Стезя

Погода чудесная — гром, молния, дождь стеной. То, что нужно для создания подходящей атмосферы внутри колдовской лавочки, которая прикрывается для непосвященных чайной и торгует разными сортами дорогого крупнолистового да сладостями ручной работы, имеющими модную нынче пометку «без добавок и подсластителей». Не то чтобы, конечно, без грозы нельзя было справиться с обустройством помещения, но погода все же создает определенное настроение. Я подвязываю бечевкой связку сушеной мяты, приятно хрустнувшей у меня в руках от натуги, и с наслаждением вдыхаю свежий успокаивающий аромат, разлетевшийся по комнате. Нужно подвесить побольше таких букетиков на потолочные балки, чтобы запах медленно стекал с них вниз, мягко обволакивая только вошедших в помещение людей. Травы собраны в моем родном лесу, лежащем за тысячу километров отсюда, так что на них не осела пыль от миллионов машин, и ничто не приглушает их нежное благоухание. Для чаев лучше использовать именно такие травы — не знающие городской жизни и не имеющие на себе никакой порошины. Впрочем, подушки тоже лучше всего набивать ими — колдовство и современный прогресс все-таки не особенно сочетаются. Вот так насушишь чабреца, собранного в лесополосе у проезжей части, а человек потом заваренным из него чаем отравится. А таких осечек быть не должно, мы ведь лечим, а не калечим. И неважно при этом, колдунов или ведьм, простых смертных или людей, посвященных в тайну. Отодвинув связки с травами поближе к центру стола, чтобы не повалять ничего ненароком, я раскладываю скрипучую стремянку и ставлю ее прямо под балкой. Главное — не свалиться, пока привешиваю букеты, а то с моим везением ушибами дело не кончится, а сама себя я лечить все-таки плоховато умею. Тут, видно, о профессиональных издержках можно сказать — как швея ходит в рваном платье, а плотник сидит на столе вместо стула, так и целители не слишком-то хорошо с самолечением управляются. Балка добротная, пахнет пылью и деревом, так что свалиться мне на голову не должна — уже утешение. Я по очереди подвешиваю под потолком несколько травяных охапок, затягивая мудреные узелки — вроде все держится крепко, но потяни за нужный конец бечевки, и букет сразу же свалится тебе в руки, — и устраиваюсь на верхней ступеньке. Бытовые хлопоты по обустройству «чайной лавки» — лишь приятный предлог отвлечься от мыслей о том, сколько всего свалилось на мою голову после посвящения. Ведь ведуньей быть означает гораздо больше, чем просто видеть проявленья чужих болячек и следы на аурах. Пожалуй, это даже самое меньшее, потому как современный мир породил массу новых условностей, и в этих условностях ведьмы — или девицы, как они (мы) себя называют — должны сохранять свои прежние правила и традиции, при этом помогая обществу продвигаться вперед. Впрочем, на этом тоже стоит поправку сделать. Девицы именно женскому обществу помогают, ибо нет в их рядах ни одного мужчины, и их интересы защищать они не обязаны. Интересы мужчин-колдунов — это лишь их проблема. Среди девиц дар переходит исключительно к наследницам женских родов, и первое дело девиц — собственные рода хранить. Современные же условности во многом этому лишь препятствуют. Пустяковые и необременительные по отдельности, в совокупности они часто бывают большой проблемой. Хотя надо сказать, что множество вещей все же изменилось в лучшую сторону. Да и, несмотря на условности, сообщество обладает весомой силой. Надо лишь уметь ее применять. И беда тут в том, что я этого не умею. Для меня вообще вся эта сила, этот ковен и эти условности — тайна за девятью печатями, и никакие прабабкины воспоминания, переданные через пламя и знак на запястье, с ними разобраться не помогут. Не сказать, что я какое-то уникальное явление. Редкое — это бесспорно, но уникальное — никогда. Моя мать не стала частью Девичьего царства, ну так и что же? Она даже о нем не знает, и ей же хуже. У всего свои последствия есть, и отказ от дара исключением не является. Мама теперь рано зачахнуть и умереть должна, а я — должна пересечь возрастную отметку в девяносто лет и вознестись во хляби небесные. Каждому воздается по его вере, и это факт. Не то чтоб я была раньше особо верующей — воспитание все-таки о себе знать дает, но после всего… После прабабкиных наговоров, застолий с почившими родственниками по праздникам, случайного реквиема, костра… Не верить — никак нельзя. Я рассеянно перетираю застрявшие между пальцев маленькие колкие травяные крошки, и руки еще сильнее прежнего благоухают высушенными до хруста травами. От этого запаха на секунду даже голова не своя становится. Девичье царство — не такое совсем, каким в сказках его рисуют. Важны-то ведь только знания, передаваемые девицами друг дружке из уст в уста. Да и то, девицы своими секретами далеко не всегда делятся, все передается больше только от бабки внучке, ведь так сохранней. Есть, конечно, девицына библиотека, но в ней далеко не все секреты содержатся. Разумеется, девицы используют вещи, недоступные простым людям, но их в сущности не так-то и много, и они уже давно переиначены да приспособлены все больше для личных нужд. Например, девицы уже давно не катают наливные яблочки по золотым блюдцам, чтобы увидеть дальние края или позвать друг друга на помощь. Нет, теперь девицы пользуют маленькие зеркальца в золотой оправе. С виду они совсем как модные карманные зеркала, вот только в их эмалированных росписях на крышках прячется особая рунная вязь, которую неумелому глазу от простого узора не отличить. И опять же, такие вещи при желании все девицы создавать могут, но и впрямь плотно этим ремеслом занимаются единицы — слишком уж много тонкостей и секретов. Не у каждой, в конце концов, к такому душа лежит. Так, некоторые девицы создают маленькие связные зеркальца и большие зеркала-виры, некоторые — отменные зелья варят. Кто-то — садовница-травница, кто-то плетением занимается. Девичье царство, словом, и правда царство. Или теперь уж можно сказать «сообщество». И на самом деле много чем сказочным обладает, пусть само на сказку и не похоже (даже молодильные яблоки у девиц в наличии — целый сад!). Вот только до всех этих сказочных сокровищ еще добраться надо, ведь никому постороннему в истинное Царство хода нет — обиталище девиц далеко на юге, и еще в незапамятные времена местоположение их острова стерто было со всех возможных на свете карт особым заклятьем, которое одна из самых первых девиц сплела. Это была та девица, которая в языческие времена Мокоши поклонялась и вместе с девичьим колесом носила ее знак на своем запястье. И вот на этом острове, в истинном Царстве, которое всегда было и будет материнским лоном девиц, чего только нет! И сады с молодильными яблоками да гранатовыми черешнями, и лошади с розовой гривой, и куры, несущие золотые яйца. Проблема всего этого великолепия для меня лишь в том, что я не выбирала этому сообществу принадлежать. Нет, конечно, никто из девиц (нас) этого не выбирал, но все остальные, что сейчас здравствуют на земле, о своей сущности и своем будущем знают с детства. А я… я не знаю, кем тут являюсь, несмотря на свершившееся посвящение и прабабкины воспоминанья. Я не умею ни кружева плести, ни создавать волшебные зеркала, а зелья и вовсе лишь для себя варю и ни для кого другого — потому как только я сама и не рискую от них помереть со своими — теперь — кремежными потрохами. И ведь это притом, что как целитель я вроде бы хороша. Вот только целительство все же — мое ли? Не будь я девицей, то доучилась бы да пошла работать в издательство, но сейчас… У меня есть диплом, к которому я стремилась, но девице диплом не нужен. Девица должна быть занята другим. И, собственно, вот я здесь, развешиваю по комнатам лавки пучки сладких пахучих трав, рассыпаю чаи в жестяные банки и пытаюсь понять, как привлекательнее на стенде будут смотреться печенья и шоколадки ручной работы. Такого ли я для себя хотела? Этого ли ждала? И ждала ли вообще чего-то? Ветерок над дверью, которую я, кажется, забыла наградить табличкой «закрыто», нежно звенит, сообщая о незваных гостях, и я поспешно спрыгиваю со стремянки на пол, неловко отряхивая от травяной пыли и налипших чаинок дареный наставницей фартук. Этот ветерок я своими руками для чайной лавки сделала, и он даже вроде бы вышел сносным. Так, может, чем-то вроде подобного рукоделия мне в будущем и предстоит заняться? Может, к этому у меня будет лежать душа, и в этом я стану мастером? Это мне лишь предстоит узнать.