Преодолеть карму

По четвергам и субботам Лена дежурила в нейрохирургическом отделении стационара, шесть-восемь дней в месяц оказывая тамошним врачам посильную помощь и получая за это большое ничего и бесценный опыт. Андрей с иронией называл ее должность «старший подаван» (от «ученик джедая» из вселенной Звездных Войн и слова «подавать»), намеренно принижая значительность ассистентской работы, и безнадежно ревновал к нейрохирургии. Когда твоя девушка шесть-восемь ночей в месяц проводит на работе, это нормально - знать всех ее коллег поименно и лично. По мнению Андрея, один из молодых дежурантов был преступно привлекателен, так что привычка звонить и писать смс каждые полчаса, отрывая от дел, считалась не паранойей, а суровой необходимостью. Лена в ответном смс ласково обращалась к нему «мой маразматик». - Пришла? Отлично. Я в приемку, «после ДТП» привезли. Как переоденешься, сходи к травматологам, там, у них, паренек с закрытой ЧМТ* лежит – напишешь консультацию? - Здравствуйте, Владимир Анатольевич. Заступивший на дежурство седовласый Лаптин уже по-молодецки резво несся в приемный покой и на приветствие не ответил. Лена пожала плечами, подхватила сумку с обедом и медицинской пижамой и побрела в ординаторскую. Среди всех больниц города расположенная на окраине «восьмерка» выделялась тем, что люди там работали самые простые и непосредственные. - Дежурство – пиздец какой-то, - доверительно сообщила медсестра Галечка, заполнявшая на посту какие-то бесконечные учетные журналы. Будучи волонтером, официально Елена Васильевна Смолина в штате больницы действительно не числилась. Зато в полном названии «восьмерки» («Восьмая городская клиническая больница имени…») числилось слово «клиническая», что автоматически означало работу со студентами – так что старший подаван Смолина получала там свой бесценный опыт уже последние полтора года, и медработники были только счастливы, потому что рук постоянно не хватало. Внезапно трудолюбивую Лену знали все от сторожа до главного врача, и никого, в общем-то, давно не удивлял тот факт, что «консультацию дежурного нейрохирурга» может писать студентка-пятикурсница. Тем более что шаблон консультации был этой самой студентке хорошо известен. - Много поступило? - С утра был один, можно сказать, полуплановый – с эмпиемой**, заведующий сказал, в понедельник на трепанацию, - от своего занятия Галечка оторвалась с видимым удовольствием: бумажную работу, согласно статистике, ненавидят девяносто пять процентов медиков, и именно поэтому, наверное, ее у них просто неприлично много. – Потом открытый перелом черепа с ушибом мозга – вышел с окна девятого этажа. - Ого. Сам или помогли? - Вроде, сам, не знаю, - настал черед Галечки пожимать плечами; Лена, облокотившись на стопку журналов, всем своим видом выражала живейшую заинтересованность. – Этот в реанимации лежит. У него там еще куча всего, так что ясно… Ну, и паренек, которого машина сбила. - Которого мне консультировать? - Ага. Не знаю, кстати, что ты там писать будешь. Представляешь, стоял на Чернышевского, прям посреди трассы, голышом – ждал, пока собьют. Рабочей обстановкой в «восьмерке» обычно называли полный бардак, и самым парадоксальным образом состоящая из множества отделений больница функционировала, как единый организм. Скорая помощь исправно привозила сочетанные травмы, и узкие специалисты – иногда со свитой из ординаторов и даже среднего медперсонала – шествовали из травматологического в нейрохирургическое, а оттуда, например, в торакальное, дабы принести неудачно пострадавшим неземной свет мудрости и благо исцеления. Настрочить простыню формата А4 и замученным голосом спросить: «Жалобы есть?» - Охренеть. - Вот-вот. Успехов. Говорят, вообще не контактный. Никаких документов, никаких друзей-родственников. В сознании, глазами хлопает, но ничего не говорит. - Ему психиатра-то вызвали? – уже обреченно поинтересовалась Лена, наконец, в полной мере осознавшая сложность задачи. - Без понятия, - Галечкино настроение наоборот, кажется, поднялось теперь выше отметки «отвратительно», достигнув «вполне сносно». – В травме сегодня твой любимый Сергеев дежурит, - Смолина закатила глаза и выругалась полушепотом, - у него и спрашивай… Кстати, у тебя как с сессией-то? Сдаешь? - Сдаю. Лена верила: начало дежурства задает ритм на все сутки. В этот раз сутки намечались крайне необычные, то есть, попросту, хреновые. Издалека доносился приглушенный вой сирены – мимо больничной ограды проезжала канареечно-желтая машина скорой: коллеги Сашки Козлова готовились осчастливить приемный покой очередным сложным случаем.

***

Пациент под кодовым именем «Антоша» - потому что выглядел как давно потерянный младший брат санитара Антона из приемного покоя – делал ровно то, о чем Лену предупреждали: неподвижно лежал, по грудь укрытый простыней, смотрел в потолок, изредка моргая, и молчал. Свободных койкомест в отделении было предостаточно, но поместили социально неадаптированного субъекта в коридор – из соображений, видимо, принудительной социальной адаптации. На вид ему было лет двадцать, возможно, чуть больше. Внимание сразу же привлекала ненормальная, болезненная бледность и столь же ненормальная, болезненная худоба – по последнему пункту паренек умудрился сделать даже вышеупомянутого санитара, который страдал эпилепсией и беспробудно пьянствовал последние полтора десятилетия. На мраморно-белом лице необыкновенно ярко выделялись живые темные глаза: их блеск, при более детальном изучении, тоже показался Лене каким-то нездоровым, лихорадочным. В истории болезни, заранее позаимствованной с поста дежурной медсестры, обнаружилось сразу много увлекательного. «Закрытый перелом правой ключицы со смещением отломков. Закрытые множественные переломы костей таза. Множественные раны конечностей», - все от травматологов. «Закрытая травма черепа. Сотрясение головного мозга», - направительное, для консультации нейрохирурга. Терапевт приемного отделения добавлял от себя артериальную гипотензию, приложенный анализ крови подтверждал наличие анемии. Торакальщик расписывался в отсутствии профильной патологии. Психиатр – самый, очевидно, необходимый специалист в данном клиническом случае – со своей консультацией не торопился. Следующим мысленно отмеченным пунктом было прискорбное отсутствие каких-либо следов работы коллег. Нежно «обожаемый» (сразу по ряду причин) Леной врач-дежурант Сергеев что-то бубнил об острой необходимости во всех без исключения осмотрах. - Давайте с вами побеседуем, - ни на что особенно не надеясь, предложила Смолина и обошла кровать, чтобы оказаться у изножья – пациент проявил внимание, оторвавшись от изучения потолка. – Вы у нас сегодня утром поступили, после… Кто ты? Прозвучавший в голове голос – мужской, невероятно мягкий, вкрадчивый – заставил невольно оглянуться по сторонам. Возле поста дежурной медсестры, у входа в отделение, сидела на стуле санитарка, игнорируя требовательный стук ложкой по ортопедической дуге Балканского – стандартный способ местных пациентов привлечь внимание к своим нуждам. Голос самой медсестры, возмущенно-звонкий, доносился из палаты в дальнем конце коридора: шел ожесточенный спор на тему ее служебных обязанностей в целом и обработки пролежней в частности. Я буду говорить с тобой. Задавай свои вопросы. Было бы отлично, если бы голос принадлежал Антоше – пусть он и городил полную чушь, но контакт есть контакт. Но как раз в тот самый момент, когда прозвучал первый вопрос, Лена внимательно изучала его лицо: бледные губы не двигались. На шаг отступив от кровати, она замотала головой, потом, замерев, сжала пальцами виски. На тебе следы магии. К твоему разуму уже прикасались раньше. - Что за хрень… Вновь подняв глаза, Смолина обнаружила, что потенциальный пациент областной психиатрической больницы, успел приподняться на своей койке, опираясь на левую руку и прижимая к груди правую. Нормально сесть у него, очевидно, не получалось по причине головокружения: взгляд стал рассеянным, дыхание участилось, все тело свело судорогой. Растрепанные темные волосы окружали голову ореолом небольшого диаметра, черты лица обозначились резче, и, в целом, Антоша выглядел, как средней вялости упырь («А с эритроцитами-то все плохо-плохо», - вновь вспомнилось в этот момент Лене). Самым главным в лечении сотрясений головного мозга считался постельный режим, поэтому будущая нейрохирург немедленно качнулась вперед, наклоняясь над пациентом, и сжимая пальцами его плечи. - Так, погоди, не-не-не! – давить Лена старалась только на левое, помня про сломанную ключицу. – Ты куда собрался? В этот момент паренек вдруг резко вскинул голову, и Смолина ощутила сильнейший толчок в грудь, заставивший ее с коротким вскриком отлететь назад, к стене коридора. Глаза бледнолицего Антоши почернели полностью, словно кружок радужки залили чернилами. Ну, то есть, она, наверное, отлетела бы – как в кино, в том фильме ужасов про одержимых нечистью, который смотрела совсем недавно – если бы рефлекторно не сжала пальцы еще сильнее. В итоге же, все вышло как-то смазанно: Лена оказалась на полу, ненормальный пациент свалился сверху, попав острым локтем в живот, а у санитарки, которая уже некоторое время наблюдала за происходящим со все возраставшим интересом, отвисла челюсть. - Мать твою! – почему-то шепотом выругалась Смолина, хотя стоило бы, наверное, вовсю орать и даже звать на помощь. Несмотря на длинный список повреждений, Антоша боли словно бы не чувствовал. Лицо вновь стало спокойно-равнодушным, и он, опираясь уже на обе руки, навис над Леной, не давая шансов отстраниться. Деформированная ключица выглядела как-то особенно пугающе. Говори. Ты хотела говорить. Этот голос, звучавший только в ее голове, будто вытеснял все остальные мысли. _______________________________________________ * черепно-мозговая травма; ** речь идет, в частности, о субдуральной эмпиеме – гнойном инфекционном поражении головного мозга; оптимальным методом хирургического лечения считается широкая костно-пластическая трепанация с подвисочной декомпрессией.