Under Control

Практически весь полет Гарри спит. Он не замечает, как проваливается в сон и просыпается буквально за несколько минут до посадки. Музыка все еще громко орет в наушниках и, если быть честным, он не чувствует себя отдохнувшим, набравшимся сил или хотя бы немного живым. Телефонный звонок раздается в тот момент, когда он выходит из такси у отеля, где планирует жить, пока не найдет здесь подходящую квартиру. Искушение просто сбросить вызов очень велико – номер незнакомый, а у него сегодня законный выходной. Гарри не имеет ни малейшего желания решать рабочие дела. Но что-то внутри как будто дергает его руку, буквально заставляя провести по экрану, отвечая на вызов. – Да. – Гарри Эдвард Стайлс? – Да, это я. Если вы по поводу работы, то я не… – Полиция. Сержант Кеннет. Автомобиль BMW седьмой серии c номерным знаком LD 27 LOK принадлежит Вам? – Гарри чувствует, как у него пересыхает во рту. Острое ощущение надвигающейся катастрофы мешает ему сделать глубокий вдох. – Я… – он, наконец, вдыхает воздух, чтобы ответить. – Да, это моя машина. – Мистер Стайлс, плохие новости. Вынужден сообщить, что произошла авария с участием вашего автомобиля. Есть пострадавшие, – голос полицейского настолько спокойный, что Стайлс чувствует неконтролируемый приступ ярости. – Что с ним? – он старается говорить как можно более спокойно. – К сожалению, это не в моей компетенции. – Что, черт возьми, что значит? Вы не можете мне просто сказать? – Мистер Стайлс, вам стоит проехать в участок. – Кеннет игнорирует его вопрос. Гарри сжимает переносицу. Он чувствует себя маленьким потерянным мальчиком, на которого вдруг пытаются возложить взрослое решение: – Я сейчас в другой стране. – Тогда, похоже, вам придется вернуться обратно или предоставить доверенное лицо, уполномоченное решать подобные вопросы от вашего имени… – Вашу мать, просто скажите, что с ним… с пассажирами! Я должен знать! – голос Гарри настолько злой, что полицейский на том конце линии отчетливо теряется. Гарри слышит, как он глубоко вдыхает и выдыхает несколько раз. – Мистер Стайлс, по закону я не имею права сообщать подобную информацию, если вы не родственник или не законный опекун. Исходя из документов, это так, но это ваш автомобиль и… – сержант явно уговаривает сам себя, боясь преступить закон. Краем сознания Гарри отмечает, что тот, возможно, слишком молод и никогда не был на грани того, чтобы потерять кого-то очень дорогого. – Полагаю, вы имеете право знать, что одного из пассажиров доставили в реанимацию в тяжелом состоянии. То есть, я обязан предупредить вас, что расследование проишествий с летальным исходом занимает гораздо больше времени и… – Кто? – Этой информации у полиции нет. – Я вылетаю сегодня. Черт, в какой они больнице? – Мы будем ждать вас, мистер Стайлс, в участке по месту регистрации автомобиля. – Блять! Я задал вопрос, в какой они больнице? Неужели это тоже конфиденциально?! – Исходя из места проишествия, скорее всего пострадавших доставили в Челси и Вестминстер, на Фулхэм-Роуд. Гарри сбрасывает вызов, не прощаясь с сержантом, и тут же звонит в аэропорт – ему нужно быть на ближайшем рейсе до Лондона. Он знает, что самовольный отлет может грозить ему потерей работы, но это последнее, о чем он вспоминает в тот момент, когда, он здесь, а Луи, возможно, умирает в этой чертовой больнице на Фулхэм-Роуд. *** Винить себя глупо, но Гарри занимается этим весь полет. Он не может уснуть, не может слушать музыку. Этот полет может взять пальму первенства в рейтинге самых ужасных полетов в его жизни. Время будто растягивается во много раз и Стайлс готов выкинуть пилота, который ведет самолет слишком медленно, и сесть за штурвал самостоятельно, чтобы как можно быстрее оказаться в Лондоне. Он никогда не относил себя к паникерам, но сейчас в его голове крутится только одно – «Что, если Луи умрет?». Он ненавидит себя за все те решения, которые он принимал последние два дня. Когда самолет, наконец, приземляется, нервы Гарри измотаны до предела. Его руки трясутся и он с трудом справляется с этим. В больнице одуряюще пахнет лекарствами, и Гарри вспоминает, как же он ненавидит все это. Самые ужасные моменты его жизни всегда сопровождал этот запах: смесь спирта, лекарств, бинтов. Он с трудом справляется с приступом тошноты (который, говоря по правде, все равно бы не состоялся, потому что он не ел ничего со вчерашнего дня), переводит дыхание и старается не обращать внимания на головокружение. – Здравствуйте! Мне нужно знать, в каком состоянии Луи Томлинсон? Медсестра поднимает голову от бумаг и сухо спрашивает: – Вы родственник? – Гарри отрицательно трясет головой, а затем резко исправляется: – Да, я… Я его брат. – Документы? Гарри достает из сумки паспорт, вкладывая в него купюру в сто евро. Он знает, что ни одна медсестра еще не зарабатывала достаточно, чтобы отказываться от такой суммы за небольшую услугу. Девушка берет паспорт, изучает его, а потом молча возвращает Гарри. – Так что с ним? – Эта информация только для родственников, ничем не могу помочь. – Послушайте, я могу дать еще, если этого мало, – Гарри пытается слегка понизить голос. – Девушка, мне очень нужно знать, что с ним! Медсестра прикусывает губу, но молчит. Как часто ей приходится сталкиваться с подобным, но Гарри не готов сдаться просто так: – Пожалуйста. Сколько угодно, серьезно! Я заплачу любые деньги за несколько слов о его состоянии. Умоляю, только скажите мне… – Гарри опрокидывает голову на стойку и скользит пальцами сквозь волосы. – Блять, ну что за пиздец! – Мистер, уходите. Вы не родственник и я не имею права ничего Вам говорить. Гарри готов упасть перед ней на колени. Самообладание начинает оставлять его. Он вспоминает сержанта Кеннета и злится на эти идиотские законы. Какая разница, родственник ли он? Он ведь куда ближе Луи, чем какой-нибудь троюродный брат. – У вас что, никогда не было любимых людей на грани смерти? Которые могут умирать прямо в эту секунду, понимаете? Прямо сейчас! Вы же тоже человек, – он смотрит на ее бейдж. – Кэт. Она качает головой, указывая рукой на выход, и силы оставляют Гарри. Можно попытаться найти других медсестер, предложить деньги им или врачам, но у него совершенно нет сил бороться с системой. Он поворачивается и бездумно шагает к выходу. – Мистер Стайлс, Гарри! – медсестра-Кэт бесшумно догоняет его в коридоре. – Он жив. Это все, я не смогу сказать больше. Гарри благодарно и заторможенно кивает и тянет кошелек из кармана, она машет головой: – Не нужно. Идите домой, вам следует хорошо отдохнуть. Гарри выходит из больницы, садится на лавочку и достает из сумки пачку сигарет. Он курит очень редко, но сейчас именно тот случай. Чувствовать себя потерянным – совсем не то, к чему он привык и ему надо успокоиться. Завтра он решит проблему того, что его не пускают к Луи. Он жив. Гарри выкуривает две сигареты подряд, бездумно смотря в небо, а потом ловит такси и называет адрес. Единственный возможный адрес, куда он может ехать сейчас. Кенсингтон, Квинс Гейт, 170. Адрес квартиры, где он он был счастлив с Луи. *** Луи остро чувствует дежавю. Он уже сидел под этой дверью, ожидая непонятно чего. Но есть два существенных отличия: тогда у него был шанс на то, что Гарри приедет и все будет хорошо и тогда его рука не была сломана. Не то. чтобы второе очень волнует его, но все же. Он на самом деле не знает, зачем он здесь и чего ждет. Когда он увидел перед собой белый потолок больницы, его единственной мыслью было - бежать. Убегая из здания, в котором стены сжимались с каждой секундой, он четко понимал - он должен приехать сюда. Это глупо. Это бессмысленно. Это, пожалуй, абсолютно идиотское решение. Но он все равно здесь. Луи опирается спиной о дверь, снова ловя себя на том, что это уже случалось с ним и закрывает глаза. – Вау, – черт, нет. Томлинсон хочет думать, что это ему снится. – Только не говори, что ты ждешь Стайлса. Судя по всему, это не сон. Луи открывает глаза и видит Ника, который стоит у входной двери, крутя на пальце колечко с ключом. – Какая тебе разница? – Луи не хочет спорить с ним. Он знает, что Ник может выпроводить его из подъезда, поэтому старается занимать как можно меньше места, как будто это поможет. – Ты сидишь в подъезде моего друга, у тебя перевязана голова – и кто сказал, что ты не умрешь прямо здесь? А отвечать за это ему. Всего лишь пытаюсь уберечь его от лишних проблем, знаешь ли, – Ник хмыкает. – Я не собираюсь умирать, – морщится Луи. – Я уйду отсюда, обещаю. Никаких проблем. Ник смотрит на него пару секунд, а потом кидает ему что-то. Луи не успевает среагировать вовремя и словить – ключ с громким звоном падает на пол рядом с ним. Он задерживает взгляд на полу, а потом переводит глаза на Ника: – Ты даешь его мне? – у него нет оснований сомневаться в том, что это не издевка. – Редкостная проницательность. В десятку. Луи зажимает ключ в кулаке, теперь он почти не боится, что Ник заберет его обратно, и только забрезживший свет окажется обманом зрения, но у него все еще есть вопросы: – Почему ты это делаешь? – Знаешь, – Ник открывает дверь, которая ведет из тамбура в холл к лифтам, – возможно, за пару наших встреч я показался тебе придурком, и не то чтобы я это отрицал. Ты мне тоже не нравишься, если быть честным. Зато Стайлс значит для меня достаточно, чтобы я волновался за него. – Это не ответ. – Вообще-то, ответ. Не проеби последнее, что у тебя есть. Луи молчит. Он даже не успевает сказать спасибо: Ник, не дожидаясь лифта, сбегает вниз по лестнице. Количество событий в жизни Луи, которые не укладываются ни в одну схему, увеличивается еще на одно. *** Гарри открывает квартиру, отмечая, что Ник забыл запереть дверь на оба замка. Не то, чтобы это его волновало, он просто делает пометку в памяти: отчитать Ника за безответственность. Когда-нибудь. Через пару лет. Сейчас есть две вещи, о которых он мечтает: живой и здоровый Луи (даже, если не с ним, неважно) и сон. Первая вещь куда более важна, но вторая реальнее, и он очень надеется, что ничего ему не помешает. В прихожей Гарри кидает сумку, опускается на стул снять обувь и уже готов остаться здесь. Не вставать, не идти в постель, в которой спал с Луи, не думать. Он жалеет о многом в своей жизни, но редко чувствует себя виноватым. Испытывать постоянное чувство вины ему не позволяет работа. Если не ты, то тебя. Иногда приходится обгонять кого-то, быть более хитрым и не совсем честным, и если постоянно мучиться от угрызений совести – не выживешь долго. Но сейчас Гарри остро ощущает, как на нем сжимаются тиски вины. Если бы ему не захотелось поиграть в дурацкие игры, не захотелось бы, чтобы Луи, наконец, решил, что ему важно, не захотелось бы проверить его – с ним было бы все в порядке. Да, их разделяли бы несколько тысяч километров, возможно, они не увиделись бы больше, но Гарри смог бы справиться с этим. И Луи смог бы. Им бы пришлось. Но Стайлс все еще не может придумать, как справиться с тем, что практически убил любимого человека. Он чувствует, как начинает отключаться, и резко встает. Даже, если ему хочется себя наказать за то, что произошло по его вине (в сознании никак не укладывается, что если он и виноват, то очень косвенно) – жертвенность в виде ночевки на жестком стуле и больная спина утром вряд ли что-то окупят. Должны быть способы получше и он найдет их, когда выспится. Раньше он хотел, чтобы все исправлял Луи – теперь он попытается исправить все сам. Единственное, что действительно пугает его – может стать слишком поздно. Но Гарри старается об этом не думать. Когда он заходит в комнату и видит Луи, спящего на его диване, живого, и, кажется, даже относительно здорового – его сердце останавливается. В течение нескольких минут он действительно не слышит его стука, не слышит ничего вокруг. Его будто затягивает в сумасшедший ураган, который забирает у него последние силы. Он опускается в кресло, которое стоит прямо у входа и, не отрываясь, смотрит на Луи. Он думает о том, что все же уснул в прихожей и сейчас видит идиотски-прекрасный сон, который никогда не станет явью. Ему страшно моргнуть и закрыть глаза – кажется, что Луи исчезнет, развеется и больше никогда не появится снова. Но тот только вздрагивает и шевелится во сне, и Гарри чувствует, как его сердце снова начинает биться. Гарри не может перестать смотреть. Луи весь в ссадинах и царапинах, одна рука в гипсе, отросшие за месяц волосы спутаны. Он сопит во сне и иногда стонет, и он такой поразительно живой, такой до сумасшествия любимый, что Гарри сложно с этим справляться. Он одновременно хочет, чтобы Луи срочно проснулся и, чтобы Луи спал как можно дольше, как будто хочет найти время, чтобы придумать какую-нибудь дурацкую, избитую, невероятно киношную речь о любви. Позже Луи открывает глаза и смотрит на него прищурившись, будто не понимая, что происходит, кто он и правда ли это – сердце Гарри в очередной раз за день превращается в мелкие осколки. У него нет сил встать, подойти к Луи, обнять его и сказать, что все хорошо. Все будет хорошо. Он чувствует одновременно боль и любовь и думает, что, если встанет – тут же упадет. Все эти мысли успевают пронестись в его голове за пару секунд, пока Луи, наконец, не открывает глаза широко и не подскакивает с дивана. И замирает. Гарри ощущает его страх и боится тоже, боится, что все это не начало чего-то нового, а конец, что за этим не будет ничего, кроме бесконечной боли. Он знает, что Луи боится того же, но кто-то должен делать первый шаг, наступить на свой страх, поверить. И сейчас его время. – Иди сюда… – он сам удивляется, как тихо и безжизненно звучит его голос. Луи пересекает комнату в два шага – буквально подскакивает и останавливается, снова не зная, что делать. Гарри поднимает голову, смотря на него, и Луи может видеть в его глазах ту боль, которую Стайлс так хотел бы спрятать, ту, о которой он не хотел бы вспоминать. И Луи падает на колени, утыкаясь лицом в его колени: – Прости меня, слышишь? Прости, я не успел, я тороп… – Луи говорит сбивчиво, захлебываясь словами, сжимая руками колени Гарри, а тот просто не готов все это слушать – точно не сейчас, не в этой жизни. Все эти извинения неважны. Любые слова практически не имеют значения с того момента, когда Луи нелепо пытался склеить его в клубе. Гарри немного жалеет, что понял это слишком поздно. Но сейчас он знает это, поэтому опускает руку и касается пальцами губ Луи. – Тшшш, помолчи… Луи замолкает, своей ладонью прижимает пальцы Гарри сильнее и вдруг начинает их целовать. Стайлс хотел бы остановить его, сказать что-то вроде – «Люблю тебя», но он чувствует слезы Луи на своей руке, чувствует, как часть их оказывается на его брюках, и, наконец, чувствует, что тоже плачет – как будто его непробиваемая эмоциональная стена, наконец-то, разрушилась, рассыпалась на мелкие кусочки и разлетелась пылью, утратив необходимость. Не от кого прятаться, незачем скрываться. Они более обнажены друг перед другом, чем в те разы, когда занимались сексом. Больше, чем когда-либо в жизни были обнажены перед кем-то. Все то, что было между ними, вся та боль, которую они испытывали, вдруг объединяется в одну, и они справляются с ней – делят ее и пытаются выжить вместе, здесь и сейчас, чтобы потом идти дальше. Телефонный звонок раздается настолько не вовремя, что Гарри игнорирует его дважды. Когда телефон звонит в третий раз, Стайлс вынужден признаться, что это, наверняка, что-то важное, и взять трубку. – Да? – Мистер Стайлс, это сержант Кеннет, Полиция. Есть кое-какие новости по расследованию вашего дела. Экспертиза установила, что тормозная система вашего автомобиля была неисправна. С уверенностью в 99% не приходится сомневаться в намеренном механическом повреждении. Откровенно говоря, удивительно, что машина вообще проехала такой долгий путь. Гарри молча переводит взгляд на Луи, который в абсолютной тишине вслушивается в разговор. Кажется, он зря забыл о том, что мир непременно приводит все в равновесие. Он кладет телефон на подлокотник, и усмехается: – С Днем Рождения меня, блять. Луи резко поднимает голову, и сжимает руку на его колене, практически впиваясь в него пальцами. – У тебя День Рождения? Сегодня? Стайлс кивает, накрывая пальцы Луи ладонью. – И я, блять, снова облажался и все тебе испортил. Пиздец, я просто придурок, – голос Томлинсона – злой и разочарованный, и все его негодование, кажется, прорывается сквозь кожу. – У меня даже нет подарка. Луи прерывисто вздыхает, и, кажется, собирается добавить еще много чего, такого ненужного сейчас, но Гарри не хочет это слушать – поэтому наклоняется, и целует Луи так, чтобы у того не было шанса произнести что-то еще. – Ох ебаный в рот, эти придурки наконец собрали мозги в кучу и нашли друг друга, – Ник стоит на пороге, крутя на пальце связку ключей. Луи резко отстраняется от Гарри и смотрит на Ника. В его глазах смесь легкого испуга и непонимания, потому что он действительно не знает, чего ждать от Ника сейчас. – Гримми, отвали, – Гарри поднимает голову, и Ник присвистывает. – Стайлс, он что, бил тебя? Ты зареван как девчонка лет 15, у которой был неудачный первый секс! Гарри смеется, потому что в этом – весь Ник. Он, пожалуй, единственный, кто действительно заботился о Гарри в последние годы, и тот благодарен ему, потому что за всеми этими дурацкими фразами он видит настоящее волнение. – Спасибо. Гримшоу щурится, кивает, всем своим видом выражая «Обращайся, Стайлс, для тебя – всегда», а потом подходит к Луи. Он садится на корточки около кресла, и приближает свои глаза к глазам Луи. – Если еще раз увижу Стайлса в таком виде, я откручу тебе яйца, понял? – для убедительности Ник тыкает пальцем Томлинсону в грудь. – Я не шучу! Луи сжимается, будто стараясь стать меньше и незаметнее, и еле заметно кивает. – Охуенно! – Ник подкидывает Гарри ключи, и идет к двери. – Кажется, больше твоих ключей у меня нет. Увидимся. Невозможно не улыбаться в ответ на все поведение Гримшоу. Он всегда был таким, всегда будет таким, и с этим не хочется ничего делать, так что Гарри смотрит на Луи, который практически свернулся в комок на полу. Он думает, что нужно рассказать ему о том, как Гримми появился в его жизни и почему его определенно не стоит бояться, но не сейчас. Сейчас он тянет Луи на себя, заставляя его пересесть с пола на подлокотник кресла, и прижимает его к себе. Тот затихает на несколько минут, уткнувшись носом в шею Гарри, а потом не выдерживает: – Прости меня. Гарри молчит, но сжимает объятия еще сильнее и чувствует, что Луи делает тоже самое – и это счастье, пойти эйфория. Сердце Гарри похоже на потрепанную игрушку. Сердце Луи ничуть не здоровее сейчас. Но они здесь, они вместе, пальцы Луи сминают рубашку на спине Гарри, губы Гарри прижимаются губам Луи, их дыхание смешивается, и они наконец-то готовы признать, что бессмысленно все, что не они.