Механизмы

Сначала была чернота. Густая, вязкая, она залепила глаза, набилась в ноздри, в горло, и свила плотное гнездо где-то на уровне легких. Наруто попытался пошевелиться и лишь сильнее увяз в гадкой массе, подступающей к его внутренностям со всех сторон. – Так ты хочешь знать, что он чувствует? Острые когти Существа жалили больнее раскаленного металла. Затяжными, неторопливыми движениями проникали между ребер, под лопатки и в столб позвоночника – Наруто помнил эти ощущения. Такое не забудешь. Всепроникающие щупальца тени прикасались к нему не в первый и не во второй раз. Ярким пятном в памяти всплыл коридор и оторванное запястье Саске, висящее на клочке кожи. Холодные внутренности камеры-сороконожки. Комната с роялем. Пожалуй, Наруто с удовольствием глотнул бы итачиного зелья, чтобы ничего не помнить. Но именно теперь, как назло, его разум был кристально чист, а мысли – ясными до ослепительной четкости. – Что такое, по-твоему, душа? – интонация Существа была идеальна, воспроизведена с ювелирной точностью, по лекалу недавно заданного вопроса Наруто «что такое тень»? Отвечал мысленно, даже не сомневаясь, что будет услышан: – Я никогда не верил в души. И правды не знаю... никто не знает. Ты похожа на людей в своем желании обладать тем, чего не понимаешь. – Люди говорят, что лишь полученное упорным трудом имеет истинную ценность. Это закон мира. – Человека, а не мира, – Наруто попытался пошевелить руками и поморщился от ноющей боли в вывернутых суставах. Он чувствовал, что может освободиться, если начнет сопротивляться, но разговор с тенью на данный момент интересовал его сильнее, чем свобода. – Так что же... раз ты нашел ответ – делай то, зачем пришел. – У тебя нет души. Но я могу её создать. Холодные тиски расступились, хватка ослабла, как и вязкая пелена, и Наруто смог рассмотреть окружающее пространство. Он снова находился в серой пустоте без конца и края. Неподалеку возвышалась таинственно-недосягаемая проекция особняка, а у самых её ворот сидел окутанный тенями Саске... На этот раз он был чарующе-расслаблен. Сидел, прислонившись к чему-то твердому, запрокинув голову назад и закрыв глаза. Цепи обвивали его руки, торс, шею и лодыжки, но не натягивались, как в прошлый раз, а лежали в ногах стальными змеями, выжидая. От них шло напряжение, опасное тепло, предостерегающее и злое. Почувствовав чужое присутствие, Учиха повернул голову и улыбнулся уголками губ. И тут Узумаки вспомнил свой сон. – Ты уже спрашивал меня о том, зачем я сюда пришел? – Да, – Саске бряцнул цепями, поднимаясь на ноги. – В самую первую ночь. – Тогда мне показалось, что у тебя есть крылья. – Они есть. Ты не видишь? Мрак расступился. Из сизой пелены выплыли очертания иссиня-черных крыльев. Перья встрепенулись, приподнялись и упали тяжелыми гладкими стрелами на полупрозрачные плечи. – Тебе одиноко? – приблизившись, Наруто с удовольствием пропустил сквозь пальцы гладкое перо. Стальные змеи начали шевелиться, но пока не кидались в целях прервать этот маленький желанный контакт душ. Саске наблюдал за Наруто неотрывно. Эмоции в глазах сменялись с удивительной скоростью – от радости до огненного презрения. И видеть его таким казалось безумием, потому что жизни во взгляде было намного больше, чем озлобленности. Любой на его месте должен был превратиться в изъеденную болью ненависть. – Как ты думаешь? – «Кому нужен ответ, если ты здесь на время»? Что это значит? – Если ты уйдешь раньше, чем я смогу сказать хоть слово правды, кому она будет рассказана? Узумаки неловко отшатнулся, когда цепь ревностно окольцевала пышное, необъятных размеров крыло, отобрав возможность прикасаться к Саске. – Я не уйду. – Но ты выбрал моего брата. – Нет, – быстро ответил Наруто. – Я не выбирал. Не вижу смысла выбирать. Тем более, его душа давно и безнадежно принадлежит Существу, которое держит тебя здесь. Злобный огонек ревности во взгляде Саске не потух, но выражение лица смягчилось. Разгладились ломкие линии, исчезла печать страдания. – Почему ты не покинул это место? Сейчас поздно, но ты ведь мог. Если бы ты сбежал, ничего не случилось бы. – Я же сказал – не вижу смысла выбирать. Душам не прикажешь, верно? Растрепав волосы на затылке, Наруто рассеянно улыбнулся. Кто бы мог подумать, что он способен полюбить расщепленное, израненное, разбитое на осколки, практически уничтоженное? Как такое любить? – Поспеши. На этот раз она тебя отпустит. Но долго пользоваться ее благосклонностью ты не сможешь. Наруто поднял голову и упрямо посмотрел в выбеленное холодом лицо Саске. – Я освобожу тебя. Слышишь? Особняк начал таять. Наруто возвращался в тело – дрогнули руки, в нос ударил аромат печеной свинины. Он закричал, срывая горло и утопая в жадном плену плоти: – Не сдавайся! Протянул руку, но вместо гладкого плеча схватил край тяжелого, дубового стола. Саске в столовой уже не было. Зато с правого края сидел Итачи и нагло тащил нарезанные куски мяса с тарелки брата. – Выглядишь неплохо, – спокойно заметил он. – После «освобождений» душа рвется прочь из тела. Так и умереть недолго. Если хочешь, я могу успокоить её так же, как в прошлый раз. – Нет уж, спасибо. Справлюсь как-нибудь сам. – Перебей жажду свободы эмоциями. Воспоминаний может быть достаточно. И да, тебе всё-таки стоит поесть. Может быть, это твой последний завтрак. Наруто рефлекторно погладил место над сердцем, где сильнее всего чувствовалась непривычная внутренняя вибрация. Душа? – Тень отпустила меня. – Это ненадолго и... благодаря Саске. Ночью, когда тело засыпает, связь с душой становится слабее. Переработка в это время происходит быстро, и тень ведет себя «самостоятельнее». – Итачи, зачем ты пытался стереть мне память? Учиха не стал скрывать самодовольную улыбку. – Нам было необходимо, чтобы ты как можно дольше не понимал, что происходит. Как я уже говорил, чем дольше находишься рядом с Механизмом, тем быстрее становишься похож на него. Но, честно говоря, я и не думал, что твое вмешательство может дать настолько хороший результат... – Но я... Больше ничего говорить не потребовалось – Итачи посмотрел на Наруто спокойным, серьезным взглядом, а затем перевел его на ряд чистых ножей для разделки мяса. В порыве ярости Узумаки схватил тот, что лежал поближе, с расширяющимся краем. – Хочешь убедиться, режь чуть ниже грудной клетки. Вот так, плоско положив лезвие, – Итачи даже продемонстрировал, с какой стороны надо резать, чтобы наверняка. – Вчера я успел прощупать твои органы и, похоже, в этот раз всё началось с желудка. Ты хоть понял, что не чувствуешь голода? Наруто сжал зубы с такой силой, что заболели лицевые мышцы. Переждав ярость, поинтересовался: – Как быстро это происходит? – Отцу хватило недели. Он всю жизнь жил бок о бок с тенью, но его переработка началась, когда Саске отдал ей свое сердце. «Ирония». Слуга склонился над Итачи, выставляя шикарное блюдо с овощами. – Кстати, это он. Фугаку Учиха, – алхимик широким жестом указал на слугу с чуть более крупной фигурой. Горькая, больная улыбка, тронув бледное лицо Итачи, тут же исчезла. – Точнее, то, что от него осталось. – Как ты можешь жить здесь, Итачи?.. Почему... Учиха отложил вилку, сделал глубокий вдох и посмотрел на Наруто с затаенной печалью. Хотя, казалось, куда спрячешь боль, когда ты сам – весь целиком из нее состоишь? – Из-за смертельной болезни я должен был умереть еще в детстве. Я живу и взрослею лишь благодаря близости с Ней. И чтобы ты понимал... я такой не один. На момент твоего приезда живых в нашем доме не было. Мы все давно мертвы. Включая Саске. Прикрыв на секунду глаза, Наруто уверенно сжал рукоять ножа и побрел прочь из столовой. На несколько секунд его чувства парализовало осознанием: В этом доме слишком много слуг... * * * – Джирайя, – недовольно прошипел Орочимару, застав друга за чтением его рабочих документов. – Вообще-то, тебе сюда нельзя. Мягкий свет рабочей лампы выхватывал стеклянный стол, угол, заваленный ровными рядами папок, и лохматую копну пепельных волос. Орочимару не удивлялся – привык к подобным закидонам, но для приличия всегда возмущался. – Я не могу сидеть и ждать, пока ты соизволишь сдвинуть свой тощий зад с мертвой точки. Мне нужно знать хоть что-то. – Ты же так переживал о своем протеже! Чего расселся в штабе? – Я отправил своих ребят проверить, все ли в порядке. – Кстати о птичках, – Орочимару сменил гнев на милость, усевшись в свое шикарное кожаное кресло. Джирайя почему-то его не жаловал и всегда выбирал второе, простецкое, пластиковое. – С вероятностью в девяносто процентов семья не покидала особняк. Мое слово, как специалиста. – Тогда, выходит... он мог убить и их тоже. Мадара опасен, в этом нет никаких сомнений. – У тебя еще нет прямых доказательств. И, кстати, это в том случае, если Саске и Итачи не были замешаны в его злодеяниях. Следователь моментально изменился в лице. – Ты прав... Заметив, как напрягся Джирайя, Орочимару заинтересовался: – Почему ты так беспокоишься об Узумаки? Тот ответил неохотно – но всё-таки искренне: – Его отец был мне дорог. Почти как сын. Когда они с Кушиной погибли во время пожара... я думал, рехнусь. И, наверное, так бы и случилось, если бы не этот мелкий сорванец. Он всегда говорил, что должен мне – за то, что я помог ему справиться с потерей, но на самом деле... это я ему крупно задолжал. – Джирайя, если ты так печешься о его безопасности, отправляйся следом за своими придурками, – Орочимару отобрал бумаги и махнул в сторону двери. – Как только найду что-нибудь интересное, сразу сообщу. – Если Цунаде узнает, что я опять слинял из офиса в рабочее время, она меня убьет. – Так и быть, я тебя прикрою. Видеть это кислое выражение мне как ножом по сердцу, – Орочимару состроил страдальческую мину, но яркие песочные глаза искрились весельем. – Ты просто хочешь, чтобы я не мозолил тебе глаза, – отмахнулся Джирайя, бодро соскакивая со стула. – За мной должок! Когда он исчез из поля зрения, Орочимару отложил документы и тяжко вздохнул, выковыривая из вазочки пересохшее шоколадное печенье. Вся эта история конкретно ему не нравилась – слишком много пятен вылезало то тут, то там. И, конечно же, как и полагается в подобных ситуациях, работа предстояла кропотливая и объемная. Вытащив увесистую папку из ящика стола, Орочимару двинулся в сторону кабинета Цунаде. Пора задать Мадаре парочку вопросов.