Точки соприкосновения

      Люди за время своей жизни приобретают точки соприкосновения, и все они обычно являются чертами характера, предметами, вызывающими ностальгию, или яркими всполохами воспоминаний. Меж грозным Громовержцем Лаксасом и аловласой ведьмой, когда-то принадлежащей «Хвосту ворона», пересечением двух судеб стал человек. Если Ивана можно назвать человеком в принципе, конечно же.       Как Дреяр стал точкой соприкосновения, не рассказать простой историей, с ворохом добрых чувств из прошлого, греющих душу. Мастер гильдии был жесток и черен сердцем, оставив в их жизнях грязный отпечаток.       Флёр озиралась по сторонам, жадно вглядываясь в лица магов, ростом не превосходящих ее. Дитя деревни Солнца восхищенно ловила удивленные взгляды прохожих, покидая пристань, куда прибило корабль, на котором ее доставили в Фиор. Взор девушки был наивен и одновременно жаден ко всему новому. Корона выделялась из толпы, что не сыграло ей на руку. Она сумела привлечь мужчину, волшебница дрогнула, когда на ее плечо легла тяжелая ладонь, явно мужская, а громкий бас представил его перед ней:       — Я вижу в тебе огромный магический потенциал, девочка. Уверен, ты разыскиваешь достойную гильдию? — Флёр, наивный ребенок, доверилась незнакомцу и кротко кивнула в знак согласия, слегка покраснев от комплимента. — Отлично. Мое имя Иван, отныне я — твой Мастер. Добро пожаловать в «Хвост ворона».       Лаксас рос любознательным, добрым и воспитанным мальчиком. Он считался красивым, и это признавали сверстники, к его мнению прислушивались, считая отличным собеседником. Один минус огорчал Дреяра-младшего и его деда: ужасно слабое здоровье. Дни прекрасного самочувствия чередовались кошмарными, и совсем как по расписанию. Это вымотывало организм юного мага. Он помогал Макарову и приветливо улыбался, завидев в дверях отца.       — Здравствуй, отец, — вымученно улыбнулся мальчик. Сегодня был как раз день, когда дела его были плохи, и он не мог лишний раз шевельнуться.       Иван не ответил, отдал сверток в руки отцу и направился к выходу из гильдии, не заботясь о лихорадке и такихардии сына. Его заботило лишь разыскать информацию о «Хвосте Феи» и поднять статус своей гильдии. Седовласый мастер подорвался с места, он сидел у изголовья постели внука, наблюдая за его самочувствием и выполняя руководства Полюшки. Он не выдержал безответственности и злобы собственного ребенка. Долгие разговоры вели в тупик, и старик сорвался, не имея больше сил выдерживать все это.       — Как ты можешь спокойно уходить?! Ему требуется твоя поддержка, а ты только вязнешь во тьме, чертов дурак! — голос пожилого мужчины срывался от злобы и отсутствия надежды.       — Сам разберешься, — гадко улыбнулся темный маг, достигая огромных дверей гильдии.       — Если ты переступишь порог гильдии, назад тебе дороги не будет! — рявкнул Макаров, глубиной души надеясь, что Иван образумится. Но он только нарочито медленно пересекал территорию гильдии и скрылся       У Флёр огнем горит предплечье левой руки. Крестообразный шрам уродовал шелковую кожу, и девушка потирала его, ощущая подушечками пальцев нестерпимое жжение. Награда за ослушание. Иван при всех ее бил, говоря, какая она никудышная, и в доказательство высек безобразную рану. Она сочилась кровью, стоило дотронуться до нее. Наивность и капли доброты иссякли из глаз вместе с пролитыми слезами. Заместо огня деревни Солнца в ее грудине разрасталась желчь, и она стала выливаться наружу. Некогда любопытный взгляд становился сумасшедшим, а желание узнать о людях и магах больше — в жажду причинять боль и сеять смерть.       — Кого ты ненавидишь, Флёр? — спрашивал Иван, пальцами сплетая из огненных локонов огромные колтуны и силой дергая за них, причиняя ведьме боль.       — Хвостатых фей, — по-змеиному шикнула Корона. Это из-за Фейри Тейл она страдает, из-за этой гильдии ее шрам горит огнем. Все ненавидят фей. Все. И Флёр тоже должна.        — Молодец, — утробно захохотал мужчина, разом выпустив огоньки локонов и дав подчиненной упасть, раздирая коленями каменный пол. — Молодец.       Лаксас больше не был тем добрым мальчуганом, во всем помогавшим деду. За изгнание отца он невзлюбил Макарова, разом отстранился от гильдии, брал одиночные задания и вмиг вырос до мага S-класса. И в этом была заслуга отца, считал юный Дреяр, ведь именно он раздобыл драконий кристалл. Лакрима излечила его и дала невиданную ранее мощь. Молниеносные всполохи витали вокруг блондина, когда он был зол. И его авторитет среди хвостатых был велик, у него была своя команда, именуемая Громовержцами, и даже грозные волшебницы его уровня, типа дьяволицы Мираджейн и Титании Эрзы, его уважали и лишний раз не спешили спорить.       И в Магнолии его обходили десятой дорогой. Вечно в наушниках, с отчужденным видом и горящий искрами гроз он мог испугать. Но и ему пришлось дрогнуть, когда ночью его лодыжку плетью обвили ведьмины волосы, не давая двинуться, а голос отец вторил грому:       — Вынь лакриму, Корона. У нее прелюбопытное действие, — оба Дреяра знали, что это сулит драгонслееру смертью.       Лаксас остался смышленным. Отец предал его. Как и дед. Молния врезалась в волосяные путы, отчего лавовые нити загорелись огнем. Флёр отпрянула, а Громовержец встал с мостовой. Его глаза отражали яркие небесные всполохи.       — Протягивай ручонки к кому другому, ведьма, — прогремел парень и наслаждался горящими волосами, чей запах был отвратен. Так и надо прислужникам Ивана. Но они не сгорали дотла, а удлинялись и нависли над Лаксасом.       — Хвостатые должны умереть, — мантрой твердила Флёр с безумной улыбкой и взглядом, говорящим яснее слов о желании убить.       — Вперед, Флёр, — одобрительно хлопнул ее по плечу мастер «Хвоста Ворона». — Молодец.       Младший Дреяр увидел в ней спущенного с цепи пса. Она как когтями вцепилась в его руки и обвивала бечевками волос. А над парнем сгущались темные тучи, загоряясь светом. Мгновенно эти тучи оказались над макушками Флёр и Ивана. И Лаксас лишь щелкнул пальцами, как гром объял их, сжигая одежду, волосы и оставляя синие гематомы под кожей.       — У меня больше нет отца, запомни это, Иван, — с этого дня он замкнулся сильнее прежнего.       Гильдия не узнала Громовержца, он стал развязнее, позволял себе большее, напрямую говорил Мираджейн, что хочет ту прилюдно раздеть, заявлял, чтобы Альберона переспала с ним, и не соглашался помочь согильдийцам.       Флёр была наказана, избита и заперта. Ее не кормили, щеки осунулись, и глубокие синяки пролегли под уже не алыми, а бурыми глазами. Безумие загорелось в ней сильнее прежнего. А по старому шраму заново полосил кинжал, крестом очерчивая ненависть к «Хвосту Феи».       Они сталкивались вновь и вновь. Впервые за все время — на ВМИ, где ее гильдия разом напала на Лаксаса. Но мальчишка вырос и возмужал, а его атаки ужесточились, и ворон пал. Следующая встреча была по инициативе Люси, когда она пригласила Флёр, уже вернувшую разум, в гильдию.       — Болельщица, ей здесь не место. А ты, ведьма, хочешь смерти Хвостатым, так что ты здесь делаешь? Проваливай, пока вновь не оказалась под ударом молний, — теперь Дреяр заботился о гильдии и ее членах и не мог подвергнуть их опасности. Но Корона отличалась от той ведьмы, что была перед ним годами ранее и не той, что на магических играх. Она смотрела на мир мягко и недоверчиво.       — Никому твой кристалл больше не нужен, блондинчик, как и жизнь. Ивана больше нет, и он мне не указ. А блондиночка поверила мне и обещала вернуть домой, — и голос поменялся. — Я — дитя деревни Солнца, а Иван меня обманул, заверив в том, что феи ненавидимы миром.       — Глупая ведьма, — недовольно шикнул Лаксас. — Не в ненависти заключен этот мир.       — Теперь я знаю, блондинчик, — улыбнулась Корона.       — Лаксас, — перебил ее Громовержец, хоть и видел, что она не договорила. Люси только расхохоталась, наблюдая за этой сценой. Грозный взгляд блондина заставил ее смутиться и тихо шепнуть, что теперь и он знает, каково иметь прозвище. — Вот только тебя, Болельщица, и не спрашивали.       Иногда людей связывают совсем уж необычные точки соприкосновения и дарят кошмарные боли и ужасы жизни. Такой была общая точка Лаксаса и Флёр. Иван Дреяр стал их пересечением, сломав их. Но они смогли починить себя, и в этом тоже были схожи: им помогли собрать себя заново.       Их прошлое не хотелось вспоминать, даже если оно объединяло их.