Средство от секса

      Сидя в кресле, Давид с трудом сдерживался от желания откинуть бумаги на десяток метров. К острому наплывающему раздражению прибавилась тяжелая боль в желудке. В последнее время слишком активное отношение к работе давало о себе знать. Мужчина достал третью таблетку кетанова и подумал, что живот скоро будет болеть еще и от обилия травящих обезболивающих.       Он никогда настолько пофигистически не относился к собственному здоровью. Посещение гастроэнтеролога на прошлой неделе свидетельствовало об обострении язвенной болезни. Врач предположил, что причиной тяжелого течения заболевания стал стресс на работе. Со стрессом Давид был согласен, но к работе он не имел никакого отношения. Полученный рецепт с таблетками видимого облегчения не принес, приходилось пить подавляющие боль пилюли, иначе выполнять свои руководящие обязанности становилось просто невыносимо.       Дома мужчина пытался справиться с накрывшим его наваждением. Привыкший на все смотреть разумно, он понимал, что двухразовый трах в Аду еще не повод для рая на земле. И, тем не менее, искушающий визави совсем не намерен был покидать его сознание. К общему нездоровому физическому состоянию прибавилась бессонница, а в прикроватной тумбе снова прижились сигареты.       Вечер пятницы Давид, измученный тяжелой рабочей неделей, решил встретить в загуле с самым пропащим из своих знакомых, со Славиком. Выбор пал на бюджетный кабак недалеко от дома. Хотя куда идти, Давиду было решительно все равно, главное, подальше от Ада и его обитателей.       Славик встретил его совсем исхудавшим, потрепанным жизнью с горячечно возбужденным взглядом. Своих денег у парня давно не водилось, а пить за чужой счет предлагали всё реже. Славик был одним из тех необыкновенных людей, чья жизнь, начинаясь многообещающе, неожиданно дала резкий поворот не туда. Рожденный в интеллигентной семье, воспитанный в лучших советских традициях, мальчишка рос смышленым и талантливым. В выпускном классе Вячеслав одержал блестящую победу во всероссийской олимпиаде по литературе. Стены филологического факультета встретили его как родного, преподаватели восхищались одаренным парнишкой, пророча ему профессорскую стезю. Однако надежд Славик не оправдал, неожиданно после выпуска пристрастившись к бутылке. Вера Михайловна, мать мальчика, старательно вырывала его из алкогольного плена, мечтая, что всё еще обязательно наладится. Она с неиссякаемой энергией возила его к докторам на кодирование, водила в церковь к батюшке на молитву, приглашала магов-шарлатанов на снятие порчи. А потом надорвалась… Сердечный приступ застиг ее, как раз во время поиска очередной панацеи для горячо любимого сына. Славик, в тот момент возлежащий в невменяемом от зеленого змия состоянии, не смог даже вызвать скорую.       Давид заказал закуски и бутылку Джек Дэниэлс, поражаясь, как это пойло вообще несет название виски. Его спутнику, казалось, было всё равно, каков характер и вкус высокоградусного напитка. Диалог между мужчинами не клеился, оба глубоко завязли в собственных думах и переживаниях. Однако вторая бутылка вынула из Славика целый ворох слов. Теперь он читал стихи:       Не исчезай... Исчезнуть — так легко.       Воскреснуть друг для друга невозможно.       Смерть втягивает слишком глубоко.       Стать мертвым хоть на миг — неосторожно.       Его голос мерными, еле слышными переливами растекался по кабаку. Давид смотрел на парня, на его бледные тонкие руки с голубыми ручейками спящей крови. Ворох светлых путаных волос, большие омуты мертвых глаз, прозрачность крытой пятнами кожи. Он казался Давиду не живым, пустым. Его душа несмелой жилкой билась лишь в струящемся светлом голосе.       Не исчезай... Забудь про третью тень.       В любви есть только двое. Третьих нету.       Чисты мы будем оба в Судный день,       когда нас трубы призовут к ответу.       Не исчезай... Мы искупили грех.       Мы оба неподсудны, невозбранны.       Достойны мы с тобой прощенья тех,       кому невольно причинили раны**.       Всё сущее замерло для Давида, он будто получил ответы на свои вопросы. Резко поднявшись, он почувствовал, как его шатнуло от выпитого. Мужчина уходил из кабака, оставив Славику фактически все содержимое своего кошелька.       Поймать такси у дешевого заведения оказалось делом пустяковым, а потому спустя пару минут Давид уже мчался в клуб. Сегодня он не обратил внимания ни на облупившуюся штукатурку, ни на заинтересованный, внимательный взгляд охранника у входа. У мужчины была цель, и он шел к ней.       Брюнета в Аду не было… Давид невольно горько улыбнулся. Неожиданно родившаяся мечта вдруг вдрызг разбилась о безучастную действительность. Мужчина плеснул в стекло бокала элитный виски, замечая, как подрагивает его рука. Первый глоток принес тяжелую боль и вместе с ней какое-то поистине мазохистское удовольствие. Второй вызвал ощутимую тошноту. А после третьего Давид склонился над унитазом, наблюдая, как толчками выходит черная рвота. Его минимальных познаний в области медицины хватило, чтобы понять - протекает желудок. Желудочное кровотечение – опасный знак. Сил подняться уже не было. Давид тяжело давшимся движением распахнул кабинку и стал ждать. Кто-то обязательно захочет отлить в этом театре. Орать и звать на помощь не хотелось. Было как-то отрезвительно приятно страдать.       В полной мере насладиться этим новым чувством Давиду не дали. В белый дом вломились, гогоча, двое: бодрый старик в юмористическом белье вида хоботка черного слоника и мужчина моложе, которого поникший с годами хоботок, по-видимому, устраивал. Давиду показалось, что будет весьма нелепо бесславно сдохнуть в этой открывшейся фантасмагории.       - Мне нужен врач, - еле выдавил из себя наш герой.       То ли вид мужчины нескромно вещал о возможности скорой кончины, то ли стоящие рядом не были лишены человеколюбия, тем не менее, спустя пару минут, Давид сидел в фойе, ожидая приезда скорой помощи. Рядом был местный медбрат, временами сующий под нос отрезвляющий нашатырь. Мужчина с каким-то отчаянием подумал, что путь теперь в это заведение ему закрыт, а значит, и возможности увидеть своего визави больше не будет. Зато перед ним отчетливо маячила возможность вообще попрощаться с белым светом.       Скорая приехала неожиданно быстро. Давид последний взгляд бросил на двери заведения, ожидая какого-то внезапно свалившегося чуда, но чудо крепко держалось и ниоткуда не падало. Кортеж настаивал на носилках, однако унижений на сегодня мужчине было достаточно. Он ловким движением запрыгнул в машину скорой помощи, и в ту же секунду боль ослепила его. Измученный организм выключил сознание.       Давид пришел в себя в движении. Ему не сразу удалось различить, что едет не его крыша, а каталка. Перед ним мелькали десятки лиц, и он снова вырвал из них только одно, как тогда, впервые в клубе. Это был визави, а может Давиду просто отчаянно хотелось, чтобы было именно так. Две крошечные родинки под нижней губой, которые мужчина хорошо рассмотрел тогда в кровати, теперь сливались и мелькали.       - Петр Константинович, он очнулся, - обратился к брюнету везущий каталку работник больницы.       Желанный врач, безнадежно пытающийся стянуть с лица наплывшее волнение, опустился к самому уху Давида:       - Только попробуй откинуться. Я уж твой хладный труп без внимания не оставлю, - шипел он дрожащим голосом.       - Язва, - с трудом разлепляя окровавленные губы, протянул Давид.       - Любезности на потом оставим, алкоголик хренов, - прошипел в ответ визави.       - У меня язва, - повторил Давид, чувствуя, как сознание, прощаясь, снова пускает искры.       - В операционную его, - крикнул из уходящего света Петр Константинович.       ***       В реанимационном отделении оказалось на редкость интересно. В течение десяти минут Давид наблюдал, как его сосед по несчастью с энтузиазмом чешет руку, отходя от наркоза. Мужчина даже подумывал позвать медсестру, опасаясь, что тот себе лунный кратер вычешет.       У него самого болела голова, казалось, что резали именно ее, а не живот. Невеселые мысли толпой поплыли в раскалывающийся пункт. Ему ведь даже некому позвонить, сообщить, что он в больнице и ждет апельсинов в красной вязанке. В его жизни не было ни родителей, ни брата, ни жены. Тотальное и страшное одиночество. Встреча с Петром Константиновичем теперь казалась игрой полупьяного мозга.       - Нужно спать, - думал Давид. Одолевающую философию не мешало бы быстро перекрыть бессмысленными сновидениями.       ***       Второй раз он пришел в себя уже в отдельной палате. И чуть не отбросил коньки, заметив рядом серьезную настороженную фигуру. Взгляды мужчин сошлись. Теперь Давид отметил, что Петр Константинович гораздо старше, чем он предполагал. Должно быть, они приблизительно одного возраста, о чем свидетельствовали тонкие лучи морщинок в уголках глаз и хмурая бороздка на переносице. Давид ловил глазами любую крохотную черту родного лица. Синие, как море в шторм, глаза, черные ресницы, нос с едва заметной горбинкой и не сходящим покраснением от оправы очков. Петр отвел глаза в сторону, теряясь под неотрывным взглядом мужчины.       - Как ты меня узнал? – удивляясь хрипоте собственного голоса, спросил Давид.       - Я две недели администрацию терроризировал, чтобы мне твои контакты дали. Все ругал себя, что сбежал тогда и телефона не оставил, - брюнет горько улыбался, высматривая что-то в белой больничной стене.       - Но мне всё отказывали, ссылаясь на конфиденциальность запрашиваемой информации. Только вот с охранником и договорился, что он мне позвонит, как только ты появишься, - продолжал брюнет.       И тот позвонил. Только Петр в клуб отправиться не смог, у него дежурство в больнице. От разочарования выть хотелось, медицинский цинизм с шутками судьбы не справлялся.       - А потом он снова мне набрал, крича, что ты у них в фойе умираешь. Вот тогда я действительно испугался, реанимацию нашу отправил, даже не подозревая, что там с тобой, - брюнет по-прежнему рассматривал выбеленную стену.       Тишина окутала палату. Где-то за дверью ходили люди, переговаривались пациенты, покрикивали медсестры. Петя несмело повернулся к мужчине, всматриваясь в его глаза, брюнету тоже нужны были ответы.       Давид, не отрывая взгляда от визави, взял его ладонь и поднес к губам, обжигая касанием холодных губ.       - Так не бывает, - прошептал, содрогаясь, брюнет. *Я думаю, что чудеса — это как любовь. Вы не верите в нее, пока сами не влюбитесь. (Святой дозор) **Евгений Евтушенко "Не исчезай"