В ожидании чуда

            Чувствуя какую-то безграничную пустоту внутри, что в последнее время стала совсем уже привычной, Раф с глубоким вздохом закрыла глаза. Ей не хотелось думать о чем-то или, тем более, делать. Сейчас она ощущала себя слишком разбитой, уставшей и потерянной. Последние, бесконечно долгие недели отняли у нее крайне много сил, и теперь она молилась лишь о хотя бы минутном покое. Да, вокруг нее крутилось множество заботливой прислуги и внимательных врачей, но это было совсем не то. Их компания казалась ей какой-то слишком удушающей и неприятной. Раф никогда и подумать не могла, что все может обернуться вот так. Да, она не понаслышке знала о трудностях, угрозах и прочих проблемах. Ведь даже по сей день ей приходилось вспоминать предыдущую беременность с какой-то дрожью внутри. Тогда, в первый раз, у нее было гораздо меньше условий и шансов на то, чтобы выносить и родить здорового ребенка, о чем неустанно говорили ей доктора, когда с трудом останавливали серьезные кровотечения в последний момент. Так что же… что же могло произойти сейчас такого, что её малыш, чьего появления с нетерпением ждали все вокруг, внимательно наблюдая за здоровьем будущей матери, оказался вдруг потерян для них навсегда?       Вспоминать о той злополучной ночи, когда она, проснувшись вся в крови, кричала, плакала и умоляла спасти ребенка, было слишком трудно. Раф ведь знала, что ему все еще можно было помочь, ведь и в случае с Колом девушка подвергалась угрозам выкидыша, которые были намного серьезнее. Почему же высшие силы не услышали ее в этот раз? Почему не уберегли того, чья жизнь была ей гораздо важнее собственной? Неужели это какая-то карма или расплата за совершенные в прошлом ошибки, за те неисчисляемые жертвы, чья кровь была пролита во время ее побега? Но почему вселенная решила наказать невинного малыша, что даже еще не успел родиться, а не её саму? Она смутно помнит, как на крики тут же прибежала охрана и часть прислуги, которая находится в доме круглые сутки. Помнит, как крепко держала за руку Дольче, пока кто-то судорожно набирал номер скорой. Но, даже несмотря на довольно оперативную помощь, которую ей оказали в больнице, ничего не получилось. Её дочь умерла, не успев даже появиться на свет. Пытаясь разобраться в произошедшем, Раф понимает, что винить ей нужно в первую очередь саму себя. Перед глазами один за другим промелькают образы из прошлого, когда она умудрялась допустить одну ужасную ошибку за другой: согласие на аборт, собственноручно направленный на живот нож, а также самая последняя, роковая оплошность. Тот скандал, устроенный с мужем в ночь перед выкидышем, а после еще долгие самокопания и слезы в подушку серьезно подорвали ее психическое состояние. Теперь она четко осознает, что является просто полной идиоткой, если допустила подобное и не подумала о том, как ее истерика скажется на ребенке. Столько времени беречься от малейших стрессов, чтобы потом разом все перечеркнуть из-за человека, который совершенно того не стоил. Врачи ведь в один голос предупреждали о риске; говорили, что ее беременность сейчас находится на самой опасной стадии, а она уже и так пережила слишком много потрясений. Сейчас бы Раф отдала все на свете, чтобы вернуться в прошлое и заставить себя закрыть глаза на то, что увидела в одной из гостиных. Но, с другой стороны, пусть их скандал с Сульфусом и не произошел бы в ту ночь, где гарантия того, что он не стал бы изводить ее дальше? Даже несмотря на все предупреждения и просьбы вести себя по-человечески хотя бы оставшиеся месяцы, мужчина продолжал изрядно доставать свою жену. Он играл и издевался над ней, морально удовлетворяясь и совсем не думая о том, что тем самым причиняет вред своему же ребенку. Но, как бы Раф не старалась проклясть его в собственных мыслях, ей все же приходилось признавать, что она так и не смогла возненавидеть его по-настоящему. Да, была обида, которая никогда не угаснет после всей причиненной им боли; была злость и даже какое-то смутное отвращение, но… избавиться от него полностью в своих мыслях она так и не смогла. А разве можно ли как-то избавиться от всяких чувств к человеку, которого ты всегда любил больше жизни несмотря ни на что? Да, со временем его отвратительные поступки по кусочкам выбивали из нее раз за разом всю любовь, принуждая вычеркнуть из своей жизни, но сделать это было не так просто, как казалось. Раф думала, что, уйдя от мужа, сможет его разлюбить и, кажется, у нее это даже могло получиться, но Сульфус все равно возвращался, скрепливая их невидимыми, но прочными узами обязательств. Но было ли это действительно важно? Раф ведь все равно знала, что никогда больше не сможет быть с ним и дарить свою любовь, потому что он попросту этого не заслужил. И никогда не ценил. Пусть она и жалела о части тех слов, которые сказала ему в ту ночь, подсознательно девушка все же понимала, что была права и произнесла вслух то, что гложило ее столь долго. Они оба были виноваты в том, что потеряли этого малыша. Иногда, ненадолго засыпая по ночам, будучи полностью изможденной от собственных мыслей, Раф видела во сне своего ребенка и слышала согревающий сердце детский плач. Перед ней то и дело представала миниатюрная светловолосая девочка с золотисто-карими глазами, как у ее брата. Она ничего не говорила, лишь осторожно и столь нежно брала за руку, а после вела куда-то вдаль, и в эти минуты Раф действительно чувствовала себя счастливой. Ровно до тех пор, пока наваждение не спадало и ей не приходилось возвращаться в суровую реальность, где не оставалось ничего, кроме как просить прощения за то, что не смогла уберечь и защитить. Последствия выкидыша сказались на ней не только морально, но и физически. Девушка едва могла встать с кровати из-за слабости и периодических болей. Она не только потеряла много крови, но и сильно осунулась и похудела, совсем перестав за собой следить после всего произошедшего. Раф ела и принимала ванну лишь тогда, когда ее заставляли; делать самой что-то абсолютно не хотелось. По привычке прикладывая ладонь к уже совершенно плоскому животу, она надеялась почувствовать там привычный характерный пинок или хотя бы какое-то тепло, что дало бы ей надежду. Но этого не происходило, и ей приходилось каждый раз отдергивать себя от этого глупого занятия, а после вытирать соленые слезы с щек. Самое забавное заключалось в том, что Сульфус ни разу не навестил ее с того случая. Прошел почти что месяц, а он даже не удосужился проведать жену, что переживала свое горе в одиночку. Раф почувствовала его присутствие лишь единожды, когда услышала, как за стенами ее комнаты он о чем-то переговаривался с врачами. Он был здесь, фактически на расстоянии протянутой руки, однако так и не нашел в себе смелости или сочувствия, чтобы прийти и посмотреть ей в глаза. Не нашел для нее ни одного доброго слова поддержки, которая была ей так необходима. Зато он вполне хорошо нашел общий язык с журналистами, которые не могли упустить из виду того, как беременная жена известного бизнесмена в срочном порядке была доставлена в больницу. Пресса даже умудрилась каким-то боком подкупить ее лечащего врача и узнать некоторые сведения. Сульфусу, это, конечно, не понравилось, но это все равно ничего особо не изменило. Через пару дней он лично выступил с официальным заявлением, попросив людей отнестись с пониманием и не лезть в их личную жизнь, ведь его жене нужен покой. Блондинка тогда впервые за столько дней вышла из какого-то ступора, чтобы саркастично подметить: подумать только, каким порой бывает заботливым ее супруг!       Однажды, в один из тоскливых серых вечеров, Раф нашла в себе силы для того, чтобы ненадолго встать с кровати. Совсем устав от удушающих собственных мыслей, она решила, что нужно попытаться что-то сделать. Почему-то именно тогда ей очень хотелось увидеть мужа. Несмотря ни на что, он оставался единственным близким человеком, что переживал те же трудности от потери, что и она сама. Да, во время последнего их разговора они вновь сильно поругались и наговорили друг другу много лишнего, но… они все еще оставались родителями, которые потеряли общего ребенка. Пусть ей все же и было немного обидно и больно от того, что супруг ни разу не навестил ее за то время, Раф, как и всегда, находила ему множество отговорок. Должно быть, Сульфус просто очень сильно нагрузил себя работой; может, ему не хотелось никого видеть и побыть одному. Именно этим она себя и успокаивала, когда, с трудом передвигая ноги, направлялась к его кабинету. Ей не хотелось ни о чем с ним говорить или что-то обсуждать, нет. Ей хотелось просто его обнять и позволить почувствовать хотя бы какую-то призрачную защищенность. Раньше она думала, что Сульфус — последний человек на планете, с которым бы девушка позволила себе разделить тяжесть своей боли. Но тогда же и пришло четкое осознание, что только с ним она может подобным поделиться.       Правда, остановившись всего в паре метров от двери, ведущей в комнату, Раф поняла, что не может зайти внутрь. Ее ноги будто приросли к земле в тот момент. Что она ему скажет? А если муж ее засмеет, прогонит или начнет обвинять во всем случившемся? Вдруг Сульфус решит отобрать у нее и сына в наказание за то, что она не смогла уберечь другого малыша? Да и как им вообще вести себя друг с другом, если результатом этой самой трагедии было ничто иное, как их скандал? Закрыв глаза и вытерев вспотевшие ладошки о ткань своего длинного халата, Раф осознала, что вся былая решительность вмиг испарилась. Но, когда она уже была готова уйти, за дверью, которая была чуть приоткрыта, послышался женский голос. Интуиция буквально кричала о том, что нужно уйти пока не поздно, однако девичье любопытство все же взяло вверх, и блондинка подошла ближе, осторожно заглядывая в маленькую щель. О чем и пожалела буквально через секунду, ведь подступившие к глазам слезы обиды загораживали всякий обзор. До этой самой минуты Раф и не думала, что ей может быть еще больнее. В сердце что-то странно кольнуло от вида открывшейся минутой ранее картины. Её дражайший супруг стоял посреди своего кабинета со счастливой улыбкой на губах, а рядом — глубоко беременная девушка. Грейс. Сульфус, чуть наклонившись, гладил ее раздувшийся живот, а сама она что-то тихо ему говорила. Они были настолько увлечены друг другом, что даже не заметили, как за ними кто-то подглядывает. Закрыв рот ладошкой, чтобы случайно не издать какого-нибудь звука, Раф резко отшатнулась. И дальше смотреть на радость этих двоих, когда она сама чуть меньше двух недель назад потеряла ребенка, было выше ее сил. Но и тревожить их уединение тоже не хотелось; точнее сказать, блондинка попросту не имела на это прав. Они ведь с Сульфусом уже давно совершенно чужие друг для друга люди, и теперь она это понимала более, чем отчетливо. А все мысли о том, как они могли бы попытаться найти общий язык и помочь пережить общее горе — всего лишь глупые фантазии. Да и, к тому же, нет никакого «общего горя» — мужчина выглядит вполне себе счастливо. А это уже абсолютно ее не касается. Тогда Раф тихо ушла к себе и больше ни разу к нему не приходила. Больше было совсем незачем. Единственное, что хоть немного разбавляло ее серое существование и предавало сил для того, чтобы жить — это ее сын. Как бы банально это не звучало, Раф понимала, что должна двигаться дальше хотя бы ради него. Когда прислуга приносила ей сына, чтобы хоть немного поднять ей настроение, девушка действительно чувствовала себя лучше. Хватало всего одного его крошечного объятия или смазанного поцелуя в щечку, чтобы ощутить, как сердце в груди вновь забилось в прежнем ритме. В такие минуты исчезала и душевная, и физическая боль — все становилось абсолютно неважно, ведь ее собственный мир находился прямо в руках. Кол был последним, кем Раф дорожила больше всего, и сейчас она как никогда раньше осознавала, что без него ее дальнейшая судьба не имела никакого значения. Однако она так до сих пор и не знала, как правильнее будет сказать сыну о том, что у него теперь не будет никакой сестрички. Мальчик, смотря на нее широко распахнутыми от детского восторга глазами, иногда спрашивал ее об этом, и в такие моменты Раф чувствовала, как огромный ком вставал поперек горла, не давая возможности даже вдохнуть воздух. Гувернантки, сочувственно качая головами, тут же забирали Кола у матери, понимая, что хозяйке вновь стало плохо. Они без лишних слов уводили его в детскую, давая девушке возможность прийти в себя и самой справиться с мыслью, что ребенка больше нет. После, чувствуя какую-то вину за то, что оставила сына одного, Раф с большим трудом шла за ним, изо всех сил стараясь не смотреть на ту комнату, что должна была стать второй детской. У нее совершенно не было сил на то, чтобы зайти внутрь и лицом к лицу столкнуться со всеми своими несбывшимися надеждами и разбившимися мечтами о том, как она могла убаюкивать своего малыша в той маленькой колыбельке, что она так успела полюбить. Вот и сейчас, в очередной раз за день, девушка абсолютно пустым и безжизненным взглядом гипнотизировала потолок, лежа на своей кровати и ожидая, пока подействуют принятые лекарства. Неожиданный, но осторожный стук в дверь сменил собой оглушающую тишину. Не обратив на это никакого внимания, Раф лишь с трудом облизнула пересохшие губы, прекрасно зная, что тот, кто пришел, войдет и без ее приглашения. Слуги, уже успевшие привыкнуть к такому состоянию своей госпожи, стучались лишь из вежливости и старых привычек. — Раф… — подойдя к кровати, тихо и неуверенно прошептала Дольче, не зная, как правильнее будет начать разговор. — Я знаю, что ты просила не беспокоить, но за дверью тебя ждет один посетитель, который очень просит его принять.       Переминаясь с ноги на ногу, служанка боялась смотреть в глаза своей подруги. Они так нормально и не поговорили с тех с самых пор, как та, увидев ее с Сульфусом, грозно прогнала из комнаты. Сладкой было до невозможности стыдно от осознания того, что именно могла подумать хозяйка. Она ведь совершенно все не так поняла, но при этом даже не дала объясниться, а после ни разу не подняла эту тему. Должно быть, блондинка попросту похоронила обиду где-то глубоко внутри и разочаровалась в ней так же, как и во многих других. И Дольче чувствовала себя виноватой как никогда прежде; это ведь из-за нее произошел сначала скандал, а после — жуткая трагедия! И пусть в ту ночь, плача от боли, Раф держала за руку именно ее, это ничего не изменило. Для своей госпожи она, кажется, так навсегда и останется предательницей, готовой прыгнуть в койку к ее мужу. Но было ли это действительно так? Дольче не знала ответа, ибо запуталась уже не меньше всех остальных. Впервые за столько дней девушка повернула голову в сторону служанки, встречаясь с ней взглядом и задавая немой вопрос. Наверное, это первое, что смогло ее вообще заинтересовать. Первой отведя глаза в сторону, Сладкая немного помедлила, вновь стараясь подобрать нужные слова. А после, собравшись с духом, произнесла имя посетителя, совсем не замечая того, как от этого оказалась шокирована и растеряна ее собеседница.

***

      Ещё никогда в жизни она не чувствовала себя столь неуверенно. Сейчас, стоя около ворот нужного ей особняка, девушка понимала, что вся былая храбрость мгновенно улетучилась, оставляя после себя лишь страх, смешанный с липким чувством вины и какого-то стыда. Постепенно нарастающий внутренний конфликт почти заполонил и затуманил разум, однако четкое осознание того, что нужно довести дела до конца, было именно тем, что остановило ее от глупого побега. Долгие месяцы она не могла найти в себе силы постучать в дверь и посмотреть в глаза хозяевам дома. Точнее сказать, именно хозяйке. Чувствуя пожирающее внутренности диким огнем раскаяние, она понимала, что должна это сделать. Попробовать поговорить, извиниться или хотя бы как-то объясниться. Ждать понимания и прощения было бы, конечно, глупо, но надежда есть всегда, не так ли? Да, Раф страдала именно по ее вине, по ее ошибке, но разве теперь, спустя уже столько дней после того происшествия, она не имеет права выслушать обвинения в лицо и постараться прийти хоть к какому-то перемирию? Ури тяжело вздохнула, проклиная саму себя за совершенные ошибки. Предательство, измена, нож в спину, а после еще долгие месяцы вранья, которыми она одаривала единственную подругу изо дня в день. Девушка ненавидела себя за ту слабость и глупость, которые допустила, переспав с чужим женихом. Ненавидела самого Сульфуса, который не только позволил этому произойти, но и абсолютно не испытывал и доли того раскаяния, что свалилось на нее одну. Его, кажется, и вовсе повеселил этот недо-треугольник со всеми вытекающими последствиями. После всего этого Ури могла только догадываться о том, какую боль, должно быть, ощутила Раф, когда узнала, что любимый ею мужчина и лучшая подруга столько лет ей лгали. Но ведь это было только ради ее блага. Видя, как блондинка и так страдает от уз не самого счастливого брака, Ури просто не знала, как правильнее будет открыть правду. Да и нужна ли была эта самая правда хоть кому-нибудь из них? Разве чье-то существование стало бы от этого проще? Нет. Поэтому ей приходилось стискивать зубы раз за разом и стыдливо отводить глаза в пол всякий раз, как внезапно проснувшаяся совесть напоминала о произошедшем. Была ли Ури рада, что всё наконец открылось? Нет. Стало ли ей от этого легче? Определенно. Ведь порой, смотря в столь доверчивые и грустные глаза подруги, девушка читала там лишь одну фразу: «Пожалуйста, Ури, хотя бы ты никогда не предавай меня, пожалуйста, будь рядом, иначе я попросту не выживу». И Ури, проглатывая огромный ком в горле, тихо кивала, обещая, что не уйдет. Для Раф, с которой они познакомились еще подростками и столько лет шли бок о бок, действительно было важно, чтобы поблизости был человек, которому можно доверять. Ведь иначе она бы попросту сломалась. Всё это время Ури была для нее опорой и крепким плечом, за которое та всегда могла ухватиться, чтобы подняться с колен после тяжелого падения. Ури поддерживала, давала возможность высказаться, вовремя утирала слезы и всегда находила слова утешения. Она всегда могла нащупать ту тонкую грань, за которую нельзя переходить и сразу чувствовала, если сказала что-то не то. И Раф действительно была ей благодарна. Блондинка не единожды говорила, что совершенно не представляет жизни, в которой нет Ури. Она, столь зачарованно и по-детски безрассудно смотря на этот опасный мир, совершенно не видела горькой правды и возможных угроз. Поэтому, с самой их первой встречи, роль защитницы и своеобразного ангела-хранителя взяла на себя именно Ури, которая, в отличие от подруги, умела трезво и сурово размышлять, а также никогда не велась на дешевые спектакли. Долгое время ей удавалось удерживать Раф от глупых ошибок юности, что могли перерасти в тяжкие последствия. Однако… где-то, видимо, она все же дала слабину или попросту не заметила приближающейся бури. Девушка с самой первой встречи невзлюбила Сульфуса, стараясь всеми силами оградить Раф от его компании, ведь прекрасно понимала, чем все это может кончиться. Ей совершенно не хотелось видеть этого отвратительного и лживого мерзавца рядом со своей «подопечной», однако эту битву она проиграла еще задолго до того, как успела понять всю масштабность трагедии. Блондинка действительно была слишком очарована и влюблена, чтобы здраво оценить и разглядеть его дьявольскую сущность.       Ури с трудом помнит тот день, когда, слегка подвыпившая, оставила счастливую невесту наедине с помощницами, которые в тот момент зашнуровали корсет ее свадебного платья. Да, алкоголь был тогда самой огромной ошибкой, ведь она, к тому же, являлась главной подружкой невесты, однако девушка знала, что иначе не сможет пережить этот день спокойно. Нервы шалили до предела, и, казалось, еще чуть-чуть — и она разнесет все помещения к чертям собачьим, ведь, несмотря на все мольбы не совершать этого, Раф ее не послушала. Она по собственной воле выходила замуж за тирана, который определенно превратит ее жизнь в ад, и чью алчную душонку не мог разглядеть никто, кроме Ури. Тогда дело едва не дошло до огромного скандала, ибо Раф была жутко недовольна пьяным видом подруги, отчего отправила ту немедленно умыться и хоть немного прийти в себя, пока не началось торжество. Ну Ури и пошла. За полчаса до начала свадьбы. А там уже и произошло то, о чем она будет жалеть до конца своей жизни. Было ли шуткой богов то, что на своем пути она тогда встретила именно Сульфуса? Даже сейчас, сквозь пелену мутных пятен и размытых воспоминаний, она отчетливо помнит его глаза, полные какого-то нахального самодовольства, ехидства и злобы. В них не было и ни намека на влюбленность или счастье. Все слова, сказанные ему в тот момент, невозможно воспроизвести в памяти вновь, однако его реакция, когда, посерев от злости, мужчина схватил ее за подбородок, мелькает перед глазами яркими картинками. Она помнит привкус едкого табака, когда он грубо поцеловал ее, и ненавидит себя за то, что ответила ему. То, что произошло между ними в одной из уборных дальше, воскрешать в памяти явно не хочется. Вместо этого на нее вновь наваливается то чувство отвращения, какой-то использованности и мерзости к самой себе, которые окутывали после того странного секса. В тот миг она будто за секунду протрезвела, а значит смогла, наконец, здраво оценить произошедшее. Ури никогда не поймет, как смогла допустить подобное. Боже, она ведь не была так уж и пьяна от каких-то пары-тройки бокалов вина, которые употребила исключительно для расслабления. Неужели… неужели она и сама этого хотела? Неужто простое желание оградить Раф от ошибок могло в один момент смениться чувством ревности и какой-то зависти? Тогда, стоя на дрожащих ногах и застенчиво стягивая подол платья вниз, Ури умирала от чувства стыда и не знала, как теперь смотреть в глаза подруги. Сульфус же, кажется, не придал этому большого значения, ведь на его лице не дрогнул ни один мускул, даже когда буквально через пять минут держал и обнимал свою невесту. Сейчас, смотря на одно-единственное неосвещенное искусственным светом окно, Ури, до крови закусывая губы, видит, как перед глазами промелькают уничтожающие разум образы из прошлого: полный боли и слез взгляд Раф, когда та наконец узнала горькую истину, тщетные попытки связаться и поговорить с ней все эти месяцы, и тот злополучный день отвратительной свадьбы, когда Сульфус раз и навсегда смог заткнуть ей рот. «С абсолютно невозмутимым видом поправив на себе рубашку, а после потянувшись к расстегнутой ширинке брюк, мужчина буквально за пару секунд привел себя в полный порядок. Из-под полуопущенных ресниц наблюдая за тем, как он надел на себя пиджак и пригладил волосы, Ури продолжала сидеть на полу и обдумывать произошедшее. Окончательно разочаровавшись в нем и самой себе, она совершенно не знала, что делать дальше. Но, по крайней мере, окончательно убедилась в том, что он никогда не любил Раф, и это отнюдь не было чем-то шокирующем для нее. — Надеюсь хотя бы теперь ты перестанешь вставлять мне палки в колеса и настраивать мою дорогую будущую женушку против меня, — самодовольно протянул Сульфус, безразличным взглядом скользя по стрелкам наручных часов. — Ведь если я еще хоть раз замечу подобное, то непременно расскажу ей о том, что произошло между нами сегодня. Не думаю, что ты, как истинная… подруга, — это слово было сказано с особой, насмешливой интонацией, — захочешь причинять ей боль. Не так ли? — Зачем Раф тебе вообще? Это какой-то план? — безжизненным голосом спросила девушка, чувствуя, как нещадно першит в горле. — Я просто люблю ее, — слишком неестественно соврал Сульфус, даже не потрудившись над тем, что бы это звучало чуточку правдоподобней. — Нет… так нельзя, я не позволю ей связать свою жизнь с таким чудовищем, как ты, — дрожа всем телом от разрывающего чувства несправедливости и огромного желания врезать ему, прошептала Ури, вставая с пола. — Я расскажу ей все, и она наконец увидит твое истинное лицо, пока не стало слишком поздно. Тяжело дыша и утирая текущие по щекам слезы, вызванные гадким отвращением к самой себе, девушка коснулась дверной ручки, намереваясь пойти и сделать то, что только что озвучила. — Думаешь, это что-то изменит? — насмешливым и одновременно угрожающим тоном прошипел брюнет, понимая, что точно не позволит ей сорвать свадьбу. Здесь собралось слишком много журналистов и влиятельных людей, которые не забудут ему такого позора, как сбежавшая из-под алтаря невеста. Поэтому он остановит эту идиотку, даже, если придется свернуть ей шею. — Раф слишком любит меня, чтобы поверить в это. А если даже и поверит, то рано или поздно простит и вернется. Она и дня без меня не проживет. А что насчет тебя? Ты так уверена в том, что она поймет и примет назад ту, что чуть не увела у нее любимого мужчину и испортила свадьбу? Ты явно переоцениваешь силу женской дружбы, дорогая Ури. Медленно развернувшись и смотря ему прямо в глаза, девушка постепенно переваривала произнесенные только что слова, а потом столь же медленно отпустила дверную ручку. Сульфус был прав, и он только что выиграл их финальную битву. Теперь она никогда не сможет спасти Раф от него, ведь иначе он разрушит все, что ей так дорого. Поймав ее абсолютно растерянный и потухший взгляд, мужчина понял, что все прошло точно по плану. Ухмыльнувшись и мысленно похвалив себя за столь хорошо проделанную работу, Сульфус прошел мимо, первым выходя из уборной и направляясь туда, где, по его скромным подсчетам, должна была сейчас находиться его милая невеста.»       Быстро моргнув несколько раз, Ури вернулась в реальность, перестав мучить себя горькими воспоминаниями прошлых ошибок. Сколько минут она уже провела вот так в раздумьях, которые стремительно убивали в ней остатки решительности? Десять, пятнадцать? Оторвавшись спиной от холодного металла своей припаркованной машины, девушка все же заставила себя собраться с мыслями. Хорошо хоть, что додумалась не подъезжать ближе к особняку, а остановиться здесь, иначе бы охрана непременно устроила лишний допрос. Лучше немного прогуляться пешком, еще раз обдумать то, что хочет сказать и немного успокоиться. За все годы Ури бывала здесь всего один раз, ведь сначала не приезжала по собственному желанию из стыда и чувства гордости, а затем Сульфус и вовсе оградил Раф от внешнего мира. И какой черт только дернул ее приехать сюда в тот день, когда открылась правда? Лучше бы они и дальше молчали. Подойдя к воротам особняка и, дождавшись, когда охрана, проверив ее на оружие, пропустит, девушка прошмыгнула внутрь, идя по маленьким аллеям. Остановившись напротив входной двери, Ури неуверенно постучала, ожидая, пока кто-то из прислуги выйдет к ней. Да, она прекрасно помнила, что попасть в сам дом — довольно долгая и нудная процедура, ведь без личного разрешения одного из хозяев дома это попросту невозможно. А есть ли у нее возможность получить это самое разрешение? Сульфус вряд ли уже вообще ее помнил, а если и так, то едва ли ему есть до нее дело и время. А что насчет Раф… последние месяцы, когда Ури пыталась связаться с подругой через сотовую связь, та никогда не брала трубки и не отвечала на сообщения. Возможно, она уже навсегда и совершенно безвозвратно вычеркнула из своей жизни предательницу, что посмела однажды с ней столь жестоко поступить. Если это окажется действительно правдой, то девушка, получается, приехала сюда совершенно напрасно. Но это не может быть так, ибо помимо желания объясниться и получить прощение, Ури преследовала еще одну цель. Она пришла сюда, чтобы помочь Раф. Да, она ведь была прекрасно осведомлена о всех бедах, что приключились с ее подругой. Сначала похищение, теперь прерванная беременность и проблемы со здоровьем. Ури как никто иной знала, в каком сейчас, должно быть, состоянии находится Раф. И она единственная, кто может помочь вытащить ее из этого омута. Возможно, ей больше вообще не стоило вмешиваться в ее жизнь, но она так не могла. Предав Раф однажды, девушка поклялась, что больше никогда не допустит этого вновь и не оставит ту одну. Поэтому, прочитав в свежем выпуске газет столь страшные новости, на секунду она даже потеряла дар речи. Вездесущим журналистам удалось прознать столь интимные подробности жизни молодой семьи, а после даже сделать парочку фото, на которых ее подругу увозят на скорой. Вишенкой на торте этой статьи стало публичное заявление самого Сульфуса, который пытался хоть немного унять нетерпеливую прессу и пресечь разного рода слухи. Он пояснил, что его жена еще не оправилась от шока после потери второго ребенка, а также попросил перестать их преследовать и заявил, что давать интервью она не будет. Сказать, что Ури была обескуражена — значит не сказать ничего. Сначала похищение, теперь выкидыш. Плюс ко всему этому она прибавила загадочное исчезновение Гейба, что был последним другом Раф после нее и который будто в воду канул. Блондинка осталась совершенно одна, погруженная в собственную боль и окруженная стервятниками. Ури не могла сидеть сложа руки, даже несмотря на то, что ее ненавидят. Хотя, полное осознание именно такого к ней отношения пришло не сразу. Да, она знала, что Раф обижена, подавлена и разбита. Однако Ури до последнего надеялась на прощение, зная отходчивый характер подруги. Но его не было. Даже умирая от боли и одиночества, сходя с ума от отчаяния, Раф ни разу не попросила о помощи и даже не позвонила. Раньше, даже во время крупных ссор, блондинка бежала к ней, чтобы ни произошло. Но теперь, пережив подобного рода потрясения, она не просила спасения сама и не принимала, когда его предлагают. Ведь за целых две недели Раф не ответила ни на одно сообщение бывшей лучшей подруги. Все-таки удивительно, как одна маленькая правда может разрушить то, что строилось и так упорно оттачивалось годами. За дверью послышались тихие шаги и уже через секунду на порог выглянула одна из служанок, встречаясь с гостьей заинтересованными взглядами. Ури с удивлением рассматривала миниатюрную девушку с малиновыми волосами, округлым детским личиком и добрыми серыми глазами. — Могу ли я узнать цель вашего визита, миссис?.. — пискляво протянула служанка, немного смутившись от того, что даже не знает, как обращаться к гостье. — Мое имя Ури. Я пришла, чтобы увидеться с хозяйкой этого дома, — невозмутимо ответила девушка, стараясь скрыть волнение. — К Раф?.. — в серых глазах промелькнуло непонимание и удивление. — Простите, но она не хочет пока никого видеть. Ей нездоровится. Услышав подобную фамильярность от обычной прислуги, Ури поморщилась. Никогда прежде она не замечала, чтобы подруга подпускала к себе кого-то, ссылаясь на то, что абсолютно каждая женщина, работающая в этом доме, шпионка или любовница ее не самого верного мужа. А что шатенка наблюдает теперь? Кажется, ее вполне успешно заменили. Хотя, возможно, она просто раздувает из мухи слона и ничего подобного в действительности нет. Во всяком случае, время покажет. — Именно поэтому я здесь. Я пришла, чтобы поговорить и помочь своей подруге. Буду благодарна, если вы все же пропустите меня внутрь. На улице довольно прохладно. В этот раз недовольным взглядом ее одарила сама Дольче. — В таком случае мне нужно попросить разрешение господина Сульфуса, — торопливо прощебетала девушка, стараясь не забывать о правилах. — Он будет крайне недоволен, если я пущу кого-то в дом без его разрешения. Вы можете подождать в прихожей. — Сульфус может катиться прямиком к черту, — раздраженно пробубнила Ури, переступая порог. — Едва ли он позволит нам снова увидеться, — это было сказано очень тихо, но стоящая рядом Сладкая все же смогла разобрать слова. Она не знала, как правильнее будет поступить в подобном случае. Ей впервые в жизни приходилось видеть этого человека, и уверенности в том, что стоит впускать гостью без разрешения, почти не было. А вдруг это какая-то шпионка или журналистка, которая сможет причинить им вред и неудобства? Стоит ли вообще доверять словам того, кого совсем не знаешь? Но, с другой стороны, Дольче охватывали странные сомнения. Она чувствовала какую-то жалость и сочувствие, ведь эта дрожь и нотки отчаяния в голосе говорили о том, что Ури не лжет. Заставив себя напрячь память, она вспомнила о том, как Раф вскользь упоминала это имя, а значит, они действительно были знакомы и, возможно, даже очень хорошо. Думая о подруге, которая уже столько дней не встает с кровати, погрязнув в депрессии, Дольче очень хотела ей чем-нибудь помочь. А вдруг это получится именно у этой девушки? — Хорошо, я извещу Раф о вашем приходе, — неуверенно сдалась Сладкая, надеясь лишь на то, что никогда не пожалеет о своей маленькой вольности. — Пойдемте за мной, пока нас не увидел кто-нибудь лишний. Ури кивнула, мысленно празднуя свою маленькую победу и следуя точно по пятам своего сопровождающего.

***

      Блондинка шумно ловила ртом воздух, пытаясь в полной мере осмыслить услышанное. Ей ведь не могло показаться, верно? Она только что услышала имя своей бывшей лучшей подруги, которая — подумать только! — заявилась сюда и стоит прямо за дверью. Она почувствовала, как мгновенно вспотели ладони от какого-то странного волнения. Чуть приподнявшись на локтях, Раф недоверчиво покосилась в сторону стоящей рядом Дольче, которая, кажется, ощущала себя здесь столь же некомфортно. Однако сил на то, чтобы что-то сказать, попросту не было. Как и какого-то желания. Образовавшаяся в сердце пустота была слишком большой, а теперь к этому прибавились еще и старые раны. В голове что-то сильно кольнуло от переизбытка эмоций, и Раф, нахмурившись, вновь приняла лежащее положение, ненадолго прикрыв глаза. А потом едва заметно кивнула. Дольче, одарив ее грустным взглядом, тихо вышла, давая сменить себя другому человеку. Ури, нервно переминаясь с ноги на ногу, остановилась в нескольких метрах от кровати подруги. И, рассмотрев ее, ужаснулась. Не такой она помнила свою подругу. Её Раф, несмотря ни на что, всегда старалась выглядеть хорошо. Ей тогда даже с трудом удавалось заметить подвох — блондинка умело скрывала любые синяки и ушибы, оставленные мужем. Она никогда не теряла надежды и пусть так глупо, но продолжала бороться. Надеяться. Ждать. Сейчас же в ее абсолютно потухших и стеклянных глазах Ури могла прочитать только одно — безразличие ко всему в этом мире. Казалось, что боль будто настолько успела поглотить ее в своих объятьях, что буквально стала с ней одним целом. Раф была потеряна не только для окружающих, но и для самой себя. Сколько горя и отчаяния она уже успела испытать и пережить? А сколько ждало впереди? Ури не знала и половины того, что происходило, но чувствовала свою вину все сильнее. Похудевшая и изможденная до невозможности, с огромными синяками от постоянных капельниц и едва заметными шрамами на запястьях — вот такой была ее подруга, которую Ури предала и оставила одну. Но даже это не было самым страшным. Более ужасающим было осознавать то, что даже умирая от боли, будучи полностью сломленной и изможденной, Раф ни разу ей не позвонила. Не попросила о помощи и не сказала ни слова. Ей было гораздо легче сгорать в этом адском пламени в одиночку, чем позвать ту, кто когда-то была ближе всех остальных. Именно в этот момент Ури осознала, что потеряла ее. — Раф, — имя сорвалось с губ так тихо и просто, впервые за столько месяцев, — пожалуйста, поговори со мной. Ответа не последовало, и эта давящая на уши тишина сводила с ума. Ури сейчас бы отдала все, что угодно ради того, чтобы на нее кричали, обвиняли и высказывали все обиды в лицо. Да хоть что-нибудь. Только не это безразличие. — Умоляю, скажи мне что-нибудь, — это прозвучало с каким-то отчаянием и почти истраченной надеждой в голосе. — Я знаю, что совершила огромную ошибку, сделала тебе больно, предала и молчала. Но я боялась. Клянусь, я хотела все тебе рассказать, но не могла причинять еще больше боли, видя, как ты и так страдаешь от нападок Сульфуса. Пожалуйста, Раф, хотя бы просто посмотри на меня… я больше не могу так жить, мне слишком тяжело без тебя, мы ведь всегда были подругами, — слова постепенно переходили на крик, иногда заглушаемые всхлипами. Ури дрожащей рукой стерла стекающие по щекам слезы, не желая верить в то, что всё это напрасно. Лежащая перед ней девушка даже не удостоила ее взглядом и никак не отреагировала на все произнесенное минутой назад. — Надеюсь, ты сказала все, что хотела, — с трудом выговаривая слова и морщась от сухости в горле, проговорила Раф стальным голосом. — Если это так, то можешь идти и больше никогда не возвращаться. — Не прогоняй меня, — жалостливо прошептала Ури, в отрицании качая головой. — Я ведь здесь, чтобы помириться и помочь тебе. Пожалуйста, прости меня, давай начнем все сначала. Мы ведь знаем друг друга полжизни… я не смогу двигаться дальше без тебя. Сжав в кулаке одеяло, блондинка изо всех сил старалась не показывать своих истинных чувств и не поддаваться лживым речам. Она не может позволить себе такую роскошь, как прощение человека, который совершенно того не заслуживал. Не после такого. То, что она уже хотя бы просто позволила ей войти и говорить, значило слишком много. Это было как в знак памяти об их старой дружбе. Раф позволила ей высказаться и быть услышанной, ведь и сама понимала, как это важно. Но не более. — Ты очень двуличный человек, — едва заметно улыбнувшись уголками губ, сказала Раф, — ты знала, как сильно я любила Сульфуса и как болезненно реагирую на подобные вещи. Ты называла его ублюдком, но при этом сама прыгала к нему в койку бог знает сколько раз. Вы были для меня самыми близкими в жизни людьми и при этом позволили себе такую подлость. Спустя столько лет его поступки меня уже давно перестали удивлять, но ты, признаю, буквально выбила у меня почву из-под ног. В тот момент мой мир остановился и развалился как карточный домик. А теперь ты приходишь сюда, что-то требуешь и говоришь о том, что хочешь мне помочь. Человек, воткнувший мне нож в спину, протягивает теперь руку помощи, — на этих словах она горько усмехнулась. — Но я даже не могу найти в себе силы, чтобы посмотреть на тебя и не думать о том, какой я была идиоткой. Я не желаю видеть тебя и слышать твой голос, и уж тем более не хочу твоего мнимого сочувствия. Я лишь хочу, чтобы ты просто исчезла из моей жизни и никогда в ней больше не появлялась. Ури слушала подругу не перебивая. Она просто не могла поверить в услышанное… Да, девушка понимала свою вину и была согласна с обвинениями, но смириться с приговором — никогда. Раф, которую она знала раньше, умела прощать и давать вторые шансы; была отходчивой и доброй. Но, кажется, жизнь в этом аду здорово ее закалила и изменила: теперь от нее прежней были разве что одни воспоминания, ведь поменялось все — начиная от внешности, взгляда, характера и поступков и заканчивая душой. Она больше не была той маленькой и милой невинной солнечной девочкой, теперь это скорее холодная, жесткая и беспощадная женщина. И такой ее сделал именно Сульфус. Он наконец достиг своей цели. Но каким путем? — Посмотри на нас, — сев в кресло напротив кровати и закрыв лицо руками, прошептала Ури, — на то, какими мы обе стали из-за него… Неужели ты не видишь, что Сульфус добивался этого с самого начала — рассорить нас и заставить тебя стать его подобием? — Можешь считать, что у него это получилось. С твоей подачи. — Боже, Раф, молю, услышь меня! Я пришла сюда не только для того, чтобы просить прощения для себя, но и для того, чтобы хоть как-то тебе помочь. Я знаю, что ты потеряла ребенка, — на этих словах лежащая к ней спиной девушка резко вздрогнула, — и знаю, как ты страдаешь от этого. Дети всегда были для тебя самым главным, я помню, как ты боролась за жизнь Кола и как радовалась абсолютно каждому его вздоху. Ты можешь и дальше ненавидеть меня, но хотя бы просто поговори со мной, чтобы… чтобы тебе стало легче. «Смерть этого ребенка — моя расплата за совершенные грехи, и от разговора об этом мне не станет легче. Я дважды чуть не убила его и то, что высшие силы забрали его, когда он стал для меня новым, еще одним смыслом жизни — только моя вина», — про себя подумала Раф, едва сдерживая слезы и чувствуя, как боль вновь вырывается наружу. — Уходи, Ури, я хочу побыть одна, — пропустив ее слова мимо ушей, процедила блондинка, зная, что нельзя позволить себе быть откровенной с этим человеком и вновь пускать в свою жизнь. — Раф, я… — замешкалась гостья, не веря в то, что ей придется уйти с пустыми руками и невыполненной задачей. — Убирайся, пока я не позвала охрану, — теряя терпение, более жестко повторила она и прикусила нижнюю губу до крови, чтобы не поддаться чувствам и не проявить слабость. Нельзя, иначе это ей вновь аукнется потом. Пора начинать учиться на своих ошибках. Горько улыбнувшись, Ури встала со своего места и, бросив на бывшую подругу последний взгляд, скрылась в коридоре, чтобы навсегда покинуть это место, пропитанное запахом смерти, лжи и одиночества. Но, сделав пару шагов, вновь столкнулась со служанкой, которая проявила понимание и доброту, а после привела ее сюда. И пусть никакого толку от этого добиться не получилось, девушка оставалась ей благодарна хотя бы за тот риск, на которой ради нее пошли. Посмотрев на нее, Ури увидела в ее глазах столько же отчаяния и грусти, сколько скопилось и у самой в душе. Может ли быть так, что эта незнакомка о чем-то жалела столь же сильно, насколько и она сама? Но, даже если это и так, ей не должно быть до этого никакого дела. — Ты ведь для Раф не просто одна из простой прислуги, работающей на ее мужа, не так ли? У нее к тебе другое отношение, и то, что ты пошла на риск, пустив меня ради того, чтобы я попыталась ей помочь… — на этом моменте возникла неловкая пауза, ведь они обе понимали, что ничего не получилось, — это говорит само за себя: она дорога тебе в той же степени. Могу предположить, что вы подруги и, как бы мне не было грустно от осознания, что мое место заняли, я рада, что Раф не одна. Ей нужен кто-то рядом. Постарайся только не повторить моих ошибок. Дольче непонимающе посмотрела на собеседницу, на мгновение даже потеряв дар речи. — О чем вы? Девушка снисходительно улыбнулась, наклонив голову набок. Когда-то точно так же она предупреждала саму Раф, слово в слово, но та, естественно, не послушалась. Но сейчас ведь все совершенно по-другому, не так ли? — Постарайся держаться подальше от Сульфуса, — серьезным тоном прошептала Ури, чуть наклонившись. — Он так или иначе будет делать все, чтобы отобрать у своей жены всех, кого она любит и заставит ее остаться одну. Я, к сожалению, попалась на ловушку раньше, чем осознала последствия. Но ты должна быть умнее. Не оставляй Раф здесь одну. Открыв от удивления рот и пытаясь придумать внятный ответ, Дольче с трудом обрабатывала полученную информацию. Она почти ничего не знала об этой гостье, но зато та, кажется, знала буквально все. Неужели ее слова правда, и Сульфус действительно поступает так со своей супругой? Да, она понимала, конечно, что отношения у них не самые крепкие, но чтобы вот так… Оторвав взгляд от пола и спешно кивнув, Дольче проводила взглядом удаляющуюся фигуру незнакомки, которая едва ли окажется здесь когда-нибудь вновь.

***

      С трудом проглотив несколько отвратительных на вкус таблеток, Раф поморщилась. Пить эту гадость, прописанную врачами, было нелегко, однако выбора ей не оставили — у прислуги был четкий приказ следить за ее здоровьем. И смотреть на то, как эти женщины с абсолютно кислым выражением лица и полными какой-то зависти глазами подают ей стакан воды или пытаются чем-то помочь, было довольно унизительным. Поэтому, решив положить этому конец, она заставила себя встать с постели. — Боже, неужели ты… Раф, осторожно! — взволнованно воскликнула Дольче, которая находилась неподалеку и в тот же момент рванулась к ней. Она совершенно не ожидала подобного поворота событий так скоро, но, несмотря на первоначальный шок, сумела быстро отреагировать, когда стало нужно. Её подруга, которая почти ничего не ела все эти дни и постоянно проводила в слезах, была почти что полностью лишена сил. Поэтому, встав на ноги, она покачнулась и присела обратно, крепко держа за руку подоспевшую служанку. — Помоги, пожалуйста, принять мне ванну и попроси о том, чтобы принесли еду, — тихо произнесла девушка, рассматривая подол своей ночной рубашки. В голову тут же ударили неприятные воспоминания и ей показалось, что по ногам будто снова потекла кровь, пачкая собой простыни и одеяла. Глаза защипало от непрошеных слез, однако Раф, крепко сжав челюсти, взяла себя в руки. Пора перестать горевать о том, что никогда уже не сможешь изменить. Её ребенок мертв, но она, по крайней мере, жива и у нее есть сын, который нуждается именно в ней, а не в каких-то гувернантках. — Да, конечно, сейчас, — закивала головой Дольче и тревожно посмотрела на блондинку, заметив как та вновь стала белее снега. Сейчас она очень боялась, что может случиться новая истерика и придется звать врачей. — Если хочешь, мы можем приготовить для тебя другую комнату, поживешь там, пока… — она на секунду замешкалась, стараясь осторожно подбирать слова. — Пока все плохие воспоминания не сотрутся из памяти. — Нет. Я никогда и нигде смогу об этом забыть. Нужно просто научиться жить дальше, — в голубых глазах отчетливо читалась боль и отчаяние, однако голос звучал как никогда твердо. Не желая продолжать этот бессмысленный спор, Дольче кивнула, а после помогла своей собеседнице встать с кровати, давая опереться на себя. Закончив с ванным процедурами и заставив себя проглотить несколько ложек совершенно безвкусной для нее еды, Раф подошла к шкафу. Стараясь не смотреть в зеркало, чтобы вновь не почувствовать себя жалкой, она наспех взяла оттуда несколько платьев. Еще не так давно они с трудом налезали на ее стремительно растущий живот, а теперь буквально висели. Едва ли в ее гардеробе осталось еще что-то, что будет ей по размеру, ведь такой худой она была очень давно — до того, как Сульфус сменил ее имидж, опираясь на свой вкус и статус. Подобрав себе более-менее подошедшую одежду и расчесав волосы, блондинка впервые за последние дни решилась на то, чтобы покинуть комнату. В предыдущий раз это кончилось очередным потоком боли и разочарованием в собственном супруге, поэтому теперь она пообещала себе постараться держаться от него подальше. Можно было, например, пойти в сад и погулять там вместе с Колом. Дойдя до единственной детской комнаты в этом доме, Раф осторожно проскользнула внутрь, понимая, как соскучилась по своему сыну, которого не видела всего несколько дней. Пусть гувернантки и приносили его в надежде порадовать хозяйку, тех коротких минут было мучительно мало. — Простите, но мальчик сейчас спит, — тихо прошептала ей одна из женщин, — если хотите, я могу его разбудить. — Нет, не стоит, — покачала головой девушка, понимая, что это будет совершенно неправильно, — я зайду попозже. Покидая комнату сына, Раф ощутила какое-то странное волнение внутри. Однако, списав всё на свой собственный стресс, она решила это проигнорировать.

***

Серое небо и порывистый ветер не предзнаменовали ничего хорошего, поэтому, сняв с крючка свою куртку, девушка спустилась на первый этаж, идя по бесконечным коридорам с целью выйти на улицу. Она знала, что, как минимум, придется еще подождать своего телохранителя, однако все равно шагала торопливо. Преодолевая одну общую комнату за другой, Раф хотела как можно скорее выйти к прихожей и подождать там, чтобы, не дай бог, не встретиться с кем-нибудь. Когда ее рука уже было коснулась дверной ручки, рядом послышались чьи-то тихие шаги, и прямо в этот момент она прокляла весь мир. — А я думал, что теперь ты ведешь исключительно затворнический образ жизни, — с нотками ехидства и откровенного веселья в голосе проговорили за ее спиной. — Не знал, что ты все-таки решила выйти за порог своей комнаты. Раф глубоко вздохнула, поднимая голову к потолку. — Пожалуйста, только не сегодня, Сульфус, — спокойно ответила девушка, даже не обернувшись, — я еще не готова к тому, чтобы опять начинать ссориться. — А разве сейчас мы ссоримся? Медленно развернувшись, она встретилась взглядом с его глазами, в которых читалось удивление, непонимание и доля иронии. — Каждый наш разговор так или иначе приводит к одному, — покачала головой Раф, — сегодня я этого не хочу, — и это было правдой. Она боялась, что вновь не сдержится, скажет что-то лишнее и ухудшит положение дел еще больше. Это было бы огромной ошибкой. — Так почему же нам не попробовать поговорить спокойно и обсудить все произошедшее? — спускаясь по лестничным ступенькам и приближаясь к жене, спросил Сульфус. То, как он явно сокращал расстояние между ними и буквально прижимал к стенке, заставило ее нервничать. — Я ведь отнюдь не то чудовище, которым ты меня вообразила. — Кажется, мы всё уже сказали друг другу еще в прошлый раз. И поплатились за эти слова, — дрожащим голосом произнесла Раф, а после тяжело вздохнула. Если бы только можно было вернуть время вспять и все изменить… Да, она жалела о том, что сказала ему в тот вечер; жалела, что вообще подошла к нему. Ведь это не только стало началом разрушительной цепочки, отобравшей у них дочь, но и тем, что чуть не отвратило их друг от друга навсегда. В тот вечер она поклялась, что уничтожила всю свою любовь к нему, но всего одна потеря, всего один взгляд на то, как он был рядом с Грейс, вполне хватило для того, чтобы осознать, что это не так. Несмотря на все его поступки она никогда не переставала его любить. И боль от этого осознания перемешалась с острой обидой за то, что он так ни разу не пришел к ней за эти дни. Но даже сейчас, вместо того, чтобы накричать на него за это, Раф хотела совершенно другого. Обнять. Сульфус подошел к ней еще ближе, с удовольствием наблюдая за диким испугом в ее глазах. Кажется, он без всяких слов смог понять все, о чем она сейчас думала. И это не могло не потешить его самолюбие. — И как же нам теперь жить дальше, после всего, что мы друг другу сказали? Опять потребуешь у меня развода? Раф отрицательно покачала головой, не прерывая зрительного контакта и замечая, как он удивился в ответ на это. — Даже если я получу его, ты никогда не отдашь мне сына и едва ли позволишь нам видеться. Теперь Николас вновь стал моим единственным смыслом, и если ради того, чтобы быть с ним, мне придется забыть о себе и всю жизнь прожить в твоей клетке, я сделаю это. Но никогда не позволю нас с ним разлучить. Ведь… ведь если с ним что-то случится, я потеряю последний интерес к жизни. — Я тоже, — одними губами прошептал мужчина, чувствуя, как близки были и ему самому эти слова. Блондинка, закрыв рот ладонью, тихо хихикнула и отошла от него на пару метров. — Посмотри, что с нами стало, Сульфус, — горько усмехнулась она, совладав, наконец, с эмоциями. — Разве когда-нибудь ты мог подумать о том, что однажды мы станем именно такими? Мы едва можем терпеть присутствие друг друга больше пяти минут и проклинаем за совершенные ошибки, но все равно остаемся рядом. И все ради одного маленького мальчика, которому нужна иллюзия правильности и целостности семьи. Мальчика, чьего появления на свет могло вообще и не быть, ведь происходило столько всего… Не дождавшись, пока она закончит, мужчина спешно ее перебил: — Значит так суждено. Не думай о лишнем понапрасну, если не хочешь сойти с ума раньше времени. — Но я и так уже схожу, Сульфус, — проглатывая огромный ком в горле, обреченно прошептала Раф. — Все, о чем я могу думать, закрывая каждый раз глаза — это наша дочь, которую мы потеряли. Если нам суждено, то почему ее забрали? — по щекам потекли слезы, пропитанные горем и отчаянием, скопившемся в душе. — Скажи, ты хоть раз думал о ней? Это был твой ребенок, но тебе, кажется, абсолютно плевать на это. — Я думал о ней гораздо чаще, чем необходимо. И я знал, что тебе больно, поэтому дал время, чтобы прийти в себя. — Ты оставил меня одну! — взорвалась девушка, удивляясь его лицемерию. — Ты был нужен мне, Сульфус, но ты ни разу не пришел. Слегка оторопев от подобного заявления, мужчина с минуту обдумывал ее слова. Неужели она правда так нуждалась в его присутствии? Но почему тогда просто не пришла сама? Он-то ведь думал, что Раф стоит побыть одной и не тревожиться. Но, кажется, в этот раз он здорово просчитался. Смотря на то, как стоящая перед ним супруга беззвучно льет слезы, содрогаясь всем телом, Сульфус впервые ощутил какой-то странный укол жалости. Подойдя ближе, он силой притянул к себе и прижал ее голову к своей груди. Не контролируя свои действия и пытаясь выбраться из вдруг захлопнувшейся «ловушки» его рук, Раф кричала, чтобы он оставил ее в покое. Пытаясь причинить и показать ему хотя бы частичку своей боли, девушка несколько раз ударила изо всех сил, но он, кажется, даже и не заметил этого. Сдавшись через несколько минут, она безвольно размякла, позволяя себе столь приятную слабину. Мужчина лишь крепче держал ее, изредка поглаживая по волосам и давая выплеснуть все скопившееся эмоции. Ведь она действительно была права. У него находилось множество отговорок и куда более важных дел, из-за которых он не позволил себе быть с ней рядом в самое тяжелое время. Сульфусу, как и всегда, было абсолютно плевать и интересовало его совершенно не это. Он веселился, проводил время с другими женщинами, пил и жил дальше так, будто ничего не произошло. И отнюдь не чувствовал за это вины перед ней. То, какой беззащитной, слабой и потерянной она сейчас выглядела, довольно сильно смогло его удивить. Где же та бойкая, язвительная и не терпящая несправедливости Раф, которая не так давно обвиняла его во всех смертных грехах? Ее громкие слова о ненависти до сих пор отдавались звоном в ушах, однако брюнет решил не вспоминать об этом прямо сейчас. Женушка непременно ответит за каждое свое непростительное выражение в его адрес, но только потом. Играть со сломанными игрушками никогда не было чем-то захватывающим или хотя бы просто интересным, ведь они быстро надоедают. Сначала он даст ей время прийти в чувства, а потом лично бросит в огонь, заставляя вымаливать прощение и во всеуслышание признать поражение. В тот день, когда Раф сказала, что ее тошнит от него, Сульфус никогда не сможет забыть. Тогда он был очень зол и решил причинить ей ответную боль не менее грубыми словами, однако после, переосмыслив, посчитал нужным поступить хитрее. Он сделает вид, что простил и забыл; проявит свою милость, чтобы потом, когда она вновь ему откроется и сдастся, хорошенько проучить. Пусть дражайшая супруга будет считать, что смогла до него «достучаться» своими словами и что-то изменить. Так даже лучше. Ведь после, когда горькая правда и его виртуозная стратегия откроются, она не только окончательно подтвердит свою от него зависимость, но и проиграет их личную войну. Слегка ухмыльнувшись от собственных мыслей, мужчина аккуратно поднял ее голову за подбородок, заставляя смотреть на себя. Раф внутренне поежилась от его холодного и насмешливого взгляда, стараясь не обращать внимание на то, как он нежными и легкими движениями проводит по ее лицу. От его неторопливых, но таких приятных прикосновений девушка едва не теряла рассудок, из последних сил заставляя себя сопротивляться соблазну. Соскучившись до безумия, израненное сердце буквально кричало о том, чтобы прижаться к нему еще ближе и никогда не отпускать, однако разум вовремя ее останавливал, не давая совершить подобную оплошность. Сульфус едва сдерживал довольную улыбку, наблюдая за ее внутренней борьбой. Когда его лицо стало приближаться к ее, он заметил, как от волнения она даже перестала дышать. Раф вздрогнула, почувствовав его дыхание на своих губах, однако в самую последнюю секунду мужчина вновь использовал свой старый и проверенный трюк, поднявшись чуть выше и запечатлев поцелуй на ее щеке. Услышав, как шумно она выдохнула от какого-то разочарования, смешанного с отдаленным облегчением, брюнет понял, что добился того, чего хотел. Убрав волосы ей с плеча за спину, он приблизился к ее уху и тихо прошептал: — Вот видишь… А говорила, что тебе теперь плевать на меня. Маленькая лгунья. Запомни одну важную вещь, любимая, — Сульфус сделал секундную паузу, — никогда не стоит убеждать меня в чем-то, если ты сама не уверена в этом. Иначе я очень быстро доберусь до правды. Блондинка закрыла глаза, покрывшись мурашками по всему телу и судорожно думая, что ответить. Их недолгую и отныне молчаливую идиллию прервал звук чьих-то приближающихся с каждой секундой шагов. Сульфус чуть отодвинулся от жены, гордо выпрямившись и ожидая того, кто так не вовремя посмел оборвать их на самом интересном. — Сэр, простите, что прерываю, — в помещение ворвался запыхавшийся охранник, который пытался восстановить дыхание, — но это очень важно. — Скажешь мне об этом через пять минут, — раздраженно процедил хозяин дома, — а теперь выйди к чертовой матери. — Это касается вашего сына, — не унимался мужчина, выпаливая информацию как на духу. — Он пропал… В этот момент раздался оглушительный вой охранной системы, которая сообщала о том, что это не ложь. Сульфус тяжело сглотнул, мгновенно переваривая услышанное, а тихо находящаяся до этого в его руках Раф подняла испуганный взгляд на того, кто принес им эту страшную новость. Кажется, мир остановился ровно в ту же секунду.