Under Control

За те 10 минут, пока тренер удерживает его за плечи, не выпуская с поля, Луи начинает верить во все сверхъестественное, о чем когда-либо слышал. Он попеременно обращается к Богу, Аллаху, Будде, призракам усопших родственников и даже Гарри Поттеру, повторяя одну и ту же фразу, исступленно борясь с адекватным восприятием реальности. «Пускай он не успеет уехать, пускай он не успеет уехать, пускай он не успеет уехать, пускайпускайпускай». Луи готов молиться даже на Зейна Малика, если бы тот сейчас додумался проколоть колеса машины Гарри. Все, что происходит вокруг в течение этих минут, остается для него загадкой. Он не понимает, что говорит тренер – помнит только отрывистое «Стой!», когда в очередной раз пытается вырваться и убежать. Он не понимает – продолжается ли игра, не слышит рева стадиона. Все, что он осознает – ему нужно успеть догнать Гарри. Луи знает, что ошибался, когда думал, что точка уже давно стоит. Он всегда надеялся, что это троеточие, он пытается надеяться на это и сейчас. Все можно спасти, все не потеряно. Еще немного, чуть-чуть! Чертов Зейн Малик, сделай одну из своих мерзких вещей, вроде выливания на лобовое стекло краски или разбитого окна. Черт! Пожалуйста! Рука тренера расслабляется всего на минуту, но этого хватает Луи на то, чтобы вырваться и побежать. Ему кажется, что он слышит, как в ушах свистит ветер, и не касается ногами земли. Если бы он мог, и это имело бы смысл – он бежал еще быстрее. Территория школы огромная, и когда он, наконец, добегает до стоянки, ему нечем дышать. У него темнеет в глазах. Машины Гарри нет. Луи оббегает стоянку трижды, надеясь, что ошибся, что Гарри сменил машину, что сейчас он выйдет из-за угла и Луи сможет заставить его выслушать все. Но этого не происходит. Уже почти исправленная на запятую точка становится только жирнее. Луи кажется, что он в очередной раз падает в пропасть. И самое страшное то, что он уже привык к этому ощущению. *** В раздевалке нет никого. Луи прижимается лбом к ледяному шкафчику, чтобы хоть немного прояснить мысли. Ему нужно взять себя в руки, собраться и выйти на поле. Он снова вспоминает, что футбол – то единственное, что у него теперь есть. Хотя, если быть честным, он даже не уверен, что ВСЕ ЕЩЕ есть. В шкафчике есть второй набор формы, потому что та, что сейчас на нем, грязная и потасканная. Он переоденется, выйдет на поле и доиграет эту игру. Сделает её своей. Неважно, что будет дальше – что скажут все люди в команде, возьмут ли его в колледж, станет он королем школы или нет. Все это уже неважно – самое главное он потерял. Лиам почти смог забрать у него оставшееся, но Луи не так прост, чтобы отдать это без боя. По правде говоря, сражаться сейчас – совсем не то, чего Луи хочется. Его главная мечта – скрутиться в клубок и лежать в тишине, но, пожалуй, это было бы слишком просто. А Луи помнит, как мама много лет твердила ему о том, что Томлинсоны не выбирают легких путей. Именно сейчас он понимает, почему они так поступали, поэтому поднимает голову от чужого шкафчика и идет переодеваться. Все его здравые мысли кажутся ничем в тот момент, когда он видит сложенный вдвое листок ежедневника, заткнутый за дверцу его шкафчика. Это записка точно ему, никаких ошибок – на дверцах их шкафчиков есть таблички с именами. Луи разворачивает лист и пытается прочитать написанное. Там всего несколько слов, но руки трясутся так, что слова чуть ли не прыгают перед глазами, пока он, наконец, не собирает все написанное в одно предложение: «Я жду тебя в аэропорте. Сейчас или никогда. Машина у школы, где обычно». Луи даже не сразу осознает, что это еще один шанс. Он просто понимает, как должен действовать – и в этом «должен» уже точно нет места матчу, пусть даже и главному в его жизни. Он хватает сумку и бежит к выходу, даже не переодеваясь и ни о чем не предупреждая тренера. Это все кажется таким неважным, мелочным, незначительным и не играющим роли в его жизни сейчас. Потому что у него есть шанс. Если Гарри все же разрешил ему возможность все исправить как раз тогда, когда Луи попрощался с надеждами окончательно – кто, в конце концов, Луи такой, чтобы быть против. *** Лиам кажется себе выпотрошенным. Он своими руками задушил шанс на успешное окончание школы. Губами, если быть точнее. Сидя в раздевалке в одиночестве, он может подсчитывать убытки: • Луи не с ним и уже никогда с ним не будет. • Зейн даже не появился на игре (но, если бы и появился, было бы только хуже). • Команда проиграла самый важный матч и ненавидит его (не только его, но не то чтобы от этого легче). • Вся школа знает о его ориентации, и это был не лучший способ это сообщить. Просто великолепно. Его жизнь снова на дне – кажется, даже более глубоко закопана в ил, чем была раньше. И сейчас нельзя винить в этом какие-то идиотские правила или не так сложившиеся обстоятельства. Сейчас, определенно, есть только один виноватый. И это он сам. Вся команда уже разъехалась, отменив вечеринку, которую они планировали, и ни один (действительно никто, даже Сэм Картер, просидевший всю игру на скамейке запасных и играющий хуже, чем это возможно) не потрудился сказать Лиаму ни слова. Как будто их проигрыш – только его вина и ничья иная. Он пропустил два мяча – черт, да, он виноват. Но он не мешал им забить три или четыре, особенно, учитывая, что один за них забил Луи. Очевидно, что они настолько плохи, что не могут этого сделать, но вряд ли кто-то это понимает. Пейн хорошо знает, как в этой школе любят искать козлов отпущения. Самый главный вопрос, настойчиво атакующий его мозг: куда идти сейчас? Он не может пойти домой – родители непременно решат задать вопрос о матче, и, черт, что ему стоит ответить? «Я поцеловал своего парня при всех (уже бывшего! Не переживай, мам!) и он сбежал с поля. А потом я пропустил два мяча, и мы проиграли. Я снова внизу социальной лестницы, но все в порядке. Вы можете не беспокоиться об этом. Да, я гей, кстати». Лучшая речь в истории, определенно. Идти в кафе, в кино, в любое людное место – тоже не кажется подходящим выходом. Даже если там никто не будет его знать, это не значит, что он не станет параноить, что любой, случайно остановивший на нем взгляд, осуждает его. Хочется остаться в этой раздевалке и ждать, пока что-то изменится без его участия, но даже этот вариант неисполним. Охранник обязательно проверит, прежде чем закрыть, и вряд ли умоляющий взгляд поможет Лиаму уговорить охранника оставить его на ночь здесь. Сумка уже почти собрана, когда дверь резко хлопает и в ней поворачивается замок. За долю секунды, пока Лиам поворачивается, у него возникает куча самых разных вариантов по поводу того, кто это может быть. Единственный, кого он никак не ждет увидеть – это Зейн. Лиам думает, что их отношения с Зейном – что-то из разряда «не спрашивай – не говори». Он не спрашивает, что между ними. Малик не говорит. Они встречаются часто, слишком часто. Занимаются сексом, делают какие-то повседневные дела вместе, снова занимаются сексом, говорят о школе (подчеркнуто не касаясь темы Томлинсона и футбола), занимаются сексом. И никогда не разговаривают о том, что все это значит. Лиам все еще помнит тот первый разговор в спортзале, но Малик делает вид, что его не было. Он вообще не слишком любит говорить о чувствах – полная противоположность Луи в этом плане. Во всем, на самом деле. Луи всегда казался Лиаму подчеркнуто холодным – в Зейне все бурлило, все было наружу, пусть и не словами. Луи предпочитал спокойно принимать все, что мог дать Лиам – Зейн предпочитает отдавать так много, что Лиам не всегда способен это вынести. Луи никогда не любил Лиама, Зейн… Пейн не имел ни малейших идей, как относился к нему Зейн. Все, что он знал – это то, что если бы не репутация Зейна, если бы не все те проблемы, которые могут ждать их – он бы выбрал его. Обязательно выбрал бы. Но сейчас это уже неважно. Такие, как Малик, вряд ли прощают прилюдные измены. Он пытается не смотреть виновато – взгляд невинного щеночка вряд ли поможет сейчас. Зейн выглядит так, как будто может в любой момент ударить его, и Лиам даже не станет уходить от удара. Во всяком случае, он точно уверен, что уж от Зейна он заслужил это. – Что, Луи кинул? В очередной раз? Лиам судорожно выдыхает. Он до последнего пытался надеяться на то, что Зейн ничего не знает, и он сможет преподнести ему свою версию событий. – Зейн… – О, конечно, Зейн. Теперь тебе определенно стал нужен Зейн. Ты до охуения расчётлив, Пейн. Сначала выбираешь хорошего мальчика Луи Томлинсона, чтобы за его счет выехать наверх, а когда не выходит – можно воспользоваться и Маликом? Я, блять, чувствую себя кретином. – Все не так… – А как? У тебя есть другой вариант событий? У меня тоже! Ты трахался со мной, потому что Томлинсон в это время трахался с другим! А теперь тебе не с кем трахаться, кстати. Молчать сложнее всего – хочется рассказать Зейну все от начала до конца, попросить понять, остаться, не бросать его сейчас, когда Зейн – то единственное, что у него осталось, и то, что нужно ему больше всего. Но все, что бы он сейчас не сказал, Малик воспримет как попытку удержать падающий социальный статус. – Как много людей тебя теперь ненавидят, а? Всего лишь ВСЕ? Поцеловать Томлинсона посреди поля – блять, это гениальная попытка его удержать! Ты никогда не был ему нужен. Я ведь говорил тебе, что видел его с другим, но ты так безумно в него влюблен, что даже не обратил на это внимания. Ты всегда принимаешь неправильные решения, да, Лиам? И Лиам цепляется за последнюю фразу Зейна, потому что, да. Он действительно всегда принимает неправильные решения. Все было неправильно с самого начала: эти идиотские попытки взобраться на гору и помахать оттуда флагом, ткнуть всем в лицо, что он может быть круче них. Все было неправильно потом: когда он упорно продолжать цепляться за Луи, просто потому, что это была гарантия какого-то положения. Все будет неправильно и дальше, если Зейн уйдет сейчас. И Лиам поступает впервые верно – он делает два шага вперед, чувствуя, как сердце гулко делает миллиард ударов, отдающих виски, и обхватывает лицо Зейна ладонями, прижимая свои губы к его. На секунду все кажется налаживающимся, а потом его почти сбивает с ног удар в подбородок. Он открывает глаза и смотрит на Зейна, чувствуя, как из прокушенной от удара губы начинает течь кровь. В глазах Зейна ярость и насмешка. – Все так просто, ты считаешь? Просто поцеловать меня и я прибегу, радостно виляя хвостом? Черт, я вообще не понимаю, почему люблю теб…– Зейн обрывает себя, не договорив фразу и сжимает зубы. Лиам видит, как начинают ходить его желваки, и сосредотачивается на этом, пытаясь переварить то, что он почти услышал. Когда Зейн впервые говорил с ним в спортзале, он успел сказать многое: и то, что помнит Лиама много лет, и то, что всегда хотел больнее задеть его, потому что Лиам его нездорово интересовал, и еще много того, чего Пейн не ожидал услышать. Но то, что Малик произнес сейчас – кажется, это происходит в параллельной вселенной и, черт, ИМЕННО СЕЙЧАС Лиам действительно не знает, что с этим делать. И Зейн дает ему путь к отступлению: – Сделай вид, что ничего не было. Радостно принять этот небольшой подарок было бы самым правильным поступком. Кивнуть, развернуться и уйти. Лиам почти готов это сделать, а потом вспоминает, что не делал ничего правильно весь последний год – и решает придерживаться традиции. – Нет. Ты же не хочешь, чтобы я это делал? – Он видит, как черты лица Зейна смягчаются и понимает, что это самое правильное в своей неправильности решение. Лиам почти чувствует, как снова собирается воедино. *** Гарри смотрит на часы трижды – когда садится в машину, когда приезжает в аэропорт и когда объявляют посадку на рейс. Было бы самой откровенной ложью говорить, что ему не хочется доставать мобильный каждые три минуты, проверять, сколько времени прошло, и прикидывать, мог ли Луи уже успеть. Он хочет этого настолько сильно, что почти ощущает зуд в ладонях, но он и так опустился слишком низко, дав очередной шанс человеку, который просто дурачил его. Поэтому он старается не фокусироваться на том, что ждет, решая вопросы по работе, разговаривая с Ником, звоня сестре. Он пытается читать и даже скачивает какую-то идиотскую игру на мобильный. Все, что угодно, лишь бы не думать. Не то, чтобы это помогает, но он, во всяком случае, занят. Несколько раз он порывисто набирает номер водителя, которого оставил возле школы, но сбрасывает раньше, чем успевает услышать гудки. В конце концов, есть два варианта: либо Луи приезжает, либо нет. Торопить происходящее не имеет смысла. Он не собирался делать того, что сделал. Все, что было с Луи, было закончено. Точка была жирно обведена тогда, когда он целовался с этим парнем посреди поля. Больше всего хотелось просто уйти. Сесть в самолет и забыть, что это вообще было в его жизни. Гарри Стайлс не меняет решений. Гарри Стайлс не дает права на ошибку. Гарри Стайлс настолько влюблен в семнадцатилетнего Луи Томлинсона, что поступается всеми своими правилами. В последний раз Гарри оглядывается в зале ожидания тогда, когда проходит посадку на рейс. У Луи все еще есть пара минут, чтобы успеть. Стайлс трижды мысленно повторяет себе, что не особо надеется на это. Когда самолет взлетает, Гарри закрывает глаза. Через несколько минут, уже в воздухе, он включает музыку на максимум, чтобы перекрыть все мысли в голове. Выжженная пустыня внутри почти не доставляет беспокойства. *** – Мы можем ехать быстрее? – Пробка, – водитель отвечает абсолютно спокойно и это злит Луи. Черт, конечно, тут пробка. Конечно же. Это ведь не его судьба решается сейчас, не так ли? – Но можно ведь что-то сделать? – Луи абсолютно не в курсе, сколько у них есть времени. Он пытался спросить у водителя, но тот отмалчивался. Пытался гуглить, но черт, как можно гуглить, если ты не знаешь никакой информации? «Куда летит Гарри Стайлс и как Луи Томлинсону спасти свою жизнь»? – Ничего, если ты не хочешь выйти и побежать. Луи сжимает зубы и молчит, потому что хамить водителю, который везет его к Гарри – явно не лучший вариант сейчас, не так ли? Они стоят в пробке около получаса, и, когда, наконец, минуют ее, Томлинсон просто не может удержаться от вопроса: – Еще есть смысл ехать? Водитель пожимает плечами: – Возможно, если мы поторопимся. А мне придется поторопиться, – он хмыкает, – если я хочу сохранить эту работу. И он действительно нажимает на газ, сворачивая на какую-то почти пустынную дорогу. Луи не уверен, что здесь можно ездить с такой скоростью, но не сказать, что это сильно его волнует. Он готов пихать водителя в плечо и просить увеличить скорость еще, чтобы успеть. Он издалека замечает мигающий светофор и мысленно просит водителя не тормозить, проехать, успеть, потому что каждая минута, каждая секунда промедления становится почти часом. И водитель как будто слышит его мысли – прибавляет скорости и пролетает на красный свет. Последнее, что помнит Луи – одновременную резкую боль в левой руке и голове, а потом проваливается в пустоту.