Три времени года

Девушка застыла словно каменная статуя. Эмоции, движения — все это замерло в тишине голосов, в гуле работающего двигателя. Остановилось посреди шумной, живой Москвы. Из немного приоткрытого окна в машину залетал холодный ветер, но сейчас было не до него. Он не освежал, не заставлял ёжиться — просто был. Погостил и улетел дальше. И Галине хотелось куда-то улететь. Далеко, где нет человеческих чувств, где невозможно привязаться и утонуть в человеке. Где не нужно тонуть в себе. Где можно дышать полной грудью, не боясь потеряться по частям, как конструктор «Лего». Хочется улыбнуться, но почему-то колет сердце… Капитан помнит, с каким предвкушением заходила в кабинет за начальником. — Как ты, готова? — усмехнувшись, спросил Владимир Иванович, когда они вышли из начальственного помещения и устремились по коридорам. Мужчине была интересна реакция сотрудников, он ее предвкушал. Конечно, в хорошем смысле. — Да, — уверенно кивнула Рогозина. — Не съедят же они меня, — на слегка вопросительный взгляд поспешила добавить: — Подавятся. Дмитриенко широко улыбнулся. — Да-да, они не плотоядные, — согласился товарищ полковник. — Тебя ждут трое — майор Красовский, если просто — Денис, Дэн, для своих, капитан с жизнерадостной фамилией Майский и старлей Леша, — краткая характеристика была вполне исчерпывающей. — Ребята они хорошие. — Верю, — с энтузиазмом воскликнула дочь судьи. — А нам скоро? — Мы уже пришли, — кивнул бывший опер, пропуская даму вперед. — Проходи. Капитан задавала сама себе лишь один вопрос: как она сумела так быстро привязаться к напарнику? Если бы кто-то раньше сказал ей, что происходящая сейчас ситуация случится, не задумываясь просто посмеялась над этим человеком. Судейский ребенок не так просто подпускал к себе людей — такой уж характер. Предосторожности тоже никто не отменял — профессия отца накладывала свой отпечаток. Он вершил человеческие судьбы. Чувствовал, переживал за каждого попадающего на скамью подсудимого, пытался понять — виновен или нет? Он тоже ошибался. «Кто без греха, пусть кинет в меня камень». Но действовал по справедливости, по такой, какой он ее понимал. Одни восхищались, другие ненавидели. Первые так не хотели отпускать его на пенсию… Галина знала, что выбирает, когда после окончания школы решила пойти в Академию МВД. Отец не спорил, сказал тогда такие слова: — Будь человеком. Не ментом, не милиционером — сопереживай, входи в положение, но не давай сесть на плечи. Не предавай букву закона, но не ставь себя выше людского. И девушка навсегда запомнила эти слова, следовала им беспрекословно. Ее личная заповедь. Этим и привлек ее Сергей, которому была не чужда человеческая беда, который имел свою личную справедливость, понимал и принимал закон. И в его жизни были ситуации, когда данная ему власть не помогала привлечь к ответственности какого-то преступника, приходилось сжимать зубы, желая подавить дико желание заняться самоуправством, но он никогда не переходил черту, разделяющую два важных понятия «человек» и «милиционер». Не вовремя вспомнилась фраза, заставившая улыбнуться: «Девушка выбирает молодого человека, похожего на отца». Вот чем он покорил ее. Сразу. Наповал. *** — Дэн, как он? — в глазах горела надежда. Не зря говорят, что пока человек верит во что-то, он живет. Без веры мы просто лишены смысла существования. — Идет операция, — так же, как и тогда, по телефону, повторил майор. — Да что ты заладил, как попугай? — капитан не кричала, только добавила в вопрос часть своей боли и переживания. — Поверь, если я бы мог, я бы вместо него тут лег, лишь бы с ним все в порядке было. Галя шумно выдохнула, приземлившись на лавочку. Она прекрасно понимала, что Денису ничуть не легче, чем ей, но просто не могла молчать. Ее пожирала паника, пустота, чувство собственного бессилия. Офицер просто прикрыла глаза и привалилась к стенке. В голове набатом стучали два вопроса: «зачем» и «почему?». Почему она сейчас должна томиться в неизвестности, ожидая, когда из операционной выйдет доктор и поспешит либо убить своим «мы сделали все, что в наших силах, но…» или воскресить банальной, но такой нужной фразой «жить будет»? Зачем это все? Память подкидывает кусочки разных воспоминаний о еще одном напарнике — Леше. Казалось, что это было не так давно — ее переход в новый отдел, знакомство с этим забавным молодым человеком, сначала показавшимся девушке чересчур правильным. В академии над ней шутили, что она самый честный человек на их курсе и что вряд ли она когда-то встретит человека честней себя. Леша был далеко не праведником, он, наверное, просто был таким, каким должен был быть настоящий милиционер. Он был. Эта фраза больно била по сознанию. Его уже нет, он больше никогда не сядет с ней на подоконник в их кабинете, не достанет сигарету и не начнет рассуждать о чем-то, ласково отзываясь «Знаешь, Галь, что было бы, если…». Он, наверное, был идеалистом в какой-то степени, мечтателем, мечтающим покорить заоблачные дали, достать до них рукой и внимательно посмотреть… После того, как его не стало, она долго могла сидеть на том самом подоконнике, пристально вглядываться в стену напротив себя, лелея глупую мечту увидеть его, его ласковую улыбку, услышать его до дрожи приятный голос. Галина до сих помнит, как он умирал на ее руках. Помнит, как зажала рукой рану и исступленно шептала «не бросай меня, не уходи, не надо», как слезы градом катились по щекам, когда понимала, что до больницы он не доедет. А Леша лишь слабо шептал «все будет хорошо». О каком хорошо он вообще говорил? Какое хорошо будет ей, зная, что такого родного человека нет? Вообще. Нигде. Галина толком и не помнит первые полгода после смерти напарника, как ей удавалось подавить эту гнетущую тишину комнаты, где перед глазами возникал до боли знакомый силуэт, заставляя вздрагивать от каждого взгляда этих лучистых глаз, который, казалось бы, пронизывает насквозь… И она просто не представляет, как будет выпутываться из этой пустоты еще раз, не сдаться ей без боя.