшись от смущенной улыбки. Не помогло, Том видел его насквозь. — Уже дал, — сказал темный маг. — Справа — это Колючка, а слева — Пушистый. Я просто хочу, чтобы у нас у всех было радостное настроение, — Гарри придвинулся, почти задевая нос Риддла своим. — Ты хочешь Рождества с открытки и прочей романтической мишуры. — Нет, не мишуры. Я хочу разделить этот праздник с самым важным для меня человеком. — Человеком? — Нагайна вскинула голову. — Невежда! Ты назвал меня человеком?! Меня, удивительную полубожественную змею! Том засмеялся. — Идем, — сказал он, увлекая покрасневшего Поттера за собой. Дверь распахнулась прямо в лабораторию. Риддл принялся сосредоточенно рыться на полках, перебирая жестяные коробки и стеклянные банки. — Лунная пыль подойдет, тритоньи лапки — вряд ли. Хрустальные глаза — то, что нужно, — он сгрузил добычу на стол и направился в другой конец чердака. Гарри следовал за ним, как лишняя тень. — Пожалуйста, не торчи у меня за спиной, — бросил ему Том, опускаясь на корточки перед большим красным сундуком. Тяжелая крышка распахнулась. Поттер сместился в сторону и посмотрел внутрь. Его взгляд скользнул по деревянным футлярам, картонным тубусам, кожаным мешочкам, задержался на каменном яйце, прежде чем перескочить на большой белый камень, прижимавший крышку бочонка к углу, и наконец остановился на мутном желтом пузыре в руках Риддла. — Лигейские туманы, — пояснил чародей. — Отличаются интересным сиреневым оттенком и, в соединении с определенными заклинаниями, лишают человека памяти. Возьми. Гарри подчинился. Пальцы стали влажными и липкими. Он поднес пузырь к глазам, стараясь не сжимать странную штуку слишком сильно. Внутри что-то клубилось, будто снег в стеклянном шаре. — Не стоит на него дышать: оболочка истончается, — Том достал фонарь, похожий на маленькую железную беседку, и пробормотал себе под нос: — А ты откуда тут взялся? Впрочем… — он поставил фонарь обратно и взял два пухлых свертка. — Что здесь у нас? Хрустальное сияние и вечный снег. Годится. Тяжелая крышка с надсадным скрипом захлопнулась. — Что ты собираешься со всем этим делать? — Отдать тебе, или ты передумал наряжать свои елки? — Риддл поднялся на ноги. Гарри улыбнулся во весь рот. Он знал, что выглядит сейчас как дурак, но ничего не мог с собой поделать, да и не хотел. — Спасибо. — Не за что. Я помогу по части магии, но в остальном тебе придется полагаться на собственную фантазию. Гарри потянулся к щеке Риддла, забыв, что всё еще держит в руке желтый пузырь. Опомнился, покраснел и выпалил, чувствуя себя ребенком, который решился озвучить самое заветное желание: — Что ты обычно делаешь на Рождество? — Колдую, — Том усмехнулся. — Это у вас Рождество — елочки, индейка, пудинг и романтика, а у меня — зимнее солнцестояние. Я буду бродить на границе миров, выслеживать опасных тварей, играть с древней магией и совершать кровавые ритуалы. — Я хочу с тобой. — Глупым мальчишкам там делать нечего, — Том направился к двери. Вещи, лежавшие на столе, поднялись в воздух и поплыли за ним, ненамного опередив Поттера. — Я рискну, — крикнул тот. — Не сомневаюсь, — Риддл обернулся в дверях. — Для тебя любое опасное колдовство как магнит для гвоздя. — Я говорю серьезно, — Гарри отодвинул в сторону банку с глазами — те зыркнули грозно, но его интересовал только взгляд Риддла. А Том смотрел с насмешкой. — Испытай меня. — Почему бы и нет, — чародей задумался. — Сегодня мне нужно быть в двух местах одновременно, так что не мог бы ты подменить меня в одном мрачном ритуале? — Я согласен, — Поттер решительно сжал губы, готовый к прыжку в омут с водяными чертями. — Не хочешь сначала узнать, куда именно я тебя отправлю? — На шабаш? — Наивный Поттер, — прошипела Нагайна, высовываясь из-за плеча хозяина. — Сегодня пятница, а это значит: книжный клуб. — Радость моя, — раздражение в голосе Риддла продержалось не дольше, чем огонек свечи на сильном ветру. Ему на смену пришло смирение: — Я очень тебя люблю… — А вот и нет, — змея устроила голову у него на плече. — Ты не обращаешь на меня внимания. — Я исправлюсь, — Том погладил Нагайну. Она закрыла глаза, очень довольная собой. — Насчет книжного клуба: это серьезно? — удивление оказалось сильнее ревности: та кольнула и тут же исчезла, а Гарри попытался представить темного мага среди книголюбов. — Да, — ответил Риддл, ничуть не смутившись. Впрочем, он бы и бровью не повел, даже если бы его любимица сказала, что он регулярно посещает бордель. — Сегодня обсуждаем «Чудовище должно умереть», но не бойся, тебя ждет нечто более макабрическое. Голубые глаза весело блеснули, обещая: что бы ни подразумевало под собой заумное слово «макабрический», скучным оно точно не будет.

* * *

— Я сам напросился, — Гарри вонзил лопату в землю и неуклюже подцепил кусок тяжелой холодной почвы, который тут же попытался соскользнуть обратно. Колдун стоял на дне полукруглой ямы, и его ноги заливал серебристый свет, просачивающийся сквозь грязь. Тепла он, к сожалению, не давал. Промозглый ночной воздух пропитал одежду, и даже тяжелая работа не помогала согреться. Использовать магию было нельзя: любые чары, неважно сильные или слабые, спугнули бы робкое сияние. В горле першило — Поттер всё чаще дышал ртом. Сопли текли будто вода, и он не успевал их утирать. Руки, особенно предплечья, ныли. Каждый новый взмах давался труднее предыдущего. Гарри больше не задумывался, куда именно бросает землю, хотя сначала он пытался действовать аккуратно и не создавать беспорядка. Ему казалось, что в этом случае его вторжение не так сильно побеспокоит усопших. Но всё это было до того, как кожа на ладонях начала саднить, обещая к утру вздуться мозолями, а лоб стал подозрительно горячим. Обиднее всего было то, что, при всех усилиях, результат его труда не особо впечатлял. Глубина ямы не превышала двух футов — сюда не закопаешь сундук с сокровищами, не говоря уж о мертвеце. — Сам напросился, — повторил колдун, вытирая нос, а заодно размазывая по лицу грязь и пот. Не к добру это было — одновременно потеть и дрожать от холода. Гарри поправил очки; по уму, их бы следовало протереть, но он не знал чем: платка парень с собой не носил, а вся его одежда непонятно каким образом стала грязной. И что самое печальное, она не защищала от поганого вкрадчивого ветерка, задувающего под воротник. Хотя, быть может, не стоило винить во всем одну лишь мерзкую погоду. Присутствие растревоженных духов тоже вытягивало из живого тела тепло. Свет начал тускнеть. Поттер спохватился, передышка получилась слишком долгой. У него не осталось времени, чтобы озираться по сторонам, высматривая призраков. Лопата вонзилась по самый край, в очередной раз не встретив сопротивления. Гарри подавил разочарованный вздох и вывернул приличный кусок земли вместе с кореньями и червями. Сияние усилилось. Оно не успело уйти глубоко и снова било в лицо Поттеру, делая того похожим на ожившего мертвеца. Земля с противным звуком плюхнулась на ковер из пожухлой листвы. Совсем не так Гарри представлял себе ночную вылазку. Его воображение рисовало нечто захватывающее вроде полета наперегонки с ночными тварями, будто не знало, с кем имело дело. Отправить его раскапывать могилы — это было больше в стиле Риддла. К угрызениям совести — как-никак, Поттер нарушал покой мертвецов — примешалась толика возмущения. Ведь кладбище было даже не для людей, а для животных. Небольшой участок прятался за высокими прутьями ограды; сверху его укрывали старые деревья. Надгробья, почти все как один с закругленным верхом, были маленькими и стояли кучно. Некоторые держались прямо, другие покосились или наклонились вперед, а парочка почти до половины погрузилась в землю. Кое-где они выдерживали стройные ряды, но в основном торчали как попало. Такой разброд добавлял памятникам индивидуальности, если не сказать больше — характера. Гарри они напоминали толпу злобных ребятишек, стянувшихся посмотреть на какую-нибудь диковинку вроде дохлой виверны. Ему предстояло копать несколько в стороне от кладбища, там, где из-под земли пробивалось серебристое свечение. Поначалу он то и дело оглядывался через плечо, проверяя, не подобрались ли могильные камни поближе, но потом работа с ее унылым монотонным ритмом поглотила подозрения, сомнения и обиды. Осталась лишь одна печальная мысль: сам напросился. Риддл поступал так не в первый раз: сначала подпускал к себе, а потом отталкивал издевкой. Темный маг был верен своему слову и не давал Поттеру забыть, с кем тот связался: с эгоистичной зловредной сволочью, которая вполне может объявиться ближе к утру и сказать: «Еще копаешь? Я думал, ты уже давно понял, что всё это не более, чем розыгрыш. Именно так у нас, могущественных колдунов, принято учить глупых мальчишек уму-разуму». Лопата задела что-то твердое. Поттер замер, не веря своему счастью. Неужели его мучениям настал конец? Он отшвырнул ненавистный инструмент и, касаясь локтями стенок ямы, присел на корточки, разгребая землю. От возбуждения он почти не замечал боли в усталых руках. Пальцы нащупали железное кольцо, потянули. Земля отдавала свое с неохотой: Поттер будто сражался с вязкой трясиной. Он поднялся на ноги, продолжая тянуть; ящик поддавался тяжело, и, как это часто бывает, борьбу завершил один резкий рывок. Гарри едва не упал вместе со своей добычей. Шмыгнув носом, он залез на край ямы, поставил ящик на колени и стряхнул или, лучше сказать, размазал влажные комья земли. В другое время ему бы пришлось удерживать себя от того, чтобы не попытаться открыть находку, но сейчас он бы с радостью променял любой магический артефакт на чашку горячего чаю. — Доброй ночи, юный гробокопатель. Поттер вскинул голову, рефлекторно вцепившись в ящик. Человек, поприветствовавший его в недобрый час, точно не был случайным прохожим, хотя и выглядел очень по-магловски: низкий плотный лысый мужчина в белом пальто и бордовом шарфе. В руке он держал старую масляную лампу. Ее стекло было заколдовано: на нем проступали очертания недовольного лица, надо сказать куда более выразительного и живого, чем у мага. Черты незнакомца будто очень долго полировали мягкой тряпкой, пока они не сгладились, став вызовом для чужой памяти. Стоило отвести взгляд, как лицо тут же забывалось. В лучшем случае оставалось впечатление чего-то круглого, загорелого и в целом приятного. — Кто вы? — Я Мариус, старый друг твоего мастера. Ты ведь, если я не ошибаюсь, ученик Риддла? Гарри в ответ неопределенно хмыкнул. Задница мерзла, но сил, чтобы встать, не хватало, да и ящик будто бы прибавил в весе. — У тебя есть вещь, которую я хочу. Что если я предложу тебе за нее, — фонарь в руке качнулся, и лицо на стекле недовольно поморщилось. — Скажем, сто пятьдесят золотых. — Меньше двухсот она не стоит, — не то чтобы Гарри всерьез собирался отдавать добычу, но с его стороны было бы глупо в открытую возражать темному магу. Торг же позволял потянуть время. — Я смотрю, Том хорошо тебя выучил, — промурлыкал мужчина, задумчиво хмуря лоб. — Видимо, недостаточно хорошо, иначе он бы попросил двести пятьдесят. Гарри подавил желание вскочить и встать рядом с Риддлом. Так, по его мнению, поступил бы неопытный ученик, но не взрослый самостоятельный маг. Поэтому он остался сидеть, тиская спорный ящик. На его счастье, дерево было гладким как шелк — можно было не бояться нацеплять заноз. Чернокнижники обменялись насмешливыми приветствиями и настороженно уставились друг на друга. Интересно, а понимали ли эти серьезные господа, что ведут себя как пара котов, встретившихся на ничейной территории? Вместо шерсти дыбом встала магия. Воздух наполнился мелкими невидимыми колючками. Кожа начала зудеть: Гарри чувствовал себя так, будто его лицо, руки и шею атаковала стая голодного комарья. — Больше нет нужды избегать магии. Ты снова можешь колдовать, — сказал Том, обращаясь уже к Поттеру, но тот соображал недостаточно быстро, поэтому чародей сам взялся за дело. Волна теплого воздуха накрыла парня, крепко укутала и отогрела, едва не придушив в процессе. Но когда ребра Гарри уже начали трещать, невидимая хватка отпустила, дав сделать глоток воздуха. Дальше больше: магия поставила его на ноги, вычистила одежду, вытерла грязь, успокоила ноющие мышцы, залечила ссадины. Поттер предпочел бы, чтобы на этом всё и закончилось, но его мнения никто не спрашивал. Чары, будто черви, забрались в нос. Колдун чихнул раз-другой, но избавиться от щекочущего зуда было непросто. Магия не успокоилась, пока бесцеремонным ершиком не прошлась по воспаленному горлу, оставив после себя свежесть эвкалипта. Гарри возмущенно посмотрел на Риддла: по какому праву тот обращался с ним как с несмышленым мальчишкой, который не может сам о себе позаботиться? Том не повернул голову в его сторону, полностью сосредоточившись на старом приятеле. Магия меж тем продолжала трудиться. Разбросанная земля потянулась обратно в свежеразрытую яму. Пара секунд, и ничего не напоминало о том, что кто-то целый час упорно махал лопатой. Сама же лопата сначала встала по струнке смирно, а потом обернулась аккуратным зеленым кустом. Мариус усмехнулся. — И ты, и я знаем, что содержимое ящика тебе не нужно. Так как насчет того, чтобы уступить мне его за двести монет? Так сказать, в память о старых добрых временах. — Ты прав, мне нужно не оно, — Том покосился на ящик в руках Гарри, — а двести пятьдесят полновесных блестящих золотых галеонов. — И это я слышу от человека, с которым делился последними тритоньими потрохами. — Говорит мне человек, который в свое время пытался всучить мне разбавленный эликсир желаний. — Но я исправился и в качестве извинения угостил тебя отменным шоморским ромом. — А потом заколдовал мою змею. — Не нарочно, — всё это время Мариус весьма убедительно изображал несчастного бедолагу. Всем своим видом он говорил: злые люди пытаются ободрать меня как липку, пользуясь тем, что я, из-за своего добросердечия, не могу дать им должный отпор. Но упоминание о давней шутке стало глоточком хмельного пойла, и хитрая улыбка разрушила кропотливо созданный образ. — Кстати, какая сейчас у нее длина? — Тридцать девять футов. — Хм… По моим прикидкам, должно быть уже шестьдесят. — Мои чары отчасти развеяли твои. — Отчасти… говоришь. Что ж, у меня есть повод собой гордиться, — темный маг ухмыльнулся шире, окончательно избавляясь от маски невинной жертвы. — Так мы договорились? Двести монет за мою крошку. Потом можем отправиться ко мне в кондитерскую. Твой ученик заслужил торт, а также объяснение, чего ради он корячился на чертом забытом кладбище. Ну а мы с тобой выпьем по рюмашке и вспомним золотые деньки. — Кондитерскую? — Гарри готов был поклясться, что ослышался. — Да, в мою «Шоколадную мышку», — подтвердил Мариус. — В нашей семье кулинарный талант передается из поколения в поколение. Том не даст соврать, в свое время он весьма усердно налегал на равиоли моей дорогой матушки. А в чем проблема? Мужчина поднял свой фонарь, всматриваясь в ошеломленное лицо Поттера: тот переводил взгляд с Риддла на Мариуса. С книжного клуба на кондитерскую. Слова «Люди, да что с вами не так?» едва не сорвались у него с языка. — Стереотипы ломаются, — прокомментировал Том с ноткой ехидства. — В целом мне нравится твой план. Почему бы нам не отметить нашу встречу, а заодно и завершение старого дела. Конечно, после того, как я получу свои двести пятьдесят золотых. — Вот жмывра, — с досадой протянул Мариус. — Кто? — странное слово явно озадачило Риддла, а старый товарищ не упустил случая щелкнуть зазнайку по носу. — Жмыврами моя прабабка называла людей, одно лишь присутствие которых делает твою жизнь похожей на задницу, вдобавок истыканную иголками дикобраза. — Забавно. — Другой человек потребовал бы скостить пяток монет за хорошую шутку, но мое великодушие, — маг широко развел руки, что не понравилось лицу на фонаре, которое скривилось, — никогда не даст мне разбогатеть. Что ж, по рукам. — По рукам. Гарри передал ящик Мариусу в обмен на тяжелый бархатный кошель. Он подозревал, что оба мага получили удовольствие от торга. Вот только они бы скорее скушали по скучервю, чем показали свои настоящие чувства. В воздухе закружились синие искры, образуя магический портал, Мариус шагнул туда первым, затем — Том. Гарри чуть замешкался, в последний раз оглянувшись на маленькие надгробья. Дурная привычка для колдуна, но он еще не научился глушить голос совести. А та говорила, что он должен кладбищу как минимум «извинение». Но пока он подыскивал подходящие слова, искры начали гаснуть. Пришлось молча прыгнуть в портал, пока тот не закрылся. Магия перенесла его в кондитерскую, самую обычную, хотя и непривычно унылую из-за того, что в ночной час здесь не было ни клиентов, ни товара. Зато на стенах висели причудливые рыбы, своей яркостью и пышностью чем-то похожие на пирожные. Рядом с закрытыми окнами стояли три плетеных столика. На светлом фоне стен выделялся прилавок из темного дерева, который зачем-то имел ящички, скорее всего не настоящие, а декоративные. Витрина прилавка пустовала. На зачарованном стекле распускались и увядали различные цветы: розы, пионы, ландыши… Гарри захотелось провести пальцами по изгибам лепестков, почувствовать дрожь там, где всё должно быть холодно и неподвижно. Затаить дыхание, прикоснувшись к чуду, пусть обыденному, но от этого не менее удивительному. Конечно, он этого не сделал — постеснялся. А потом витрина исчезла, потому что Мариусу потребовалось место, чтобы поставить торт — большой серый череп, взгромоздившийся на куче червей. Через секунду к жуткому кондитерскому шедевру присоединились тарелка, ложка и чашка. Последней явилась бутылка мандрагорьей самогонки, величавая, как шахматная королева. Две стопочки сиротливо жались к ее бокам — ни дать ни взять пара крохотных собачонок у ног своей хозяйки. Риддл наколдовал два высоких стула, но Гарри не спешил садиться, ведь это означало, что ему придется взяться за ложку и попробовать кусочек черепушки. — Хорош, не правда ли? — Мариус ласково оглядел свою работу. Поттер не заметил, когда именно плащ темного мага превратился в белую мантию с вычурной вышивкой. Впрочем, для их братии это было делом нехитрым. — Черви как настоящие, — осторожно похвалил Гарри и, кажется, угодил, потому что широкое лицо чародея расплылось в добродушной улыбке. — Да, они получились жуткими. — Розочки выглядят страшнее, — Том не удержался и бросил пенни в общий котел, хотя Гарри, как ни присматривался, не смог понять, чем именно аккуратный веночек из маленьких красных роз так не понравился темной риддловской душе. Скорее всего, это был сарказм. — Ты, Том, всё так же не ешь сладкое? — Нет. — Многое теряешь. Что ж, молодежи больше достанется, — Мариус подмигнул Поттеру. Приличный кусок (правая глазница и часть носа) отделился от торта и перекочевал на тарелку. Гарри неуверенно пристроился на стуле, будто ожидая, что тот в любой момент ударит электрическим током. Он не решился взглянуть на Риддла, знал: если заметит насмешку в серых глазах, то непременно покраснеет, как глупая девица. — Вы обещали рассказать, что было в том ящике, — Поттер взял ложку и подцепил червячка, вроде бы сделанного из желе, а там кто его знал. — На самом деле я ничего не обещал, а всего лишь предположил, что ты заслужил объяснение. Гарри забыл о ложке, уже поднесенной ко рту. Это было нечестно. Мариус рассмеялся. — Не бойся, — успокоил парня Риддл, в чьих глазах тоже притаилось веселье. — Он всё расскажет без всяких обещаний. Ему уже сейчас не терпится начать. — Том, какая же ты всё-таки жмывра, — Мариус, на правах старого заклятого приятеля, незлобливо пожурил Риддла; тот дернул уголком рта и повернулся к Поттеру. — Видишь ли, каждый мальчик из хорошей семьи — я, конечно, говорю о семьях потомственных темных магов — мечтает о своем собственном бесенке… — Стоп, стоп, мало тебе моих денег, ты и мою историю хочешь прикарманить. Нет, так не годится, — чародей грозно нахмурил брови, но его негодование было притворным. — Я не стыжусь признаться, что всегда хотел завести бесенка, но моя матушка считала: хочешь чего-нибудь — возьми и сделай это сам. Увы, бес — это не пирожок, за пару минут его не слепишь. Мне пришлось много учиться, чтобы постичь все тонкости процесса. А потом умерла Страдалица, моя любимая кошка. Лучшего материала для будущего беса было не найти. Она была королевой всех злюк и грозой ночных кошмаров. Одному мне с ритуалом было не справиться, и я позвал в помощники вот этого пройдоху. Не буду вдаваться в подробности, чтобы не смущать твой неокрепший ум, но трудились мы до самого рассвета, а потом опустили наше творение в землю, чтобы выкопать его ровно через полвека. Мариус не был хорошим рассказчиком: он слишком старался произвести впечатление на слушателей. Однако Гарри, жадный до любых деталей из жизни Риддла, ловил каждое слово, как голубь хлебные крошки. При этом он искоса поглядывал на любовника. Реакция Тома интересовала его больше, чем подробности любого магического ритуала. Поттер еще никогда не видел, как Риддл ведет себя со своими товарищами по ремеслу. Несмотря на все старания, Том заметил его любопытство и хитро перераспределил свет, так, чтобы его лицо оказалось в тени. — Но если ящик ваш, к чему был весь этот торг? — спросил Гарри. — Ты, мальчик мой, разве не знаешь первое правило хорошего темного мага? — вопросом на вопрос ответил Мариус. Гарри решил за лучшее покачать головой: чародеи умников не любят. — Во всем ищи выгоду. Желая подчеркнуть значительность своих слов, колдун поднял указательный палец вверх. — Понятно, — Гарри посмотрел на свою тарелку. Она была пуста: каким-то чудом он умудрился проглотить кусок торта и даже не заметить. Во рту остался вкус шоколада и орехов. — Завтра в полночь я разбужу свою красавицу. А пока давайте наслаждаться угощением и теплой компанией, — провозгласил Мариус с излишней торжественностью. Магия переместила на тарелку Поттера еще один кусок торта; чашка наполнилась темным пахучим чаем. А вот откупоривать бутылку чародей взялся сам. И едва он вытащил пробку, как вся кондитерская наполнилась резким запахом, тут же вытеснившим сладкие ароматы выпечки и шоколада. Гарри следил, как янтарная жидкость тонкой струйкой наполняет рюмки: сначала одну, потом другую. Его решимость наравне с остальными попробовать адское пойло таяла быстрее, чем кусочек льда, проглоченный саламандрой. Он едва сдерживался, чтобы не расчихаться, а что будет, когда самогонка скользнет ему в горло и побежит дальше, будто раскаленная многоножка? «Опозорюсь, к гадалке не ходи», — сказал себе Поттер. — Я вижу, ты всё так же подставляешь старых приятелей, — Том посмотрел на предложенный стакан. Его голос утратил мягкость и теплоту. Лицо стало жестким, взгляд — злым. Гарри потянулся за палочкой, но остановился. Не стоило делать резких движений, не разобравшись, что происходит. — Я всего лишь передаю тебе приглашение от одной твоей старой знакомой, — Мариус натянуто улыбнулся. — Почему ты? — Потому что ей так захотелось. — Она сказала, чтó ей от меня нужно, — лицо Тома пугало не меньше, чем голый череп. Все эмоции ушли, а вместе с ними испарилась та сила, которая делала его привлекательным. — Она сказала, что снадобье перенесет тебя к ней, в страну чудес. А больше простому посланнику знать не положено. Том механически кивнул. Позже Гарри будет проклинать себя за нерасторопность, за то, что не перехватил руку Риддла, за то, что не отобрал стакан, за то, что не вцепился в его плечо, и пусть бы магия унесла их обоих в неизвестность. Он ничего не успел. Том опрокинул в себя зелье и в ту же секунду исчез, а пустой стакан покатился по прилавку.