***
Они устроились у подножья сеновала. Артур сидел, вытянув ноги, а Альфред подгрёб под голову кучку сухой травы на манер подушки и развалился, задумчиво вертя в пальцах какой-то стебелёк. — Внук Теда, говорите… — протянул ковбой, потягиваясь. — А я представлял себе кого-нибудь посолиднее. — Не наглей. — Кёркленд беззлобно, но с некоторой долей удовольствия легонько пнул Альфреда по ноге. — Так что с этим местом? — А что с ним? — пробормотал молодой человек, зевая. — Вот в том-то и дело, что с ним ничего. С ним ничего не делали, и теперь на это убожество страшно посмотреть — от одного взгляда может развалиться. Не спать! — Мммм? — Джонс с неохотой, но разлепил-таки глаза. И угораздило же этого приставучего парня свалиться на его голову именно сегодня! — Я уже ничего не мог поделать, Тед меня не слушал. — Давай, чем быстрее ты всё расскажешь, тем быстрее я от тебя отстану, — с долей понимания сказал Артур, тоже устраиваясь поудобнее. — Ну… — неловко начал Альфред, — когда-то, даже не так давно, здесь было очень оживлённо. Да, когда-то мы процветали. Это надо было видеть: пастбища, сплошь белые от овец, прелестные барышни, доившие наших коров, а как мы с парнями гоняли быков!.. — Рассеянная улыбка появилась на загорелом лице рассказчика. — Знаете, даже подумать тогда не мог, что останусь среди этих руин один. Но хотя Револьвер остался со мной, так что ещё не всё потеряно. Э… так о чём я?.. — Вы гоняли быков, — услужливо подсказал Артур. — Да-да, точно. Так вот. Жизнь шла своим чередом, мы трудились и всё было прекрасно. Но только до тех пор, пока Теда не втянули в игру. Он вообще был азартным по натуре, спорить любил, а тут… В общем-то он особо не выигрывал, но и не проигрывался, честно признаться, иногда и смухлевать мастер был. Но один раз он вернулся домой в таком радостном настроении, что, казалось, вот-вот взлетит. Нет, честно, он даже пританцовывал. «Всем парням по бутылке хорошего виски за мой счёт в баре!» — хохотал он. Именно тогда начались проблемы. Артур сидел не шелохнувшись и внимательно слушал. Солнце почти село, оставив после себя лишь тонкую золотую полоску, и силуэт лежащего Альфреда угадывался только в общих чертах. Конь тихо фыркал сквозь дремоту, нарушая воцарившуюся тишину. — Оказалось, что кто-то из завсегдатаев паба в тот вечер поставил на кон небольшой участок земли на холмах, там, где не раз видели золотодобытчиков, — после паузы с горечью продолжил Джонс. — Не понимаю, почему он так слепо радовался. Он ведь даже не задумался, почему этот шарлатан с такой лёгкостью расстался с золотоносной жилой. А всё было очень просто. Ведь золота не было и в помине. Но Тед меня не слушал. Окрылённый лёгкими деньгами, он уволил всех работников, на радостях надбавив всем плату, чтобы никто не разнюхал о его приобретении. Не торгуясь, по дешёвке быстро сбыл скот, и все деньги вложил в добычу золота. Нанял молчаливых парней, не скупился, что бы они ни потребовали. Он ждал и ждал, а золота всё не было. Сбережения таяли, пустующие хлева и коровники обветшали, а Тед всё надеялся. Всё, что осталось, — я да Револьвер. И только когда шахтёры потребовали плату и ушли, он понял, что остался ни с чем. В отчаянии он сам схватился за кирку, но те парни перекопали почти весь участок, и всё, что они нашли, — это пустая порода. О том, что происходило дальше, Артур уже догадался. Дед хоть и был ещё крепким, но он был уже стар. Не осталось ни сил, ни денег, чтобы снова поднять на ноги такое ранчо. Поэтому… — Тед сдался и запил. Сидел дома и никуда не выходил, только посылал меня за ещё одной. Но незадолго до смерти, когда кредиторы Фермерского банка приходили сюда, как к себе домой, он переписал завещание. Вот так мне и достались конюшня да лошадь… Воцарилась долгая, тяжёлая тишина. Артур сидел, в упор глядя на свои руки. Он не знал, что сказать, да и надо ли было что-то говорить? Он был-то здесь всего один раз, он ничего не знает о той жизни, о которой с таким трепетом в голосе рассказывал Альфред. Как же он мог понять, что этот парень чувствовал, когда потерял всё это? Никак. И он молчал. Спустя какое-то время рядом послышалось громкое сопение. Артур ещё немного посидел, уставившись в темноту, и, на ощупь пробравшись к выходу, тихо направился к дому.Глава 2.
15 июня 2015 г. в 20:37
Закат малевал жёлтую степь ярким рыжим и красным, напоминая, что припозднившиеся пастухи должны побыстрее загнать стада в хлева. С холмов по окрестности уже разносился нетерпеливый вой койота. Равнина остывала, шурша и раскачивая осокой под прохладным ветром. И ничто бы не нарушало мирную, успокаивающую картину, если бы над дорогой не разносились какие-то нечленораздельные вопли, вскоре перешедшие в хриплое бормотание с периодическими иканиями.
— С-с-скуп-пердяи! Ка-а-а-ак они могут понять нас, простых людиш… ик! Ммм? — Бредущий в пыли молодой человек обиженно посмотрел на бутылку, которой до этого размахивал. — Не п´нимают же! Только за кошельки свои трясутся, жирные свиньи! — Сопроводив гневную тираду парой глотков, он скорбно вздохнул. — Я ж-ж-же лучше всех работал, лучше всех, а в чём я виноват, что эта, чёрт бы её побрал, двухсотлетняя корова копыта от старости откинула именно в мой обход? Да этот грёбаный Эмер за неё на мясном рынке больше выручил, чем если б продавал скотом! А выпнул м´ня, чтобы за работу не платить, вот же скотина! — Человек был уже взвинчен и замахнулся, чтобы разбить бутыль и выпустить пар, но ему неожиданно понравилось последнее сравнение. Может, он представил, как его уже бывший работодатель пасётся вместе со своим стадом, а может, что-то ещё, но бутылку бить передумал, вместо этого, радостно рассмеявшись, допил её содержимое и выбросил тару в заросли у дороги.
День не задался с самого начала, впрочем, как и все дни в последние недели. Утром он уронил себе на ногу ящик с инструментами. После обхода пастбищ Реджа Эмера дряхлая корова свалилась буквально под ногами его лошади, из-за чего его силой вытолкнули за ворота, отказавшись платить за прошедший месяц. Жостен его даже на территорию ранчо не пустил, крикнув с другой стороны изгороди, чтобы он убирался восвояси. А Бонфуа, на счастье, пока вроде не собирался гнать беднягу, и то только потому, что он был единственным, кто соглашался работать у этого скупца за такие гроши. Да и ту мелочь он спустил сегодня в пабе.
После тяжёлого и утомительного подъёма на пригорок молодой человек, ведомый уже не столько разумом, сколько ногами, знавшими привычный путь, перелез между перекладинами ограды, едва не завалившись в кусты самшита, и продолжил свой путь уже в молчании. Он сам не знал почему, но здесь, за воротами со старой скрипящей вывеской, ему было неловко нарушать эту тишину. Здесь ему было хорошо, и даже идти и дышать было будто бы легче. Трухлявый коровник, старая собачья будка, хозяйский дом… Прошаркав по дорожке мимо крыльца, он так и не заметил ни упавшую с петель дверь, ни раскрытые окна.
Человек обошёл колодец, затем обогнул конюшню и, не заботясь о сохранности пуговиц, скинул грязную, пропахшую потом и коровами одежду и плюхнулся в большую старую поилку, подняв тучу брызг. Холодная вода немного притупила головную боль, да и соображать было уже не так трудно. Бездумно просидев так несколько минут, ковбой с усилием перевалился через край и, по-собачьи отряхнув голову, снял с натянутой во дворе бечёвки и надел первую попавшуюся рубаху и обрезанные чуть ниже колена штаны.
— Револьвер! — громко провозгласил он, открыв сплеча дверь и войдя в почти тёмную конюшню. — Эй, Револьвер!
В ответ послышалось радостное ржание и тихий цокот копыт.
— Эх, горемыка… — Молодой человек на ощупь пробрался к деннику и протянул руки, грея холодные после воды ладони горячим дыханием лошади. — Прости, у меня и сегодня ничего нет, но завтра пойдём к реке, обещаю, уж там отъешься… — Фраза была прервана довольно грубо, а именно вилами, ткнувшимися ему в спину.
— Искренне надеюсь, что вы не вознамерились красть эту лошадь, в противном случае я вынужден буду засунуть эти вилы вам в зад, — раздался за спиной ковбоя стальной голос, за которым последовал предупредительный укол не менее стальными вилами.
— Э-э-эй, п-приятель, полегче!.. — Бедный ковбой изрядно струхнул, да и после паба его уже изрядно штормило.
— Кто такой? — снова грубо оборвал его голос за спиной.
— Альфред я…
— Ну уж вижу, что не конь. Говори прямо, что здесь забыл?
— Я т-тут живу!
— Э-э-э? — удивлённо протянул голос, и вилы перестали тыкаться в покрывшуюся холодным потом спину. — Так это ты конюх?
— Я… это… это моя конюшня и моя лошадь, — почему-то при звуках этого распорядительного и самоуверенного голоса мокрому и продрогшему юноше хотелось растерянно оправдываться, как будто он в чём-то провинился перед его обладателем. Именно такое ощущение возникает у нашкодившего мальчишки, которого мать за ухо тащит просить прощения у соседки за сворованные яблоки.
— Да ну? — Голос снова стал подозрительным. — А кто же тебе их подарил?
— Д-дядюшка Тед, — уже почти всхлипывал бедный пастух. Да что ж за день такой… Все-то на него, беднягу, сегодня орут, работы нет, денег тоже, а тут ещё появляется кто-то и вытирает свои ноги об остатки его душевного равновесия. Живёшь себе спокойно, никого не трогаешь, а тебя задевают все, причём весьма болезненно. Мир, верно, затаил на него обиду, а за что, так и не потрудился объяснить.
— Хм, ладно, можешь повернуться.
Альфред осторожно повернулся, мысленно готовясь увернуться, если что. Но перед ним в заходящем свете, падавшем из окошка и приоткрытой двери, стоял молодой человек, ростом чуть ниже его самого, с увесистыми вилами в руках. Его воинственный и в какой-то мере надменный вид ну никак не вязался с торчавшей из взъерошенных светлых волос соломой и испачканным сажей лицом. Спустя минуту напряжённого обоюдного рассматривания нос ковбоя сморщился, а уголки губ поползли вверх, и Альфред, давясь смехом, прикрыл рот руками. Теперь пришла очередь Артура выглядеть растерянным.
— Ой, мама, а я-то уж испугался!.. — От нервного напряжения и всей нелепости ситуации Альфред не мог перестать смеяться, а озадаченное лицо человека, неизвестно как оказавшегося в этой конюшне, веселило его ещё больше. Да как в этом парне хватало силёнок держать такие здоровые вилы?!
— Ал!
— Что? — непонимающе переспросил Артур, всё ещё настороженно держа своё грозное оружие.
— Альфред, говорю! — Альфред наконец отсмеялся и с широкой улыбкой протянул руку. — Альфред Джонс.
— Артур Кёркленд… — Молодой человек поставил сельскохозяйственный инструмент и протянул свою руку, но тут только заметил, что рука неожиданного нового знакомого в чём-то не совсем чистом.
— Хм? — Ковбой заинтересованно посмотрел на остановившуюся на полпути ладонь Артура, а затем на свою и снова расхохотался.
— Вытираю только для дам! — Довольный своей шуткой, Альфред раззадоривающе махал рукой перед носом Кёркленда.
— Ах так!.. — Артур, упрямо нахмурившись, поймал назойливо мельтешащую перед глазами ладонь и крепко пожал. Почти не морщась.