***
С этих пор переводом занимается чудесная kid sigh , поэтому все благодарности ей. Она буквально реанимировала эту работу, потому что, увы, у меня на данный момент вовсе нет времени на переводы. В общем, приятного прочтения :)х Утром солнце просыпается, заполняя тёмную комнату, где в обнимку спят два парня, словно кусочки одного пазла, сюрреалистическим светом. Гарри просыпается первым — его рука немного затекла вокруг талии Луи, — и он пользуется моментом, чтобы пробежаться взглядом по изящному телу Луи, по его мягким, пушистым волосам и вздохнуть его запах: такой родной и завораживающий, а затем невесомо целует затылок, лопатки и место за ушком, словно бы отмечая тем самым, что он был здесь, здесь и здесь. Луи просыпается, абсолютно точно зная, что это Гарри обнимает его сзади. — Доброе утро, Лу, — шепчет он, сильнее обнимая парня и зарываясь носом в изгиб шеи Луи. В памяти Луи всплывает прошлая ночь, и он замирает, не дышит, так и не повернувшись. И так начинается их утро: с Луи, прижатым спиной к торсу Гарри, пока комната утопает в солнечном свете, что не позволяет ни одной трещине, ни одной щельке скрыться от взгляда. Красиво, думает Гарри. Он хочет запечатлеть этот момент, окунуть его в янтарь и обвязать им всего себя, чтобы не забыть то, как вздымается и опускается грудь Луи, словно он учится дышать; то, как дневной свет врывается и рассеивается по всей комнате, как небольшие, прозрачные опалы; то, как его пульс учащается от одной только мысли о Луи. — С добрым, — наконец отвечает Луи. Едва он поворачивается, как Гарри проводит по его губам со всей мягкостью и заботой. — Лу, я наконец нашёл что-то действительно стоящее, — затаив дыхание, признаётся Гарри. — У того парня, Чака Ли. — Ох, да? — Луи пробегает рукой по его предплечью, поднимаясь к плечам и шее, и останавливается на щеке. — И что же это? — Я читал книгу, и мне пришла такая мысль, что если мы бы оказались в каком-то многолюдном месте, например, на вечеринке? Я в другом углу комнаты. Как бы ты меня узнал из всех этих людей? — Хороший вопрос, — хмурится Луи, явно пытаясь что-нибудь придумать. — В основном меня спасают прикосновения, но расстояние всё портит, да. — Конечно же, я могу просто подойти и просто настойчиво поцеловать тебя, но, — мечтательно произносит парень, наслаждаясь тем, как Луи сверлит его взглядом, — уверен, что тебе не понравится. — Это странно, и я, скорее всего, убегу, потому что не смогу по началу узнать тебя, — говорит Томлинсон. — Помни это. Гарри хихикает; его смех, воздушный и светлый, окутывает комнату теплотой, которая могла бы превзойти и солнечные лучи. — И вот, я прочитал, как Чак заставил свою жену набить тату, чтобы он мог легче её узнавать. — Ты всё ещё думаешь о тату? Парень радостно кивает. Луи лениво рисует кончиком указательного пальца свои инициалы на коже Гарри, когда на него ниспадает вдохновение. — Или лучше: мы можем набить тату. — Мы? — Да, — теперь Луи сидит прямо, но рука всё ещё покоится на груди Гарри. Он чувствует, как порхает сердце Гарри под своей ладонью. — Ну, знаешь, парные тату. Так я никогда не забуду, что ты тоже мой. — Блять. Гарри наклоняется и целует Луи в его приоткрытые губы. — Что? — не отвечая на страстный прилив любви Гарри, спрашивает Томлинсон. — Мне кажется, это хорошая идея. — Нет, — улыбается тот, обнажая ямочки на обеих щеках. — Это чертовски прекрасная идея.***
По дороге в тату салон они оживленно обсуждают свои будущие татуировки. Гарри хочет что-нибудь оригинальное и с глубоким смыслом; он хочет личные тату, чтобы только они одни на этом свете могли понять эти чернильные рисунки на коже. Луи соглашается и добавляет, что тату должны быть ещё и большие, чтобы их было видно за несколько миль. — У нас должно быть больше, чем одна тату, — предлагает Гарри, но не отрывает взгляд от бесконечной дороги, что перед ним, сворачивая налево, затем направо и снова налево. — Так у тебя будет больше зацепок. — Это так чертовски больно, — вспоминая об острой игле, что прокалывает его кожу, оставляя несмывающиеся рисунки, говорит Луи. — Ох, ну же, — убеждает Гарри ясным, но очаровывающим голосом, таким, который уговорит Луи сделать всё что угодно. — Ты будешь в порядке, доверься мне. И, кроме того, я знаю, как заставить боль пройти. И Гарри не нужно смотреть, чтобы почувствовать прожигающий взгляд Луи на своей коже.***
После недолгих — буквально несколько слов — уговоров, но всё же долгих — больше, чем несколько — поцелуев в попытке заткнуть друг друга, они приходят к соглашению: у каждого по две тату. Гарри хочет больше татуировок, ему нравится то, как кожа Луи будет разукрашена татуировками, которые будут подходить к его собственным; то, как эти татуировки будут красноречиво показывать, что Луи — его и только его, но Луи считает, что на первый раз двух татуировок достаточно. Они останавливаются на компасе на внутренней стороне руки Луи, которая будет подходить к кораблю, украшающему левый бицепс Гарри, как необычная, личная драгоценность, и на веревке на внутренней стороне запястья — идеальное дополнение к якорю, что расположится на тыльной стороне запястья левой руки Гарри. Если они встанут рядом, Луи слева от Гарри, то их тату идеально сольются: веревка в форме знака бесконечности — именно об этом подумал Луи, когда впервые взглянул в глаза Гарри, — будет дополнять якорь на тыльной стороне ладони младшего парня. Якорь, который удерживает их и не дает сорваться в тяжелое время, в бушующий океан. Компас на руке Луи указывает на корабль Гарри, будто бы заявляя, что Гарри — север и его дом.***
Той ночью они сливаются в порыве тлеющей страсти; тела плотно сплетаются друг с другом, не оставляя ничего между собой, пока губы восторженно путешествуют по голой коже, воспламеняя её каждым поцелуем. Они горят как две преисподни, отдавая друг другу свой огонь, с каждой минутой загораясь всё сильнее и сильнее. Пальцы Луи порхают по перевязке на левой руке Гарри, под которой располагаются корабль и якорь, и даже несмотря на то, что прикосновения Луи самый нежные, быть может, касаться нежнее человек даже неспособен, Гарри чувствует, что его кожа готова превратится в пепел. — Лу, подожди, — хрипит Гарри, убирая руку старшего парня со своей. — Не трогай. — Но я думал, что тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе, — поддразнивает тот, — думал, что ты хочешь мои прикосновения всё время. — Да, — стонет Гарри. — Я хочу. Но я не хочу, чтобы ты так сильно полагался на прикосновения. Луи кивает, ласково говоря: — Хорошо. Гарри видит беспокойство в голубых глазах Луи, как медленно туман беспокойства и страх, словно тучи, что зловеще нависли над утренним небом, окутывают их, и говорит: — Хорошо, Лу, — Гарри поднимает ладонь Луи и начинает очерчивать круги на внутренней стороне подушечкой большого пальца. Луи заметно расслабляется, как будто Гарри только что поймал его, оттягивая от края. — Только до утра, хорошо? — Не отпускай мою руку до утра, — просит Луи, потому что ему нужно тепло Гарри; нужно чувствовать пульс под его кожей, который дает ему надежду, что всё будет хорошо. Гарри подносит его ладонь к своему лицу, медленно покрывает её поцелуями, и позволяет губам задержаться. Кожа под губами теплая и пульсирует желанием. — Не отпущу. — Обещаешь? — Обещаю, — отвечает Гарри, прижавшись к руке своего возлюбленного, будто бы посвящая всего себя ему. — Я буду с тобой. Всегда.***
Следующим утром Гарри сдерживает обещание, и они принимают вместе ванну, где осторожно снимают повязку под теплой водой, после чего не протирают её, позволяю коже высохнуть естественным путем. На свету татуировки блестят. Гарри думает, что тот факт, что они навсегда, символизирует их любовь. Её нельзя стереть, она вечна. — Помнишь Найла? — спрашивает Гарри, как только они уселись на диване, уютно прильнув друг к другу. — Найла Хорана? Луи напрягается, пытаясь заставить свой мозг выдать хоть какую-нибудь картинку, но в итоге тщетно. — Ага, немного. Блондин и ирландец? — Да, — отвечает Гарри. — Он устраивает вечеринку у себя дома сегодня, и я думаю, нам бы не мешало сходить. Ну, знаешь, попробовать наши татуировки. Луи немного колеблется, но если Гарри готов проверить, но и он сам тоже. — Хорошо. — Мы будем в обществе, — добавляет младший. — Всегда были проблемы с этим, — говорит Луи, на что Гарри делает лицо, будто бы не может поверить словам, только что вылетевшими из его рта. — Я не могу запомнить лица людей, — поясняет Луи. — Это не очень-то располагает к себе. Гарри немного задумывается, прежде чем встает. — Но мы можем всё изменить. И он бегом поднимается по лестнице, пока звук его топота эхом отдается по всему дому. — Что ты делаешь, Гарри? — зовет Луи и слышит ответ, но слишком приглушенный, чтобы разобрать слова. Чуть позже, Гарри мчится вниз по ступенькам с блокнотом Луи в руках. — Может, ты делал это неправильно. И усевшись рядом с парнем, он машет блокнотом перед ним и продолжает: — Всё время, каждый раз, когда ты встречал нового человека, ты описывал их тут. Но продолжал ли ты с ними общаться? Встречаться с ними чаще? Тот медленно качает головой, не зная, к чему клонит Гарри. — В этом и проблема, — воодушевленно говорит Гарри, словно наконец нашел ответ на вопрос, мучивший его всю жизнь. — Чак Ли писал, что всегда проводит много времени с новыми людьми. Не прекращал контактировать, узнавая больше мелочей о них, на которые другие бы не обратили внимания, и четко запоминал их. — И это важно, на самом деле, — продолжает он. — Ты помнишь меня больше всех, потому что много обращаешь внимание на меня, да? — Не обольщайся, Эйч, — дразнясь, надменно говорит Луи. — Но да, я думаю. — Итак, — произносит Гарри, пролистывая пожелтевшие странички с начала до конца. — Мы встретимся со всеми из этого блокнота и пообщаемся с каждым. По-настоящему узнаем их. — Это безумие, — возражает тот. — Я записывал очень много людей, и за сегодня их всех не увидишь. — Тогда только некоторых, — говорит Гарри. — До начала вечеринки. — Я не знаю... — Ну же, Лу, — убеждает Гарри, — ты будешь не один. Я буду рядом с тобой. И, несмотря на всё огромное нежелание в сердце, Луи соглашается. — Отлично! — восклицает Стайлс. — Ох, и пообещай мне. — Что? — Когда ты станешь запоминать людей без записей, пообещай мне, что выкинешь этот блокнот в море. Так же как и я с некоторыми твоими записями. В сомнении, которое исходит от Луи, тонут его слова: — Но он был со мной всё это время. — С тобой и твоей прозопагнозией, — едва ли не запинаясь на последнем слове, произносит Гарри. — Избавление от него, когда он тебе больше не нужен, — знак победы. И, кажется, всё значение наконец доходит до Луи. Ему хочется победить это «неизлечимое» расстройство, что он и обещает сделать с таким же рвением, как Гарри.***
Первая в списке Тори, соседка Луи. По началу, когда Луи только переехал сюда, она была очень мила, но затем из-за того, что что он всё время забывал её, даже несмотря на то, что и описывал её черты в блокноте, она начала постепенно отдаляться от него. Иногда очень трудно сказать кто есть кто, даже если их черты описаны на бумаге, потому что эти слова не картинки — они лишь описывают их, но опять же размыто и тем более никогда не будут такими же четкими, как фото. Гарри решает, что будет неприлично прийти с пустыми руками, поэтому заезжает в пекарню и покупает черничные чизкейки, которые упаковывает в фирменные коробки Twisters, после чего они пешком добираются до дома Тори. Луи чувствует, как сердце подступает к горлу, когда стучит в дверь, и кажется, что прошла вечность, хотя всего-то пять секунд. Дверь открывается, и из нее появляется полная женщина с невымытыми блондинистыми волосами и в удобной белой футболке и джинсах. Нервозность Луи доходит до пика, из-за чего он теряет дар речи, поэтому Гарри начинает вместо него: — Хэй, Тори. — Здравствуй, Гарри, — отвечает она, натягивая кривую улыбку, свою фирменную, и смотрит на Луи, пытаясь подавить своё любопытство. — Привет, Тори, — произносит Луи, набравшись смелости. Он не позволит нервам взять верх. Не сейчас. Он должен сделать это, он должен победить. Он одаривает её своей самой яркой улыбкой и протягивает коробку со словами: — Нам захотелось навестить тебя. Мы принесли тебе чизкейки. Удивление вперемешку с замешательством оседает в каждой складочке на её лбу, но, опомнившись, она улыбается, беря коробку с рук парня. — Спасибо. Заходите. Войдя, Луи чувствует свежий запах краски и осторожно вглядывается в Тори: её светлые волосы грязные и спутанные, из-за пота прилипли ко лбу, ногти сломаны, а пальцы все в мозолях. Луи решается, позволяя словам слететь с языка: — Хорошое местечко, — говорит он. — Ты отлично потрудилась с ремонтом. Тори не сдерживается, ухмыляясь. Она не ожидала, что кто-то заметит, что она в процессе обновления ремонта своего дома. — Благодарю. Недели ушли на то, чтобы покрасить коридор. — Недели прошли не зря, — говорит Луи и присвистывает, поражаясь отсутствию белых пятен на стенах. — Ни одного пятнышка. — Очень приятно слышать, — благодарит Тори, ликующе хихикая. — Если честно, не думала, что кто-то из вас заметит, но кто же знал? Но, в любом случае, хотите чего-нибудь? Чай, кофе? — Не отказался бы от чая, — отвечает Гарри. — Я буду то же, что и он, — следом произносит Луи; от дискомфорта не осталось ни следа. Тори радостно кивает и уходит на кухню. Как только она за пределами слышимости, Гарри неуверенно говорит: — Я думал, ты нервничал. — Нервничал, — признается Луи. — Но я думаю, что учусь контролировать это. — Ты умница, Лу, — дополняет Гарри и смеется, когда видит, как Луи, дразнясь, смотрит на него с надменным выражением лица, как бы говоря конечно. После того, как Тори возвращается с двумя чашками чая, одной чашкой кофе и тремя тарелками с чизкейками, разговор налаживается сам собою, и всё начинается. Луи шутит, когда надо, и смеется над Гарри, когда тот отпускает глупые шуточки в стиле «тук-тук». Радостный смех находит отклик у стен, освещая воздух своей вибрацией. Тори постепенно открывается Луи, и он мысленно пытается незаметно отмечать её черты, которые может различить; он замечает родинку, которая похожа на полумесяц, на изгибе шеи; он видит маленький шрам на левой брови; он запоминает её походку, манеру держаться: элегантно, но плавно, как будто она одновременно и харизматична, и глупа. Луи запирает эти мелочи в сердце, выжигая в памяти. Так он никогда их не забудет. Три часа, полные веселья, проходят очень быстро. После того, как они чуть не умерли со смеху, когда Гарри упал лицом, пытаясь встать на руки, парни решили уйти. Тори нехотя прощается с ними и берет с них обещание, что завтра они тоже придут, и она накормит их досыта домашней едой. Луи говорит ей, что уже не может дождаться, после чего уходит, воодушевленный и беспокойный.***
Они решают, что следующим и последним на сегодня будет Джейк, сантехник Луи. — Я не знаю Джейка, — говорит Гарри, когда они уже в машине. — Поэтому тебе придется самому начать разговор. Луи немного нервничает, потому что, кажется, Джейк не будет таким же дружелюбным, как Тори. Но, тем не менее, он кивает и говорит: — Я просто надеюсь, что он любит черничные чизкейки. Гарри делает вид, что он в шоке. — Все любят черничные чизкейки. И Гарри оказывается прав. Джейк в абсолютном восхищении от десерта; хоть и на первый взгляд его мускулы и густые усы кажутся угрожающими, он, оказывается, милый мужчина со своими слабостями — черничные чизкейки и лошади. Он восхищается лошадьми с особой страстью. — Лошади — сильные животные, — говорит он. — Они быстрые и, к тому же, невероятные ловкие. В среднем, у лошади весом в пятьсот кило при скачке задействованы те же самые кости, что и у человека, который стоит на цыпочках! Джейк, как всегда, настолько поглощен разговором о лошадях, что Луи даже не приходится стеснять себя — он может просто пялиться, а Джейк даже не заметит. Он замечает то, как бормочет все слова, в которых есть звук «с»; он замечает, что мизинца на левой руке нет — несчастный случай на работе; он запоминает татуировку подковы на задней части шеи мужчины. Время с Джейком летит не медленнее, чем с Тори; они оживленно спорят о том, кто же победит: лошадь или акула. Луи заливается смехом каждый раз, когда Гарри пытается спародировать лошадь, уплывающую от акулы, со словами «она не сможет доплыть до берега, потому что утонет!», на что тот с жаром отвечает «они могут ударить подковами акулу в глаз!». Гарри даже не замечает, что Джейк плюется, когда говорит. Самое смешное, что Стайлс выглядит не менее воодушевленным этой дискуссией, чем Джейк. Когда они уходят, Джейк быстро их обнимает и похлопывает по спине, после чего они обещают, что скоро снова встретятся. Джейк говорит, что на этом их спор не закончен, на что Гарри отвечает, что вызов принят.***
Когда они доезжают до дома Найла, вечеринка все еще идет. Двухэтажный дом освещен разными цветами, а оглушительная музыка, изходящая из него, слышна за несколько миль. Но хорошо, что дом Найла довольно изолирован, что означает, что они могут веселиться столько, сколько захотят, не беспокоясь о шуме. Прежде чем выйти из машины, Гарри насмешливо говорит: — Не могу поверить, что кто-то думает, что лошадь сможет победить акулу. — А я не могу поверить, что ты действительно спорил с ним, — возражает Луи и, открыв дверь, жестом указывает тому следовать за собой. Они останавливаются перед входом, чувствуя, как музыка грохочет под ногами, и смотрят друг на друга: — Я войду первый, — говорит Гарри. — Ты подождешь десять секунд и потом пойдешь искать меня. — Хорошо, — напряжение и принужденность сочатся из голоса Луи. — Когда ты найдешь меня, — говорит Гарри и, забив на обещание не прикасаться друг к другу, притягивает Луи за шею до тех пор, пока они не соприкасаются кончиками носов. — Я буду очень сильно тебя целовать. Гарри открывает дверь и затем резко закрывает её, оставляя широко разинувшего рот Луи с жаждой в глазах. Прошло уже достаточно времени с тех пор, как они касались друг друга в последний раз. Хотя Луи и уверен, что прошлой ночью у них было больше, чем просто прикосновения, но сейчас эта ночь кажется такой далекой. И вознаграждение, которое приготовил Гарри, лишь усилил его намерение справиться. Он считает секунды: Десять, девять, восемь... Луи думает о сочных губах Гарри на своих; мягкие, горячие и полные желания. Семь, шесть, пять... Он думает о языке Гарри, который проскальзывает через его губы, медленно разделяя их, и выдыхает, когда тот начинает вылизывать его рот. Четыре, три, два... Он думает о губах Гарри, что играют с его языком, о зубах, что потягивают за нижнюю губу, так, что все ощущения обостряются и становятся удивительными, до тех пор, пока он не тает, а колени не начинают трястись... Он врывается в дом, слишком одержимый мыслью найти Гарри, потому что ему нужны его поцелуи прямо сейчас. Люди оборачиваются, чтобы посмотреть на него, но ему наплевать. Это всего лишь куча безликих людей с двигающимися телами, и скоро им надоест смотреть на сумасшедшего парня с потускневшими голубыми глазами. Он осматривает комнату, пытаясь найти тату корабля и якоря; по кудрявым, каштановым волосам искать бесполезно, потому что Гарри надел голубую бини, которую носит большинство парней здесь. Музыка играет громко, пульсацией отдаваясь верх по ногам, из-за чего кажется, что сердце стучится в неправильном ритме. Бессмысленная болтовня вперемешку с гулом от ударом смешивается, вместе выливаясь в опасную какофонию, от которой мозг Луи готов расплавиться, но Томлинсон пытается игнорировать это. Он заостряет внимание на каждом отдельном человеке, отчаянно выискивая Гарри, но тела идут на него, случайно или сознательно, отвлекают его, из-за чего перемещаться в толпе еще труднее и дольше. Луи прилагает все усилия, чтобы не споткнуться и не упасть, опозорившись перед всеми этими людьми, что становится еще труднее с внезапной сменой темпа, из-за которого люди начинают танцевать быстрее и, соответственно, врезаться в него еще чаще. Голос из песни в его венах дает Луи повод думать, что музыка просочилась в его кровь, вместо пульса басовые биты, а удар барабанов — словно каждый стук его сердца. И это не очень неприятное чувство, в общем-то, но не тогда, когда он слишком утопает в жажде Гарри, найти которого представляется почти невозможным в данный момент. Когда Томлинсон уже на грани, чтобы обмануть и закричать имя Гарри, он находит его. Высокий парень в черной майке, который показывает свои мускулистые руки и татуировки на левой, прижав напиток ко рту. Он разговаривает с блондином, который, по предположению Луи, является хозяином дома Найл. Луи буквально должен растолкать людей, чтобы добраться до Стайлса, при этом получая проклятия в свой адрес, даже извинившись. Он мчится к младшему парню так быстро. Позор. И, встав прямо сзади Гарри, он яростно оборачивает его и впивается в его губы, словно голодный. Зубы сталкиваются, языки покусываются, рты приоткрыты, всё так неаккуратно. Луи слышит, как Найл присвистывает и хихикает и как за этим следует что-то в роде «хорошо, чуваки, отлично повеселитесь», прежде чем исчезает за пределы видимости и интереса Луи. После того, как они отрываются друг от друга, чтобы отдышаться, Гарри говорит с расширенными глазами и опухшими, покрасневшими губами: — Я думал, что это я буду целовать тебя. — Разницы нет, — бормочет Луи в губы Гарри, так, словно ему недостаточно его, словно ему нужно целовать, чтобы жить, чтобы дышать. — Остановись, Лу, — просит тот, когда Луи прижимается к нему под правильным углом, не сильно, а именно так, как нужно. — Мы не будем заниматься этим здесь. — Тогда давай домой, — хныча в рот Стайлсу, говорит Луи. — Мы только что пришли, — пытается объяснить Гарри. С Луи немного трудно говорить более связно. — И мы не будем делать это в комнате какого-то парня. — Но, Хаз, — говорит Луи в перерывах между поцелуями. — Ты нужен мне. Я хочу тебя прямо сейчас. — Не смей так давить на меня, Луи Томлинсон, — стонет Гарри, но это всё пустые угрозы. И даже несмотря на протесты Гарри, они все равно идут в комнату Найла. Он мысленно отмечает, что с этого момента будет вести себя добрее с Найлом.