Механизмы

Когда-то она была настолько маленькой, что без труда помещалась в музыкальной шкатулке. Если крышка открывалась, она пряталась под слой алого бархата и осторожно наблюдала за вращением фарфоровой балерины – невзрачной и хрупкой пленницы музыкальной тюрьмы. – Красивая вещица, – мужской голос почти заглушил тихую мелодию. – Но какая-то зловещая, что ли... – Фугаку, – улыбнулась Микото, закрывая крышечку. – Это всего лишь безделушка. Мужчина тихо рассмеялся. – Просто оберегаю мать моего будущего ребенка от подозрительных вещей. Это инстинкты. Он склонился над женой – улыбающейся нежно и приветливо, пахнущей лавандовыми благовониями, и поцеловал в лоб. – Что сказал Отец? – Если родится мальчик, наш ребенок должен стать наследником. Микото ласково погладила живот. – Конечно же, это будет мальчик. Красивый, добрый и весь в меня. Женщина снова приоткрыла шкатулку и тронула подушечку для колец. – Лишь бы только Курамори-сама не нарушил слово. – Тебе так нужен этот дом? – Мне здесь нравится. Я хочу быть хозяйкой. Хочу сменить эти ужасные гардины и распечатать винный погреб. Фугаку лишь покачал головой – он уже привык к капризам Микото, а точнее, к её практичному взгляду на вещи. От мечтательницы, с которой его когда-то познакомили, остался лишь озорной блеск в глазах. – А что с хранилищем? – Ничего интересного. Ключ есть у Мадары, но он отказывается подпускать кого-либо внутрь. Впрочем, какая разница, чем он там занят, пока не делает глупостей. – И что Курамори-сама? – осторожно подобрав полы длинного шелкового платья, Микото неловко поднялась на ноги. – Я думаю, он был бы не против, если бы Мадара закрылся там навсегда. В последнее время они из-за любой мелочи готовы перегрызть друг другу глотки. – Твоя семья всегда казалась мне очаровательной, – хмыкнула Микото. – Ты уже думал об имени? – Это что, допрос? – с наигранной суровостью усмехнулся Фугаку и притянул жену к себе. – Как насчет «Итачи»? – Ты с ума сошел? Здесь и так достаточно странных имен! – Итачи... – тихим эхом повторила шкатулка. И медленно захлопнулась, под шелест счастливых людских голосов. *** – Тебе так или иначе придется ответить на все мои вопросы, – прохладно оповестил Наруто, прижав Итачи к стене поперек шеи. Учиха и не пытался воспротивиться – бессмысленно. – Для начала… зачем ты это сделал? – Уточни, что именно. – Почему ты позволил Механизму переработать Саске? Зачем? – Наконец-то ты начал задавать правильные вопросы. Учиха громко хмыкнул. Стоит заметить, выглядел он не лучше самого Узумаки – уставший, больной, с каким-то потерянным безумным огоньком в зрачках. Немного помолчав, алхимик вдруг бережно тронул запястье инженера, осторожно погладил и улыбнулся. – Я не хотел, чтобы так получилось. …Саске затаил дыхание, прижавшись плечом к дверному косяку. Из головы мигом вылетели все слова, которые он собирался сказать. Сердце взволнованным зверьком забилось в груди. Итачи сидел на полу в позе лотоса, словно какая-то мраморная статуя из красивых папиных книжек. Высоко задрав голову, он был совершенно точно напротив зеркала, но вместо отражения на месте его лица расползалось странное, размытое, темное пятно. Саске не успел испугаться – видение исчезло и ему пришлось виновато переминаться у порога в ожидании того, что его заметят, но Итачи так и не пошевелился. Вообще-то он хотел сказать всё, как есть, что ему больше не нужна никакая забота и никакие игры. Он хотел сказать, что никому не нужен в этом доме, так что Итачи может не притворяться, – но наткнулся на что-то такое, о чем страшно рассказать даже самому себе. Позже оказалось, Итачи никогда им не принадлежал. Ни ему, ни Семье. Он жил в другом мире и в другом измерении, где хватало места только для него и для разумной пустоты. В тот вечер Саске впервые увидел, как брат разговаривает с тенью. Он удивился, но не испугался. Страх пришел тогда, когда Итачи и Мадара за столом заговорили на непонятном языке, чем взбесили и без того психически неустойчивого дедушку Курамори. В пылу скандала у него ослабело сердце. Дедушка умер через два дня и всё покатилось как снежный ком… – Саске раньше всех стал подозревать неладное. Это был вопрос времени, когда он докопается до сути. Было время, когда я со своим интересом к потустороннему существу на его фоне смотрелся примерным ребенком. А Саске… без особого труда скрывал, что обладает даром. Никто не мог понять – почему он всегда там, где должен быть, не дает совершать невинные с первого взгляда вещи или знает то, о чем ему знать не положено. А оказалось, он предсказывает смерти – и свои, и чужие. Слиться с тенью в качестве её сосуда означает умереть. Он узнал о том, что Мадара подпустит меня к механизму раньше, чем я сам узнал об этом. – Кто видел тень? – Я, Саске, мама и Мадара. У остальных не было даже малейшего шанса ей противостоять. Первым её собеседником «посчастливилось» стать дедушке, в то время, когда она была лишь бесплотным гостем. В дневниках Курамори описал свои способности «уничтожать» как нечто религиозное, но в его влиянии на семью есть абсолютно узнаваемый почерк этого существа. Души ей интересны, но неподвластны, как космос – человеку. Ты хочешь знать, зачем я отдал ей Саске? Он сам этого захотел, чтобы «защитить» меня. Вот и вся тайна. – Если честно, я никогда не верил в души, – тихо ответил Наруто. – По-твоему, что тень такое? – Заблудшее существо. Так говорит и она сама, злясь, что у людей нет иного названия. По каким-то причинам она оказалась в нашем мире, в одиночестве, не зная и не понимая даже основных законов. Пришлось познавать – шаг за шагом, создавая, разрушая и разбираясь в правилах игры. Её опыты с Курамори можно назвать стадией зародыша. Близость с Микото – появлением на свет. Мадара, ценой собственного разума, подарил ей детство и период обучения. Я был её первой осознанной любовью, а Саске стал чувствами. Ты имеешь дело с умным и расчетливым существом, обладающим личностью, телом, сознанием, разумом и эмоциями. Итачи замолчал. В процессе рассказа он заметно оживился – ему нравилось говорить о том, что раз и навсегда всецело захватило его интерес. Наруто предполагал, что со временем алхимик раскроется именно таким, каким его видела Микото – влюбленным в мистическое, потерявшим себя глупцом, фанатиком. Матери редко ошибаются в отношении своих детей. Собравшись с мыслями, Узумаки приказал: – Открой рот. Итачи послушался без вопросов и позволил наблюдать, как из нёба выскальзывает тонкая, не толще волоска, острая игла. Откуда брались составы для впрыскивания, Наруто смог проследить, заметив небольшую выпуклость под кожей – трубка соединялась с коробочкой, внедренной прямо в челюсть. По-плохому с таким вмешательством кое-какие мышцы просто не должны были функционировать, но ведь и человеческие сердца не должны биться, будучи отделенными от тела. Видимо, близость с тенью позволяла создавать новые нервные связи и перестраивать человеческие органы как угодно. Пусть её влиянию души почти не поддавались, зато она знала о жизни и возможностях организма намного больше, чем все люди планеты вместе взятые. – Это сделал Мадара, – когда Наруто сделал шаг назад, пояснил Итачи. – Экспериментировал. – То, что ты сделал со мной прошлой ночью, тоже эксперимент, не так ли? – Извиняться я не стану, – с легкой ухмылкой ответил Учиха. – И, если понадобится, сделаю это снова. Я даже могу убить тебя, если посчитаю нужным – в этой борьбе у меня нет такой роскоши, как сострадание. Все мои близкие, кроме Саске, мертвы по-настоящему. Но всё-таки, я хочу дать тебе совет, пока дело не обернулось чем похуже – поосторожнее с ним. Сейчас он может быть каким угодно, может обладать душой или находиться в процессе восстановления связи с ней. Я не знаю, как мои эксперименты повлияли на его личность. Но я рад, что теперь у тебя есть возможность защищаться. Мама сделала это, так? – Микото, – бросил Наруто уже у самой двери. – Пожалуй, единственный нормальный человек в вашей долбанутой семейке. – А она считала себя самой странной. Во всяком случае… Наруто, у тебя есть день, чтобы научиться защищать наши тела. Иначе этой ночью Саске, под руководством тени, разберет нас на кусочки. Из любопытства. Всех – тебя, меня и себя самого. И собрать обратно не сможет. Так произошло с нашим отцом. Наруто распахнул дверь и столкнулся нос-к-носу со слугой. Если Итачи не упомянул их, значит – разбирать у них попросту нечего. Однако, сил не хватило даже на то, чтобы удивиться. *** Когда Наруто нагрянул в столовую, Саске завтракал. Рассевшись во главе стола, он медленно, с королевским изяществом, красуясь перед самим собой безупречными манерами, нарезал кусок мяса тонкими ломтиками и, казалось, что отвлечь его от этого медитативного занятия не сможет даже извержение вулкана. По всей столовой плыл пряный сладковатый аромат печеного деликатеса, обволакивая нюх и дурманя голову. Узумаки с некоторой досадой обнаружил, что перед ним был тот самый, холодный, и бессмысленный человек, что первым встретил его в особняке. Хозяин-пустышка. – Доброе утро, – осторожно поздоровался Наруто. Саске не обратил на него внимания. Слуга выставил перед ним графин со свежевыжатым соком, и сей факт заботил Учиху намного сильнее. – Я готов продолжить исследования, – снова попытался привлечь внимание Узумаки. – А я подумываю о том, чтобы запросить другого специалиста, – наконец, Саске оторвал взгляд от своей тарелки. – Если ничего не изменится, отец сядет в тюрьму. Их взгляды встретились и что-то внутри Наруто скрипнуло, сжалось, звякнуло. А потом ударилось в грудную клетку с такой силой, что он едва сдержал кашель. – Почему ты называешь его отцом, Саске? Темные, пустые глаза Учихи недобро сверкнули. Отложив вилку и нож, он сложил руки домиком. – Среди людей принято называть своих создателей отцом и матерью. Это валхаллит. Наруто застыл, почувствовав, как мурашки побежали по спине. Он прекрасно понимал, чувствовал, что значит это слово, но не мог подобрать аналогию. Ни одного синонима. Признание, доверие, преданность, гордость или уважение? Что-то близкое – и в то же время совершенно иное. Сделав шаг навстречу, Наруто, чтобы хоть как-то почувствовать материальность окружения, поправил ворот темной рубашки, которую ему любезно предоставил Итачи. Если они с Саске говорили на Ином языке и делали это неосознанно, значит… Значит сейчас он разговаривал вовсе не с Саске. Тень потекла из глаз Учихи, вниз, по щекам – невесомыми, полупрозрачно-черными каплями. Это значило, что сдерживать её в Четвертом Подвале и в самом деле больше некому. Защита Микото пала. А Итачи ошибся. Не было у Наруто времени, чтобы разобраться с тем, каким образом она контролировала этот кошмар. Не было времени решать или набрасывать схемы. Он должен был что-то сделать сию секунду, пока Существо наслаждалось своей властью и перемещалось из одного уголка тела Саске в другой. Пока оно не пыталось «разбирать их на кусочки». – Хочешь поговорить? – с неприкрытой неприязнью поинтересовался Узумаки, обходя стол с дальней стороны, чтобы их с Учихой разделяло хоть что-то крепкое и твердое. Он понимал, что это бесполезно, но других вариантов создать мнимую безопасность попросту не было. – Расскажи мне о том, что тебе нужно. Я сделаю всё, чтобы помочь. – Всё, значит? Давай проверим. Саске поднялся на ноги. Наруто всмотрелся в его жуткое, очерненное слезами лицо и закусил губу, ожидая объяснений. В этот момент его душа покинула тело. Во второй раз.