***
Должно быть, он уснул на какой-то миг, и увидел чудесный сон. В какофонии коридорной сутолоки зазвенел медью голос из его мечты, и хлопнула дверь: — Мэтр Роберто! Молю, ваши руки, только ваши руки спасут мое бедное лицо!.. — Моя синьорина?.. Нет, не сон! Прима Анна стоит, прислонившись к косяку, а ее грим перечеркнут дорожками слез. А до выхода лишь сорок минут! И мэтр больше не задает вопросов. С грацией матадора он вскакивает с кресла и распахивает свежий фартук для нее, своей музы и боли. Он снова молод, а кисти его порхают над заплаканным лицом артистки, как крылья ангелов. О чем ты плакала? Мигрень, неумелый визаж от твоей стилистки, которая ухитрилась тебя состарить лет на пять? Или сердце, разбитое очередным донжуаном? Мэтр не спрашивает. А Анна не рассказывает. Она прекрасно знает, что нельзя двигать лицом под руками мастера. А он прекрасно понимает, что ничем, кроме грима, не поможет женщине, моложе его на четверть века. Ах, Анна!.. Когда тебя заберет после концерта какой-то молодой пижон, старый мэтр снова станет больным и одиноким, но сейчас ты — его, безраздельно, на целых полчаса. Муза в руках Творца.***
— …И вчера она вновь обратилась ко мне! Ум-м-м!.. Это мука мученическая… Подам в отставку, клянусь Девой Марией, в отставку, — гудел мэтр Роберто, поглощая каре ягненка в полупустом ресторанчике. Его сотрапезником был чудной малыш в турецкой феске. Он внимательно следил за усатым краснолицым стариком и не прерывал его исповеди ни словом, ни жестом. Бьянки была напряжена, как струна, но старалась не выдать своего замешательства. Она уже поняла, что это был клиент. Не просто посетитель ресторана, а человек, нуждающийся в услугах, запрещенных законом и обществом. Но пока он был клиентом Реборна, и Бьянки неслышной тенью скользила вокруг, привлекая внимания не больше, чем любая деталь интерьера. Вуаль и шаровары из серебристой газовой ткани лишь дополняли ее игру. Подав десерт, она скользнула на низенькую сцену в дальнем конце залы, взяла в руки безголосый дудар. Струнными инструментами Бьянки не владела, но под фонограмму и мировые звезды выступают. Проигрыватель зазвучал негромкой композицией, которая, по словам Серхио, умиротворяла сердце и благоприятно влияла на печень правоверных. Бьянки смотрела на гостя, перебирала пальцами немые струны, а видела совсем не то, что было перед ней. Она вспоминала слова Реборна: «Ромео Скарапекья рискует тихо помереть от старости». Нет, он не умрет от старости. Он будет наслаждаться угощением, поданным руками Ядовитого Скорпиона, а она спляшет для этого клиента, звеня браслетами на щиколотках. И, быть может, даже сбросит вуаль в тот момент, когда он упадет на чудесный ковер из Магриба, заливая его кровью, хлынувшей горлом. Какая жалость! Гость подавился финиковой косточкой, вай мэ!.. Что же поделать, если смерти от старости Ромео не заслужил?***
Старый мэтр хвалил блюда Серхио, хвалил ловкую и расторопную официантку. И долго тряс ручку Реборна в своих крупных отечных руках, которые творили чудеса, превращая увядающих актрис в юных Джульетт. Он ушел, а Реборн все сидел за столом, качая в чашке кофейную гущу. — Чаоссу! Вот это мне уже нравится, — чуть слышно сказал он сам себе. — Бьянки! На сегодня ресторан свою миссию выполнил, распускай персонал. Серхио сиял, как черненое серебро, и был совсем не прочь откланяться пораньше. Первый за много месяцев посетитель так взволновал и растрогал шеф-повара «Арабески», что тому срочно требовалось выпить, пока Аллах не видит. Но грешить в присутствии хозяйки и мальчишек религия уж точно не позволяла, поэтому Серхио маялся. — Серхио, закрываемся! Ты отлично поработал, чаевые бери себе, — объявила Бьянки, заглянув в кухню и оставив там папку меню со своим заработком. Повар поклонился и мысленно возблагодарил Всемилостивейшего и Всемогущего.***
— Итак, мы получили заказ, — сообщил Реборн, когда ресторан был закрыт, а они с Бьянки поднялись наверх, в ее комнату. — Убить? — спокойно спросила пэри в серебристой вуали, чуть задержавшись у трельяжа. — Напротив! — Родить?! — Чаоссу! Бьянки, соберись! Твой мандраж совершенно не к лицу Ядовитому Скорпиону. Посмотрим, не утратила ли ты квалификации за это время. Наша цель — подтолкнуть в объятия мэтра Роберто приму, которая сегодня исполняет партию донны Анны в Опере. — И для такой чепухи ему понадобилась помощь киллера? — удивилась девушка. — У него что, молодой конкурент? Сколько лет этой приме? — Ей тридцать, но у старика есть уйма недостатков. И самый большой — его возраст. Он вовсе не так богат, чтобы привлечь маэстрину Анну браком по расчету, у него тяжелый характер и уйма завистников, и о его безответном чувстве уже пошли слухи. Видишь ли, он слишком многое знал о жизни артистов без грима, а теперь чувствует себя голым на площади. Эта история обязана завершиться его победой! — Вот уж не думала, что тебя нанимают, как сводника! — Чаоссу! Ты говоришь обидные вещи! Вспомни историю своих родителей, и ты поймешь, что иные пары без крови не сходятся, — нахмурился маленький киллер. — Прости. Я сегодня что-то и вправду не в себе. — Прощает Бог, я предпочитаю компенсацию. Ты еще не забыла, как смешивать «порошок Купидона»? — Что? — Любовный наркотик, или как он там сейчас называется! — Это, смотря в какой форме употреблять нужно. Чем наш пылкий влюбленный готов накачать свою пассию? Вино, шоколад, сигареты? Ах, она же поет, а значит не курит… Или курит? Бьянки распахнула гардероб и вытащила из его недр небольшой стальной кейс с кодовым замком. Обернулась к окну, с сомнением смерила взглядом окна в доме напротив, на той стороне канала, и опустила шторы. В кейсе была заперта маленькая лаборатория, за которую дают слишком большой срок. Реборн одобрительно кивнул, взглянув на это приданое, и сказал: — Ты изготовишь для мэтра Роберто пудру. Гримировальную пудру с секретом. Маэстро сам создаст влюбленную донну Анну, а ты получишь своего Ромео на золотом блюде. — Ах, Реборн, в твоем плане же куча недоработок! — Я знаю. Поэтому мне и нужна твоя техника.