Часть 3
17 июля 2014 г. в 19:53
У Романа Матвеевича Когана сложилось навязчивое впечатление, что из отпуска он вернулся в какую-то другую компанию. Доброжелательные улыбки сотрудников, нескончаемый поток приглашений «заглянуть в перерыве на чаёк», преувеличенный восторг по поводу очередной медвежьей услуги… В местном филиале Датского королевства что-то явно пошло наперекосяк.
— Господи, твоя воля, конечно, — затравленно втягивая голову в плечи, шептал Коган, прячась в подсобке от особо активной девицы из отдела кадров, всенепременно возжелавшей накормить его возмутительно некошерными котлетами по-киевски, — но что-то я как-то очкую. Ты б не мог немного сбавить обороты?
Бывшему младшему бухгалтеру, а ныне — и. о. главбуха, было невдомёк, что пока он прохлаждался в отпуске на прополке картошки, недремлющее начальство провело с остальными сотрудниками разъяснительную беседу о толерантности, суть которой сводилась к следующему: любить, холить, а если, не дай Боже, эта дрянь решит уволиться — все отправитесь за ним следом. «Отправляться» никто не желал, а потому дрянь как могли любили, холили и так далее по списку вплоть до слежки с целью выявить «общие интересы» (тут мужская часть коллектива нервно вздрагивала, крестилась и бормотала то ли «Боже упаси», то ли «данунах»).
География когановских интересов оказалась весьма обширной и, как и сам Коган, ввергла горе-следопытов в ступор. Сочетание бильярда и кондитерского кружка было ещё туда-сюда, но еженедельные посещения балета затруднились оценить по достоинству даже самые интеллигентные из них. Что не помешало, впрочем, затравить бухгалтера навязчивыми просьбами объяснить, чем отличается фуэте[1] от па-де-дё[2] и когда же, наконец, будет идти постановка Бэтмена[3].
Вредный Коган оставался верен своей репутации, о балете говорить не хотел и рецепты давал настолько несъедобные, что у местных кумушек даже возникли подозрения, а не издевается ли он. Вот с бильярдом дело поначалу сдвинулось с мертвой точки, но играть на интерес Роман отказывался, а обыграть его ни у кого не получалось. Так что тут отступиться заставило уже опасение за собственное финансовое благополучие.
И уж полное недоумение вызвало то, что бухгалтер был аж целых два раза замечен в стриптиз-клубе. Во время представления. Женского. Это, правда, не стало достоянием общественности по простой причине — у свидетелей не нашлось достойного в глазах собственных супруг объяснения, что они сами там делали. Коган-то, ясно дело, чем там занимался — следы заметал, а вот что по этому поводу может сказать добропорядочный семьянин, природе пока неведомо. «Вот хорошо устроился, пидорас! — завистливо вздыхали они и продолжали: — Ещё и в бильярд играет, когда хочет, еврей хренов».
Начальство от подчиненных ушло недалеко: и так и этак заигрывая с Коганом, всячески старалось донести до зашоренного и запуганного, гнобимого ранее гея, что, мол, бояться больше нечего, выходи, шкаф открыт, мы даже дверь подержим и дорожку красную постелим. Гей выходить не хотел. То ли не доверял, то ли вновь проявлял свой дрянной характер. Дата «Х» всё приближалась, до фуршета оставалось каких-то две недели, и генеральный решил, что хватит с него пируэтов.
— Роман, — решительно начал он, пригласив сотрудника к себе в кабинет на доверительный разговор. — Мы тут все люди взрослые. — Коган приподнял бровь, являя собой пример внимания. — Понимающие. — Коган согласно кивнул. — Либеральные. — Коган хрюкнул, выбиваясь из образа, что заставило Бондаренко свернуть намеченный, было, план беседы и закруглиться лаконичным: — Хрен с тобой, делай каминг-аут.
— Чего? — бухгалтер вполне достоверно изобразил непонимание. — Да что вы себе?..
— Сколько? — устало протянул генеральный, уже зная, чем обычно заканчиваются вот эти возмущения подчиненного.
— А чего надо-то?
— Пятнадцатого фуршет у австрийцев. Надо, чтобы ты там был. И чтобы не скрывался.
— И всё? — оказалось, даже Когану не чужд когнитивный диссонанс. Правда, он быстро взял себя в руки, состроил печальную рожу и, тяжело вздохнув, показал три пальца.
— Лады, — скорость, с которой Бондаренко согласился на очередную премию, заставила еврейскую часть души Романа засомневаться, а не продешевил ли он. — Только это, с мужем приходи.
Продешевил, понял Коган. Сделал вид, что задумался, и решительно отказался.
— Нет, нет, нет и ещё раз нет!
— Четыре.
— Нет.
— Пять.
— Нет, — сглотнул Коган, — нет у меня мужа. И вообще, мы договаривались про меня, фуршет и быть самим собой. Не хотите, не надо.
— Твою мать! — остановил его начальник. — Через две недели, чтоб как штык. И это, ну не стесняйся, все свои. В смысле, все поймут. В смысле… твою же ж мать… — протянул он в спину удалившемуся бухгалтеру и задумчиво вопросил у потолка: — И чего делать теперь? Муж-то нужен позарез.
А неунывающий Коган попивал себе чаёк с трофейными бубликами, довольно жмурился и спорил сам с собой, на что тратить так внезапно свалившуюся на голову халявную премию.
— Нет, — бормотал он, — всё же права была маман. Мазал эндингс [4].
Примечания:
[1] Фуэте — общепринятое сокращенное название виртуозного движения классического танца, исполняющегося как ряд последовательно повторяющихся туров в быстром темпе и на одном месте, при выполнении которых работающая нога по окончании каждого поворота на 360° открывается точно в сторону на высоту 45-90°
[2] Па-де-дё — одна из основных музыкально-танцевальных форм в балете. Состоит из выхода двух танцовщиков (антре), адажио, вариаций сольного мужского и женского танцев и совместной виртуозной коды.
[3] Из серии «слышал звон, да не знаю, где он» — кто такой Бэтмен, думаю, все знают, а в балете есть «батман» — одно из движений классического балета, представляющее из себя какое-либо отведение, приведение или сгибание одной, работающей ноги стоя на всей стопе или на полупальцах/пальцах другой, опорной — вытянутой в колене, либо с одновременным выполнением приседания.
[4] Всё к лучшему (идиш)