***
Человек – Александр, это был не какой-то абстрактный человек, Кханджухиро понимал это совершенно четко: именно к нему он испытывал безграничную благодарность, именно с ним хотел близости – не оттолкнул его, нет. Случайно или намеренно задев дракона локтем по ребрам, Александр резко повернул голову и уставился на него с выражением вялого удивления на лице: - Охренел? Кханджухиро уже слышал это слово от девушки Елены – она использовала его, говоря о своем учителе, в значении «требует слишком многого, утратил представление о совести». - Прости меня, я… - дракон по-настоящему растерялся: он все еще слишком мало знал о построении взаимоотношений между людьми в этом мире и, очевидно, чем-то оскорбил Александра. Он действительно хотел бы объяснить ему все, но как выразить словами безграничную благодарность? В другой, далекой реальности, которую Кханджухиро еще совсем недавно называл своей, он мог бы подарить этому человеку что угодно – в конце концов, как и все платиновые драконы, Кханджухиро был богат и влиятелен, его род дал миру четырех великих правителей, сам Бахамат приходился ему… Впрочем, об этом и вспоминать не стоило. Все, чем теперь молодой дракон мог свободно распоряжаться, был он сам. Кое-кто сказал бы, правда, что и это – довольно много. - Ты больной? – уточнил мужчина, поднимаясь на ноги. – Точно больной. Господи, кого я спрашиваю?..Часть 10
21 декабря 2012 г. в 01:19
Если бы знаменитый Шерлок Холмс в один прекрасный день вдруг сложил ноги на журнальном столике и обратился к доктору Ватсону: «Как считаете, сэр, а не пошло бы оно все в задницу, м?» - это и вполовину не было бы так удивительно.
Сашкина жизнь уже не просто тихонечко катилась под откос – летела на всех парах с крутой горки, позитивно дребезжа рессорами. А вместо того, чтобы срочно искать решения, он привычно занимал выжидательную позицию и предавался отвлеченно-обобщенному созерцанию.
Не то, чтобы Александр в принципе не умел разбираться с проблемами – отнюдь. Просто как-то так сложилось: изначально нерешаемых вопросов в его жизни всегда было в бесконечность больше, чем тех, на которые нельзя просто «забить». Сия прискорбная закономерность воспитывала пофигизм, периодически выходящий за рамки здорового.
Малочиленных фактов, что он теперь знал о Костике, хватало аккурат на вызов психбригады. Было, правда, подозрение, что в палате буйнопомешанных они тоже окажутся вместе.
- Я не возражал бы, - чуть хриплым после сна голосом сообщил Сашка, обнаружив средоточение всех странностей спокойно сидящим на краешке дивана. – Точнее сказать, был бы очень рад. Услышать хоть какое-нибудь объяснение, понимаешь? На худой конец, очередную порцию невнятной бурды с обязательным финалом «я-пока-знаю-мало-слов». Очень уж занимательно выходит – прям даже как-то не по себе становится.
Костя чуть повернулся в его сторону всем корпусом и медленно покачал головой.
Сашка почему-то не мог вспомнить, как вновь оказался лежащим на диване в своей комнате: после диалога с Барановским его организм вернулся в состояние неприятной болезненной бодрости, в котором последние пару дней пребывал практически постоянно. Он собирался залить кипятком чайный пакетик и еще немного посидеть на кухне – за этим следовал не то, чтобы черный провал, но образы путались и расплывались.
- Забудь, короче, - Александр закрыл ладонью глаза: солнце пробивалось скозь щели в неплотно задернутых шторах; очевидно, проспать несколько часов бедному фельдшеру все же удалось. – Это я так… Клавдия Андреевна дома?
Ответа он не дождался, а, убрав руку от лица, обнаружил, что Костя вновь смотрит на него серьезно и пристально – как Сашка успел заметить, такой взгляд в их случае неизбежно предвещал «очередную порцию невнятной бурды».
- Лена сказала, ты неизлечимо болен, - беседа сделала внезапный поворот, Александр растерянно захлопал глазами и даже чуть приподнялся на локтях.
- Ты, скорее всего, пропустил кое-что, чувак. Слово «придурок», например, - Костя не улыбался и вообще, очевидно, иронию не воспринял. – Она могла сказать, что я неизлечимо больной придурок. В Ленкином представлении, вся несправедливость миропорядка объясняется именно этим.
Такое странное ощущение: будто твой собеседник страдает частичной глухотой, а ты попросту говоришь недостаточно громко, чтобы он мог легко тебя понять.
- А вообще у меня хронический гастрит в стадии ремиссии. И миопия обоих глаз – тоже, в общем-то, консервативно не лечится…
- Не понимаю, - Костя замотал головой из стороны в сторону. – Опять. Давай простыми словами. Простые слова рождают четкие мыслеобразы. Мне будет проще запомнить.
Загадочную для него часть обращения (все, что касалось каких-то там мыслеобразов) Сашка привычно пропустил мимо ушей.
- Простыми словами: «Забудь, короче», - он с некоторым трудом сел на постели, чуть согнув колени и сцепив руки в замок. – Вопрос повторяю: Клавдия Андреевна дома?
- Нет, - широкие ладони «Итиандра» обрисовали в воздухе эллипс. – Хлеб. Ушла.
- Ага, - облегчения сон не принес - более того, ломота во всем теле вернулась к Сашке тоже: вместе с последствиями мышечного перенапряжения получался совершенно адский коктейльчик. – Нет, слушай, все же так дальше дело не пойдет.
Дышать почему-то было тяжело, словно грудь сдавили стальными скобами, в ушах отчетливо звенело. При попытке подняться перед глазами запрыгали разноцветные звезды – преимущественно ярко-розовые и сине-черные – увлеченный их подсчетом, Александр как-то проморгал момент, когда Костя вдруг наклонился к нему, бесцеремонно вторгаясь в личное пространство. Лба коснулись сухие горячие губы, Сашка, удивленный таким порывом до крайности, даже не попытался отстраниться.
- Холодно, - сердце «Ихтиандра» билось ровно и мощно, голос был спокоен: определенно, ничего странного и смущающего в том, чтобы поцеловать малознакомого парня в лоб, Костя не видел. – Это хорошо. Для вас – нормально.
- У меня электронный термометр есть вообще-то, - устало заметил Александр, садясь, наконец, на постели и опуская ступни на пол. – Вот что ты за человек, а?.. Здесь тапки были, не видел?
- Нет, - они по-прежнему сидели слишком близко, соприкасаясь теперь плечами и коленями, и это было не только совершенно неуместно, но и попросту неудобно. – Послушай, я… мне надо это сказать, прежде чем уйти. Ты очень много сделал для меня, и там, откуда я пришел…
Костя замолчал, словно сбившись с мысли. Сашка сидел с абсолютно непроницаемым лицом – шум в голове мешал ему сосредоточиться, и приходилось прилагать прямо-таки колоссальные усилия, чтобы вникнуть в суть чужой речи.
- А, так ты свой адрес домащний вспомнил, что ли?
Он потер виски, почти до боли надавливая на края скуловых костей. Когда длинные пальцы – тоже какие-то ненормально горячие – очень осторожно сомкнулись на левом запястье и отвели ладонь от лица, Александр только вопросительно приподнял брови (и даже это простое движение миниатюрным взрывом отозвалось где-то в районе затылка). «Разговор», если это, конечно, вообще можно было так назвать, с каждой секундой становился все более странным.
- Не то. Мне просто нужно уйти, двигаться дальше, - Костя почему-то не отпускал его руку; глаза «Ихтиандра»… не светились, нет, но блестели влажно и почему-то тоже воспаленно. – Меня ищут и будут искать еще. Если я останусь – мне этого хотелось бы, правда – вы пострадаете.
- Куда? – тупо спросил Сашка, потому что замолкший собеседник явно ждал от него какой-то реакции; вновь усилием воли приведя сознание в порядок, он часто заморгал и произнес уже более осмысленно: – То есть, «чего»?
- Ты не поверишь, - Костя улыбнулся будто бы через силу, глаза его оставались больными и печальными, в голосе отчетливо звучала горечь. – Ты думаешь, я безумен. У вас здесь все не так, и я постоянно ошибаюсь.
Александр в некоторой растерянности подумал: надо все же достать термометр, у чешуйчатого недоразумения все признаки горячечного бреда налицо, начиная прямо с «покраснения кожных покровов». Ему, наверное, следовало опасаться этого паренька – Костя не был адекватен, хотя и не проявлял агрессии. Нужно было вновь ответить что-то, попытаться внести в ситуацию хотя бы элемент ясности, но молодой фельдшер попросту не сумел этого сделать.
Словно приняв для себя какое-то решение, «Ихтиандр» вновь наклонился к нему и мягко поцеловал в висок.