***
Пейзаж за окном представляется тот еще: маленький дворик с двумя облезлыми кустами, на которых висит всякого рода мусор и подтаявший грязный снег, мелкими комьями лежащий то тут то там. Да и само окно, маленькое и грязное вызывает в Наташе ощущение тошноты. Привыкнув к жизни во дворце с кучей слуг, сложно было перестроиться на проживание в маленькой квартирке на окраине, где готовить, стирать и убирать приходится самим. Да и нету у них ни сил, ни времени. - Только не говори мне, что выкинешь из дома, если я еще раз откажусь это подписать, - тонкие пальцы выводят узоры на пыльном стекле. Голова ужасно кружится. Она сидит на подоконнике, поджав под себя ноги и все ее мысли сосредоточены только на двух вещах: не смотреть в глаза брату и не навернуться отсюда к чертовой матери, - я все равно тебе не поверю. Ваня стоит, облокотившись на стол с бумагами в руках. Он порядком истощал. Не так критично как она - все-таки его земли еще при нем - но было видно, что ему стоять нелегко. Наташа же такой роскоши позволить себе не может. Серое платье, один из немногих предметов гардероба оставшихся у нее, висит на ней мешком. Обстриженные недавно волосы хоть уже и начали отрастать, доставая до плеч, порядком поредели. На ноги и руки страшно смотреть, да и вообще, она старалась теперь избегать зеркал. Благо, что в этой квартире есть только одно небольшое зеркало с трещиной ровно посередине - единственный плюс того, что они теперь живут здесь. Она никогда особо не интересовалась ни внешней политикой страны, ни ее внутренними делами. Если шла война, она воспринимала это спокойно, поднималось восстание - ее это не особо волновало. Она знала, что когда-нибудь настанет трудное время, но даже представить не могла, что будет настолько трудно. Все время Мировой Войны - тогда еще никто не знал, что она Первая из двух - Ваня старался быть на передовой и Оля с Наташей последовали его примеру - прошли курс Сестер Милосердия и работали в полевых условиях, пытаясь спасти жизни своих солдат. Когда ситуация начала ухудшаться, Ваня отправил их домой и строго-настрого запретил соваться на фронт: "Один раз я уже потерял сестру, теперь я таких ошибок повторять не буду. Даже если ваши земли будут оккупированы - вас я никому не отдам.". Но становилось только хуже и хуже. Земли они потеряли, и в Беларуси, и в Украине, и в России начался голод и бунты. А потом случилась революция и все стало совсем плохо. Царскую семью выселили из Зимнего Дворца и больше их Наташа, Ваня и Оля не видели. Пришедшие к власти люди увидели их впервые и не знали, что с ними делать. Какими-то аргументами и доводами Россия все-таки донес до них, что они - страны, а не пережиток монархии, от которого нужно избавиться и их временно переселили сюда, в квартиру, которая по размерам, наверное, была как одна комната в Наташиных покоях во дворце. И теперь... - Твоя инфантильность сейчас может выйти тебе боком, Наташ, - хмурится Ваня, сверля взглядом ее спину, - я не позволю тебе умереть из-за упрямства, так что, будь добра, подпиши информированное соглашение об отделении и уезжай домой. - Я и так дома, - бурчит она, не оборачиваясь, - и, если ты не заметил, помирать я еще пока не собираюсь. На самом деле ручаться она не может. С каждым днем ей становится все хуже. Ее территория оказалась полностью под властью Германии. "Страна жива, пока нерушима ее государственность"... Империя, частью которой она была, рухнула, но она не хочет признать этот факт. Ей придется уехать. Оля не сказала ни слова, когда Ваня принес домой эти дурацкие бумаги. Она молча все подписала и сжала брата в объятиях, насколько это позволяли ее ослабшие руки. "Это же не надолго, да?" - Ваня неуверенно кивнул ей в ответ. Она уехала в тот же вечер, получив новые документы. Наташа же уже четвертую неделю отказывалась уходить. Формально она уже была независима от брата, но не признавала это не на государственном, а на личном уровне. Ситуация в мире лишь подливала масла в огонь: Германия освободив все оккупированные территории, уходил с ее земель очень медленно и ее страну просто раздирало на части. Все это она чувствовала на физическом уровне страдая от боли во всем теле. А для избавления от этого надо было всего лоишь согласиться со своей независимостью. Но она не могла. Ване было явно тяжело на это смотреть. Его состояние медленно начинало приближаться к нормальному. Он все еще голодал, но физическое истощение отступало и он уже был более-менее здоров. Оля из Киева писала ему о том же. В то время как младшая сестра медленно, но верно двигалась к точке невозврата. - Наташенька, - он подходит и кладет руки ей на плечи, чувствуя под пальцами каждую ее косточку, - может ты и не собираешься, но ты именно умираешь. Если ты не сделаешь это сейчас, тебя не станет и твои земли достанутся кому-то другому. Я этого не хочу. Мама их оставила тебе и только ты должна ими владеть. Она медленно поднимает на него взгляд. На бледном, худом лице темно-синие глаза кажутся огромными и необычно печальными, пальцы сжимают руку брата. - Подпишу на моих условиях, - говорит она спустя минуту молчания. У Вани нет другого выбора, кроме как кивнуть. Она берет из его рук бумаги и, впервые за все это время, заглядывает в них, - во-первых: я останусь здесь хотя бы пока мои территории не будут очищены от захватчиков, - брат одобрительно кивает, - во-вторых: ты перестанешь капать мне на мозг тем, что я не так себя веду, - он снова кивает, - и в-третьих: я не собираюсь менять фамилию. - Этого я, к сожалению, сделать не могу, - Ваня снова хмурится, - ты станешь независимой страной и не можешь иметь ту же фамилию, что и я. - Я - твоя сестра, - отрезает Наташа, - и я собираюсь ею оставаться. - Из-за фамилии ты не перестанешь быть моей сестрой, - она опасно покачивается, сохраняя баланс на узком подоконнике и Ваня еще крепче вцепляется в ее плечи, - выбери любую. Все равно это все временно. - Нет ничего более постоянного, чем "временное", - Наташа снимает его руки со своих плеч. Я свое слово сказала. Ваня вздыхает и протягивает ей перо. Она дописывает оговоренные только что пункты в согласие и ставит свою подпись. На удивление, ее голова сразу перестает кружиться...***
Когда она вышла из вагона на время длинной остановки, от свежего морозного воздуха у нее закружилась голова. Наташа посмотрела на темнеющее небо и проверяет лежащий в кармане пальто паспорт. Скоро они будут пересекать границу - неприятно будет его потерять в этот момент. Какая ирония... именно в тот момент, когда она вспоминала свои споры с братом по поводу смены фамилии. Эта необходимость в свое время бесила, но она смогла отстоять свою точку зрения. Хотя Брагинской она оставалась после этого не особо долго...***
Долгая тишина начинает разрывать барабанные перепонки, но они продолжают молчать. Россия - или как теперь его правильно называть? РСФСР? - ждет ее реакции. А она борется со впервые в жизни возникшим желанием врезать ему. Да посильнее. Благо, что она уже почти полностью восстановилась - появились силы для подобных действий. - Где он? - Наконец выдавливает из себя, прерывая молчание, девушка. Ваня кивает на дверь и она, по дороге толкнув его плечом, проходит к кабинету и распахивает дверь. У стола стоит стройный паренек в военной форме с каштановыми волосами и округлившимися от неожиданности большими изумрудными глазами. Боги! Не знай она, что это он - никогда бы не поверила своим глазам. Беларусь чувствует, как ярость закипает в ней все больше, только теперь хочется ударить этого болвана, который, кажется уже и дышать перестал от страха. - Я говорил тебе, что он... другой, - вставляет наконец свою реплику Ваня, пытаясь снять напряжение. Не получается. - Извиняюсь, пан Лоринайтис, польский язык я успела позабыть, - она иронично улыбается и, сделав какой-то странный, наигранный реверанс, захлопывает дверь, оставив шокированного литовца одного, - пожалуйста, брат, скажи мне, что это шутка... - Нет, Наташ. Я не могу больше обеспечивать твою защиту, а он может, - спокойно говорит Иван и тащит ее за руку в кабинет, - Прости, Торис, моя сестра иногда забывается. Семейная черта. Литва уже отошел от шока и его лицо теперь имеет более-менее нормальный вид. По крайней мере, Наташа начинает его узнавать. Он точно изменился. Раньше по телосложению он напоминал Ивана: высокий, широкоплечий. Руки у него были сильными, мускулистыми, взгляд более решительным, властным. Сейчас же она видела тень своего бывшего тюремщика. теперь он казался скорее длинным, чем высоким. Это легко было объяснить тем, что мышц у него стало явно меньше, хоть он и не был дрищом. Взгляд утратил решительность, силой там уже и не пахло. И, что главное, он стал каким-то нервным: легкая, едва заметная дрожь на губах, сжатые пальцы... - Рад, что ты не забыла меня, - он легонько целует ее руку. Даже его голос не такой громкий и уверенный, как прежде. Сердце Наташи сжимается в груди. То ли от жалости, то ли от страха, - я надеюсь, что ты примешь мое предложение. - Кажется я еще триста лет назад дала вам понять, что вы мне безразличны, - она поворачивается к брату, - я не стану ступать в этот союз только потому что он даст нам мизерный численный перевес. - Не забывай, что по ту сторону баррикад находится его верный дружок Лукашевич. Он не будет в очередной раз пытаться испортить нам жизнь, если увидит, что даже Торис на нашей стороне. Наташ, я сам не в восторге. Она снова поворачивается к литовцу: - А вы? Где же та хваленая честь, не позволявшая вам вцепиться в меня в Речи Посполитой? - Ты была ребенком, - он поджимает губы, - к тому же, моей пленницей. Условия нашей жизни были таковы, что женись я на тебе тогда - меня бы неправильно поняли. Я часто об этом жалел. Будь ты моей женой, многое бы пошло по-другому. - Ты меня не принудишь, - тыкает она пальцем в Ивана, тот лишь качает головой - Я не собираюсь тебя принуждать, - тихо говорит он, - ты сделаешь это, иначе тебе придется сегодня же собрать вещи, забрать документы и уехать к себе домой. Ты лишишься моей протекции, так как я ее тебе просто больше не могу давать и будешь справляться с проблемами сама, как это с успехом делает твоя старшая сестра. Пора взрослеть, Наташа, и выбирать только тебе: выйти замуж и не разрывать наши с тобой отношения или уехать. Повисло молчание, которое длится минут пять, а может и десять. Наташа стоит между ними двумя, людьми, которые утверждают, что хотят ее защитить. против ее воли. Наконец, она протягивает руку Торису. - Я знаю, оно у вас, - он достает из кармана кольцо и надевает на ее пальчик, после чего снова целует ее руку, в то время, как она не отводит глаз от ковра на полу, - скажите, вам не противно делать это насильно? Он сжимает ее пальцы в своих и молчит.