Жаркое солнце Техаса

      Итак, до следующей выплаты оставалось чуть меньше двух месяцев — Артур внёс долг за текущий месяц, лишив банкиров жирного процента. Вообще, никто, по-видимому, не ожидал, что прибывший новый хозяин станет платить, ведь одного взгляда на подобную кипу счетов хватило бы, чтобы у всякого опустились руки. Поэтому, когда англичанин, приосанившись и подчёркивая свой мягкий акцент, поприветствовал кассира и протянул аккуратно сложенные купюры, по холлу банка вихрем пронёсся удивлённый шёпот. Артур едва не расплылся в ехидной улыбочке, услышав торопливое шиканье и бормотание вокруг. Верно, никто не ожидал такого шага. Но он твёрдо решил, что ранчо он никому не отдаст, а уж в загребущие лапы финансистов и подавно. Хотя радоваться сим ошарашенным лицам было бы опрометчиво — да, нужное впечатление он произвёл, но всё могло рухнуть в один момент, как карточный домик, если они не смогут заработать достаточную сумму.       Альфред же метался от ранчо к ранчо, от фермы к ферме, но так и не смог никуда пробиться. Хоть рабовладение и отменили, всё оставалось почти по-прежнему. Бедные негры, хотя и стали фактически свободными, не могли никуда уйти, не имея ни денег, ни тем более связей, и им приходилось оставаться уже как наёмным работникам, получая гроши и увеличенную порцию побоев; а где-то и вовсе плевать хотели на новые законы. Зачем владельцам ранчо были нужны наёмные белые, которым надо было прилично платить и которых, вдобавок, надо было кормить, если есть послушные, уже приученные к своему месту рабы? Все считали разумным и рациональным жить по старым порядкам, ведь, как кто-то заметил, новшества и прогресс слишком дорого обходятся.       Альфред злился. Теперь, именно теперь, когда в лице Артура у него появился шанс выбраться из этой ямы, всё шло наперекосяк, и самое обидное, что он ничего не мог с этим сделать. С одной стороны, ему было жаль всех этих чернокожих людей, но, с другой стороны, они отнимали у него работу! Один только Бонфуа ещё не рассчитал его, и то только из принципа — он не желал становиться рабовладельцем, а то, что содержание рабов обошлось бы ему дешевле и что он был ужасный скряга, говорило о твёрдости его убеждений. Наверное, это была одна из немногих вещей, за которые Джонс уважал своего работодателя.       Но однажды, когда Артур заявил, что тоже намерен найти работу, Альфреда посетила одна из тех мыслей, которые наверняка были бы удачными, если бы не их фантастичность и, следовательно, вероятность их полного провала. Он подумал: «А что, если попросить у Бонфуа в долг на первое время?» Но тут же сам себе возразил: «Этот скупец мне откажет, как пить дать. Или заломит процент, как чёртовы ростовщики». Немного погодя его снова осенило. А что, если попросить попробует Артур? Всё-таки он, как хозяин, более авторитетен, да и выглядит как обнищавший аристократ, но ключевым словом здесь является «аристократ». Альфред знал, что к таким личностям француз питает слабость. И если бы Артур втёрся к нему в доверие, постарался укрепить знакомство и, быть может, даже подружиться… Эта мысль была настолько привлекательной, что ковбой без промедления выложил её хозяину.       — Взять долг для оплаты долга? Звучит не слишком убедительно.       — Но с ним рассчитаться будет проще, чем с банковскими гиенами, а если вы попробуете с ним сойтись, то, думаю, проблем не возникнет.       — И как я должен сойтись с ним за два месяца? О чём мне говорить с французом? О виноградниках, кулинарии, моде? Я ничем этим не интересуюсь и боюсь, что не смогу произвести впечатление.       — Не отказывайтесь, не попробовав! Ручаюсь, вы найдёте что обсудить, он ведь довольно начитан, я не упоминал? Он отнюдь не глуп, хоть и имеет нездоровую слабость к нарядам и побрякушкам.       — Альфред, мне не нравится эта идея.       — Если вы сейчас заикнётесь о гордости и принципах джентльмена, я не знаю, что я сделаю!..       — Держи себя в руках, — цыкнул на него Артур. — Не дорос ещё мне замечания делать.       — Вы всего на чуть-чуть меня старше! — обиделся Джонс.       — И тем не менее, я ещё и твой хозяин, если ты не забыл. Так что не горячись и дай мне всё обдумать.       — У нас нет на это времени!       — Я ведь не неделю прошу, а только до завтра.       И всё же он согласился. Было решено попытаться зарекомендовать Артура как сезонного рабочего, но факт был в том, что с работой среднего ковбоя он был не знаком. То есть вообще. Всё, что он знал о скоте, сводилось к отбивной на его тарелке. А в седле он держался как… ну, скажем, как мешок с мукой. Лошадь в его представлении была неуправляемым созданием, от которого никогда не знаешь, чего ждать. В общем, Альфред только вздыхал.       В старом загоне было шумно. Сегодня после долгого затишья мёртвого ранчо лошадиное ржание вперемежку с криками и хохотом разносилось по пустым пастбищам. Солнце снова сушило землю и воздух, ни на секунду не пряча свои лучи за редкими облачками. Трава, немного пожухшая от долгого отсутствия дождей, едва слышно хрустела под копытами лошади, пробегавшей круг за кругом в который раз.       — Нет, так не годится. Артур, вы уже битый час не можете нормально усесться в седле! Сколько можно прыгать, словно вы хотите перелететь через голову Револьвера!       — Но я устал и, кажется, натёр мозоль на…       — Он тоже устал, а всё же ещё терпит, и вы потерпите.       — Альфред, это перебор! Я уже даже не помню, сколько мы торчим здесь в чёртову жару! Сжалься хотя бы над животным.       — Пожалуй, над животным сжалюсь. Хорошо, слезайте. — Ковбой придержал Артура, когда тот свесился со спины лошади, и помог ему спуститься. — Такими темпами мы многого не добьёмся. Значит, будете учиться в процессе!       — Ты с ума сошёл?!       — А что? На практике-то оно быстрее запоминается.       — Кто примет на работу того, кто не в силах выполнять свои обязанности?       — Да что ж вы занудный такой?       — У меня просто ещё остался здравый рассудок. Пошевели мозгами, никто не будет платить неумёхе.       — Ну так вместо нытья лучше б учились!       Револьвер, поводя ушами, спокойно пасся рядом, слушая болтовню двух шумных созданий. Это был не конь-огонь, но вполне себе резвый жеребец, впрочем, вполне послушный и умный. Он интуитивно чувствовал, что человек, ехавший сейчас на нём, опасается его, а кроме того этот горемыка слишком часто и резко дёргал за поводья, что коню было крайне неприятно. Но раз хозяин позволяет этому человеку ездить на нём, то он не против. Да и этот человек часто приносил то моркови, то яблок, а иногда и сахару…       — Эй, Револьвер! — свистнув, позвал Альфред. — Пошли, малыш!       Лошадь встрепенулась и, фыркнув, подошла к хозяину. Артур не переставал удивляться, что Револьвер временами напоминал собаку своими повадками: откликался на имя и команды, шёл рядом, когда Альфред ему велел, а когда ковбоя рядом не было, принимался громко фыркать и бить копытом, негодуя.       — И всё-таки ловко ты управляешься с лошадью, — протянул англичанин, поспевая за самоназначенным учителем и вытирая пот рукавом. М-да, после пары недель он понял, что вести здесь такую жизнь, какую он вёл в Лондоне, не выйдет никаким образом. Даже такая, казалось бы, обыденная вещь, как чистая, выглаженная и накрахмаленная рубашка, превращалась здесь едва ли не в предмет роскоши, да и повод надеть эту самую рубашку представлялся нечасто. Стирка? О Боже правый, да тут даже все представления об элементарной гигиене перевёрнуты с ног на голову! Когда вместо удобной ванной, как в своей маленькой квартирке, Альфред показал ему пару вёдер на крыше, где в течение дня нагревалась вода, и сколоченную из досок ширму, Артур, мягко говоря, пришёл в уныние. Хотя, опять же, после пресловутой пары недель понимаешь, что, сколько бы ты ни мылся, ты всё равно потеешь от почти постоянной жары и от тебя по-прежнему несёт навозом, как бы тщательно ты ни тёрся обмылком.       — Конечно ловко, — без тени хвастовства, как бы озвучивая само собой разумеющееся, ответил Альфред. Он шёл, засунув руки в широкие карманы штанов и пиная попадающиеся на пути камушки. — Я здесь потому и работал.       — Я заметил, ты самый молодой из ковбоев в округе? По крайней мере из тех, что я видел в пабе.       — Нет, не самый. — Джонс пожал плечами. — Есть ещё Мэтти.       — Что за Мэтти?       — Сын месье Бонфуа, я говорил о нём, кажется. Хороший парнишка, он вам понравится, — улыбнулся ковбой.       — Ну раз ты так говоришь…       — Ага, говорю, и уж если я говорю, то этому определённо стоит верить, — снова без лишней скромности заявил парень. Артура даже немного начала раздражать эта его манера говорить.       — Ты, значит, честный парень?       — Даже не сомневайтесь.       Кёркленд многозначительно промолчал.       Наконец они вернулись к дому. Альфред отправился поить Револьвера, а Артур кинулся в спасительную прохладу полутёмного дома. За время его пребывания тут затхлость в воздухе исчезла (чему немало способствовало временное отсутствие входной двери), а сама атмосфера уже будто показывала, что дом обжит. Привыкший к комфорту, чистоте и хотя бы небольшой доле уюта англичанин выбросил драные покрывала с мебели и почистил её щёткой. На буфете появилась матушкина кружевная салфетка, привезенная им с собой на память, а стол в гостиной был накрыт найденной в чердачном сундуке чуть выцветшей льняной скатертью.       За эти дни Альфред очень ему помог — вместе они приладили на место дверь, заменили несколько досок на лестнице, подмазали свежей глиной трещины в очаге. И, если не считать слегка завышенной самооценки и порывистости, этот парень был для Артура как на ладони — без лишних церемоний, он был простым, незлопамятным и любил посмеяться. Сдержанный Артур сначала едва заметно морщился, когда ковбой начинал хохотать — эти громкие звуки его раздражали, но он заметил, что смех доставляет самому Джонсу какое-то удовольствие. Он прикрывал глаза, откидывал голову и, когда предмет его веселья был особенно смешным, держался за живот, как при коликах. Артур же просто не понимал, зачем столь бурно выражать свои эмоции, это по меньшей мере неприлично.       Хозяин ранчо обессиленно повалился в кресло. Он чертовски устал, ведь, в самом деле, нельзя же требовать от человека вот так вдруг, чтобы он за один день научился ездить на лошади! В доме было так тихо, спокойно, что глаза Артура стали сами по себе закрываться, веки будто налились тяжестью. Из распахнутых настежь окон доносился убаюкивающий шелест листьев, занавески тихонько шевелились от дуновений тёплого ветра, и казалось, что кресло едва заметно покачивается, как палуба парохода. И, поддавшись охватившей его дремоте, молодой человек заснул.

***

      Ближе к вечеру, когда солнце стало переползать на другой край неба, Альфред разбудил хозяина, и, съев остатки хлеба с сыром, они двинулись к ранчо месье Бонфуа. С холма оно едва виднелось, и, вглядываясь туда, куда указывал ему ковбой, Артур заметил только пару каких-то амбаров. Пока они шли, Альфред рассказывал ему, что там да как. По его словам, месье Бонфуа отхватил себе немаленький кусок земли, причём в той части долины, где в окружении холмов горячий ветер был нечастым гостем, и многие фермеры завидовали яркой сочной зелени, которую нередко выжигало солнце на прочих, равнинных хозяйствах. Скота он держал много, но не крупного — в основном овец ценных пород, шерсть которых, по-видимому, шла втридорога с его талантом торгаша; был и сад. Месье, говорил Джонс, хороший распорядитель и управляющий, с финансами у него дело ладится. Но он, видимо, так долго экономил и делал деньги для улучшения фермы, что сам не заметил, как экономность его преобразилась в скупость, впрочем, не слепую, а умеренную. Но Альфред заговорил вдруг возмущённым тоном, мол, в некоторых вещах он явно самодурничает, и что, мол, если б не он, Альфред, бедный Мэтти трудился бы один-одинёшенек на этом огромном пастбище.       — Нет, вы только представьте! Своего сына одного оставить разбираться с животиной! Сам-то месье к хлевам и близко не подходит, только командует. А Мэтти даже и не возражает, вы представьте, и не пикнет! Я ему говорил: всю жизнь так и будешь ему потакать? А он мне смиренно так и отвечает, что ему и так неплохо! Каково, а? Хорошо, что я ему помогаю, всё легче, а то заездит же парнишку, заездит! — горячился Джонс, отчаянно жестикулируя руками и иногда, сам того не замечая, дергая зажатыми в левой руке поводьями. Плетущийся рядом Револьвер тут же вскидывал голову, как верный колли, но, понимая, что хозяин даже не смотрит в его сторону, снова понуро опускал морду.       — Ну, это да… — неуверенно поддакивал Артур, чтобы разговор хоть как-то походил на диалог.       — Вот! — торжествующе вопил Альфред. — Он, конечно, за Север*, но мог бы и кого-то из парней нанять, когда меня ещё там не было. Ан нет — свалил всё на беднягу, и крутись как хочешь! Вот подержал бы он сам вилы в руках, посмотрел бы я на него.       — Но, раз ты так говоришь о нём и раз он такой скупец, то сдался ему я? — задумчиво проронил Артур.       — Скажу, что, мол, сезон отела и всё такое, — пожал плечами ковбой. — Он же в этом и не понимает почти, а мы убедительно его заверим в необходимости вашей помощи.       — Ну смотри, твоя каша, тебе и хлебать, если дело прогорит.       — Вы ещё накаркайте! — замахал на него руками Альфред, возмущённо нахмурившись. — Ну нельзя быть таким мрачным типом, Артур.       — Вот я тебе сейчас!.. — погрозил кулаком англичанин, но всё-таки улыбнулся на это замечание, выдвинутое с комически-серьёзным лицом. По отношению к нему как к работодателю Альфред, наверное, вёл себя довольно распущенно, но Артур никогда раньше не был чьим-то хозяином, так что спускал ему небольшие вольности в общении. Тем более что они практически одного возраста, а поговорить приезжему здесь пока было больше не с кем. Не считая простой и прямолинейной речи и некоторой болтливости, Джонс производил впечатление человека, с которым можно поговорить о многом, обратиться за помощью или советом и незамедлительно получить их вместе с наглядной инструкцией. Хотя парень и выглядел этаким деревенским простачком, но за его беззаботностью были видны и ответственность, и проворность.       — Артур, а расскажите, каково это — жить в Лондоне? Месье говорил, что это как будто террариум с муравьями, я тогда ещё подумал, какое странное сравнение.       — Ну… — протянул Артур, поправив шляпу. — Он в чём-то прав, действительно похоже. Это совершенно не походит на здешние места.       — Ну, это понятно. Много зданий, да? Высоких? И толпы людей на улицах?       — Хм, да, ещё много всяких фабрик и мастерских. И мало солнца, да, по крайней мере там, где жил я, солнца было мало, даже когда было жарко. Очень мало места, все буквально громоздятся друг на друга, строя дома где только можно. Очень много попрошаек, мне даже иногда казалось, что в Лондоне это превратилось в профессию, причём довольно прибыльную, если знать, как и где просить милостыню. Я даже слышал в конторе, что некоторые вполне обеспеченные обыватели маскировались под нищих и неплохо зарабатывали на оживлённых перекрёстках.       — Ого, сумасшедший город, — присвистнул Джонс.       — Скорее всего, он и впрямь сошёл с ума.       — Ну, мы почти на месте, — спустя какое-то время проронил Альфред, указывая на маячившие впереди массивные ворота. За ограждением в некотором отдалении была видна пара амбаров, которые Артур видел с холма, а за ними начинался сад. Над верхушками деревьев виднелась высокая черепичная крыша двухэтажного дома. По обе стороны дороги перед садом были посажены низкие кусты самшита, а ровные ряды яблонь отбрасывали на дорогу приятную тень. Сквозь шелест листвы иногда доносились звуки птичьей возни или глухой стук упавшего на землю яблока.       — А садом тоже занимаетесь только вы вдвоём? — ужаснулся англичанин. — Этот месье точно изверг!       — Нет, вдвоём мы занимаемся скотом, а здесь работает наёмный садовник. Сейчас он редко приходит, но осенью собирает урожай чуть ли не каждый день. И месье разрешает нам всем есть столько яблок, сколько влезет, потому что он никогда не продаёт больше половины. Не понимаю, зачем ему столько деревьев?       — Может, ему просто жалко вырубать?       — Я тоже так думаю. Кстати…       — Да?       — Если честно, я уже говорил с месье о том, чтобы взять вас на работу.       — Да? И он отказал? Иначе зачем мы тогда идём сюда?       — Дело в том, что он пожелал познакомиться с вами лично. Не знаю зачем, но он сказал: «Я должен сам увидеть этого человека, и только потом смогу решить, брать его или нет». Но вы не обращайте внимания, у него много маленьких странностей, все они, разумеется, безобидны, и вам не о чем беспокоиться. Просто попробуйте завязать с ним разговор.       — Легко тебе говорить…       — Я тоже разговаривал с месье, прежде чем начать работать. Правда, меня рекомендовал дядюшка — они с месье приятельствовали.       — Тогда ты мог бы мне помочь, если я затруднюсь с ответом, да?       — Увы, вам придётся идти самому, мне ведь надо идти помогать Мэтти, — извиняющимся тоном пробормотал ковбой.       Артур вздохнул. Не то, чтобы он боялся, нет, ему просто было не по себе. Подбивать клинья к человеку только для того, чтобы потом просить у него взаймы… Это было как-то неправильно. Гордость Артура просто вопила, что это по меньшей мере безнравственно. Но умом он понимал, что выбора, в принципе, и нет.       — Хорошо, — смиренно кивнул англичанин. — Я попробую.       — Вот так-то, держите настрой! — Джонс показал поднятый вверх большой палец. — Удачи!       Альфред показал хозяину вход и, ещё раз показав большой палец, скрылся на лошади за домом. Артур осмотрел площадку перед домом — полукруг размером примерно тридцать на сорок метров, украшенный посередине овальной клумбой. Ухоженные цветочные кустики едва покачивались в такт листве деревьев. Кёркленд вдохнул и поднялся на крыльцо. Стены дома были ещё из светлого, не потемневшего от времени сруба. Оконные ставни, столбы, поддерживавшие крышу веранды, дверь, всё это, сразу бросалось в глаза, было сделано на заказ довольно искусным резчиком по дереву, даже медная дверная ручка была с оттиснутым на ней узором. Вообще, дом выглядел как игрушечный, какой он когда-то видел в витрине магазина на платформе с игрушечным паровозом.       Артур, чуть помедлив, всё-таки постучался. Он ждал, перекатываясь с пятки на носок, но минуты шли, а открывать ему никто не собирался. Он постучал ещё, на этот раз настойчивее, потом ещё, но за дверью было тихо. Он попробовал толкнуть дверь, и та, неожиданно поддавшись, отворилась.       — Простите? — негромко крикнул Артур в полутьму коридора. — Эм… Я Артур, месье, вас должны были предупредить, что я зайду.       Никакого звука, только мимолётный скрип открытой им двери. Англичанин осторожно просунул внутрь голову, а затем всё же решил зайти. Вытер сапоги о заботливо постеленный коврик, прикрыл за собой дверь и двинулся по коридору к видневшемуся проёму. Насколько он мог видеть в смутном свете из единственного окна, на стенах, обклеенных тёмными обоями, висело несколько картин в рамах, на высоком столике стояла пузатая ваза с пышным букетом. В воздухе ощущался немного сладковатый запах цветов.       В пустой гостиной никого не оказалось, и Артур немного растерянно озирался вокруг, как вдруг его слух уловил тихий шелест страниц. Прислушавшись, он направился к арке в правой стене, за которой оказалась небольшая, но уютная столовая. Кроме того, как англичанин заметил ещё в гостиной, всё было обставлено просто, без нагромождения мебели и безделушек, однако с комфортом и стилем. Круглый столик, два стула с фигурными спинками, вытянутый узкий буфет, за стеклянными дверками которого толпились бутылки разных мастей. Расписанные миниатюрами декоративные тарелки на стенах слегка бликовали от узких лучей света из окна. Лёгкие полупрозрачные шторы пропускали, казалось, ровно столько света, сколько было нужно для тёплого освещения комнаты. Тут взгляд Артура наткнулся на небольшой диванчик, втиснутый между буфетом и стеной у окна. На диване спиной к вошедшему сидел человек, из-за его плеча был виден край книги. Снова раздался шелест, и человек перевернул страницу, никак не отреагировав на звук шагов.       — Месье? — предположил Артур.       Снова никакой реакции. Кёркленд был в полном недоумении. Может, месье глухой? Но Альфред ни о чём таком не предупреждал, да и зачем бы тогда ему звать нового работника на разговор, если он глух? И, чтобы развеять сомнения, Артур не придумал ничего лучше, чем тронуть человека за плечо.       А вот зря. От неожиданного прикосновения человек вскочил, как заведённая пружина, отбросив книгу на пол, и резко обернулся. На лицо, искажённое ужасом, упали растрепавшиеся локоны довольно длинных волос. Мужчина вдруг вскинул руки к ушам и вытащил затычки.       — Сэр, вы испугали меня до полусмерти! — тяжело переведя дыхание, наконец вымолвил он.       — Простите, месье, но вы не слышали меня.       — О? Ах, да, точно… Это, — он показал на ладони беруши, — чтобы блеяние не мешало чтению. Сбивает и, кроме того, немало раздражает, знаете ли.       Артур кивнул.       — А вы, должно быть, тот самый Артур? — протянул француз, отойдя на полшага и осматривая гостя. — Альфред говорил со мной о вас. Хотите работать?       — Да, месье. — Артур отвечал коротко, опасаясь лишних слов перед незнакомцем, столь значимым для дальнейшего хода событий.       — Но он, конечно, уже сказал, что здесь вам не стоит ждать многого?       — Да, месье.       — Знаете, Артур… — задумчиво протянул мужчина, поглаживая светлую короткую бородку, — вы совсем не похожи на человека рабочего.       Артур был немало удивлён. Ему хватило одного взгляда, чтобы раскусить его! Но он ведь был в одежде Альфреда, так что сложно было бы отличить его от простого работяги!       — Это просто, дорогой Артур, — чуть улыбнулся месье Бонфуа, глядя на изумлённое лицо собеседника. — Ваша кожа нежная и светлая, как на лице, так и на ладонях. Всего лишь догадка, с большой долей вероятности, но догадка, и она попала точно в цель, как я вижу.       Француз потуже затянул пояс домашнего халата и плавным жестом указал на один из стульев за столом.       — Присаживайтесь, Артур.       Кёркленд опустился на стул, по привычке держа осанку, напротив сел мужчина.       — Моё имя Франциск Бонфуа, если Альфред вам этого не сказал.       — Сказал, месье. Я Артур, Артур Кёркленд.       — Хм, хорошо. Так вы, несмотря на то, что раньше не занимались тяжёлым трудом, всё-таки решили работать на пастбище?       — Да, месье.       Артур исподтишка приглядывался к этому человеку. Светловолосому мужчине с тонкими, приятными чертами лица было около тридцати пяти — сорока, но он был по-прежнему красив. Англичанин мог с уверенностью утверждать, что он и по сей день пользуется у дам бешеной популярностью. Волнистые волосы до плеч выглядели ухоженно, да и вообще француз производил впечатление франта, который, неистово преследуя моду и наводя марафет, внешне делал вид, будто это ему ничего не стоит.       — Хереса? — вдруг предложил месье Бонфуа.       — Что, простите? — немного сбитый с толку, переспросил Артур.       — Вроде в Великобритании вечерний херес — обычное дело.       — А откуда вы…       — Альфред проболтался, — с лёгкой улыбкой пояснил Франциск. — Так что насчёт хереса?       — Нет, благодарю, месье.       — Зря, дорогой Артур, в этой глуши вряд ли вы найдёте у кого-либо выпивку приличнее.       — И всё же я откажусь.       — Хм, ну что ж, дело ваше. А я, пожалуй, себя побалую. — Француз встал, достал из буфета небольшую бутылку и налил в стакан тёмно-янтарной жидкости. — Расскажите о себе.       — Зачем? — довольно резко ответил Артур.       — Ну как же зачем, я же должен знать, кого нанимаю, — совершенно спокойно среагировал мужчина, пригубив из стакана.       — Я всё равно только с вашими овцами буду общаться, — огрызнулся англичанин. Он ненавидел, когда кто-то копался в его жизни, выпытывая и выведывая. Захочет — сам расскажет, не надо кому попало что-то знать о нём.       — Ну что же вы так недружелюбны? — ничуть не обидевшись, протянул месье. — А Альфред отзывался о вас как о человеке спокойном и очень положительном.       — Правда? Хм, пожалуй, что так оно и есть… — смягчился Артур. Всё-таки лесть немного настроила его в пользу француза.       — Слово дворянина, что он ровно так и сказал.       — Знаете, слово дворянина в наш век уже не имеет такого уж веса.       — Пожалуй, вы совершенно правы, ну, тогда даю вам слово честного обывателя.       — Чем бы вы ни клялись, я считаю, что клятвы немногого стоят, — пожал плечами Кёркленд. — Клятвы — такие же слова, как и те, в которых мы клянёмся, они так же не застрахованы от лжи.       — Вы здраво мыслите, — довольно кивнул Франциск. — Это верно, сейчас нельзя доверять словам, а уж тем более в этой стране капитализма и торгашей. Ну-с, я слышал, вы собираетесь восстановить ранчо Теодора?       — Да, месье.       — И каким же образом?       «С вашей помощью, только вы об этом ещё не знаете», — подумал Артур, но вслух сказал:       — Мы с Альфредом будем работать.       — И всё?       — Ну… мы будем много работать.       — Ах, Артур, вы так наивны. Заработать на столь крупные планы, трудясь вдвоём за мизерную сумму? Помилуйте, это так наивно!       — У нас нет выбора, — сквозь зубы процедил раздражённый англичанин.       — О, не воспринимайте мои слова в штыки, ведь я прав, как ни посмотри. А вы не передумаете?       — А должен?       — Такому неженке и белоручке не место среди конского навоза, признайтесь, вы сами это понимаете. Вы же ничего не умеете, а только сидите на плечах молодого Альфреда, у которого и так забот полон рот, — глядя прямо в глаза Артуру, вдруг резко заговорил Франциск. Добродушие в его взгляде куда-то пропало. — Вы бесполезны, Артур, и будете только мешаться под ногами. Вы сдадитесь уже через пару дней максимум.       Артур, не сдержав своего гнева, вскочил со стула...

***

***       — Ну, как оно? — оживлённо вопросил Альфред, завидев Артура, быстрым шагом вылетевшего из дома месье Бонфуа.       — Похоже, я не справился, — бросил тот, огибая клумбу.       — Что-о-о-о?! — разочарованно протянул ковбой. — Но поч..?       Одно из окон дома вдруг с треском распахнулось, и выглянувшее лицо с набрякающим фингалом, напрягая голос, прокричало:       — Принят! Принят!       Молодые люди, почти скрывшиеся среди яблонь, удивлённо переглянулись.       — Он мазохист?.. — обращаясь к самому себе, удивился Артур.