Дорога, ведущая к дому

Почему-то именно это запомнилось ему с того последнего вечера – глаза темные, внимательные глядели на него с каким то непонятным интересом и под этим пристальным взглядом, Лью почувствовал себя не очень уютно. Словно чья-то холодная рука пробралась в подсознание и вытащила наружу самые тяжелые и неприятные мысли. Глаза у брата были неопределенного оттенка – мутные и темные, как бутылочное стекло, иногда на самом их дне вспыхивал болезненный огонек и тогда само лицо младшего преображалось, светилось изнутри тем светом, которому Лью смог подобрать название только спустя долгое время. Безумие. Именно это имя носила болезнь, терзавшая брата, железными когтями разрывающая его разум и душу. Джефф. Брата звали Джефф. Лью изо всех сил старался забыть это имя и человека его носившего, но отчего-то не мог. Или все-таки не хотел. А вспоминая все то время, что они проводили вместе, он так и не смог понять – в чем его ошибка? Почему не получилось уберечь младшего от этого разрушительного света? Каждый раз ответ не приходил. А возможно, он и не пытался уберечь, каждый раз списывая изменения в поведении Джеффа на свое слишком сильно разыгравшееся в последнее время воображение. Бывало, брат являлся ему во снах. То были непременно светлые, радостные сны, еще незапятнанные болью последующих событий. Джефф, такой же, как в дни их юности – темноволосый, бледный, смотрел на него прищурившись, и улыбался той нежной улыбкой, которую Лью так редко доводилось соцерзать. Джефф всегда был несколько противоречивым – теплым и прохладным одновременно. Джефф был, как бабочка, летящая на пламя. Иногда, Лью совсем его не понимал. А иногда, даже не хотел понимать. Первый толчок в объятия пламени произошел, когда Джеффу было где-то тринадцать-четырнадцать лет. Лью к тому времени было около семнадцати, он учился в старших классах, был молод, счастлив и полон планов на будущее. Вернувшись домой посреди ночи, после очередной веселой вечеринки, он быстро заснул. Разбудили его странные звуки, доносившиеся из ванной, они могли бы напоминать смех, только смех болезненный и беспрерывный. Лью осторожно подошел к двери и прислушался – смех не прекращался. «Так смеялся Чарли Пирсон, когда впервые накурился травки» - пришла на ум идиотская ассоциация. Вздохнув про себя, Лью аккуратно повернул дверную ручку и вошел внутрь. На краю ванной сидел Джефф, а испачканное кровью лезвие в его руках смотрелось совсем чужеродно. Кровь была не только на руках, но и на полу, даже на лице брата, кажется, он пытался нарисовать какое то жуткое подобие улыбки, но ему это плохо удалось. Тот странный, не заканчивающийся смех, оказалось плачем – хриплым и задушенным. Действительно, Джефф плакал, и его плечи тряслись в такт всхлипам. Лью не мог сказать чего-нибудь внятного, он подошел к младшему и попытался коснуться его плеча, но тот отшатнулся и сдавленно прошипев «Отстань от меня наконец», стремительно покинул ванную, оставив брата стоять в недоумении. Наверно стоило разбудить родителей и рассказать им все, но Лью решил повременить с этим событием. Ведь Джефф был еще подростком, это могли быть всего лишь издержки переходного возраста, попытки привлечь внимание, да и тот случай с Сьюзи... Наверняка все эти глупости пройдут сами собой, зачем лишний раз тревожить родителей? У них и без того было достаточно проблем. Да и Джефф ему за это спасибо не скажет. Годами позже, Лью проклинал собственную глупость и самоуверенность, брату действительно нужно было помочь, а не пускать дела на самотек, малодушно надеясь, что все само образуется. «Уже ничего не образуется» - пронеслось как то в голове, но когда он понял это, было слишком поздно. Лью был совсем молод и не хотел задумываться о последствиях своих ошибок, а уж тем более не хотел потом всю жизнь о них жалеть. Впрочем, он и не знал, что все это когда-нибудь выльется во что-то серьезное. Когда они были маленькими, родители всегда ставили Джеффа в пример, даже несмотря на то, что он был младше. Послушный, ласковый, восторженный – тогда в его глазах еще не поселилась грусть. Он был во многом противоположен старшему брату – задиристому, грубоватому и порывистому. Джефф никогда не дрался с другими детьми, не отбирал у них игрушки, был очень исполнительным и являл собой образец образцового поведения. Однажды, когда они еще жили в Сан-Франциско, Лью возвращался домой после прогулки с друзьями, на часах было около девяти вечера и мальчик очень спешил, опасаясь, что родители накажут его за опоздание. Он уже подходил к крыльцу, когда услышал где-то за домом непонятную возню. Задерживаться было нельзя, но Лью решил удовлетворить свое любопытство и подошел поближе к источнику шума. Первым, что бросилось в глаза – был большой кухонный нож. Он лежал на земле, и на испачканной чем-то темно-красным стали отражались блики догорающего солнца. Рядом с ножом валялась дохлая соседская кошка, из разрезанного живота которой проглядывались внутренности. Лью в свои десять с половиной лет не отличался особой впечатлительностью, он часто смотрел с друзьями фильмы ужасов, где видел сцены и похуже, намного хуже но сейчас ему казалось, что это самое жуткое зрелище в его жизни. Но самое кошмарное во всем этом было то, что недалеко от выпотрошенного трупа животного сидел маленький Джефф, сидел и задумчиво разглядывал мертвого зверька. Глаза у него будто бы потемнели еще больше и во мраке казались почти что черными. Только на самом их дне горел какой-то таинственный огонек. Заметив брата, Джефф не испугался, не попытался оправдаться, а всего лишь преспокойно сказал: - Я просто хотел посмотреть, что у нее внутри.