Преодолеть карму

Судя по подозрительно сияющим глазам, возбужденным ноткам в голосе и беспокойным жестам, где-то между утренним звонком Сашке и визитом последнего к нему домой Федот Степанович решил немножко выпить. Чего именно – история умалчивала, гостям был предложен свежезаваренный чай с вишневыми веточками. - Вот такие дела, - бодро отрапортовал он, закрывая за гостями дверь, будто подводил итог уже состоявшемуся разговору. – Жизнь, Санек, та еще сука. Вроде, набил уже шишек, делаешь, как надо. По общепринятым, мать их, нормам. По понятим, в конце концов. А она – бац! И все равно тебе по ушам! В отличие от Александра, который даже от самых крепких напитков хмелел медленно, а, достигая своей критической точки, попросту вырубался, Барановский проходил все стадии опьянения как уровни в арканоиде – «сложность» нарастала постепенно, а за, казалось бы, кульминацией всегда следовало еще более увлекательное продолжение. - Ага, - охотно согласился фельдшер, обводя взглядом разбросанную по всей площади коридорчика обувь, смятые газеты и женский шейный платок на вешалке в углу. – Это ты к чему сейчас? - Да ни к чему! Ну тебя… Молодой все-таки еще, глупый. Чаевничали в относительной тишине. Сашка первым же глотком обжег язык, но продолжал пить, не ощущая вкуса, подливал себе еще из заварника. Менее чем за полчаса Барановский трижды выходил на улицу курить, и его ссутулившаяся на лавочке под окном фигура выглядела как-то особенно одиноко и потерянно. Костя тоже молчал, ни о чем не спрашивал - к своей чашке он не прикоснулся, так и сидел неподвижно с неестественно прямой спиной и сложенными на коленях руками, будто памятник прилежному ученику. Жена ушла от Федота Степановича в понедельник, что, по подсчетам, выходило три дня назад. Говоря откровенно, старший товарищ имел полное моральное право на небольшой загул – тем более, ближайшее дежурство ожидалось только в субботу. Осуждать его Сашка однозначно не собирался, но и утешить не мог: он вообще понятия не имел, как себя следует вести в подобных ситуациях. Старательно подавляемые зачатки чуткости не позволяли просто забрать обещанную раскладушку и отправиться восвояси. Опустевший без крикливой мадам Барановской дом даже «на минутку заглянувших» гостей подавлял своей мрачной энергетикой – что уж говорить о хозяине. - «Любовь — это сон и, как сказал Соломон, «И это пройдет», а он мужик был умный»*, - вернувшийся из сеней Федот Степанович принес гитару; лицо Кости едва заметно дрогуло – от резкого ли запаха сигаретного дыма, или от внезапно проснувшегося интереса? – Слушай, ну спой хоть что-нибудь, а, Санек? До того тошно – сил нет. - Да как-то… - настроение было, что называется, «ни к черту» и петь не хотелось совершенно. – А, ладно, давай. «Батяню-комбата» тебе, или что? - Хоть «Изгиб гитары желтой». Сейчас, погоди только… Коньяк будешь? «В темной башне один, по науке, жил дракон. Ежедневно от скуки он на скрипке играл из кантаты финал, извлекая тягучие звуки. Там принцесса Китая, однажды проплывая, сказала: «Не каждый так сыграл бы финал, как он дивно сыграл – аллегретте, анданте, адажио».** От рождения обладая абсолютным слухом, хоть сколько-нибудь упорядоченного музыкального образования Сашка не имел. О лаврах Паганини, впрочем, никогда и не грезил: бренчания на гитаре в компании друзей вполне удовлетворяло потребность к самореализации в искусстве. Голос у него был довольно слабый, но приятный по тембру – в самый раз для прочувствованного исполнения романсов и авторской песни. Собственный инструмент благополучно покрывался пылью на антресолях в квартире родителей (Сашка периодически подумывал забрать его оттуда, но, когда возможность появлялась, неизменно забывал об этом), поэтому чаще всего в руках оказывалась именно гитара Барановского. Из-за Кости и, может быть, отчасти потому что сам он теперь ни о чем не мог думать, кроме больших крылатых ящериц и всего с ними связанного, Александр пел о семейной жизни китайской принцессы и дракона из башни. Если разобраться, впрочем, история была не только и не столько о принцессах и драконах, сколько о труднодостижимости взаимопонимания между очень разными, пусть и любящими людьми. Сашка даже немного завидовал Барановскому. Ушла жена – плохо, конечно, но это же такая совершенно нормальная, обыденная проблема. Бытовуха в чистом виде и никакой фантастики. «Пусть тебя не пугают заботы и дракон, что живет за болотом. Если только, грубя, он обидит тебя, я скажу ему: «Вон!» - и уйдет он». Старенький мобильник – из тех неубиваемых «кирпичей», которыми проще проломить кому-нибудь голову, чем хоть немного поцарапать экран – настойчиво завибрировал в кармане джинсов.

***

С точки зрения банальной эрудиции невозможно отрицать тенденций парадоксальных иллюзий, так как каждый неадекватный индивидуум имеет свою точку зрения. Буквально захлебывавшаяся словами и эмоциями Ленка считала: пришло время для всеобщей паники. И ей было совершенно плевать, что паника, сама по себе, никогда не решала проблем и даже нисколечко не упрощала их решение. - И вся эта хрень, Сандрокус, началась аккурат после появления твоего приятеля, - свой пятнадцатиминутный монолог Смолина подытожила, обвиняюще ткнув пальцем в Сашкину грудную клетку на уровне пятого межреберья. – Так что теперь, детка, хочешь ты этого или нет, но это будет и твоей головной болью тоже. На взгляд Александра, место для разговора было выбрано не слишком удачно – лестничная площадка между третьим и четвертым этажом хирургического корпуса не являлась уединенной зоной даже с большой натяжкой. Мимо то и дело проходили способные к самостоятельному передвижению пациенты и их родственники с разномастными авоськами. Из открытого настежь окна совсем не тянуло прохладой – казалось, они стояли возле постепенно раскаляющегося сухожарового шкафа, и Сашке отчаянно не хватало кислорода. - Не вижу прямой связи, - Козлов с тоской посмотрел на свои стопы, вынужденно запакованные в бахилы, и в очередной раз тяжело вздохнул. – Слушай, Костя странный, да, тут я согласен… - Ну, еще бы! Ни сейчас, ни в прошлый раз Лена не задавала вопросов. Во всяком случае, тех самых, действительно трудных, которые Сашка сам себе задавал в редких и непродолжительных перерывах между домашними хлопотами, работой и попытками решить чужие проблемы. Вот, например: почему его, Александра Козлова, человека определенно не страдающего от переизбытка благополучия, постоянно тянет решать чужие проблемы? Будто бы своих не хватает. Просто задача из задач! - … но я-то тут причем? – на площадке этажа, где располагалось отделение травматологии, возникла необъятных размеров женская фигура, показавшаяся внезапно смутно знакомой; дама щеголяла длинной гипсовой лонгетой и явно намеревалась преодолеть коварную лестницу, цепляясь одной могучей рукой за перила, а другой – сразу за оба костыля. – Тебя послушать, так ненормальный пациент – восьмое чудо света для нейрохирурга. Может у него внутричерепная гематома на лобные доли давит. - Мне-то не рассказывай, - Смолина фыркнула и машинально похлопала себя по карманам в поисках сигарет, чертыхнулась, опомнившись. – Не, Шурыч. Этот крендель странный даже по нашим меркам. - В третий раз спрашиваю: и что? Я ж не психиатр. Даже не из психбригады. Вызовите специалиста на консультацию. Загипсованная дама продолжала неуверенно подпрыгивать на одной ноге пролетом выше, и Сашка уже всерьез опасался: не свалится ли? А ну как сломает вторую ногу? Еще и им с Ленкой достанется – столь внушительная масса да помноженная на ускорение почти-свободного падения… - Я тебе сейчас историю расскажу, только ты не удивляйся. - У меня, кстати, есть один знакомый – как раз работает в психбригаде. Отличный парень, правда. Не обратив на последнюю реплику никакого внимания, Смолина поманила его пальцем, заставляя наклониться. Выражение лица у нее вдруг, практически моментально, сделалось настолько серьезным, что Сашка тоже нахмурился. - Хочешь верь, хочешь нет: я слышала голос, - Ленка чуть отстранилась, нервно передернув плечами, и вновь хмыкнула. – Хреново, конечно, прозвучало. Просто, понимаешь, нес этот голос такую фигню – мое собственное подсознание ни в жисть бы не додумалось. К моему разуму уже прикасались раньше, сказал он. Этот парень, Сашхен, я все время смотрела на него, могу сказать точно – он рта не открывал. И все же голос был его. Не спрашивай только, с чего взяла, но могу… Чем именно Смолина собиралась поклясться, Александр уже не услышал. Впрочем, если бы ему теперь сказали, что сам он – инопланетянин с Криптона, прилетевший на Землю во младенчестве, Козлов, пожалуй, и в это бы уже поверил. Безо всяких доказательств. Так мало, на самом деле, нужно обычному здравомыслящему человеку, чтобы перестать быть здравомыслящим – всего-то один дракон-оборотень под боком. Серебристая ящерица размером с богатую избу. Где-то рядом раздался изумленный возглас, затем еще один. Несколько мужских голосов выдали целый букет трехэтажных эмоций. Хлопнула дверь. Загрохотали по каменным плитам тяжелые ботинки, задребезжала больничная каталка. Все трое (Сашка, Смолина и дама с костылями) синхронно повернули головы в сторону травмотделения, ибо сия полифония доносилась именно оттуда. Ленка, успевшая добежать до двери, на свое счастье обладала неплохой реакцией. Крупный мужчина в синей медицинской пижаме, по всему, дежурный врач-травматолог, пулей пронесся мимо, задев одним плечом пациентку (дама уронила костыли, о чем немедленно же возвестила, громко и нецензурно), а другим Сашку (чудом не отправив последнего в дальний полет с последующим экстренным приземлением). Минутой позже, добравшись все-таки до поста дежурной медсестры, они узнали, что пострадавший в ДТП пациент без личных вещей и документов выпрыгнул в окно мужской палаты. ________________________________________________ * цитата из песни Т.Шаова "О народной любви" ** здесь и далее Сашка исполняет песню А.Суханова "Дракон"