Вот и последняя часть третьей главы, посвященной воспоминаниям нашей обожаемой троицы. Эта тема снискала хорошие отзывы, так что я постараюсь ее продолжить в дальнейшем. Приятного прочтения.
_____________________________________________________________________________________________ Ваня осушает очередную рюмку и зажимает нос рукой. Закуска кончилась еще полторы бутылки назад.Все эти события точно проложат ему путь в клуб анонимных алкоголиков. Не то, чтобы он раньше мало пил. Пил много, но напивался редко. Сейчас же он пил бесконтрольно и почти каждый вечер был "в стельку". И это при том, что утром надо было ехать на очередное собрание, где все ждали от него каких-то умных идей - которые, кстати, потом Босс все равно выдавал за свои - а какие могут у него быть идеи, если он уже полгода питается одними бутербродами? Да. На фоне всех мировых событий он остро чувствовал нехватку младшей сестры. Наталья незаметно вливалась в его повседневную жизнь: прибиралась у него дома в свое свободное время, пока он был на работе. Варила ему горячий суп, жарила драники, котлетки, блины. Сейчас у Брагинского была лишь булка и колбаса, и те уже кончились полто... нет, уже две бутылки назад. И позвонить было некому. Оля трубку не возьмет, а если и ответит, то только свое обычное тихое и несчастное (не дай Бог - президент услышит) "Прости, Ванечка, мне запретили с тобой видеться...". Черт, как ему нужна Наташа...***
Заснеженный двор поблескивает под блеклыми лучиками холодного зимнего солнца. Маленькая Наташа сидит на снегу и лепит, наверное, уже сотый куличик за сегодняшний день. Она могла бы сидеть так и делать их часами, если бы мама не уводила ее в дом, боясь, что малышка простудится. Ваня прицеливается и, разгоняясь, мчится через весь двор и, прыгнув, приземляется обеими ногами в центр самого большого куличика, громко смеясь и окатывая Наташу снежными брызгами. Та молчит, лишь смотрит на него снизу вверх своим убийственным взглядом. Жаль, что на брата он не действует. - Иван! - из-за спины мальчика раздается возмущенный женский голос и он обреченно оборачивается и виновато смотрит на маму, - изволь объясниться, хлопчик, почему ты снова мешаешь сестре играть. - Но мне скучно, - ноет мальчик, - я решил пошутить. Она еще новых налепит, я же не город разрушил, а ее дурацкий куличик. - Мал ты еще города рушить, - Святослава присаживается на корточки рядом с сыном и смотрит ему в глаза, - запомни раз и навсегда, Наташа и Оля - твои сестры и ты ни при каких обстоятельствах не должен им вредить. Что бы ни случилось, ты всегда должен любить и защищать их, даже если они не будут этого хотеть. Ты - мужчина в нашей семье. Наш богатырь. Пообещай мне. - Обещаю, - закатывает глаза Ваня. - А теперь помоги сестре восстановить все, что разрушил. - Ну маааааам... Наташа часто говорила ему, что не помнит детства. Маму помнит, а все остальное - нет. Ваню это не удивляло. С рождения, красавица-Наташа стала маминой любимицей и, что необычно, старшие брат с сестрой совсем не ревновали, как это обычно бывает. Из-за этого Святослава маленькую дочку сильно "перелюбила", из-за чего та привязалась к ней настолько, что почти никогда не слезала с ее рук. Иван практически не помнил маму без Наташи: девочка сидела у нее на руках во время прогулок, за обедом, вечером, когда мама рассказывала им сказки на ночь, даже на вече Древней Руси иногда приходилось ходить с дочерью на руках. Брагинский до сих пор считал, что именно поэтому младшая сестра проявляла такую отменную гибкость в политических делах - засыпая ребенком под разговоры о внешних делах державы, начнешь в них разбираться, хочешь ты того или нет. После смерти мамы малышка не проронила ни слезинки. Она с рождения не плакала, по крайней мере, никто этого не видел. Она начала исчезать и никто не мог найти ее целыми днями. Потом возвращалась, ничего не говоря, хотя она тогда и говорить-то толком не умела. Однажды Ваня все-таки узнал, куда она исчезает. - Что ты тут делаешь, Наташ? - маленький Ваня (ему лет десять, не больше) стоит на пороге маминой комнаты и смотрит на Наташу. Ей около трех лет. Она совсем маленькая, короткие волосы спутаны, а огромные синие глаза жалобно смотрят на старшего братика. В руках она сжимает мамино платье, которое та часто носила. - Мама, - неуверенно бубнит она. - Наташ, мамы больше нет, - Ваня подходит и садится рядом с сестрой, - Оля же тебе говорила: мама сейчас далеко-далеко, рядом со звездочками... - он уже начинает, было, рассказывать тот бред, которым старшая сестра заменяла для Наташи достаточно простое слово "умерла", как малышка его перебивает. - Мама, - хмуро пищит она, - запах, - девочка протягивает брату платье и теперь он, кажется, понимает: от платья исходит едва заметный запах свежей выпечки и молока, а еще, кажется, каких-то луговых цветов. Так пахли мамины волосы и завтрак, который она каждый день заботливо им готовила. - Понятно, ты скучаешь по ней? - спрашивает он сестренку и та утвердительно кивает. Ваня оглядывает комнату и на глаза ему попадается белая лента, лежащая на столе. Святослава часто вплетала ее в косу, он это помнит. - Смотри-ка, - Ваня улыбается Наташе и, взяв ленту со стола, завязывает на макушке у сестры красивый бантик, - это мамино, теперь тебе не надо будет сюда ходить, чтобы почувствовать ее присутствие. Частичка ее всегда будет с тобой. Наташа озадаченно трогает бантик на голове и, кажется, удовлетворенная таким решением, кивает. - Ну что, - Ваня встает, - нам надо идти, Оля тебя обыскалась уже, мы же не хотим, чтобы она снова плакала? - он подмигивает. Наташа снова кивает и протягивает крохотные ручонки к брату, - Что? - На ручки! - пищит она, как тысячу раз пищала маме. - Ты же уже большая, Наташ, можешь пойти ножками, - ему совсем не нравится идея тащить ребенка на руках. - Нет. На ручки! - мотает головой Наташа, подпрыгивая на месте. Он вздыхает и берет сестру на руки. На удивление она оказывается легкой. Наташа сразу устраивается поудобнее и, пока он несет ее, чтобы предъявить мечущейся из угла в угол от волнения Оле, малютка успевает заснуть, положив голову ему на плечо. С того самого дня она не отходила от него ни на шаг.***
Арловская собрала волосы в пучок, подвязывая своей любимой белой лентой. Торис, в полудреме, смотрел на нее сквозь приоткрытые глаза. Сейчас, он это знает, она критически посмотрит на себя в зеркало, вздохнет и направится на кухню готовить ему завтрак. Это она и делает. Он открывает глаза и смотрит ей вслед. Жаль, что ему сегодня опять придется идти на работу, так хочется провести с ней еще хоть один день... Никогда в своей жизни он не любил больше, чем любил эту женщину. С ее приходом, его дом потеплел и из пустой холостяцкой квартирки в центре города стал жилищем, куда он с радостью возвращался каждый вечер. Когда три месяца назад посреди ночи в дверь кто-то позвонил, Торис и представить себе не мог, что увидит на пороге бледную и заметно похудевшую Наташу. Он не знал, где она взяла его адрес и где пропадала последние два месяца. Выпив горячего чая, она уснула прямо у него в кухне и он, не зная, что с ней делать, перенес ее, спящую, к себе в кровать. Так она у него и осталась. Она не объясняла ему, что произошло между ней и Иваном и он к ее счастью, не спрашивал. Просто радовался, что она рядом. К просьбе никому не рассказывать о том, что она у него, он отнесся более чем с пониманием. Он по опыту знал, что бывает, когда Иван, желающий вернуть сестру себе узнает ее местоположение...***
Внизу раздается крик и Наташа инстинктивно вскакивает со стула, отрываясь от вышивки. Крик неестественно резко обрывается. Девушка хватает со стола свой кинжал и, задув свечу, прячется в погрузившейся во мрак маленькой комнатке. Прошло уже двести лет с начала ее заточения, а этот придурок Лукашевич до сих пор приказывал запирать ее на ночь, опасаясь, что она попытается сбежать. Хотя, он в чем-то был прав: девушка не раз пыталась отпереть дверь, чтобы открыть себе путь к ночному побегу, а уж если бы та была не заперта - Белой Руси давно бы след простыл. Искали бы они ее сейчас где-нибудь в лесах. За пределами комнаты слышится топот ног по коридорам замка и странная речь на каком-то грубом языке, ни похожим ни на польский, ни на русский. Сердце девушки колотится об ребра, дышать становится тяжело. В ушах стучит. Ей страшно, замок явно атакуют, неужели ее снова возьмут в плен? Хотя, разве ее, и без того заложницу, можно пленить? А вдруг, убьют? Наташа трясет головой, отгоняя от себя эту глупую мысль. "Страна умирает только в том случае, если на момент смертельного ранения у нее есть определенный наследник или ее государственность серьезно расшатана," - вспоминает она слова Ториса. Нет. Она не умрет. - Пшек сказал, что она здесь, - Наташа вздрагивает, слыша среди неразборчивого гомона русскую речь, - ломайте! Дикий грохот, мимо девушки пролетают щепки от слетевшей с петель, разломанной на куски двери. Комнату заливает свет из коридора. - Пусто тут, господин, - говорит кто-то, - может, сбежала? Слышится какая-то возня, свет перекрывает тень какого-то мужчины. - Куда ей бежать, идиот, тут и окна-то нет, - сердце Наташи сжимается, она... она откуда-то знает этот голос, - спряталась, наверное, поверьте мне, я знаю эту девочку, она может... Наташа понимает, что прятаться все равно смысла нет и выскакивает из своего убежища. Она выставляет нож перед собой и пытается разглядеть, кто стоит в дверях. В коридоре стоит куча людей в разной военной форме, значит, захват ведет какое-то содружество. Три страны, как минимум. Почти весь дверной проем занимает собой широкоплечий высокий мужчина. Его лицо плохо освещено, но ей достаточно увидеть его светлые волосы, блестящие в темноте сиреневые глаза и белый шарф на шее, поверх военной формы... - Ваня! - она роняет кинжал и бросается ему на шею. - Прости, что так долго, - говорит он и прижимает ее к себе, - Эти десять дней немного затянулись. Она спрятала лицо у него на груди, вдыхая его запах, его руки не такие теплые, как раньше, от них исходит холод, но ее это не волнует. За прошедшие годы она сама порядком заледенела. Она стоит неподвижно, слушая ровное биение его сердца, боясь пошевелиться - вдруг, все сейчас исчезнет и она снова проснется пленницей в Краковском замке? Она не видит, как брат жестом отсылает солдат и улыбается, поглаживая ее шелковистые волосы, спинку. Не сдерживаясь, она поднимает голову и целует его. - Не стоит, Наташа, - он отстраняется, не отвечая на ее порыв, но ей сейчас все равно. - Ты вернулся за мной, вернулся, - шепчет она, смотря на него, ее щеки почему-то мокрые, - ты меня заберешь? - Наташа... ты плачешь, мое солнышко, - он смеется, аккуратно вытирая широкой ладонью соленые капли с ее лица. Впервые он видит ее слезы, - Конечно, я тебя заберу, сестричка, теперь ты вернешься домой, - он снова обнимет ее.***
Торис одним глотком допил кофе, пока Наташа завязала ему галстук и поправила воротник наглаженной ею же рубашки. - Удачи сегодня на работе, - тихо произнесла она, поворачивая голову на бок и внимательно глядя на него. - Спасибо, - он приподнял ее голову за подбородок и поцеловал в губы, сейчас это явно лишнее, но она стерпела, зная: ему это нужно. Все равно, что повесить на нее табличку с надписью "Мое". Он взял куртку и выбежал из квартиры, она посмотрела ему вслед и закрыла дверь. Ей вдруг стало стыдно. С ней это часто происходило, когда она была рядом с ним. В очередной раз она увидела, как ему важно знать, что она рядом, что она его. Он стремился показать, как это ему нужно. С Ваней этого не было. Он все воспринимал, как должное, но при этом она любила его. А вот Ториса... Она понимала, что дружба - это уже не тот уровень отношений, на котором они находятся, дружбы тут просто не достаточно. Она честно пыталась почувствовать к нему что-то, хоть приблизительно напоминающее ее чувства к Ване, но, сколько бы она не старалась - почувствовать она ничего не могла. На столе на кухне завибрировал телефон, она, не глядя, перенаправила звонок в голосовую почту. Лишь бы не новые нравоучения от Батьки...***
- Как поживает Оля? - Все так же, часто хандрит, поплакивает иногда по всяким пустякам. Все время говорит, как ей тебя не хватает. Плешь мне уже проела, хотя, признаться честно, я сам уже на стену лезть был готов, - Иван усмехнулся, - Эти двое неплохо тебя спрятали, в отличии от нас в свое время. - Ясно. - Надеюсь, ты соскучилась по нашей сестре, ведь когда вернемся - она затискает тебя до полусмерти. - Конечно соскучилась, - жмет плечами Наташа. Что бы они с Ваней про сестру ни говорили - оба они любят добрую и ласковую Оленьку. Они спускаются в обеденный зал. Посреди зала стоят двое мужчин в разной военной форме,оба худые и высокие. Один очень странный: он грубо разговаривает, у него бледная кожа, белые волосы и красноватые глаза. Второй молчит. У него темные вьющиеся волосы и очки. Он весьма красив и манерен, но не так навязчиво, как поляк, видно, что у него аристократизм - в крови. Кстати о поляке - Лукашевич лежит на полу, в паре шагов от них. Без сознания. - Это - Австрия и Пруссия, мои союзники, - показывает на незнакомцев Ваня, - Между нами мы разделим земли Речи Посполитой, только кое-кого надо подождать. - А с ним, что? - Наташа кивает на своего горе-тюремщика. - Видимо, переусердствовали слегка, допрашивая, а что, сочувствуешь? - Ему - нет, - хмурится девушка, Иван тихо посмеивается и обнимает ее одной рукой за талию, Наташа кладет голову ему на плечо, - скорей бы домой. - Потерпи еще немного. Думаю, после двухсот лет, пара часов тебе не будет в тягость? Не успевает Иван договорить, как за пределами зала раздается грохот и двери открываются. Входят два солдата, волочащие за собой вырывающегося Ториса, под глазом у него синяк, из носа хлещет кровь. Он сопротивляется до конца. - Так-так, а вот и последний участник сегодняшнего собрания, - усмехаясь, шипит Ваня на польском. - Вас сюда никто не звал, вали к себе домой и солдат своих прихвати, - Торис сплевывает кровь на пол и гневно смотрит на Российскую Империю, замечая, как он обнимает Наташу, - не смей к ней прикасаться! - Это моя сестра и она больше не твоя собственность, - цедит Иван, - молчи лучше, а то хуже будет, - в подтверждение его слов, один из солдат пинает литовца в живот. - Она... моя... - из последних сил хрипит Лоринайтис на русском. - Вань, он меня не обижал, - Наташа мнется, не зная, что сказать. Торис защитил ее от издевательств Польши и она ему благодарна, - если бы не он, этот четов лях, - она кивнула на Феликса, - он мне бы житья тут не дал. - Ладно, раз уж ты просишь. Брагинский махнул рукой солдатам и те отпустили несчастного литовца. Качнувшись он упал на колени и, тяжело дыша, посмотрел на Наташу странным, наполненным тоскою и болью, непонятным для нее на тот момент взглядом. Ее сердце сжалось и она отвернулась, уткнувшись лицом в плечо. Лишь бы не видеть этих зеленых глаз. - Этого мы заберем себе, - донесся до ее ушей голос брата, - а поляк ваш - делайте с ним, что хотите, лишь бы мне он на глаза не попадался. В ответ раздалась ругань на незнакомом Наташе языке, она выглянула из-за плеча брата: белобрысый пруссак грозно что-то высказывал, пока его очкастый приятель молчал. - Хорошо, мы возьмем Польшу, - сказал очкарик, когда Пруссия, наконец, заткнулся, слова он произносил странно, с грубым акцентом, не таким, как у Ториса - думаю, это еще далеко не конец. - Полностью согласен, - пожал плечами Иван, -разберитесь тут с оставшимися делами без меня. Мне надо сестру вернуть домой. - он подмигнул Наташе.***
Она нажала на кнопку. Сколько ни откладывай, сообщение придется прослушать. "Наташа,"- девушка вздрогнула, она не ожидала, что из телефона раздастся тихий голос ее старшего брата, - "мое терпение вышло..." Сообщение оборвалось. Как и все внутри.