Когда по безумцам догорал костер...

Вы назовёте её безумной, вы назовёте её убогой, Сперва упрямой и безрассудной, а после ведьмой проклятой богом. Сильфы - Пламя в ночи

Люси проснулась в отличном настроении, лениво потягиваясь на шелковых простынях и откидывая прочь мешающееся одеяло, – ночью сильно похолодало, отчего пришлось непривычно закутывать изнеженное, всегда предельно оголенное тело. Предельно — значит ровно до той степени, до которой позволяли нормы приличий окружающего ее общества, чтобы излишняя открытость и кокетство не переросли в слухи и обвинения. Для того, чтобы прослыть в толпе продажной женщиной, особого таланта никому не требовалось, разве что мужчинам. Она скривила пухлые губы и громко при этом фыркнула, и в одиночестве выказывая капризы вслух. Хороший нрав заметно подпортился. И куда подевались все бесчисленные ухажеры, готовые целовать каждый шаг, ловить случайные вздохи и взгляды, готовые прыгнуть с моста в реку ради ее улыбки, не говоря уже о том, чтобы согреть в постели в мороз? Люси хотели, неистово и страстно, и ничего поделать тут было нельзя, десяток женихов предлагали ей руку и сердце. За пару тройку месяцев. И, конечно, все слышали личный отказ, но не прекращали попыток. До некоторой поры. Месяц назад она отослала всех. Никак Люси Вестенра рехнулась, шептались в городе, и говор этот не утихал по сей день, за что стоило благодарить оскорбленных отсутствием прежнего внимания мужчин. И Люси отлично понимает их, ибо сама начала в себе сомневаться. Добровольно растерять любимые игрушки, передать те в руки не менее ловких манипуляторов, коими полнится любой городишко, которые будут не столь высокомерными и через полгода станут примерными женушками. Люси не похожа на них, совсем нет, ей не нужен брак, любовь до смертного для нее и драгоценного мужа дня. Ей хотелось обладать, а не давать другим волю. Ей хотелось кусать, царапать, кричать в голос и получать в ответ то же сполна. Ей хотелось упиваться ночами. Не женская податливость кипела в крови благородной особы, на зло родителям. И если «игрушки» отказываются принимать это — она найдет, купит, достанет всеми способами новые. Намного интереснее прежних. Время шло к полудню, а легкая дремота продолжала сковывать своей сладкой леностью, приятным осадком сна. В нем остался тот, кого не получалось назвать пешкой на игральном поле одного жутко эгоистичного игрока. Люси хорошо помнила милые черты юноши, гладкие кудри и чертовски хорошенькие зеленые глаза. Она слегка прикусывала ему шею, он умело прижимал к себе, все походило на равный поединок. И он был на пару лет младше, взрослый, но чересчур пылкий. Может, семнадцать или около того... Тут Люси фыркнула повторно и даже ударила изящной ладонью по кровати от досады. Шел двадцать первый год праздной жизни, и факт грядущей безрадостной старости, зрелости, на какой-то промежуток вышел из поля зрения. Теперь ясно, почему публику шокировал твердый отказ всем разом. Она отнюдь не молодеет с течением неумолимого времени, морщинки в уголках глаз не уменьшаются. Кожа грубеет, тела касаются чудовищные изменения, пока мало заметные, но вскоре разрастающиеся, ломающие идеальность, дарованную природой. Люси боялась. Пора бы научиться отвечать за свои поступки и заканчивать жить во снах, ведь тот избранник вымышлен, придуман из собственных девичьих надежд. Во всем мире не сыскать такого, не в ее вселенной и эпохе. Пора бы, да легкомысленность не выветривается ни при каких условиях. Почему-то сегодня посетило странное желание, без веских на то обоснований, нарвать где-нибудь цветущие веточки сирени и принести их в дом, как самое важное сокровище. Пусть стоят у окна, в спальне, пусть отныне их место там, будет еще спокойнее. Пусть все сочтут очередной вредностью, выходкой в угоду капризам и эксцентричности, ей уже давненько стало все равно. Скоро должна была прийти Мина, повздыхать об уехавшем в неизвестность Джонатане. Она была готова с радостью выслушать ее, и только после высказаться о себе, чтобы облегчившая душу Мюррей была способна всецело поглотиться ее рассказом, не отвлекаясь на свои страдания, смысл которых самой Люси понять было трудновато. Решив обойтись без завтрака, Вестенра уделила внимание внешнему виду, прихорашиваясь перед зеркалом. Позавчера, кажется, матушка подарила ей чудесное платье оттенка изумрудов, выглядящее воистину роскошно на фигуре Люси, но отчего-то руки сами собой потянулись к любимому красному, украшенному искусственным подобием лепестков на рукавах. Пышное, кричащее, оно не шло порядочной леди, которая обязана была упасть в обморок при одной попытке выйти в нем на улицу. Такое не подошло бы тихоне Мине с ее хрупкой, тончайшей красотой. Люси вновь мыслями унеслась далеко в сновидения, будто все еще пребывала во владениях Морфея, древнего божества снов. Будто он нашептывал на ухо то, о чем ей полагалось грезить, заставлял возвращаться обратно. Люси вспомнила, какие аккуратные следы оставляют ее ухоженные пальцы. Нет, назвать ее леди не посмел бы и сам Дьявол. – Он был прекрасен, милая моя, – отпивая чай, с восхищением прошептала она, смотря на залившуюся румянцем Мину. А ведь Люси не поведала и половину сна, что же делать с этой девчонкой? Как пить дать, несмотря на заключенную с Харкером помолвку, они только и делали, что ворковали дни напролет. В комнате скопился полумрак, шторы были плотно задернуты. Люси казалось, что она приболела, так как яркий свет чересчур болезненно воспринимался глазами, оставляя после себя такое ощущение, будто по лицу резанули лезвием. Зеркало укрепляло эти подозрения, отражая на гладкой поверхности бледную красавицу, оттенок кожи которой даже с натяжкой назвали бы «не очень хорошим». Так что предпочтительнее была воссозданная атмосфера ночи, не считая узких полосочек света, пробивающихся на стыках плотной ткани. – Но ведь это сон, верно, Люси? К тому же ты никогда не придавала значения суевериям, поэтому я никогда не поверю, что ты вдруг влюбилась в какой-то сон. Или это кто-то знакомый, а? – Мина с горящим в глазах любопытством посмотрела на подругу. В кои-то веке та призналась, что ей нравится мужчина, и не из-за стишков, богатства, не потому что она сочла его забавным. Грешно было бы не заинтересоваться, каков удивительный избранник сердца непреклонной на протяжении всего того времени, сколько она ее помнит, девушки. – Нет-нет-нет! Да слушай ты меня, дурочка. Я тебе говорю, если бы я увидела его у нас здесь, то точно не отпустила бы не на шаг. Мне знакомо большинство юношей, а им — оставшееся количество, вот так-то. И рано или поздно мы бы пересеклись, и вот тогда... Ох, Мина, случись так, я давно бы носила на вот этом пальчике его колечко. – Так может и пересеклись, откуда ты знаешь? Вдруг ты случайно увидела его вдали и так хорошо запомнила, что он стал тебе сниться? Люси прикрыла рот рукой, облаченной в высокую перчатку, а на глаз навернулись слезы смеха. Озадаченная такой реакцией собеседница смущенно отвернулась в сторону, обижаясь не на Люси, как было бы справедливо, а на себя саму за несдержанность в речах и предположениях. И ладно выскажи она те только про себя! К тому времени Люси нашла в себе силы сипло выдохнуть и относительно сносно заговорить. – Любовь с первого взгляда? Ох, милочка, не смеши меня так, я не хочу умереть от хохота в юности! Что напишут на надгробии тогда? – Так ты все-таки влюблена! Какое чудо! – уцепившись за брошенное словосочетание, которому не предали особого значения вначале, воскликнула Мина, от радости прихлопнув в ладоши. Вот чего, а таких новостей, когда шла в дом приятельницы, она услыхать никак не ожидала. Особенно после того, как главному кандидату в супруги был дан жестокий отпор. – Да даже если так, не спеши петь оды этому чувству, – Люси пренебрежительно передернула плечами, словно увидела или расслышала что-то крайне неприятное, – его, моего ночного гостя, не существует, Мина! Я полная идиотка, вот что, – подперев подбородок, отозвалась она, с тоской глядя сквозь Мюррей, слегка надув губы. – Как он хотя бы выглядел? – как любая девушка на ее месте, задала та свой вопрос, словно только ради того, чтобы убедиться: а стоит ли дикого влечения тот незнакомец? – Как Аполлон и Бог, конечно! – воскликнула Люси, уверенная в правоте, в логичности и верности подобранного ответа. – Люси, ну я ведь серьезно! – шуточно злилась подруга. – Ах, милая, если бы я шутила, все однозначно стало бы проще, – она закатила глаза, но заметив, что ее мягкую издевку, скорее над собой, чем над кем-либо еще, не оценили, спокойно выпрямилась. – Но раз тебе так это надо. Он красив. Зеленые глаза, не насыщенного такого оттенка, но, Мина, поверь на слово, если бы ты увидела, какой огонь в них горит, то не заметила бы никакой разницы! Длинные волосы, вьющиеся, такие, какие не отважился бы иметь ни один из наших мужчин. Точней, ни один из моих и твой Джонатан. А как же он смеется... «Как умело он меня любит». Но сказать такое вслух означает уронить всякую гордость и достоинство, поэтому именно сейчас выдалось идеальное мгновение, чтоб замолчать. Запрещается обсуждать пикантные детали с посторонними, как бы ты не доверял им, пусть те родные или преданные друзья. Рано или поздно, но они могут растрепаться всей округе, в итоге разрушив тебе жизнь. Мина Мюррей болтать не стала бы и под угрозой жизни, но опасения за свою гордыню то скрашивало слабо. Мина, как и все в общем, обязаны считать ее сильной. Сильнее любой знакомой им красавицы или, тем паче, уродины. Но все-таки что-то мешало спокойно усесться на своем месте. Нет, Люси предчувствовала, что описала что-то не так, убрала много важного в заворожившем ее образе, допустила досадную ошибку, и пусть понималось плохо, где конкретно, теперь Мина не сможет понять сполна, каков этот наглый юноша, какие опасности и добродетели таятся у него в душе. Нашелся бы хоть кто-то, способный понять ее без пояснений, в них так мало толка! Кто-то, обязанный понимать без слов. Он восполнил бы то, чему суждено было остаться по ту сторону, заполнил бы пустоту, съедающую изнутри. – Смех не описать, вот что! Надо слышать и не иначе. Знаешь, я серьезно заверяю тебя, так смеются сами что ни на есть демоны, дорогая моя. – То демон адский, то Господь. Да кто же он в действительности, твой мираж? Определяйся быстрее, – метания внутри не красят никого, особенно заядлую эгоистку, и Мина чувствует это как никто. Она напугана не меньше и уже винит сны в болезни, причины которой пока не определил семейный врач, добавив что-то про малокровие. – Он человек, которого мне не сыскать, вот так-то. – А имя? – огорошила следующим своим вопросом Мюррей, подавшись вперед. – Ты не слыхала случайно его имя во сне? Такому принцу, какого мне описали только что, не подходит ходить безымянным. – Имя? Люси задумалась, перебирая в голове все варианты, но ничего не подходило. Хотя слово вертелось на кончике языка, готовясь сорваться вот-вот, но по какой-то причине упорно на нем удерживающееся. На что похоже имя этого человека, призрак которого идет за ней следом из месяца в месяц, неделя за неделей? Оно звонкое, оглушающее, от его произношения скачет язык, ударяясь о зубы, но оно не имеет связи с ее любимым цветом. Кажется, оно вовсе ему противоположно... – Звучит как тот же Марк, но длиннее... ах, да что это я? Ну, в самом деле. Помнила ведь, когда просыпалась! – фраза резко оборвалась на конце, едва успев быть высказанной. Мина сей поспешности то ли не поняла, то ли всего лишь не заметила. – Значит, не столь важно. Давай о чем-нибудь другом поговорим, вот к примеру... Но Люси не слышала. Ее взгляд намертво приковала к себе увесистая брошка на платье гостьи, переливающаяся всеми оттенками одного цвета. Вестенра вспоминала, кому она пошла бы намного лучше, будь не такой женственной и громоздкой. – Меркуцио... Мина была слишком увлечена другой темой, чтобы расслышать ответ. Люси достаточно просто произнести это, высказаться воздуху, почувствовать частичку видений и в реалиях. Ей так хочется действовать, как обычно, брать под контроль все и вести вперед. Но она не знает, каким образом вышло бы теперь... Меркуцио. Люси быстро выпроводила за порог Мину, та сама начала спешить и толковать о неотложных делах, под которыми, возможно, предполагалось пришедшее накануне письмо любимого из далекой Трансильвании. Оставшись наедине ни с кем, Люси непривычно легко, и с нетерпением она начинает ждать наступление промозглого вечера, все громче возвещающего с каждым разом о грядущих неизбежных похолоданиях, чтобы выйти на улицу и без траты времени направиться в цветочную лавку. В ту самую, где работала та милая старушка, души в ней не чающая, ведь именно для юной Люси скупали охапками самые дорогие букеты. В груди от волнения зашлось сердце, но перед тем, как перемотать в голове пленку, словно в замедленной съемке разбирая их обоюдные движения, девушка не теряла шанса напомнить. На всякий случай. Все случившееся не влюбленность, Люси Вестенра не влюбляется ни в кого, не награждает милого поцелуями, не млеет в объятиях. Люси Вестенра влечется, кусает чужие губы и цепляется за одежду, грозя разорвать ту. Такова натура, и исправит ее могила. Правда, столь своеобразный покой мало кому из воздыхателей приходится по вкусу. Сегодня ей захотелось спать с широко распахнутыми окнами. Так ночной ветерок принесет ей побольше свежей сирени, отчего начнет столь прелестно кружиться голова...