Ураган и мотыльки

Путешествие длилось всего неделю, но у Джури было такое чувство, будто он уже полжизни странствует среди огромных, уходящих в небо деревьев и таких же бесконечно высоких гор. События не столь далеких дней словно подернуло туманом, и Джури казалось, что прошло не меньше года с того момента, как он попался в лапы пугающему человеку. Медленно, но верно страх перед ним отступал. Джури был трусливым по сути своей, но постоянно бояться, когда ничего ужасного не происходит, не мог даже он. Когда в очередное пасмурное утро Джури, сидя в телеге и свесив ноги, бездумно смотрел на пыль, которую оставляли за собой колеса, он вдруг подумал о том, что страшный Сойк за все время ни разу не поднял на него руку, если не считать их первой встречи. Хотя в том, что Джури постоянно раздражает его одним своим присутствием, он даже не сомневался. Взять хотя бы разговор, который имел место на второй день путешествия. От постоянного сидения в седле у Джури с непривычки невыносимо болели ноги, даже ходить получалось с трудом. Очевидно, все его страдания были написаны на лице, потому одна из сердобольных женщин предложила ему пересесть в телегу. - Так ты никогда не научишься ездить подолгу, - хмуро заметил Сойк, когда Джури с радостью принял приглашение. – А большая часть нашего пути пройдет именно в седле. - Если не пересяду, до большей части пути я не доживу, - честно ответил ему Джури. Сойк скривился так, будто прокисшего молока хлебнул, но спорить не стал. Подобных пререканий и недружелюбных коротких разговоров было множество, но ни разу Сойк не врезал Джури в воспитательных целях. Задумываясь обо всем происходящем, Джури находил это как минимум странным. Почему-то он даже не сомневался, что человек должен часто и с удовольствием поднимать на него руку. Путешествие началось на день позже запланированного. Как бы грубо и снисходительно ни разговаривал Сойк с Агги, на следующее утро, разбудив Джури, они отправились на северную окраину села поглядеть, что за отряд собирается в путь. Даже на взгляд Джури зрелище им открылось достаточно жалкое. У дороги стояло пять телег с крытым верхом, в каких обычно путешествуют странствующие циркачи или бродячие артисты. Было видно, что местные попытались придать телегам приличный вид, однако учитывая ветхость старого дерева, сделать это было непросто. В телеги загружали ящики, какой-то небогатый скарб, домашнюю утварь, при этом достаточно места должно было остаться и для людей. Окинув ничего не выражающим взглядом суетящихся крестьян, Сойк решительно направился в их сторону, и Джури поспешил следом. Упомянутый накануне Нимо нашелся сразу, и Джури подивился, как такой молодой, с виду сильный и здоровый человек, оказался среди бедных отощавших односельчан. - Мы отправляемся завтра на рассвете, - после знакомства сказал Нимо, внимательно рассматривая Джури и Сойка. – При хорошем раскладе дорога займет примерно две недели. Заявление Агги он повторил практически слово в слово. - Наш путь лежит дальше, - ответил на это Сойк. – Есть здесь кто-нибудь, кто согласится провести нас через перевал? За вознаграждение, разумеется. Нимо только покачал головой: нет, таких сумасшедших, чтобы ходить через горы ранней весной, среди них нет. На мгновение он отвел в сторону глаза, и Джури явственно почудилось, что о чем-то Нимо умолчал. Но, тут же добавил тот, буквально на днях в поселении появилась пара непонятно откуда взявшихся южан, которая всех порядком удивила. Эти двое тоже хотят пересечь перевал, и, возможно, они согласятся составить Сойку компанию. - Только я не рекомендовал бы вам идти туда, - добавил Нимо. Теперь его лицо казалось открытым и честным, и Джури сразу подумал, что совета следует послушаться. – Весной бывает сель, даже лавины иногда сходят, когда снег тает на солнце. Да и животные в период гона могут быть опасны. - Но вы-то идете туда прямо сейчас, - резонно заметил Сойк. - Предгорье и сам перевал разнятся как небо и земля, - возразил Нимо. – Да и то, если бы не крайняя нужда, мы бы обождали пару месяцев. Но в селе с каждым днем становится все более голодно. - А в трактире вчера хорошо кормили, - не подумав, ляпнул Джури, тут же прикусив язык, не зная, стоило ли ему вообще открывать рот. - У трактирщика есть золото, он возит продукты из города, - мигом помрачнел Нимо. – А наших детей кормить некому и не за что. После этого Сойк, подумав немного, спросил, можно ли присоединиться к отряду крестьян и пройти хотя бы часть пути вместе. Джури заметил, что Нимо даже не стал скрывать радость: вооруженный и производящий серьезное впечатление Сойк оказался желанным спутником – тут Агги снова не прогадал. Договорились встретиться на следующее утро в этом же месте, чтобы начать опасное путешествие, после чего Сойк отправился обратно в трактир, заявив, что не помешает прикупить провизии в дорогу. - Не понимаю, - рискнул по пути заговорить Джури. – Если у трактирщика есть возможность ездить в город за продуктами, почему крестьяне не поедут? - Потому что у них нет денег, - пояснил Сойк. - Как? Совсем нет? – поразился Джури. Даже у него в самые печальные времена водилась пара монет в кармане. - Совсем. Они живут натуральным хозяйством. - Чем? – недоуменно моргнул Джури, но Сойк не рассердился и даже пояснил. - Все, что вырастили, то на протяжении зимы и едят. Только, говорят, ваше величество прошлой осенью ополовинил крестьянские запасы. Эта деревня еще не самая бедная – даже лошадей не поели, раз телеги готовят. А мне приходилось проезжать через такие, где вообще живых людей не осталось. - Но вчера мы видели посетителей в трактире… - начал было Джури, однако мысль до конца не озвучил, потому как Сойк опередил его с ответом. - Полагаю, что в трактир ходят те, кто не обременен семьей, детьми. Себя самого селянину прокормить проще. А расплачиваться с трактирщиком можно и услугами. Или тот разрешает пить в кредит. - Хм, - многозначительно ответил Джури и замолчал. Прежде ему не доводилось бывать в селе, и о подобных тяготах за пределами больших городов он даже не подозревал. Жизнь в Ставре была бедной, но умереть с голоду там было все же сложно – вот Джури не умер даже в самые суровые зимы. Агги и его приятеля они увидели уже на следующий день, когда в серых предрассветных сумерках пришли на место встречи. Сперва Джури почудилось, что человек по имени Мучо, которого им представил новый знакомый, являлся Агги кабы не родным братом, до того они были похожи. Лишь присмотревшись, Джури понял, что дело было лишь в схожих прическах странного вида, когда длинные волосы скручивали непонятными жгутами, да в смуглой коже. В остальном ничего общего у этих двоих не было. Агги много улыбался, громко смеялся, грубовато шутил и заигрывал с немногочисленными девушками, отправившимися в путешествие. На лице Мучо не отражалось никаких эмоций, он смотрел преимущественно куда-то вниз, в землю, отчего производил не совсем адекватное впечатление. Можно было бы задаться вопросом, в каком вообще мире пребывает этот человек, если бы однажды Джури не увидел, как, неожиданно схватив висящий за спиной лук, Мучо пустил вверх стрелу, поразив крупного ястреба. - Ничего себе, - присвистнул ехавший рядом Нимо. - Я его даже рассмотреть не успел. Мучо только слабо кивнул, принимая комплимент своей реакции, а Агги беззлобно пробубнил что-то о том, как плохо и неправильно губить прекрасных птиц. - Когда есть нечего, выбирать не приходится, - встал на защиту Мучо Нимо, и на этом разговор был исчерпан. Определенно, Мучо отлично видел, что происходило вокруг – видел кабы не лучше других. За всю первую неделю путешествия он не проронил и десятка слов, предпочитая отмалчиваться. Джури уж было подумал, что Мучо вовсе немой, но как-то раз он услышал из его уст короткое "спасибо", когда ему протянули миску с вечерней похлебкой, которую готовили для всех в общем котле, потом еще "осторожно", когда лошадь Агги шарахнулась от обочины дороги, испугавшись змеи, и, самое удивительное, длинную фразу "Леда велел нам только наблюдать", которая заинтриговала Джури. Дело было перед сном в третий вечер путешествия. Мужчины тянули жребий, в каком порядке будут дежурить в течение ночи, но Джури в жеребьевку не брали, очевидно, посчитав его слишком юным. Разуверять их, разумеется, никто не стал. И когда большая часть лагеря разбрелась по телегам, дежурные расположились у маленького костерка, а Джури удалился в ближайшие кусты по естественной нужде, он и услышал обрывок непонятного разговора между двумя друзьями. - Леда велел нам только наблюдать, - донесся до слуха Джури голос, показавшийся незнакомым. И Джури вздрогнул, гадая, кому он принадлежит, лишь с запозданием понимая, что говорил постоянно отмалчивавшийся Мучо. - Да знаю я, - не без досады ответил ему Агги. - Но любопытно же, что это за... Вероятно, Мучо сделал какой-то жест, который впотьмах да через кусты Джури видеть не мог, либо же он ответил что-то очень тихо, но Агги сначала осекся, потом вздохнул. - Вот не надо думать, что с меня он шкуру не спустит, если случится чего, - сварливо произнес он. - Просто интересно мне. Все же он странный какой-то, согласись! Согласился Мучо или нет, Джури не узнал, потому что после этого друзья отправились к костру, а он сам, выбравшись из кустов, поспешил к телеге, которую по ночам делил с Сойком. О чем шла речь в подслушанном разговоре, Джури даже предположить не мог. Всего в путешествие отправилось четыре семьи с женщинами и детьми разного возраста, которых сопровождало пятеро взрослых мужчин, в том числе Нимо. Агги со своим приятелем и Сойк с Джури были посторонними, присоединившимися к отряду по воле рока. В итоге путешественники насчитывали двадцать шесть человек, если брать в расчет детей и пару грудных младенцев, которых тоже взяли с собой. Кто кому приходился родственниками, за первую неделю путешествия Джури не успел запомнить. - Почему всего четыре семьи едет в горы? - в первый же день спросил у Нимо Сойк. - Если в деревне голод, а в лесах есть надежда найти пропитание? - Боятся, - коротко ответил Нимо, и его лицо омрачила тень. - Боятся больше самой мучительной смерти от голода? - невесело усмехнулся Сойк. - Именно. Горы опасны весной, - коротко пояснил Нимо. "Что-то тут не так", - подумалось в этот момент Джури, который участия в разговоре не принимал, но ухо держал востро. По словам местных, горы их пугали только талыми снегами и дикими зверями, однако Джури вдруг показалось, что должна быть еще какая-то веская причина, по которой крестьяне предпочитают пухнуть с голоду, чем рискнуть пристрелить дичь. ~ Ответ на другой его незаданный вопрос, как молодой и сильный Нимо оказался среди хилых селян, и почему он не отправился куда-нибудь на заработки, в тот же Ставр, например, Джури получил в первый же день странствия. У Нимо была молодая очень красивая рыжеволосая жена по имени Кара, а еще – трое детей, один из которых был совсем крохой. Именно Кара предложила Джури перебраться к ней в телегу, оставив измучившую его лошадь, потому к семье Нимо Джури тут же проникся симпатией. Старшую девочку в семье звали Марджи, и Джури даже не гадал, от какого имени это было сокращение. Чем-то Джури Марджи приглянулся, и та постоянно хотела с ним общаться, хотя мать периодически одергивала ее и просила не донимать гостя. Но Джури такое общение было только в радость. Марджи исполнилось шесть лет, как она сообщила ему не без гордости, она была веселой и непосредственной и чем-то неуловимо напоминала Джури погибшую сестру. Как-то раз на отдыхе, когда отряд остановился на обед, Джури из маленькой палочки и молодой зеленой травы смастерил для Марджи куколку. Помогли старые воспоминания: когда-то, бесконечно давно, Джури делал таких же для Джемы. При правильном выборе травинок игрушка получалась достаточно прочной и могла прослужить некоторое время. Марджи пришла от подарка в восторг, долго вертела куколку в руках, а потом поцеловала Джури в щеку. - Ты останешься с нами в горной деревне? – спросила она, и в детских глазах засветилась искренняя надежда. - Нет, - честно ответил ребенку Джури. – Я еду дальше, в горы. - В горы?.. – Джури ожидал, что девочка расстроится, но она, казалось, искренне испугалась и прижала ладошку к губам. – В горы нельзя! - Почему же? – слабо улыбнулся Джури. - В горах живет бу, - Марджи подалась ближе к Джури, понизив голос до шепота, как будто кто-то мог подслушать страшную тайну, которой она поделилась. - Какое еще бу? – улыбнулся Джури. - Бу-у, - протянула Марджи и округлила глаза, как будто хотела навести на Джури страху. - Звери какие-то, наверно? Может, медведи? - Нет, в горах живет бу, - упрямо мотнула головой Марджи. – Звери хорошие, а бу – плохие. У них желтые глаза, как тарелки, и дли-инные когти. Они уносят непослушных детей. - Очень страшно, - с важностью кивнул Джури, и на этом разговор был окончен. Несмотря на то, что отряд двигался на север, наступление весны и приход тепла чувствовались в воздухе. Днем чаще всего светило солнце, и чем выше в горы забирался отряд, тем приятней оно пригревало. Вокруг все зеленело, почки распускались быстро, превращаясь в маленькие листочки, местами трава доходила уже до щиколотки, а на одном из привалов кто-то из детей нашел раннюю землянику. Джури удивляло то, что он видел вокруг: в Ставре первый росток пробивался через укатанную землю хорошо, если в самом конце весны. Глядя на красоту окружавшей его природы, Джури вспоминал о своем доме с все большим отвращением. Однако по ночам заметно холодало, и если бы не обувь и не теплый плащ, а также одеяло, заботливо купленное Сойком, Джури приходилось бы несладко. - Дальше будет холодней, - однажды сказал Сойк, заметив, как Джури кутается одновременно и в плащ, и в одеяло. – Мы поднимаемся вверх, а на вершинах гор снег еще даже не начал таять. Это в предгорье такая благодать. - Мне не привыкать, - честно ответил кендер и не соврал: мало что могло сравниться с холодными ночами в подвалах заброшенных домов Ставра. Куда больше Джури заботила цель поездки, но делиться с ним информацией Сойк по-прежнему не собирался. Пятая телега, которая перевозила исключительно вещи, а не людей, по ночам отдавалась в пользование присоединившимся путникам, которые ехали верхом. Правда, Агги и Мучо сразу отказались от сомнительной дощатой крыши и тряпицы, закрывавшей выход и выполнявшей функцию занавеси, в пользу свежего воздуха и открытого неба, а вот Сойк, к радости Джури, пренебрегать приглашением не стал. Джури был счастлив оказаться под какой-никакой крышей. Темный лес вокруг и подступающие горы его страшили, по ночам он чутко прислушивался к шорохам и голосам ночных птиц. Привыкший к городскому шуму, к пьяным воплям и крикам о помощи за стеной собственного обиталища, Джури чувствовал себя неуютно в тишине. Потому он был благодарен щедрым крестьянам за предоставленную телегу. - Наверное, Нимо не может уйти в большой город, потому что у него жена и маленькие дети, - как-то перед сном поделился своими соображениями с Сойком Джури. - Если он уедет на заработки, кто позаботится о них? А взять их с собой в Ставр... В общем, я бы не брал. Перекидываться с Сойком парой слов перед тем, как уснуть, стало своего рода традицией, и Джури было странно, что тот порой снисходил до разговора с ним. Сам бы он никогда не рискнул заговорить первым, но после того, как однажды вечером Сойк поинтересовался, какое впечатление на Джури произвели горы, кендер осмелел и сам периодически инициировал беседы. - Да, я тоже так подумал, - ответил Сойк на предположение Джури. Вокруг было темно, и только через плотную ткань занавеси пробивался слабый свет костерка. Помолчав немного, Сойк добавил ничего не выражающим голосом: - Семья отягощает. - Почему? – не понял его Джури. - Не только семья, но и любая привязанность, - уточнил Сойк. - Потому что когда кого-то любишь, себе уже не принадлежишь. - Ну... Я бы не сказал, - немного смутился такой откровенности Джури. - Любимые делают человека слабым, - показалось, что Сойк усмехнулся в темноте. - Ну и кендера тоже. И эльфа, и гнома. Любое мыслящее существо. - Без любимого плохо, - неожиданно даже для себя выпалил Джури – слова опередили мысли, а перед глазами встал образ покойной Джемы. - Ты думаешь? - Сойк будто удивился такому заявлению. - Да, я уверен, - ответил Джури. - Когда есть кто-то, о ком нужно заботиться и к кому возвращаться, не так тоскливо живется. А когда такого человека... Ну, или кендера, нет... Все становится ненужным и пустым. Джури сам не понял, как так вышло, что он разоткровенничался, как вслух сказал о том, о чем много думал, но ни с кем не делился, но когда осознал, что говорит, сразу прикусил язык. К его радости Сойк больше ни о чем не спросил, а Джури, измученный усталостью долгого дня, вскоре забылся во сне. ~ - А есть какая-нибудь свежая карта перевала? - Насколько свежая? - Хотя бы послевоенная. А в идеале – карта, составленная в последние годы... - Сомневаюсь, чтобы в последнее время кто-то составлял карты. Не до того как-то было. По крайней мере, я о таких картах не слышал. - И как же люди ходят в горы? Как пересекают перевал? - Да как бог подскажет. На последней реплике Нимо вздохнул, Сойк бросил на него мрачный взгляд, а Джури, участия в разговоре не принимавший, но чутко прислушивавшийся ко всему, что говорили в отряде, не без некоторого ехидства подумал о том, что какими бы коварными и неприятными ни были планы Сойка относительно него самого, воплотить их в жизнь, быть может, и не удастся, потому как и кендер, и человек сгинут в горах, так и не достигнув цели путешествия. "Так тебе и надо", - злорадно подумал Джури, искоса глядя на призадумавшегося Сойка. Умирать ему, конечно, не хотелось, но если уж погибать, то оставив Сойка с носом. Джури все еще предположить не мог, зачем его взяли в этот сомнительный поход, но знал точно, что Сойк ему наврал: никакой помощник или слуга ему не был нужен, всю мелкую работу, вроде починки одежды или седлания лошади он делал сам, за помощью к Джури не обращаясь. Так ему наверняка было просто привычней. Иногда Джури делал робкие попытки выпытать, куда и зачем они идут, но всякий раз натыкался на стену отчужденного молчания. Сойк даже не пытался соврать или придумать отговорку. Бежать теперь, когда горы кольцом обступали их, было некуда – Джури оставалось только смириться и идти вперед. - Я на словах расскажу вам, как идти через перевал, - произнес Нимо после небольшой паузы. - Знаю одно относительно тихое ущелье, но по нему можно пройти значительную часть пути. - Было бы неплохо, - кивнул Сойк. - Правда, последний раз я ходил там лет десять назад, еще отец мой был жив, но будем надеяться, существенно ничего за это время не поменялось. А сразу после ущелья будет старый форт. Там вы найдете приют. - Форт? - теперь Сойк неподдельно удивился. - Что еще за форт? - Говорят, он был построен в великую войну, потому на старых картах его и не найдешь, - пояснил Нимо. - Строили крассарцы для стратегических нужд, да вроде не особо он им пригодился. А когда война закончилась, местные так и остались там жить. - Вот так просто и остались? В горах? - Сойк поглядел на Нимо с недоверием. - А что вас удивляет? - не смутился от такого вопроса Нимо. - Посудите сами. Война длилась полстолетия, два поколения людей успело родиться и возмужать в стенах этого форта. Он был их домом, а в большом мире после войны ничего приятного не происходило. - И сейчас не происходит, - вставил Сойк. - Вот именно. Зачем им было уходить? В форте мы с отцом останавливались и вовсе давно, я еще мальчишкой был, но сомневаюсь, что местные могли куда-то деться. Форт – такой себе добротный замок за надежными стенами, а за стенами – небольшая крепость и вполне благополучная деревня. По крайней мере, по сравнению с нашей благополучная. - И эти... Хм... Лесные жители рады гостям? - скептически поинтересовался Сойк. - Наверное, они должны любить уединение. - Да нет, они охотно принимают гостей, особенно если у вас будет чем с ними обменяться или хотя бы пара интересных историй в запасе, - заверил его Нимо. - Одна проблема: изначально там жили крассарцы, потому и язык их, пусть и изменился сильно за годы, больше похож на крассарский. Если вы его не знаете, изъясниться будет сложновато. - Не знаю, - ответил на это Сойк. - Ну да не страшно, - отмахнулся Нимо. - Думаю, они в любом случае не оставят путников на пороге. На этом разговор исчерпал себя, и Джури вынес из него только то, что перспективы открывались не самые радужные. До неведомого форта, люди в котором говорили на неведомом языке, еще надо было дойти. Некоторое беспокойство Джури доставлял Агги. Неоднократно он ловил на себе его заинтересованные взгляды, и когда Джури поворачивал голову, Агги даже не делал попытки отвернуться, только улыбался широко и нагло. То, что их случайный спутник за ним неотрывно следит, Джури чувствовал едва ли не кожей. Это одновременно было неприятно и настораживало. Чем был обусловлен такой неприкрытый интерес, Джури не понимал. - Слышь, малой, - как-то раз обратился к Джури Агги. День клонился к закату, солнце уже спряталось на высокие вершины гор, а дорога круто забирала вверх, из-за чего вся процессия из лошадей и телег еле-еле тащилась вперед. Джури решил размять ноги и, выбравшись из телеги, зашагал прямо по земле, ничуть не отставая из-за низкой скорости. Только тут он отметил, что дорога стала хуже, чем была несколько дней назад – сюда люди забирались явно нечасто, предпочитая охотиться и собирать дары леса ближе к оставленной позади деревне. На оклик Джури только нехотя повернул голову и хмуро уставился на Агги, лошадь которого как раз с ним поравнялась. - Ты чего такой сердитый? – весело поинтересовался Агги, не дождавшись от него словесного ответа. - Не люблю, когда ко мне пристают, - огрызнулся Джури. Настроение его в последнее время было не самым радужным, а Агги все же не был Сойком, перед которым Джури невольно трепетал, потому изображать вежливость не было нужды. - Да кто ж пристает? - удивился Агги и тут же спросил: - Слушай, сколько тебе лет? - А тебе для чего? - моментально выпалил в ответ Джури и выдал самую пошлую улыбку, на какую был способен. - Да просто чудной ты какой-то, - не отреагировал на провокацию Агги. - Вроде как ребенок, а вроде бы и нет... Так сколько? Неприятным холодком потянуло по спине – Джури понял, что Агги о чем-то начал догадываться, хотя сам, скорей всего, не мог сказать, что именно его смущало в Джури. Версию о том, кто такой Джури, Сойк придумал как раз перед отъездом. "Любопытные крестьяне во время путешествия от безделья будут интересоваться, что ты и кто ты. Надо знать, что отвечать", - заявил он. Согласно придуманной версии, Джури было четырнадцать лет – именно столько Сойк дал ему на первый взгляд, – он вырос на улицах Ставра, родителей не помнил, подрабатывал, где придется, часто бедствовал, потому на предложение Сойка за хорошие, по его меркам, деньги отправиться в горы, сразу согласился. Со своей стороны, Сойк на все вопросы должен был отвечать, что Джури – так себе помощник, конечно, но больше ни один идиот в горы не захотел. - Четырнадцать мне, - буркнул Джури, надеясь, что так Агги быстрей отстанет. Про себя он порадовался, что у кендеров, в отличие от гномов, не росла борода. Хорош бы он был на третий день путешествия в свои четырнадцать да с усами. - Ага, - судя по насмешливой интонации, Агги не поверил. - И когда же ты родился? - Что? - В каком году, спрашиваю, родился? Отвечай быстро! - Агги, вероятно, боялся, что Джури начнет высчитывать свой год рождения, но тот поступил проще. - Понятия не имею, - невозмутимо пожал плечами он. - Как так? - в глазах Агги отразилось удивление. - Мать померла, когда я еще младенцем был. Сердобольные нищенки выходили. Знать не знаю, какой тогда год был. И никто не потрудился записать, всем плевать было. - Но ты же знаешь откуда-то, что тебе... Э... Якобы четырнадцать? - не отступал Агги. - Не знаю. Это приблизительный возраст. К невиданной удаче в этот момент из телеги Джури позвала Марджи, и тот ускорил шаг, избавляясь от нежеланного собеседника. Впредь Джури пообещал себе быть осторожней и не оставаться с Агги наедине: неизвестно, какие еще провокационные вопросы тот мог задать. ~ Почему Джури проснулся той ночью, когда до горной деревни оставалось не более пяти дней пути, впоследствии он сам не мог вспомнить. В горах Джури в принципе спал тревожно, потому и удивляться было нечему. Но в эту ночь что-то было не так. Как и с самого первого дня, выделенную крестьянами телегу они делили с Сойком на двоих. В ней была масса вещей, каких-то мешков и ящиков, но с краю оставалось достаточно места, чтобы расположиться вдвоем с относительным комфортом. Сойк предпочитал спать ближе к выходу – к полотняной занавеси, – из-за чего Джури был зажат между большим ящиком с каким-то крестьянским барахлом и самим Сойком. - Мне тут легче дышится, - пояснял выбор своего места Сойк. Как дышится Джури, его явно не интересовало, но на самом деле Джури был несказанно рад, что ему не приходится спать у самого края. Тихие холодные ночи, когда за тонкой занавеской тревожно шумели деревья, его по-прежнему пугали, и с удивлением Джури понимал, что присутствие рядом живого человека, пусть непонятного и наверняка опасного, все же лучше, чем просто пустота за тонкой тряпичной границей. Пускай у костра каждую ночь дежурили люди, Джури это почему-то не успокаивало. Проснувшись, он открыл глаза, будто и не спал вовсе, сновидение от него ускользнуло, и он осознал только то, что лежит на боку и смотрит в стенку того самого ящика, к которому обычно прижимался спиной. Темноту разгонял лишь слабый дрожащий желтоватый свет, и Джури понял, что снаружи все еще была глубокая ночь, дежурные дремали у маленького костра, который особо не давал ни света, ни тепла. "Еще спать и спать", - сделал вывод Джури, однако вопреки собственным мыслям почувствовал, что сна не осталось ни в одном глазу. Рядом чуть пошевелился Сойк, наверняка даже не проснувшись при этом, и Джури сообразил, что это он разбудил его – разбудил своими неосторожными движениями во сне. Все еще не меняя положения, Джури потянул носом воздух, ощущая странный влажный запах, не сразу понимая, что снаружи, вероятно, прошел дождь. Пахло сыростью, но как-то необычно, не так, как пахло в Ставре во время грозы. Вяло отметив, что завтра будет грязь по колено, да и дорога наверняка раскиснет, Джури закрыл глаза и выдохнул, чтобы... Через долю секунды глаза широко распахнулись, и Джури с трудом сдержался, чтобы не подскочить на месте от ужаса. Он вдруг понял, что именно было не так, из-за чего даже в полудреме он подсознательно напрягся, да так, что сон как рукой сняло. В эту ночь Сойк дежурил у костра – дежурил до самого утра. И, стало быть, он никак не мог находиться в телеге, не мог спать бок о бок с Джури. В телеге был не Сойк. Джури физически почувствовал, как поднимаются волоски на затылке, как во рту становится тошнотворно сухо, и словно в унисон с его ощущениями за спиной раздался странный, леденящий кровь в жилах звук, похожий на клекот – как будто какое-то крупное существо часто и жадно сглатывало слюну. Неведомая тварь почувствовала его ужас. Некоторых страх парализует и лишает способности кричать и думать, но Джури погиб бы еще на улицах Ставра, если бы принадлежал к числу таких неудачников. Тело отреагировало быстрее разума: он сгруппировался и метнулся в угол, не столько увидев, сколько почувствовав, как на то место, где он только что лежал, шлепнулось что-то мягкое. Послышавшееся следом урчание показалось Джури сердитым и недовольным. Из-за костра снаружи занавеска будто бы светилась, и на ее фоне Джури с ужасом увидел, как распрямляется невиданное существо. Оно было большим, уж точно в два раза больше обыкновенного человека, но Джури не видел ни контуров головы, ни шеи – просто гора, темный силуэт. "Мокрая шерсть", - вдруг некстати осенило Джури. Вот что за запах он почувствовал, когда очнулся. Пахло мокрой шерстью, как пахнет от грязной городской шавки, которая попала под дождь. Бродячие псы Ставра были по-своему опасны, потому с животными Джури дружбу не водил, но запах был ему знаком. Так часто воняло в подвалах заброшенных домов, где собаки находили себе приют. Теперь же мокрой свалявшейся шерстью воняла тварь размером с лошадь. Все эти мысли промелькнули в голове Джури за секунду, а после он закричал. Джури никогда не орал так. Так громко, отчаянно и визгливо, как, должно быть, кричат умирающие мучительной смертью животные. Отчасти это был крик ужаса, отчасти – осознанное действие. Джури не слишком верил в то, что его спасут, но не попытаться позвать на помощь не мог. Его вопль должен был эхом отозваться по всей окрестности. Такой реакции от него тварь явно не ожидала и отшатнулась к противоположной стенке крытой телеги. Понимание того, что это его последний шанс, было мгновенным – Джури не то что бросился, он рванул мимо меховой кучи к выходу, надеясь вырваться наружу. В последний миг он увидел то, что чуть не лишило его остатков рассудка. В верхней части черного силуэта, там, где по идее должна была находиться голова, словно загорелось два желтых фонаря. Глаза, огромные как блюдца и фосфоресцирующие как кошачьи, только совсем без зрачков, пустые, как поверхность луны, смотрели на Джури. Но инстинкт самосохранения и тут не позволил ему замешкаться – Джури вывалился из телеги, снова истошно завопив, когда почувствовал, как что-то коснулось его спины. Он шлепнулся прямо на землю и на мгновение дезориентировался, быть может, даже потерял сознание. Но длилось это в любом случае недолго: вскинув голову, Джури обнаружил, что к нему бегут люди. - Стреляй! - кому принадлежал голос, Джури не понял. - Ну же! Стреляй! Ответом этому призыву стало сразу несколько звуков, Джури даже смог выделить пару – звук завибрировавшей тетивы лука и более мощный и упругий – арбалета. Невнятный вой, похожий на гудение, раздался где-то в стороне кустов за пределами стоянки отряда, и Джури не без облегчения понял: тварь удирала. Но тут же как ледяной водой окатило понимание того, что монстр мог быть и не один. - Мучо, идиот! Как ты мог промахнуться! - почудилось, что Агги орал над самым ухом. - Я не промахнулся, - пополнил набор произнесенных вслух реплик Мучо. Голос его звучал спокойно и уверенно. - Но оно все равно удрало! Как?! Джури попытался встать, даже приподнялся на руках, но вдруг почувствовал необъяснимую слабость. Еще чуть-чуть, и он рухнул бы на землю снова, если бы его не поддержали за плечо. - Ты ранен, - тихо сказали ему, и Джури не сразу узнал голос Сойка. Увидеть его он просто не мог, потому что перед глазами поплыло. - Сильно ранен. "Нет", - хотел возразить Джури. - "Я не ранен, я успел удрать..." Но сказать ничего не получилось, вместо этого с большим опозданием пришла боль. Спина, к которой вроде как несильно прикоснулось невидимое существо, запылала так, будто ее обдали кипятком. "У меня кровь черная. Никто не должен видеть", - даже в такую минуту, на инстинктивном уровне Джури помнил о том, что надо скрывать свою сущность. Но сказал он эту реплику вслух или силы покинули его раньше, он сам не понял, только вроде бы почувствовал, как Сойк накрыл его плащом. Что происходило дальше, Джури не знал, потому что провалился в темноту. ~ Забытье не продлилось долго – жгучая, невыносимая боль вернула его в реальность. Джури застонал и попробовал пошевелиться. Он лежал на животе на расстеленном одеяле в той самой телеге, где на него напала лесная тварь, но теперь здесь было светло. Где-то под потолком или же на многочисленных ящиках разместили несколько свечей, как отрешенно отметил Джури, тут же потеряв эту не самую важную мысль. - Почему ты не хочешь, чтобы я помог? - бушевал кто-то снаружи возле телеги. - У меня большой опыт! Знаешь, сколько я на своем веку ран заштопал? - Катись к демонам, Агги, - Сойк был лаконичен и как будто спокоен. – Даже не суйся сюда. Агги что-то ответил, но Джури не разобрал слов. Секундное дуновение ветерка подсказало, что занавеску отодвинули, и Джури догадался, что над ним склонился Сойк. - Очнулся, - констатировал он и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Это... Что бы оно ни было, располосовало тебе спину. Когтями, наверное. Мне придется наложить несколько швов, не знаю пока, сколько именно. Я сейчас промою рану, а ты терпи. Никакого обезболивающего у меня, к сожалению, нет. Джури не придумал, что на это ответить, только сжал зубы и зажмурился, понимая, что как бы плохо ему ни было сейчас, дальше должно было стать еще хуже. Сколько длилась эта операция, Джури не знал: в равной степени она могла тянуться несколько часов или четверть часа. Периодически Джури впадал в оцепенение, и тогда перед его глазами плыли картины из прошлого и просто вымышленные образы. Покойная сестра, знакомые-оборванцы из Ставра, красная роскошная карета – Джури не мог припомнить, где видел ее раньше – и серебряный кулон на цепочке, очень ценный, как понимал Джури, только не знал, почему именно. И многое, многое другое... Когда боль отрезвляла, Джури выныривал из фантазий и изо всех сил старался не стонать и особенно – не дергаться. Это только помешало бы Сойку, который пытался оказать ему помощь. Боль была невыносимой, Джури не знал, что именно сделало чудовище, но ощущение было таким, будто со спины содрали всю кожу. - Осталось немного, - в какой-то момент сообщил ему молчавший все это время Сойк. - Сейчас я смажу швы, наложу повязку, и ты сможешь отдыхать. Джури хотел возразить, что отдыхать, когда все тело горит огнем, невозможно, но сил на слова у него не осталось. Когда Сойк несильно потянул его за плечи, заставляя сесть, Джури думал, что не удержится в таком положении и завалится на бок, но свои силы он явно недооценил – их хватило даже на то, чтобы приподнять руки, пока Сойк чистой тканью обматывал его торс. "Когда ж это закончится?" - вдруг подумалось Джури. - "Когда ж я сдохну-то наконец?.." Минуты слабости Джури были несвойственны, за свою никчемную жизнь он всегда цеплялся едва ли не зубами, не позволяя себе задумываться, зачем вообще нужно такое жалкое существование. Но в эту ночь последняя капля упала в чашу терпения, и Джури вдруг остро ощутил, до чего он несчастен, до чего бесполезен и никому не нужен. И зачем тогда он вообще страдал все это время? Ради чего? Ради кого? Он не сразу понял, что странный сдавленный звук был всхлипом, причем его всхлипом, который он не смог сдержать. И с удивлением почувствовал, как по щекам текут слезы. Джури не помнил, когда плакал в последний раз, должно быть, подобное имело место много лет назад. Ощущение было отвратительным, но у Джури даже не было сил, чтобы вытереть слезы. - Прекрати это, - голос Сойка прозвучал у самого уха, но не возымел действия, хотя Джури не мог не заметить, что говорил тот вкрадчиво, почти ласково, как говорят, когда утешают детей. И еще через секунду горячие ладони Сойка опустились на его плечи, легко, едва заметно поглаживая. - Перестань. Ты молодец и хорошо держался. Я наложил шесть швов, два из них – очень длинные. Раны глубокие. Мало кто смог бы выдержать такое. А ты справился... Сойк говорил еще что-то, но Джури не понимал слов. Он только чувствовал, что воздух стал холодным, очень холодным, в то время как текущие по щекам слезы были теплыми, почти горячими, как и ладони Сойка, которые тот почему-то не спешил убирать, а все гладил и говорил что-то успокаивающее. - Теперь спи, - потребовал Сойк, осторожно опуская его на одеяло. - Это непросто, понимаю, но надо попытаться. Джури хотел снова проявить слабость и попросить Сойка не задувать свечи, а еще лучше – остаться с ним рядом до утра, чтобы защитить, если в телегу проберется еще какая-нибудь тварь. Но выдать вслух получилось совсем другое. - Сойк... - тихо позвал Джури, когда тот накрыл его плащом. - Что... это было? На несколько секунд повисла тишина, и Джури уже думал, что Сойк ему не ответит. Однако он ошибся: помолчав немного, тот вздохнул: - Если бы я знал... Ответ Джури не понравился, и он хотел сказать Сойку об этом, но не успел, отключившись раньше, чем сформулировал свои мысли в слова.