***
Резко открыв глаза, Сульфус почувствовал, что ему катастрофически не хватает воздуха. Приподнявшись, он вытер потные ладони о край одеяла и сделал два глубоких вдоха. Вот так уже лучше. Хотя странное ощущение тревоги еще не покидало его. Сердце билось в несколько раз быстрее, в ушах отчетливо было слышно, как пульсирует кровь. Закрыв глаза, он заставил себя успокоиться и немедленно взять в руки. Да, подобные кошмары часто мучили, но сегодня ужас был особенный. Непросто смазанные картинки, где большинство случившегося было либо забыто, либо более сглажено. Плюс обычно всё было бегло и до него не сразу доходило, что это отрывок его прошлого, а не обычный кошмар, вызванный стрессом или просмотренным накануне фильмом ужасов. Сегодня Сульфус будто вернулся туда… В своё детство, своё прошлое, в свой страх. Всё было как нельзя точным. Даже та самая ваза, которую отец уронил, устроив очередной пьяный скандал, была на своём месте. Это было единственным напоминанием о матери. Было. Но и это у него отняли. Из глубоких раздумий его вывело какое-то шевеление на другой половине кровати. Повернув голову, он вцепился взглядом в лицо рядом спящей девушки. Судя по лёгкой улыбке, ей снится что-то приятное. «Хотя бы кому-то из нас повезло», — хмуро подумал Сульфус, недобро оскалившись. Но будить её не стал. Напротив. Он наблюдал за ней, пытался запомнить каждую черточку её лица, каждый изгиб её тела. Тела, которое он с вожделением любил всю прошлую ночь. Конечно же, он не мог не признать, как она красива. Светлые волосы, подстриженные в каре с выбритыми висками; пухлые алые губы, прямые черты лица. На правом плече выбита замысловатая татуировка, тянущаяся змейкой до кончика среднего пальца. Стройное, подтянутое тело, с полными грудями, прикрытыми тоненькой белой простынёй. Сейчас он не видел её глаз, но мог поспорить, что узнает их из тысячи. Ярко-зелёные, порой отливающие разными оттенками. Грейс*. Она действительно умеет его удивить. С ней, в отличии от многих пустышек, не бывает скучно. Эта девушка всегда возбуждала в нем интерес, похоть, страсть. Несомненно, у самой необычной куколки в его коллекции есть свои минусы. Даже у самых дорогих и, на первый взгляд, лучших игрушках есть свои изъяны. Она не любит оставаться на втором плане. Часто устраивает истерики и обижается, если он ей долго не звонит и не вспоминает. А если и вспоминает, то неминуемо тащит в постель. И никакого конфетно-букетного периода. Никаких вздохов, нежностей, поцелуев при луне и прочей херни, что женщины требуют на первой стадии отношений. Просто секс. Безэмоциональный, пустой, порой грубый, но всегда страстный. Он никогда не думал о ней, о её ощущениях, о её потребностях. Просто брал её, получал своё удовольствие, не задумываясь, получила ли своё она. И каждый раз, когда Грейс пыталась устроить скандал, выразить своё недовольство, потребовать капельку любви и внимания, Сульфус просто задаривал её, не желая слушать нытьё. Машины, деньги, украшения, — неважно. Главное, чтоб рот не разевала и уходила сразу, без лишних слов, как только он потребует. Решив и в этот раз не заморачиваться, Сульфус, поднявшись с кровати и быстро надев штаны, отошёл к окну, доставая из карманов бумажник и пачку сигарет. По пути он нечаянно задел пустую бутылку, в которой когда-то был алкоголь и та упала на пол, разбиваясь вдребезги и будя до сих пор мирно спящую Грейс. Отлично, так даже лучше. Не надо будет самому пытаться ее поднять. — Что произошло? — заплетающимся языком пролепетала девушка, щурясь от дневного света, бьющего в глаза из окон, и недоуменно смотря то на любовника, то на разбитую им бутылку. — Думал как лучше тебя разбудить, — усмехнулся Сульфус, закуривая сигарету и смотря на прелестный вид, открывающийся из его окна. — Тебе пора уходить, солнышко, папочка с тобой сегодня закончил. — Он не видел её лица, но готов поспорить, что оно покраснело от гнева и из ушей начал клубиться пар. — Что?! Опять прогоняешь меня как шавку, как дешёвую шлюху, как… как… — не находя слов от переполнявшей злости и досады, девушка не закончила фразу, хотя, кажется, всё было понятно и так. Резко вскочив с кровати, она, даже забыв прикрыться, так и подлетела к нему, стоя за его спиной в одних только кружевных трусиках. — Ах, да, совсем забыл, — наигранно нацепив на себя озадаченный вид, ответил мужчина, шаря в бумажнике и доставая оттуда солидную стопку купюр, после чего, не смотря на Грейс, бросил их на стол, где раньше стояла разбитая бутылка. — Держи, котёнок, ты их вчера хорошо отработала. — Мне надоело быть твоей игрушкой, Сульфус! Ты ведь говорил, что всё изменится! Ты ведь обещал! — она почувствовала, как в уголках глаз защипало и стали наворачиваться слёзы. Не от боли. От злости, несправедливости и жажды мести. — Ты ещё об этом пожалеешь! — голосом, полного яда, прошипела девушка и, схватив свою одежду, вылетела из его спальни голой, сталкиваясь в коридоре с довольно удивленным охранником. Сульфус лишь в ответ усмехнулся. Она не первая и уж точно не последняя дурочка, наивно ждущая, пока он на ней женится. Мужчина даже не обернулся ей в след, лишь с иронией заметил, что деньги так и лежат на столе нетронутыми. Гордая. Обычно убегающие в слезах куколки прихватывают с собой свой гонорар, так честно отработанный ночами. Но те, правда, не угрожают, лишь ревут и давят на жалость и совесть, которых, кстати, нет. Что-ж, интересно. Грейс снова его удивила. Возможно, поэтому она и была одним из любимейших трофеев. Одной из красивейших статуэток в его хранилище. Она и Кетрин. Две женщины, которые как-то смогли его зацепить. Правда, есть еще и третья, о которой он старается не вспоминать, и к которой испытывает не меньше ненависти, чем любви. Правда, это уже совсем другая история. Та, где всё намного сложней и о чем он обязательно подумает. Но позже. Несомненно, ему будет не хватать Грейс, но ведь она сама виновата, не так ли? Сульфус никогда не давал ей настоящих надежд, сразу открыто говоря, что она — не больше, чем «развлечение». Так о чем она думала, когда строила какие-то надежды на его счет? Думала, что слюбится-стерпится? Как же глупо. И наивно. В этом плане с ней скучно, не то что с Кетрин. Мысли и планы этой женщины он так и не разгадал. Она не подает надежд на «жили долго и счастливо» и вряд ли когда-то любила его, довольствуясь лишь обоюдным желанием и постоянным пополнением бюджета. Да, она пыталась сместить Раф и женить на себе, но всегда делала это с осторожностью, чуть что таща в постель и успокаивая его гнев удовольствием. Вот уж с кем действительно интересно. Интригующе. Опасно. Сульфус не раз задавался вопросом: что же на самом деле она от него хочет?***
Немного поработав с документами, мужчина, наконец, смог отвлечься. Ведь помимо собственных переживаний и личных проблем, у него есть работа. Бизнес, который желает отнять любой конкурент, только и ждущий, пока он оступится. Подчиненные, готовые ублажать его, как только могут и ожидающие новых поручений. Ему не всегда нравилась эта работа. Конечно, иметь свое дело и загребать деньги пачками — отличный расклад и со временем он смог приноровиться. Но это была не его мечта. А Маркуса. Человека строгих нравов и очень жестокого по отношению к другим. Человека, не прощающего ошибки. После того, как он избил его мать за то, что она родила не его ребенка, женщина убежала, бросив своего первого сына. Кассандра никогда не отличалась качествами примерной матери, но она все-таки ею была. Хоть и никудышной, но была. Сульфус не помнит ни единого доброго слова от неё, но всё равно любит, как и любой другой ребенок, хоть так и не простил её подлость. После вторых, очень тяжелых родов, Кассандра воспроизвела на свет мертворожденного ребенка. Темнокожего мальчика, не успевшего прожить и дня. Это было её роковой ошибкой. Родить от любовника, опозорив на весь свет своего мужа и думать, что он смилуется над ней и простит, если уж ребенок все равно мёртв? После жестокого избиения, она сбежала. Ушла вместе со своим любовником, бросив Сульфуса с этим тираном на милость судьбы. Отчасти Сульфус, может, и понимал её. И не осуждал её за побег, если бы мать не бросила своего сына. Она даже не пришла попрощаться, лишь оставила клочок бумаги, где написала, что сожалеет и что так всем будет лучше. Лучше ей, но не ему. Маркус никогда не был ласков по отношению к своим близким. Но он был верен. Себе самому и своей семье. Он не признавал и жестко осуждал такие людские пороки, как ложь, прелюбодеяние и эгоизм. От этого он привык избавлять людей болью. Причиняя физические страдания, отец думал, что так они избавляются от грехов и наставляются на путь истинный. В каком-то смысле он был тем ещё фанатиком, хотя сам был далеко нечист. Его руки были по локоть в крови. За ошибки он наказывал не только близких, но и посторонних. Те, правда, проходили «очищение» особенным способом. Маркус не только избивал своих «подопечных», но и придумывал извращенные виды пыток. Те, кто туда попадали, обратно уже не возвращались. Сульфуса передёрнуло от подобных воспоминаний. После смерти отца всё его состояние отошло к нему. Тогда он впервые увидел место, куда Маркус приводил своих жертв. Столько видов оружия для причинения боли, столько крови, столько жертв… Тогда он сразу же приказал своим людям сжечь это место. Немедленно. И дал себе клятву, что никогда не станет таким, как его отец. Но сдержал ли он свое обещание? Да, несомненно, Сульфус никого не мучил, не пытал и не убивал (без крайней необходимости), но если и приходилось идти на крайние меры, то это всегда делал кто-то из его людей, но не он. И старался обходиться без лишней боли, сразу по-тихому устраняя ненужного человека. Но в кое-каких своих поступках он узнает своего отца. Причиняя боль своей жене, поднимая на неё руку, разве он не становится тенью отца? Чего же он этим добьётся? А если Раф убежит? Не выдержит и уйдет, бросит Кола, как когда-то сделала его мать? Может быть, поэтому Сульфус так боится её отпускать? Боится, что его сыну придётся расти без матери. Что почувствует такую же боль и непонимание, как в свое время чувствовал он. А вдруг Кол возненавидит отца так же, как Сульфус возненавидел своего? Нет. Он этого не допустит. Никогда. Мужчина даже не заметил, как сорвался с места и спешно покинул кабинет, громко хлопнув дверью. Сейчас он хотел одного. Увидеть Кола и на какое-то мгновение просто забыться. Он так редко уделяет ему внимание, так редко проводит с ним время. Ведь это кажется таким странным. Его собственные родители не навещали его толком, набрав кучу гувернанток и нянек. Обеспечивали деньгами и хорошим образованием, считая, что на этом их родительский долг заканчивается. Еще в детстве он дал себе обещание, что его сын будет знать своего отца не только по фотографиям и рассказам других. Так почему же он забыл об этом? Дойдя до детской комнаты, Сульфус неуверенно открыл дверь, проникая в просторную, светлую комнату, где вокруг одного малыша крутилось множество прислуги. Про себя он усмехнулся: ничего себе, как он подрос! Уже может сам сидеть. Боже, как же давно он его не видел! Неудивительно, если Кол его и не узнает. Завидев хозяина, женщины тут же раступились, не зная как правильно себя вести. Нечасто работодатель бывает здесь. Обычно заходил на пару секунд, даже не смотря на малыша, просто проверяя в каких условиях он живет. Сульфус, увидев замешательство в их глазах, ехидно улыбнулся. Теперь, когда эти курицы отошли, он заметил, что и дорогая жена тоже здесь. Ему хотелось ударить себя по голове: ты ведь сам разрешил им видеться в любое время, идиот! Неудивительно, если Раф находится здесь двадцать четыре часа в сутки. Та, кстати, завидев его, немного смутилась. — Оставьте нас, — хмуро кинул в сторону прислуги, отчего те в свою очередь кивнули и поспешили покинуть помещение. Подойдя к мальчику, Сульфус, недолго думая, взял сына с рук матери, прижимая к себе и заглядывая в такие родные глаза. Удивительно, но Кол даже не заплакал, когда кто-то чужой забрал его из нежных материнских рук. Пусть он и не помнит его, но он все понял и улыбнулся такой чистой, доброй и неподдельной улыбкой мужчине, что зовется его отцом. В этот момент Сульфуса словно молнией ударило и он, впервые за столько лет, улыбнулся в ответ. Это была не злобная ухмылка, не ехидная усмешка и не саркастичный смешок, которыми он привык одаривать всех и каждого. Это была улыбка счастливого человека. Брюнет даже не мог вспомнить, когда в последний раз так улыбался. Так искренне и любяще. Также он не мог вспомнить, когда в последний раз ощущал такое счастье и легкость. Казалось, что все проблемы мира отошли на второй план. Ведь до него только сейчас дошло, что это единственный человек, который на самом деле может его полюбить. По-настоящему. Настолько, насколько позволяет его маленькое сердечко. В этот момент Сульфус дал себе ещё одну клятву. Он обязательно сделает этого малыша самым счастливым. Он даже позволит себе открыть перед ним свое, как ему раньше казалось, несуществующее сердце. Легонько поцеловав мальчика в лобик, он, наконец, заметил, как тот своими маленькими ладошками пытается сорвать его цепочку, чтобы лучше рассмотреть. Ту самую, что Кол пытался проглотить при их первой встречи, когда Сульфус разыскал их с Раф в какой-то глуши. Это был особенный подарок от человека из прошлого. Все это время он берег её как зеницу ока. Не задумываясь ни на минуту, мужчина снял с себя цепочку и, прижав её к губам, прощаясь с чем-то дорогим сердцу, одел ее на шею мальчика. Благо, что она оказалась тоненькой и не тяжелой и через пару-тройку лет Кол вполне до неё дорастет. За всем этим с удивлением в глазах наблюдала Раф. Она не могла поверить в картину, развевающуюся на её глазах. Сульфус… принял ребёнка? Непросто признал его своим сыном в глазах света, но и впустил в своё сердце? Перед глазами начали появляться картинки из прошлого: вот его реакция на беременность, на роды, первое появление в больнице, где он открыто заявил: «это не мой сын». Неужели тот Сульфус, унижающий её и Кола все эти месяцы и ныне заботливый отец, нежно прижимающий к себе ребёнка — это один и тот же человек? «Может его подменили?» — с иронией подумала девушка, в душе понимая, что это единственное логичное объяснение таким резким переменам. — Какой дорогой подарок, — неуверенно начала блондинка, обращая внимание мужа на себя. — Сколько тебя помню, ты носил её не снимая и не позволяя никому к ней прикасаться. — Опуская глаза в пол, Раф вдруг вспомнила, как первые месяцы после свадьбы муж был вполне не против, когда она периодически хотела подержать его цепочку, но решила об этом смолчать, ведь это, кажется, было в другой жизни. — Никому, кроме Кола… — Тебе я тоже её давал, — спокойно ответил мужчина, не глядя на супругу. — Ты помнишь?.. — только и смогла выдавить из себя потрясенная девушка. Ей думалось, что Сульфус начисто стёр из памяти каждый миг, проведенный с ней. — Я и не забывал, — пожав плечами, отозвался он и аккуратно положил Кола в детский манеж, где тот сразу же принялся играть с машинками. — Я помню гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Ей казалось больше удивиться за этот день она уже не сможет, но с каждым словом Сульфус шокировал всё больше и больше. Сначала необъяснимая нежность и любовь к сыну, потом самый дорогой для него подарок, а теперь он ещё и заявляет, что не забывал о ней?! — Эту цепочку тебе подарила Элизабет, да? — резко перевела тему Раф, вызывая усмешку мужа. Ей не хотелось говорить об их отношениях, пока она еще не готова и, по правде говоря, вряд ли будет когда-нибудь, но уж точно не сейчас. Не сегодня. Раны, нанесенные им, еще не зажили. Правда и эта тема довольно щекотливая, что было видно по его лицу, что вмиг стало серьезным и хмурым. Он никогда не любил распространяться о своей семье и Раф толком ничего не знает. Впрочем, о своей ей тоже почти ничего неизвестно. — Да, — тяжело сглотнув, выдавил Сульфус. В комнате повисла такая тишина, что, казалось, был слышен даже легкий ветерок за окном. — Она была так добра ко мне и заменила маму, заботившись обо мне всегда, сколько я себя помню. Отец не очень её жаловал, ведь она напоминала ему о её сестре, моей матери. Она смогла меня полюбить. Смогла то, что после неё мало кто осмелился повторять. В комнате так и осталась оглушающая тишина. Кажется, даже малыш Кол сидел неподвижно. Каждый не знал, что сказать. Раф была ошарашена его внезапным порывом поделиться прошлым, ведь он никогда о нём не заговаривал. А Сульфус просто ушёл в себя. В свои мысли, свою боль, своё прошлое. «Я тебя любила. Любила по-настоящему». — подумала она в ответ, но так и не решилась сказать это вслух. — Обещай мне, Раф, — тихо попросил Сульфус, так и застыв к ней спиной и не желая поворачиваться. — Что обещать? — ничего не понимая, спросила девушка, немного удивившись тому, с какой болью и отчаянием в голосе он говорит. Этот человек не из тех, кто о чем-то просит. Обычно у него всегда есть всё, что душеньке угодно. Так о чем таком он может её попросить? Именно просить, а не приказывать. — Обещай, что ты его не бросишь. Никогда. Обещай, что наш сын будет счастлив. Что у него будут оба родителя. — Клянусь, Сульфус, — впервые не побоявшись к нему подойти, прошептала блондинка, и взяла его за руку, заглядывая прямо в глаза, где впервые увидела искренность, а не подлую маску. — Я никогда не оставлю его. Я сделаю ради него что угодно. И в этот момент Сульфус, не давая себе отчета о своих действиях, потянулся к её губам.