***
Прошло, кажется, еще около недели, прежде чем она нашла в себе силы встать с кровати. Хотя определять количество проведенного времени было почти невозможно, ибо час мог длиться секунду, а день — целую вечность. Девушка специально держала шторы закрытыми и прогоняла служанок, чтобы те не имели возможность как-то на нее воздействовать. Раф почти не ела, мучаясь от душевных травм и постоянных приступов тошноты. Всякие попытки отдохнуть и провалиться в безмятежный сон заканчивались кошмарами, а в дальнейшем, как итог, истерикой. Отвращение к себе самой и всему происходящему изводило и уничтожало ее изнутри, ломая пополам. Ее врач, качая головой, жаловался на неподобающее для будущей матери поведение, а потом прописывал несколько таблеток успокоительного и снотворного, которого, впрочем, в ее шкафчиках всегда было слишком много. Сульфус же, несмотря на ее заметно ухудшавшееся с каждым днем самочувствие, ни разу не навестил. Должно быть, у него были дела поважнее. Впрочем, ее это отнюдь не задело и уж тем более не волновало. Слабость отошла очень неожиданно, уступая место волнениям и безграничным желанием видеть своего сына. Раф с грустной улыбкой подметила, что в тот день, когда она смогла встать с постели, исполнялся ровно месяц, как она сбежала из этого дома. При других обстоятельствах и другом исходе сейчас бы она была на другом конце мира, полная уверенности и веры в то, что сможет начать новую жизнь, не допуская старых ошибок. Ее воображение рисовало прекрасные картинки альтернативного и светлого будущего постоянно, тем самым окончательно выматывая её морально. Приложив огромные усилия, она подошла к зеркалу, чтобы впервые за столько дней столкнуться со своим отражением. И вид, который открылся ей тогда, был отнюдь не самым приятным. До невозможности исхудавшая, бледная, с огромными синяками под глазами и искусанными в кровь губами — Раф напоминала себе трупа гораздо больше, чем живого человека. Сквозь тонкую ткань обтягивающей сорочки она видела, как уже едва заметно стал выпирать живот, словно напоминая о том, что теперь она должна заботиться не только о себе. Подозвав к себе прислугу и приняв с их помощью ванну, а после одевшись, девушка наконец покинула свою комнату, идя по ненавистным коридорам туда, где надеялась найти долгожданное для себя спасение. Раф не знала, позволяет ли теперь Сульфус видеть ей сына, но знала, что в противном случае сделает все, чтобы провести с ним время и спастись тем самым от самой себя. Ее сердце затрепетало, быстро забившись от одного только взгляда на маленького мальчика, который, окруженный гувернантками, играл с игрушками. Она почувствовала, как на губах невольно растянулась улыбка, и по венам будто снова побежала кровь, возвращая ее к жизни. Николас, ее единственная отрада и утешение в этом мире, радостно заулыбался, заметив присутствие матери в дверях и тут же потянул к ней ручки. За секунду преодолев расстояние, Раф подняла его на руки и прижала к себе, вдыхая его запах и чувствуя, как долгожданное спокойствие растекается по телу. Женщины, окружавшие их, были, кажется, немного удивлены и обескуражены, однако не нашли в себе смелости перечить и потому молча наблюдали разворачивающуюся перед ними картину. — Мама! — весело протянул мальчик, смотря на нее своими пронзительными золотисто-карими глазами, и в этот момент Раф подумала о том, будет ли ее второй ребенок хоть немного похож на нее. — Я безумно по тебе скучала, родной мой, — целуя его в щечку, проговорила девушка и ощутила, как малыш тут же начал играть с ее волосами. То, как хорошо действовала на нее его компания, буквально поражало, ибо впервые за столько бесконечно долгих дней она почувствовала себя лучше. — А плавда, что у меня будет блатик или сестличка? — с небывалым восторгом в глазах спросил он спустя какое-то время. Раф, закусив губу, отвела взгляд в сторону, на секунду задумываясь о том, кто мог сообщить Колу подобную новость. То, сколько в его голосе было радости и нетерпения, буквально выбило ее из реальности, заставив почувствовать какой-то стыд, ведь сама она не испытывала и доли тех эмоций. — Да, верно, — кивнула она и нежно улыбнулась, — кого бы ты больше хотел? — задала встречный вопрос девушка, а после, попросив оставить их одних, опустила малыша на пол и села рядом. — Обоих хочу... — задумчиво произнес Кол, немного подумав. — Папа не будет плотив, если мы пливедем обоих, да, мама?* Раф, услышав подобное, поникла, почувствовав, как в горле возник огромный ком, не дававший спокойно вздохнуть. Одна лишь мысль о том, что у нее могут быть близнецы, или, не дай-то Бог, еще одна беременность, вводила в какую-то панику. — Думаю, тебе все же придется выбрать кого-то одного, милый, — спокойно проговорила блондинка, стараясь скрыть свое негодование, — и, к тому же, кому-то уже давно пора ложиться спать. Подозвав гувернантку, она передала ей в руки сына и, пообещав еще раз проведать его вечером, вышла из комнаты. Последующие дни она слонялась по огромному особняку в абсолютном одиночестве, тщетно ища возможность обрести столь необходимый душевный покой. Навязчивые мысли, пожирающие ее рассудок, сводили с ума, то и дело возвращая ее ко всему произошедшему. Раф не хотела себя винить или даже хотя бы думать об этом, но ничего не могла с собой поделать. Теперь, бесцельно бродя по коридорам даже ночью, она скорее напоминала какое-то привидение, нежели живого и здравомыслящего человека. В одну из таких ночей ее, стоящую в полной темноте около одного из окон, обнаружила обеспокоенная Дольче. Она видела, как тяжело и больно было ее хозяйке, по совместительству приходящейся хорошей подругой, и очень жалела, что ничем не может помочь. Особенно теперь, когда до ее ушей дошли не самые приятные новости. Наблюдая за душевным состоянием Раф, девушка очень боялась сообщать ей то, что может погубить ту окончательно. Однако, рано или поздно ей придется это узнать, смириться и пытаться пережить. И будет намного лучше, если она узнает это по-мягкому, от друга, чем если это сообщит ей сам Сульфус. Стоя на одном месте и пытаясь привыкнуть к темноте, Дольче совершенно не знала с чего начать и как правильно вообще говорить о подобном. — Знаешь, я часто думаю о том, как бы все было, останься я тут, — даже не оборачиваясь в сторону нашедшей ее служанки, начала Раф. — Наверное, в ту ночь никто бы не пострадал, — она вспомнила горы трупов, состоящих из неповинных мужчин; вспомнила бедную миссис Шейли, что, должно быть, тоже постигла не лучшая судьба. — Раф, ты не должна себя винить, — Дольче, тяжело сглотнув, постаралась скрыть свой страх, — это была их работа, и они с ней не справились. Те люди знали на что идут. — Однако каждый из них мог быть жив, если бы Сульфус просто убил меня, а не их, — в ее глазах мелькнула ненависть, смешанная с обидой и тревогой. — Если бы у него не были связаны руки и он смог выместить всю злость на мне, невинные жертвы были бы ему неинтересны. Это моя вина. Я это начала и не сумела остановить. — По ее щекам потекли слезы, и Раф, обхватив себя руками, попыталась унять дрожь. — Раф, пожалуйста, успокойся, ты уже ничего не изменишь, — Дольче положила свою руку ей на плечо, стараясь проявить заботу и поддержать. — Сейчас ты должна жить дальше, и если не ради самой себя, то ради своих детей. Она отвела взгляд в сторону, игнорируя слова подруги. Разумом девушка, конечно, понимала, что это было действительно так, однако ничего не могла с собой поделать. В следующую секунду одна четкая мысль, промелькнувшая в голове, одарила надеждой и немного привела ее в чувства. Ей было просто необходимо узнать это. — Ты слышала что-то после моего возвращения? Новости от Гейба… Хоть что-нибудь? Или от моей матери. Надеюсь, что с ними все хорошо и Гейб не сильно пострадал… ведь Сульфус обещал, что не тронет его. Дольче с тревогой посмотрела на блондинку, гадая, готова ли та услышать, возможно, самые страшные новости в своей жизни. Можно ли вообще ей об этом знать? И имеет ли она право быть той, кто сообщит эти ужасные слова? — Раф, я… — она на секунду замолчала, подбирая нужные слова. — В газете то и дело писали про это… Дом, в котором вы жили, фамильный дом твоей семьи, в нем был пожар. Сразу после того, как вы оттуда уехали. Говорят поджог, но, я думаю, Сульфус как-то в этом замешан. О Гейбе ничего неизвестно, но, наверное, ты и сама понимаешь, что к чему… Девушка не слышала, о чем Дольче говорила дальше. В одну секунду ее окатила огромная волна боли и, закрыв глаза, Раф заплакала навзрыд, не веря в то, что страшные подозрения могут быть правдой. Но Гейб был тяжело ранен, никто не успел бы его спасти, а уйти самому у него не было сил тем более. Сульфус солгал ей; ему было не выгодно оставлять своего почти поверженного и полного злобы врага в живых. Последняя ниточка, за которую она держалась все эти годы, мучительно оборвалась, оставляя после себя только нескончаемую боль.***
Принимая очередную дозу прописанных врачом таблеток, Раф изо всех сил старалась научиться существовать дальше. Уже не жить — существовать, да и только. Груз потерь и скорби стал невыносимо, непомерно тяжел, и она не знала, как с этим справляться. Подобную боль из-за чьей-то смерти она ощущала до этого лишь дважды: совсем маленькой, потеряв мать и оставшись сиротой, и около года назад, похоронив отца и единственного понимающего ее человека. Теперь к этому списку прибавился Гейб, которого она не была готова терять, но, увы, никто не спрашивал. В любой другой ситуации она уже давно наложила бы на себя руки, но понимание того, что не может оставить своих детей без матери и причинить им подобную боль, отрезвляло. Раф должна перестать изводить себя и начать заботиться о своем ребенке, о чем ей неустанно повторяет дотошный доктор. Но сделать это было гораздо сложнее, чем сказать. Сейчас она уже почти что смогла научиться справляться с собственными эмоциями и сдерживать их. Однако от внутренних терзаний избавить ее не мог никто. Держа в руках маленький браслетик, она улыбается и, прикоснувшись к своим губам, вспоминает те две прекрасные недели, что впервые за столько лет были наполнены безмятежностью и радостью. «Гейб, держа в руках потрепанный от времени детский браслет, протянул его ничего непонимающей девушке, вызывая тем самым легкое недоумение с ее стороны. Однако, спустя пару минут, до нее наконец дошел смысл происходящего, и Раф искренне засмеялась, не веря глазам. — Я подарила его тебе на твое двенадцатилетие. Неужели ты хранил его все эти годы? — Конечно, — он загадочно улыбнулся, — ведь это был первый подарок от кого-то за все годы в детском доме. Я его долго и гордо носил. После нашего расставания я часто смотрел на него и вспоминал тебя — маленькую золотоволосую девочку со смешной алой прядью на челке и потрясающими голубыми глазами. — От этой пряди я, между прочим, избавилась еще в шестнадцать, — стараясь скрыть свое смущение, проговорила Раф и покрылась ярким румянцем. — Между прочим, она безумно тебе шла, — подмигнул парень, а после, взяв ее ладонь в свою, вложил в нее браслет. — Пусть теперь побудет у тебя. И каждый раз, смотря на него, я надеюсь, что ты будешь думать обо мне, — Раф улыбнулась и опустила глаза, замечая, что ее кофта съехала по локоть, обнажая кожу, на запястьях которой были заметны еще не зажившие синяки. Раф, тяжело сглотнув, мысленно отругала себя за неосторожность. Показывать свои «боевые трофеи» другу совершенно не входило в ее планы. — Я просто ударилась, ничего такого, — нелепо обронила она, выдавливая глупую улыбку. — Ты ведь понимаешь, что я не дурак, — серьезно проговорил Гейб, с болью смотря на открывшуюся перед ним картину и осознавая через что ей пришлось в свое время пройти. — Клянусь, я никогда не позволю себе того же и ни за что не причиню тебе боли. Я буду заботиться о тебе до конца своей жизни.» Раф никогда не думала, что будет вспоминать это с болью и ностальгией. Пусть она не любила его как мужчину, но зато честно признавалась, что для нее он был самым близким человеком, которому всегда будет отведено в сердце особое место. И теперь, потеряв его навсегда, она почувствовала, как на этом самом месте образовалась огромная пустота. Спрятав его последний подарок в карман джинс, она поняла, что больше не может находиться в четырех стенах, которые попросту ее душили. Да, после всего произошедшего надеяться выбраться в мир глупо, но настойчивые рекомендации врача, настаивающего на том, что ей нужно больше времени проводить на свежем воздухе, дало небольшую свободу. Отныне Раф не имела право выходить из дома ни при каких обстоятельствах, а гулять в саду разрешалось только в сопровождении личной охраны (правда следили они вовсе не за ее безопасностью, а лишь за местонахождением). Однако последние годы научили ее, что нужно уметь довольствоваться малым и это лучше, чем ничего. Столкнувшись в коридоре нос к носу со своим охранником, она отвела взгляд в сторону. Знакомство у них явно было не лучшим, и девушка прекрасно осознавала, что этот мужчина испытывал к ней не самые приятные чувства. Должно быть, если бы Сульфус отдал ее на растерзание, именно этот человек был бы первым, кто пожелал в подобном участвовать. Его звали Дрейк, и он был с ней чуть ли не с самого начала; именно с ним она ездила навстречу с Грейс, именно он упустил ее во время побега и именно ему было поручено ее найти. У него было множество причин ее ненавидеть, и Раф это понимала. Из-за нее он потерял многих своих товарищей, когда те, ничего не подозревая, хотели отвезти ее к мужу, а в итоге нарвались на людей Гейба. А еще из-за нее ему, должно быть, хорошенько досталось от Сульфуса. Очень иронично, что именно ему вновь поручена ее безопасность. Однако жаловаться сейчас было не в ее привилегиях, и Раф лишь тихо надеялась, что он ее не придушит где-нибудь за деревом. Вдыхая морозный осенний воздух, девушка с грустью смотрела на опавшие листья и не спеша шла между некогда прекрасных растений и клумб. Летом это место действительно выглядело волшебно, но сейчас от прежнего завораживающего вида не осталось и следа. Чувствуя спиной на себе тяжелый взгляд, что преследовал ее уже в течении сорока минут, Раф устало вздохнула и резко остановилась, поворачиваясь лицом к своему сопровождающему. От него буквально исходил негатив, и казалось, мысленно он уже не единожды ее убил. — Я знаю, что вы ненавидите меня всеми фибрами души, но, пожалуйста, постарайтесь не показывать этого столь явно и постоянно. Ни одному из нас от этого лучше и легче не станет, — ее терпение было на пределе, и его откровенная злость ничуть не улучшала ситуацию. Как бы хотелось остаться наедине и не видеть никого. — Я вас не ненавижу, — с нотками ехидства в голосе произнес охранник, — всего лишь выполняю свою работу и очень надеюсь, что хоть в этот раз вы от меня не убежите. А то, кажется, это уже вошло в привычку. — Можете не беспокоиться, — натянуто и фальшиво улыбаясь, протянула Раф, — однако я все же не понимаю, как мой муж вновь доверил меня вам. Однажды ведь я уже смогла вас обмануть, — она пожала плечами, скрестив руки на груди. — Теперь Господин Сульфус знает, что я с вас глаз не спущу, — спокойно и невозмутимо ответил Дрейк, — ровно как и с вашей маленькой подружки, что позволила себе обмануть своего работодателя, — он ухмыльнулся, подходя ближе и заставляя Раф инстинктивно податься назад. — На вашем месте, госпожа, я бы был намного осторожнее в выборе друзей, ведь, кажется, она начала проявлять к своему хозяину должное уважение и даже какую-то симпатию. В недоумении нахмурив брови, девушка молча обдумывала его слова, не понимая к чему именно он ведет. — Что вы имеете в виду? Хотите настроить меня против Дольче? — Ничего подобного, мадам. Просто намереваюсь показать, что я могу быть намного полезнее в роли друга, нежели врага. Я здесь, чтобы обеспечить не только вашу верность моему боссу, но и вашу безопасность. А это значит, что впредь я буду предупреждать вас о всем, что замечу. — Разве мой муж не будет против? — скептически спросила Раф, совершенно не веря в столь добрые намерения человека, который по всем правилам должен ее ненавидеть. — До тех пор, пока это никак не вредит господину Сульфусу и его репутации, я могу делать все, что мне прикажут, и все, что я сам посчитаю нужным. С минуты обдумывая его слова в полной тишине, Раф пришла к выводу, что лишние глаза и уши отнюдь будут небесполезны. Хотя по-настоящему доверять ему она не собиралась. По крайней мере, пока. — В таком случае я буду рада нашему сотрудничеству, — твердым голосом проговорила блондинка, и, получив в ответ краткий кивок, вернулась к своей прогулке, нутром чувствуя скорые перемены.***
— Скажите, мистер Блэквуд, любили ли вы когда-нибудь? — обернувшись к своему сопровождающему, и при этом продолжая идти задом наперед, спросила Раф. Последние дни, проведенные в компании нового «друга» были весьма однозначными. С одной стороны, больше он ничуть ей не мешал, тихо выполняя свою работу. Однако постоянное молчание, особенно во время ежедневных дневных прогулок, начало ей крайне надоедать. Еще не так давно, во времена тяжелейшего шока и траура, она как никто другой была рада одиночеству и умиротворению, но теперь, пытаясь забыться и начать жить дальше, девушка понимала, что ей определенно нужно уметь себя отвлечь. И что, как не беседа с кем-то по душам может тому посодействовать? Хотя, вполне возможно, ей стоило заниматься подобными вещами с женской частью дома, но делать этого совершенно не хотелось. Ведь абсолютно каждая из них смотрела на нее с жалостью, а говорила и вовсе с какой-то напускной тревогой и грустью в голосе. И это безумно удручало. Ее же охранник был полной противоположностью, ни разу не позволив себе даже сочувственно улыбнуться. — Людям моей профессии достаточно опасно испытывать подобные чувства, — он усмехнулся, не сводя с нее проницательного взгляда и с огромным скептицизмом наблюдая столь ребяческое поведение, — да и, к тому же, мне никогда не хотелось. В конечном итоге все всегда заканчивается болью и разочарованием, не так ли? — с какой-то иронией поинтересовался мужчина. — Любить так или иначе всегда больно, но не делать этого вообще — огромная глупость, как мне кажется, — грустно улыбнувшись уголками губ и наконец остановившись, ответила Раф. — Да и как можно судить, ни разу не попробовав? Возможно поначалу это будет пугать, но со временем понимаешь, что любить и быть рядом с любимым человеком — это огромное счастье. Несмотря ни на что, — закрыв глаза, она вспомнила, как безумно и сильно любила, отдаваясь тем чувствам полностью, без остатка. Сердце начинает как-то странно покалывать от едких, почти стертых из памяти моментов, которые она проводила с мужем. Хоть боль и ненависть к нему была неимоверно высока, какие-то нежные, почти угасшие угольки чувств все еще таились где-то глубоко, не давая покоя. Должно быть, это все ребенок внутри нее заставляет испытывать к его отцу что-то светлое. Не иначе. — Возможно вы правы, — Дрейк, кажется, наконец сдался, принимая ее сторону, — но, увы, я слишком боюсь подвергать опасности тех, кто будет мне близок. Враги, желая нажать на самое больное, никогда не дремлют. — Теперь я вас понимаю, — бесцветным голосом прошептала Раф, и повернула голову вправо, с болью смотря на то место, где некогда был убит ее отец. — Любой, кто позволял себе любить меня, жестоко за это платил и в конечном итоге трагично погибал, — под конец ее голос стал дрожать, и весь воздух в легких как будто иссяк, заставляя задыхаться. Но она не могла позволить себе раскиснуть и впасть в истерику в очередной раз; выражение эмоций и минутку слабости она оставит на потом. — Однако в этом есть плюс для моего мужа, — девушка усмехнулась и быстро смахнула слезы, собираясь с мыслями, — он определенно будет жить дольше всех. — Сказав это, она, не дожидаясь ответа, развернулась в сторону дома, решив, что сегодняшняя прогулка подошла к концу.***
Раф знала, что рано или поздно должно будет произойти то, чего она так отчаянно боится. Ей приходилось оттягивать и отодвигать этот момент всеми возможными способами, ссылаясь то на токсикоз и плохое самочувствие, то на нестабильное психическое состояние. И Сульфус, кажется, верил, идя на поводу и оставив ее в покое практически на целый месяц. Он ни разу не попадался ей на глаза за все эти дни, давая время смириться со своим нынешним положением и принять это. Хотя сейчас она то и дело ловила себя на мысли, что было бы намного лучше, устрой он ей скандал и разборки сразу. Ведь чем больше времени было у Сульфуса на обдумывание и анализ ситуации, тем больше извращенных наказаний он придумал. Да и ожидание смерти, как известно, гораздо хуже самой смерти. Поэтому когда к ней зашла Дольче и сообщила о приглашении Сульфуса на разговор, девушка поняла, что совершенно к этому не готова. Она хотела было опять избежать этого, сославшись на тяжело протекающую беременность, но муж, как ей сообщили, был настроен крайне серьезно и не принимал возражений. Под полные сочувствия взгляды, Раф покинула свою комнату, передвигаясь на ватных ногах. Она чувствовала, как бешено колотилось сердце и сильно вспотели ладони, тем самым выдавая все ее волнение. Девушка не знала, как разговаривать и смотреть ему в глаза после всего между ними произошедшего, ведь он был отвратителен ей до невозможности. Не знала, чего ожидать и как себя вести; теперь, когда они абсолютно чужие друг другу люди, связанные лишь ребенком в ее животе, все становилось гораздо сложнее. Хотя, впрочем, так было всегда. Она не помнит, как преодолела два мучительно долгих коридора и не знает, постучала ли в дверь прежде, чем войти. Страх, отвращение и злоба слились воедино, выдавая не самое дружелюбное настроение. Сульфус, кажется, прекрасно это понимал и чувствовал тоже самое; ведь его глаза, полные ехидства и какого-то самодовольства, давали понять это без слов. — Милая женушка, — вместо приветствия проговорил он, вставая со своего места. — Мы так давно не виделись, я уже даже почти успел соскучиться. — Здравствуй, Сульфус, — тихо поздоровалась Раф, совершенно не зная, что еще можно ему сказать. На секунду повисло затянувшееся молчание, и это безумно давило на уши. Она знала, что Сульфусу безусловно есть, что сказать, однако он решил для начала немного с ней поиграть. Самой же начинать диалог совершенно не хотелось, поэтому девушка молча стояла на своем месте, молясь о том, чтобы это закончилось как можно скорее. Однако, вспомнив о том, что терзало ее все эти недели, Раф поняла, что придется говорить первой. Внутри нее еще теплилась какая-то надежда на то, что подозрения Сладкой не оправдаются и Гейб, ее милый и так несправедливо пострадавший друг, на самом деле жив. Это словно придало ей сил. — Скажи мне, что то, что пишут в газетах — это неправда, Сульфус, — взмолилась девушка, наконец подняв на него глаза. — Умоляю, скажи мне, что ты не убивал Гейба. Кажется, он ждал совершенно не этих слов. В удивлении поднятые вверх брови и вмиг испортившийся настрой указывали именно на это. Должно быть, она смогла как-то задеть его необъятное эго, ведь, по прошествии стольких дней разлуки, первым делом ее интересовал совершенно другой человек. — Не трать мое терпение понапрасну и прекрати казаться такой идиоткой, — раздраженно выдохнул мужчина, проклиная ее за подобную бестактность. С чего она вообще решила, что имеет права расспрашивать его о своем любовнике? — Ты ведь не настолько глупа, чтобы поверить в то, что я оставлю своего врага, опозорившего меня на весь белый свет, в живых. Услышав самые страшные для себя слова, Раф отрицательно замотала головой, не веря его словам. Нет, они все лгут ей; лгут, чтобы запутать и запугать! Сульфус ведь не мог поступить так с ней, не мог убить единственного близкого ей друга… — Ты ведь обещал, — дрожащим голосом проговорила она, чувствуя соленый от слез привкус на губах, — ты ведь говорил, что не тронешь его, если я пойду с тобой и пообещаю не причинять вред ребенку! Почему?.. Почему ты солгал мне? — Ты обвиняешь меня в том, что я убил твоего любовничка, с которым ты спала и строила заговоры за моей спиной? — злобно выплюнул он, сжав руки в кулаки. — Скажи спасибо, что его смерть была быстрой и почти безболезненной, а ведь за подобное я мог наказать его куда серьезнее, и тогда бы, поверь мне, твой любезный ухажер на коленях молил меня о смерти. Напряжение, витавшее в воздухе, буквально выбивало любую почву из-под ног. Ей совершенно не хотелось слышать его отвратительные слова и тем более думать о том, что он мог так сделать. Чувство несправедливости и обиды слишком сильно давило, лишая возможности мыслить трезво. — Ты не имел права так поступать, это только наше с тобой дело, — задыхаясь от переполняющих эмоций и тяжело дыша, ответила блондинка. Она закрыла глаза, собираясь с мыслями, но того упорно не получалось сделать; голова безумно болела, грозясь взорваться в любую секунду, а душевная боль буквально захлестнула новой волной. — Вы только посмотрите на эту невинность, — Сульфус оскалился, рассмеявшись, — не тебе читать мне морали, Раф, отнюдь не тебе, — прошипел он, и, подойдя ближе, буквально вжал ее в стену, поставив руки по обе стороны от ее лица. — Ты растишь одного моего сына и носишь под сердцем другого! Какого черта ты о себе возомнила, если решила, что можешь отнять их у меня?.. Ты хоть осознаешь, насколько стала отвратительна и как низко пала, Раф? Будучи беременной моим ребенком, спустя всего несколько недель после нашей близости, ты позволила себе раздвигать ноги перед другим мужчиной, — внутренние демоны, с которыми он так упорно боролся, вырвались наружу. Одна только мысль о том, что кто-то другой прикасался к ней и целовал ее так, как дозволено только ему; делал все это, когда внутри нее был его сын, просто уничтожала. Раньше Сульфус не имел прямых доказательств ее измен, но прямо сейчас они были перед ним во всей красе. Он ударил кулаком по стене буквально в нескольких сантиметрах от ее лица, и Раф, всхлипнув, скатилась на пол, закрыв лицо руками. Она понимала, что подобного стоило ожидать, но, как оказалось, была совершенно к этому не готова. Её душила обида, разочарование и непонимание. Сульфус изменял и унижал ее на протяжении всех этих лет; уничтожал, избивал, издевался и даже заводил других детей на стороне. И сейчас, как ни в чем не бывало, обвиняет ее в том, чего она не делала. Даже после его предательств и своего побега Раф не позволила Гейбу зайти дальше приемлемого. Она бы никогда не смогла лечь с ним в одну постель. — Между нами ничего не было, — тихо проговорила девушка, не поднимая глаз и сдерживая слезы. — Можешь мне не верить, но я никогда не опущусь до твоего уровня, Сульфус. Даже уйдя я не переставала хранить супружескую верность. В отличие от тебя, — это было сказано с особым ядом в голосе, заставив мужчину в изумлении поднять брови. Подобного он, кажется, не ожидал. — Я никогда не умел верить людям на слово, потому и не думай, что сможешь оправдаться, — невозмутимо проговорил он, отойдя от нее и отвернувшись. — А учитывая то, что с некоторых пор ты абсолютно потеряла мое доверие, не стоит рассчитывать на что-то хорошее. Так или иначе, твой дружок перебежал мне дорогу, и был соответственно наказан. Можешь назвать это судьбой или небесной карой, но он получил то, что заслужил. С трудом поднявшись на ноги, девушка направилась в его сторону, полностью поглощенная собственной злостью и негодованием. Она больше не могла этого делать; не могла слушать то, как спокойно он говорит подобные вещи. Разочаровано качая головой, Раф, не сдержавшись, подняла руку, чтобы отвесить ему пощечину, но Сульфус, предугадав ее действия, смог опередить. Крепко, до боли сжимая ее запястья и блокируя удар, мужчина зарычал от злости, прожигая ее ожесточенным взглядом. Это отрезвляюще подействовало на девушку, заставив ту успокоиться и осознать совершенную ошибку. Застонав от боли и понимая, что теперь появятся очередные синяки, Раф закусила губу, чтобы не закричать в голос. Освободиться от его железной хватки не было никакой возможности. — Знай свое место и больше никогда не смей поднимать на меня руку, — грозно прошипел он, хватая испуганную блондинку за подбородок и заставляя смотреть в глаза, — иначе тебе крайне не поздоровится, — с этими словами он, не рассчитав силы, резко оттолкнул ее от себя. Отлетев на несколько метров, Раф, потеряв равновесие, упала на пол, больно ударившись коленками. Руки, которые Сульфус с нечеловеческой силой сжимал до этого, покраснели и запульсировали от боли, а на нижней части лица и шеи остались следы от его пальцев. Чувствуя себя маленькой и беззащитной девочкой, она могла лишь тихо плакать, судорожно подавляя всхлипы. Мужчина же тяжело дышал; сжав руки в кулаки, он сдерживал себя, чтобы ненароком ее не убить. Не будь внутри неё ребёнка, так просто все определённо бы не кончилось. — А что, если однажды расплата настигнет и тебя, Сульфус? — в бессилии прошептала девушка, с отвращением и страхом смотря на супруга. — Не боишься, что когда-то придется отвечать и за свои грехи? — Буду с нетерпением ждать этого дня, — он улыбнулся, но Раф не смогла этого увидеть, прожигая взглядом лишь его спину. Ее выводило из себя то, как уверенно и непоколебимо брюнет держался. Видимо он действительно не ощущает и толики своей вины за все произошедшее. Ведь, в конце концов, именно его поступки вынудили ее бежать и цепляться за любые ниточки надежды; предавать, обманывать и развязывать войну. — А что насчет моей матери, Сульфус? —задавая вопрос, который мучил ее все это время наравне с остальными, Раф затаила дыхание. — Ты и ее убил? — Ты думаешь, у меня поднимется рука на собственную тёщу? — он, развернувшись к ней лицом и смотря сверху вниз, усмехнулся. — Не знаю, обрадует это тебя или нет, но к ее исчезновению я не имею никакого дела. Должно быть, Анжели узнала о том, что я близко, и, по-быстренькому собрав свои вещички, прыгнула на ближайший рейс. Ей ведь, в конце концов, отнюдь не привыкать, не так ли? — Лжешь, — сквозь зубы процедила Раф, не веря его словам. Все, что говорит ее муж, всегда было ложью или очередным ядом, которым он хотел ее ранить. Вот и сейчас он просто хочет надавить на больное и как можно сильнее помучить. — Она не могла так поступить. — Как именно не могла? — скептически переспросил он, издеваясь. — Не могла предать тебя? Бросить на милость судьбы и уйти? Не хочу показаться грубым, но, кажется, именно это она и делала всю жизнь. Ты никогда не нужна была ей по-настоящему. — Мама бы так не поступила… — сипло прошептала убитая собственной болью девушка. Ей не хотелось верить в услышанное; на то у нее совершенно не было сил. Очередного предательства Раф точно не переживет. Однако пустота, образовавшаяся в сердце, тут же напомнила ей о детских годах, когда она точно так же не хотела верить в то, что мама ее бросила. Наверное, это какая-то ошибка. Так ведь определенно не может быть. — Она ведь даже не предупредила тебя о том, что я близко и скоро за тобой приду. Собственная шкура, по-видимому, оказалась намного дороже. Неужто мой отец настолько запугал ее в свое время, что Анжели боится теперь и меня? — подобная перспектива отлично поднимала ему настроение, заставив развеселиться. Хотя теперь у него были с тещей свои счеты, ибо это именно она помогала Гейбу и сподвигла Раф на бегство. А подобное он прощать не намерен. — Замолчи! — прерывая его, прикрикнула блондинка. — Это не может быть правдой!.. — Неужели ты так ничего и не поняла, милая женушка? — теряя терпение, угрюмо спросил Сульфус. Подойдя к ней и подняв с пола, он заставил ее смотреть ему в глаза. — Я единственный, кто все это время по-настоящему о тебе заботился. Ты не была нужна никому из них; ты была лишь приманкой и аппаратом воздействия на меня. Могу поспорить, что подобным образом твоя драгоценная мамочка и ее прихвостень хотели насолить и наказать именно меня. Ты так просто поддаешься воздействию и красивым уговорам, что совсем потеряла разум и всерьез подумала, что сможешь убежать. Величайшая, знаешь ли, глупость. — Только не говори, что тебе есть до меня дело, — с едва заметной усмешкой произнесла Раф, качая головой. Верить его словам было выше ее сил. — С некоторых пор, если помнишь, ты член моей семьи, а это понятие многое для меня значит, — стальным голосом проговорил Сульфус, наконец ее отпустив. — Тем более, что теперь ты еще и не одна, — после этих слов он прикоснулся к ее слегка округлившемуся животу, осторожно поглаживая. Раф, почувствовав его руки, вздрогнула и сморщилась от отвращения. Подобное было слишком интимно и неприятно; она не позволяла ему этого. Ее тотчас бросило в жар, и она затаила дыхание, боясь пошевелиться. Ругаться и оспаривать законность его действий совершенно не хотелось, ибо у нее элементарно не было на это сил. Поэтому оставалось лишь терпеть и ждать, когда же все закончится. — Прекрати делать такое лицо, будто я только что тебя ударил, а после заставил делать что-то отвратительное, — подобная холодность и неприязнь с ее стороны здорово задела его мужское самолюбие, и Сульфусу это не понравилось. Ее до этого привычная покорность и постоянная доброта устраивала намного больше. — Я не хочу, чтобы ты касался меня, — как на духу выпалила девушка, удивляясь подобной смелости, — поэтому, пожалуйста, отпусти. Сульфус на секунду замолчал, не зная, что ответить и будучи, видимо, крайне шокированным от подобного заявления. Однако, осознав в полной мере сказанные ею слова, он смог в ответ лишь рассмеяться. — И откуда в тебе столько наглости и неоправданной отваги? Неужто дружок научил во время ваших путешествий? — он отошел от нее на достаточное расстояние, чтобы Раф смогла спокойно вздохнуть. — Видимо, мой отец был прав в свое время. С тобой я точно не соскучусь. Последнее предложение ввело ее в настоящее заблуждение. Если очередную колкость Раф уже почти спокойно проигнорировала, то подобное заявление очень смутило. Она совершенно не понимала, что он имел в виду. — О чем ты? — недоверчиво протянула девушка. — Он ведь умер задолго до нашего с тобой знакомства. — Уверена? — мужчина одарил ее загадочной улыбкой, заставив снова теряться в догадках. Подойдя ближе, Сульфус с поддельной нежностью заправил одну прядь за ухо, и, наклонившись, продолжил: — Думаешь, я бы женился на тебе без его указки? Вокруг меня было множество женщин… никогда не задумывалась, почему я выбрал непримечательную маленькую сиротку? Услышав его слова, пропитанные самодовольством, злобой и ехидством, Раф отпрянула как от огня, увеличив расстояние между ними. Сейчас, спустя столько лет, она уже и не думала, что когда-нибудь его слова будут способны причинить ей настоящую боль снова, однако это произошло. Сульфус всегда найдет возможность, чтобы уничтожить и опустошить ее морально. Ведь теперь то, чем она спасала себя в тяжелые моменты все эти годы, оказалось обыкновенной ложью. Сульфус не переставал ее любить просто потому, что не любил никогда вовсе. Это было лишь игрой, приказом, попыткой удовлетворить запросы его отца, и закончить его маленькую месть. Анжели ведь предупреждала и почти что намекнула на это прямо, но Раф упорно ее не услышала, решив оградить себя от подобных низменных мыслей. Теперь мозаика наконец полностью соединилась. Все это время она мучилась и задавала себе вопросы, почему он за ней ухаживал, а впоследствии и женился. Но до последнего надеялась, что была хоть капельку ему дорога; думала, что Сульфусу была важна ее любовь и забота. Но все оказалось ложью с самого начала. Ее муж лишь выполнил поручение отца, которое должно было показать Анжели, что они всегда добиваются того, чего хотят. — Ты сволочь, — разочарованно прошептала она, неотрывно смотря в его глаза и надеясь увидеть лишь намек на человечность и какое-то раскаяние. — Ты использовал меня с самого начала, испортил всю мою жизнь… — А чего ты ожидала? — прерывая ее гневную тираду, самодовольно протянул мужчина, — что я люблю тебя? Неужто ты настолько была глупа? Ее последняя красивая иллюзия рухнула, разбившись о суровую реальность. Хотелось закричать и ударить его, выместить и показать всю свою обиду, но она знала, что это совершенно бесполезно. Сульфус никогда не поймет, какую сильную боль ей причинил, чтобы она ему не сделала. Теперь, ощущая себя лишь безвольной марионеткой, чьей судьбой и чувствами распоряжались и играли с самого начала, девушка возненавидела их еще больше. — Значит вот как, — горько усмехнулась Раф, до боли прикусив нижнюю губу, — приказ Маркуса… А знаешь, я ведь действительно тебя любила. Но поздравляю, твой отец непременно бы тобой гордился, — она испустила нервный смешок, не сдержавшись, — ведь ты стал его точным подобием. И, несмотря на мужа, чьи глаза вмиг потемнели от злости, поспешно вышла, впервые не дожидаясь ответа и разрешения. Ведь говорить им больше было не о чем.