***
В будние дни Опера выпускала на сцену молодых и пока что малоизвестных исполнителей. Работать с ними мэтру Роберто было сплошным удовольствием, не приходилось изощряться над сокрытием кучи дефектов, оставалось время на себя. — Мэтр, вы словно помолодели за эти два дня, — заметил Тореадор, входя в гримерку. — Слухи не лгут, прима попалась в ваши сети? — Ум-м-м, что за бесцеремонное любопытство, юноша? Я не стану подвергать репутацию дамы опасности, — с наигранной суровостью пошевелил усами старик. — Бросьте, мэтр! Это уже ни для кого не секрет. Примите мои поздравления! И не обойдите приглашением на свадьбу, если решитесь на этот подвиг, — оскалился белозубый пройдоха. — Юноша, прикройте рот, пока я не обронил туда ничего лишнего! — прикрикнул гример и тут же расхохотался. — Ум-м-м! Порой Фортуна благоволит и старикам. Ну, Тореадор, скорее в бой!.. Напевая несколько фальшиво этот куплет и ловко орудуя кистями и карандашом, мэтр размышлял, чего ради его благодетелю Реборну понадобилось делать из другого человека этого разгильдяя Скарапекья. О Ромео он знал совсем немного, но хорошего — ничего, тот славился в богемной среде невозвращением долгов и нечестной игрой в карты. Короткий рассказ для молодой спутницы Реборна он выучил наизусть, точно также как и реплики для возможного завтрашнего обеда. Тридцать лет работы за кулисами сделали из мэтра Роберто актера в чем-то не худшего, чем его клиенты.***
Вид на ложу с их мест открывался отличный, и пока в зале ярко горел свет, а публика рассаживалась, Бьянки вдоволь насмотрелась на своего бывшего жениха. Он ничуть не изменился, все те же жесты, все тот же прищур и улыбка, такая искренняя на первый взгляд. Словно яблоко, пролежавшее в подвале всю зиму, румяное и крепкое с виду, но уже с подгнивающей сердцевиной. Ромео в зал не смотрел и уж тем более не отыскал бы Бьянки среди пестрой публики. Их кресла разделяли две группы туристов откуда-то из северных стран, не то шведов, не то финнов. Бьянки, совсем затерявшаяся среди пестровато одетых иностранцев, откровенно наслаждалась своей невидимостью. Как маленький изящный скорпион, затаившийся в засаде с жалом наизготовку. Реборн все поглядывал искоса на девушку и с удовольствием отмечал перемены в ней. В лицедейство Моретти она поверила совершенно, и вид будущей жертвы вселил в Бьянки спокойную решимость и даже… удовольствие? Такое предвкушение играло на ее губах, чуть тронутых улыбкой, что сразу делалось ясно, она — киллер, до мозга костей — охотница, Ядовитый Скорпион. И ничего отталкивающего в этом не было, Реборн любовался хищным блеском ее глаз, как иные любуются красотой ядовитого цветка или опасного животного, совершенного в своей точеной грации. «Из нее и вправду может получиться отличная напарница. Как прихотлива бывает судьба! Я придумал для этой девочки сказку, и сам поверил в нее» — думал Реборн и непроизвольно крутил бакенбарду, что с ним бывало крайне редко.***
Партию Кармен исполняла совсем молодая актриса, быть может, ровесница Бьянки, и быть может — весьма талантливая, но роль роковой женщины была не её. Другие зрители хлопали от души, они ведь пришли на оперу о юной цыганке, погибшей от рук ревнивого сержанта стражи, но у этой истории была совсем иная подоплека, и дочь мафиози знала это, как никто. Кто такая Кармен? Она — мошенница, пособница контрабандистов, ищущая верного человека в полиции и не стесняющаяся применять женские чары в своих корыстных целях, идущая по головам. Она гибнет за свое дело, погубив карьеру и разбив надежды влюбленного мужчины. На сцене идет вечная игра закона и беззакония, и любовь сержанта здесь ничего не меняет, но актриса создала именно романтичную героиню. Откуда ей знать, как смотрит в лицо смерти преступница, чьи карты давно стянулись в смертельный аркан? Откуда ей знать, как поет та, кто вечно играет с жизнью на кону? Бьянки зевала под аплодисменты зала и мыслями была не здесь. Мысленно она отмеряла яд, заправляла ампулу под ноготь, вторую, запасную — под перстень, закрывала лицо чадрой и улыбалась, как улыбалась, наверное, сама Смерть, до того, как стала безносой старухой. Реборн видел, что мыслями она уже не здесь. Когда зажегся свет, он тронул девушку за локоть, чуть коснувшись волос, и ощутил душноватый аромат темного меда. Запах Смерти, когда она была молодой.